наково. Мировая скорбящая, глухая к человеческому страданию душа.

  * * *
Плехановская улица упиралась своим концом в дощатый неровный барак, за
которым оголтело и затравленно лаяла соскучившаяся по работе собака.
  Андрей легко нашел дом, он стоял как раз возле тупикового забора, в нем
было всего пять квартир, и в одну из них он постучал. Несмотря на
солнечный яркий день, вокруг было абсолютно безлюдно, ставни соседних
домов стояли прикрытыми, и, никем не сдерживаемая, собака без помех
отводила душу. От ее разгоряченного, слегка охрипшего лая над забором
поднимались клубