ить Степан, но встретился взглядом с Туа-зой и обратился к ней, чуть изменив постановку вопроса:
     - Разве Галактическая Служба Спасения берет плату за свои услуги?
     Она пожала плечами:
     - На планетах империи ежедневно происходят миллионы катастроф, спасать население не входит в компетенцию чрезвычайки - это забота планетарных властей.
     - Но ведь Острову они пытались как-то помочь?
     - Да, но только самому Острову как уникальному живому организму, единственному в своем роде. Вам же известно, что людей с него не спасали.
     - Вот у вас, значит, как поставлено, - сказал Степан, не скрывая злости. - Спасение утопающих - дело рук самих утопающих?
     - Это вы в самую точку, - кивнул старик. - Это про нас. Я уже стар, мне утопать не страшно - все равно ведь помирать. Дочку жалко. Танцует, дурочка, перед этими наслажденцами в чем мать родила, надеется кому-нибудь из них приглянуться - все уповает, что заберут ее отсюда. Я бы ей не позволил, да ведь и вправду - единственный шанс...
     - Да кой черт - единственный! - вскипел Степан. - Им же вас эвакуировать - только рукой махнуть! Сами не хотят, так заставьте - оружие у вас какое-нибудь есть?
     Старик только горестно вздохнул и не ответил.
     - Какой смысл пугать оружием людей, способных в любую секунду трансверсироваться? - зло заметила Туаза. Похоже, она была озабочена не столько спасением ?утопающих?, сколько проблемой собственного бегства из этого проклятого края.
     - Пугать? А кто сказал пугать? - проворчал Степан, т- Пристукнуть парочку наслажденцев и снять с них браслеты.
     Туаза и старик разом вскинули глаза, она - с явным интересом, он - с недоверчивым испугом.
     - Ладно, не беря греха на душу, - сказал Степан, поняв вдруг, что впервые за время своей эпопеи всерьез думал об убийстве - и не бандитов каких-нибудь, не убийц, а просто богатых скучающих людей, слетевшихся, как слепни на запах близкой крови, чтобы насладиться агонией целого мира и его обитателей. Обреченные еще надеются, что их станут спасать? Не-ет, так будет неинтересно. - Хватать их и снимать браслеты, - сказал он и почувствовал, как Туаза ткнула его локтем в бок. Степан оглянулся - действительно, кругом там и сям уже вальяжно раскинулись вновь явившиеся созерцатели. И им вряд ли следовало слышать его предложения касательно превращения их из наслажденцев в невозвращенцы.
     - Знаете, - сказал он старику, ощущая в то же время под собой новую дрожь ступени, но это воспринималось уже привычно, вроде как в поезде. - А я бы у вас тут остался. - И пояснил в ответ на мудрый, недоверчивый взгляд: - Уж очень мне везет - ни пули не берут, ни лазеры. И в этом свете вот что интересно - как со мной справится ваш катаклизм?
     - Боюсь, что вам скоро предстоит это узнать, - грустно сказал старик. - Никто здесь вам не поможет, если у вас нет при себе трансверсора или кругленькой суммы в имперских кредах.
     Степан только махнул рукой, откидываясь на ступень - он вновь почувствовал чудовищную усталость, веки слипались. И эта жара...
     - Туаза, - еще позвал он, - вы пока поразмыслите над моими предложениями. А мне надо немного отдохнуть. Если раздобудете браслет, то разбудите. - ?А впрочем, зачем?..? - домыслил он уже про себя, погружаясь в сон.
     Он ехал в плацкартном вагоне, полном почему-то голых баб. Они шныряли мимо туда и сюда, но рядом сидела Туаза, одетая, и отпускала на их счет разные критические замечания. Потом она сообщила, что этот поезд идет прямиком к разбитому мосту, но им-то, мол, нечего бояться, и многозначительно постучала по браслету на своем запястье. Степан пришел в ужас, что погибнет столько женщин, и даже поймал одну проходившую за бедро с намерением ее спасти, но вредная Туаза сказала, что он может эту телку прямо здесь, но только не при ней, после чего исчезла, гордо взмахнув своим трансверсором. Это было несправедливо, и Степан подумал, что раз так, раз уж все равно погибать, то, может, ему и правда прямо здесь - тем более что пойманная дама его к этому склоняла. Но в этот момент его стали бесцеремонно будить. Оказалось - та же несносная Туаза.
     - Просыпайтесь, да просыпайтесь же! - зудела она в ухо, тряся Степу за плечо до тех пор, пока он не открыл глаза. - Послушайте, что мне удалось выяснить, - сразу перешла она к делу: - Трансверсировать нас эти окорока отказываются, уговоры, угрозы - все бесполезно, они даже не слушают. А забрать прибор силой будет не так-то просто - у каждого защитное энергополе, при малейшем намеке на опасность оно включается. Я только резко шагнула к одному доблоху, и меня шибануло так, что до сих пор волосы дыбом.
     Степан покосился на ее волосы - они были, как всегда, аккуратно зачесаны и забраны на затылке заколкой в виде серебристого иероглифа.
     - Интересные дела, - сказал он сипло, - а когда мы сыпались по лестнице, пихая их во что ни попадя, я что-то ничего подобного не ощутил.
     - Вы что, еще не проснулись?
     - Да, не совсем, - признался он.
     - То-то я и гляжу, что вы туго соображаете.
     Обижаться на Бяксу не имело смысла, к тому же она была права - соображал он туго. И главное - в данную минуту был не очень-то склонен соображать. Ну зачем ему этот трансверсор? Весь народ отсюда с его помощью все равно не спасешь - как-никак, целый материк. А самому ему и тут неплохо. Да черт с ними, с наслажденцами, - пусть созерцают. Катастрофа не за горами, и у него имеется наконец реальная возможность в ней поучаствовать. Померяться силами - но это к ?зверю?, пускай-ка попробует, если сможет, остановить локальный Армагеддон. А пока он надвигается, остается время еще чуть-чуть подавить на массу. Что Степан и сделал, оставив заносчивую Туазу с ее проблемами.
     Он ехал в том же поезде, только на сей раз вместо женщин мимо шныряли псифы розовой расцветки. То есть - надо понимать - тоже женщины и тоже в некотором роде раздетые, но такая ?обнаженка? Степана совершенно не вдохновляла. Поднявшись, он пошел по вагону и шел до тех пор, пока не увидел в одном из купе свою тетушку: та сидела, пригорюнясь, напротив псифицы и рассказывала ей, что племянник, мол, ее пропал - не иначе как бандиты убили из-за денег, а деньги эти - американские доллары - лежат у нее в кухонном столе, она к ним прикоснуться-то боится и подумывает, не отнести ли их в милицию. Степан схватил ее за руку:
     - Да что ты, теть Паш, вот же я, живой!
     Тетя в ответ вцепилась в него с неожиданной силой, и тут словно пелена спала с его глаз: он увидел, что никакая это на самом деле не тетя, а лысый интриган Экселенц.
     - Ну что, Степан Геннадиевич, попались? - сказал Экселенц с ласковой ехидцей. - Знаем, на что вас брать!
     - А чего это псифы так суетятся? - спросил Степан, в надежде отвлечь его внимание и вырваться тем часом из цепких лап.
     - А это пожар, - радостно объяснил Экселенц. Тут только Степан обратил внимание, что сильно тянет гарью. Тут же и псифы заорали по-кошачьи на разные голоса, а вагон заходил ходуном, немилосердно тряся его и толкая. Степа сразу вспомнил, что этот ?поезд в огне? должен, кроме всего прочего, еще и рухнуть с раздолбанного моста. Но не успел он вновь озаботиться спасением особей женского пола, пускай на сей раз и в шерсти, как понял, что причина тряски кроется в другом. Оказалось, что это его будят, и на сей раз куда более бесцеремонно.
     Открыв глаза, он, к своему удивлению, не увидел обожаемой Бяксы. Зато узрел ТАКОЕ!!! Свет ему застили две фантастически-роскошные груди, колыхавшиеся чуть ли не перед самым его носом. В прошлый раз при пробуждении его лишили чего-то подобного во сне, теперь же, наоборот, преподнесли наяву, как говорится, в натуре. Он как завороженный уставился в чьи-то налитые перси, не обращая внимания на окружившую его плотную толпу полуголых граждан.
     - Я говорю вам - это он, тот самый! Он был с ней! - сказали умопомрачительные буфера, вернее, конечно, сказала где-то над ними их счастливая обладательница, всего-навсего склонившаяся в таком замечательном для Степана ракурсе, чтобы его опознать. Не будучи полностью уверенным, что проснулся, он протянул руку и поймал в нее это трепещущее чудо. Дама задохнулась и смолкла, глядя в немом изумлении на свою плененную персь, тем временем он, все еще сомневаясь, решительно взялся и за другую, произнеся с хрипловатым восторгом:
     - Вот это да!
     - Хам! - как-то неуверенно сказала она, почему-то однако не препятствуя жадному овладению хамом своими сокровищами. Степан с удовольствием бы продолжил это увлекательное занятие, а там, глядишь бы, и развил, но тут его грубо поставили на ноги, оторвав от таких упоительных и уже вроде бы оприходованных им молочных желез. Их хозяйка отступила, бормоча с растерянным видом:
     - Однако это странно... Что с моей защитой?..
     Дернувшись было, как намагниченный, за нею, Степан только теперь обратил внимание, что препятствуют ему в этом деле два раскормленных атлета, крепко ухвативших его за плечи. Еще он понял, что запах гари ему не приснился, действительно, пахло близким пожаром, мало того - сверху падали серым снегопадом редкие хлопья пепла. А вожделенные прелести окончательно скрылись из поля его зрения, загороженные неэстетичными мужскими жирами: вперед выступил лысый муж средних лет в перекинутой через плечо алой простыне, делающей его похожим на патриция.
     - За прикосновение к благородной даме ты понесешь наказание, грязный смерд! - напыщенно произнес лысый. Отсутствие у Степана трасверсора, видимо, давало им право считать его одним из местных обреченных, к тому же его одежда действительно не отличалась чистотой после ползания по коммуникациям на станции псифов. - Но сначала ты нам скажешь, - продолжал величественно ?патриций?, - где могла спрятаться эта преступная стерва, твоя подружка!
     Ситуация прояснялась: пока он спал, Бякса что-то тут натворила, возможно даже, что ей удалось отсюда смыться, завладев чужим трансверсором и оставив напарника расхлебывать заваренную кашу. ?Что ж, будем расхлебывать. Выбора-то нет?.
     - Сейчас я вам покажу, - ответил он лысому и попросил его: - Посторонитесь-ка, дорогой товарищ! - Пузо удивленно откачнулось в сторону, вновь явив глазам Степана уплывшие из его рук роскошные перси. - Вот! - сказал он, очень довольный открывшимся видом. - Прежняя девушка меня покинула, но эта нравится мне гораздо больше, так что можете считать ее моей и, если хотите, преступницей и стервой.
     - Ты презренный гравк, забывший свое место! - загремел ?патриций?, побагровев от злости и обильно потея.
     - Прошу прощения, я не презренный, я бешеный, - поправил Степан, в доказательство слегка ощерясь. - И советую всем вам, пока целы, немедленно удалиться от этого - МОЕГО - места на сто шагов. А благородной даме, - сказал он мягче, - я рекомендую остаться и подойти поближе.
     Гудевшие вокруг наслажденцы смолкли, потрясенные такой неслыханной наглостью; на некоторое время воцарилась тишина, которой Степан воспользовался, чтобы обратиться к другой приглянувшейся ему в толпе благородной даме - белокожей и пластично-узкой, призывно глядевшей на него парой круглых высоких грудок, так и просящихся в ладонь, и, кроме того, конечно, широко открытыми бархатными глазами:
     - И ты, да, ты, с родинкой повыше киски, - тут его голос перешел в ласковую хрипотцу: - Ты тоже подойди сюда.
     Он не играл на публику, исподволь толкая противника к решительным действиям. Ему действительно чертовски, до челюстного хруста хотелось - эту и ту. Эту, нещупаную, даже больше, она была в его вкусе, он глядел на нее и видел как наяву эти розовые соски в плену своих пальцев - мнущих, ласкающих, мучающих медовую плоть, скользящих затем ниже, по шелку живота, через бугорок родинки к стройным, разведенным в мучительном желании ногам, видел, как она замирает, не дыша, наконец ощутив его, и как счастливо выгибается навстречу первому медленному толчку. Видел ее вскинутый подбородок, припухшие от страсти губы и расширяющиеся навстречу ему зрачки.
     Он готов был взять ее здесь и сейчас - если бы еще ?зверь? очистил близлежащую территорию от зевак, самому-то их точно не разогнать. Растравили они его до крайности своею обнаженкой! Его бывшая невеста сразу, безошибочно улавливала этот тусклый блеск в его глазах, называя это состояние спермотоксикозом, только почему-то теряла от этого голову.
     Вот и ?узкую?, похоже, зацепило: во взгляде - протест, а в теле незримая миру революция под лозунгом: ?Долой гнет верхов, вся власть низам!? Знаем мы такое ?смятение у трона?. Наши победят.
     И ведь шагнула! Ступила вперед, забыв об окружающих, словно по шатким мосткам над пропастью.
     Протянуть ей руку со своей стороны...
     - Взять его! - задыхаясь, хрипло рявкнул ?патриций?.
     И тут их словно прорвало - на Степана бросилась со всех сторон разъяренная орава полуголых мужчин: рыхлые и тощие, высокие, приземистые, лысеющие и поросшие волосами устремились к нему, и во всех глазах жгучая, обнаженная ненависть. Одержимые, нелюди.
     - В жертву его! Проглоту в пасть! Смерть негодяю! - неслось пронзительно со всех сторон.
     Его схватило множество рук; он уж подумал, не разорвать ли они его собираются тут же, на месте, - вот это было бы кстати! Но они только подняли его и понесли вниз, где сбились в тревоге девушки, прервавшие танец. За их спинами лежал асфальтовой гладью серый океан - зыбкая ловушка проглота, страшная в своей недвижимости, и слепые небеса осыпались на их юные головы медленным пеплом скорби по ним, еще живым, но уже мертвым.
     - Танцуйте, дочери ужаса!!! - ревел спускавшийся впереди ?патриций?. - Пляшите, пойте, ликуйте, чертовы шлюхи! Сегодня мы приносим жертву проглоту-всепожирателю!!!
     Но они как будто не слышали - стояли, молча подняв лица, безвольно уронив руки, всматриваясь слезящимися от пепла глазами - кого там опять несут?.. Не моего ли?.. Не из моих ли?.. Если бы только в их силах было помочь, укрыть, подарить этому несчастному бесценное сокровище - лишний денек, всего лишь один... Ведь каждый их день был теперь равноценен целой жизни, где новое утро становилось бесценным подарком, подобным рождению, а каждый обнявший землю вечер был последним. Но что они могли?.. Ничего. И медленно расступились, пропуская процессию к воде.
     Степан в принципе не прочь был искупаться, вот только ему совсем не мечталось закончить свой славный путь в желудке у проглота, а он не очень представлял себе, каким способом его ?зверь? мог бы расправиться с такой тварью. Поэтому он ожидал от ?зверя? каких-либо решительных действий еще на берегу, пока его несли, и потом, когда уже раскачивали, - до последней минуты, до последней секунды ждал, что вот сейчас вновь обрушится камнепад и вся толпа трусливо исчезнет, или у них случится массовый перелом рук и ног под его тяжестью. Но, увы: ноги наслажден-цев поднесли его к краю набережной без малейшего для себя ущерба, а руки раскачали как следует, чтобы закинуть подальше, и, оставшись-таки невредимыми, бросили. Степан под общий торжествующий вопль полетел в черную воду, на лету очень и очень сожалея, что его ?зверь? обошел этих ленивых отъевшихся скотов, пьяных вседозволенностью в погибающем мире, своим вниманием.
     Окунувшись, он вынырнул и медленно поплыл от берега, не желая видеть их потную толпу, застывшую в сладострастном предвкушении зрелища. Вскоре его тела под водой коснулось что-то, и он невольно быстрее заработал руками, но они тоже наткнулись на это ?что-то?, а потом в него уперлись и ноги. Оно было огромно и поднималось прямо под ним, так что через какое-то время он оказался лежащим на скользкой вершине большого покатого острова, судя по всему - плавучего, притом явно органического происхождения. Поднявшись на ноги и пройдясь, Степан очень скоро определил, что находится на туше проглота, похоже, увы и ах - дохлого. ?А что мы сегодня кушаньки? А, вкусного красного паучка и желтую кошечку? Ну, чему ж тут удивляться, когда даже детишек в садике учат: ?Красный цвет - дороги нет! Желтый - приготовиться!? Эти существа из другого мира могли быть в принципе не пригодны в пищу местному чудовищу, а может быть, дело было в паучьем яде - кто теперь разберет, да и какая разница! Важен был результат.
     Стоя поверх той самой утробы, куда наслажденцы хотели его упечь, Степан наконец посмотрел на берег - неплохо было бы сорвать с них гром рукоплесканий, подумалось ему, еще приятней - бурю бессильных проклятий, но широкая аудитория, осыпавшая всю лестницу вширь и ввысь, встретила его триумф гробовым молчанием. Лишь одна фигурка радостно вскинулась, махая палкой. Степан с благодарностью узнал старика и подумал, кстати, что у него-то и надо будет расспросить насчет Бяксы - действительно ли она совершила здесь что-то более преступное, чем он, и куда так загадочно испарилась после своего злодеяния.
     Дольше торчать на проглоте не было смысла. Возвращаться к наслажденцам тоже не больно-то хотелось, но иного выбора не было, и Степан прыгнул в воду.
     Приближаясь к берегу, он заметил, что на океане при полном безветрии поднялась мертвая зыбь. Он поплыл быстрее; набережная росла, поднимаясь все выше над водою. Несколько раз ему казалось, что еще пара гребков, и он ее достигнет, но она как будто бы отступала, оказываясь гораздо выше, чем он вначале предполагал; нечто подобное он испытал в космосе на подлете к планетарной станции, но она-то и в самом деле была колоссальных размеров, чего никак нельзя было сказать о высоте здешней набережной. То есть раньше нельзя было.
     Определенных выводов по этому поводу он сделать не успел, потому что в это время по левую руку от него из волн выпросталось чудовищное рыло еще одного проглота. Тут же оно распахнулось наподобие омерзительной пещеры. Степан остервенело заработал конечностями, преодолевая поток воды, устремившийся в это ненасытное хайло. В ужасе от увиденного он совершенно упустил из виду тот факт, что его жизнь находится под надежной защитой и ему вовсе необязательно так панически за нее бороться. ?На ?зверя? надейся, а сам не плошай?, - вот единственное, что он мог бы сказать впоследствии себе в оправдание. Однако сейчас всем его существом владел всепоглощающий животный ужас. И дикий протяжный вопль, переходящий в визг, раздавшийся откуда-то сверху, вполне органично с ним переплетался. Вскинув голову между взмахами, он увидел рубиновые импульсы, непрерывной чередой хлещущие с берега в направлении разверстой пасти. Кто-то, дай бог ему здоровья, лихорадочно, не жалея зарядов, расстреливал чертову каракатицу, чья бугристая, начисто лишенная зубов ротовая полость уже катастрофически приблизилась к Степановым ногам. Но, увы, стреляли безрезультатно: мерзкое осклизлое жерло и не думало захлопываться, оно, напротив, распялилось еще больше и тянуло в себя воду, как в бездонную цистерну. И Степан продолжал грести, надрываясь, вложив оставшиеся силы в последний отчаянный рывок. Но вот несущийся навстречу поток как-то резко ослаб. Одновременно ноги прошлись по чему-то достаточно твердому, весьма похожему на спину третьего подводного гада, но оказавшемуся на поверку самым настоящим дном.
     ?Вот те на, отлив, что ли?? - промелькнуло в голове, когда Степан поднялся во весь рост - вода бурлила теперь вокруг его бедер, стремясь уже не к проглоту, а отступая от берега. Впереди, совсем неподалеку высилась каменная громада набережной, а рядом, в каких-нибудь двух шагах, лежала гороподобная туша, все еще бессильно разевавшая пасть. И она была тут не единственной - подобные же ?острова? выросли по всему прибрежному пространству, становящемуся с каждой секундой все более мелководным.
     - Степа-а-а-ан! - истошно заорал откуда-то сверху женский голос. Он поднял голову - с края набережной ему махала какая-то голая девица с бластером в руке. Ну, не то чтобы совсем голая, а при набедренной повязке. Рядом с ней стоял старик, державший бухту веревки.
     - Сюда!!! - орала девица, в то время как старик уже скидывал вниз веревку. - Скорей!!!
     Наслажденцы, застывшие поблизости в оцепенелых позах, почему-то никак на них не реагировали,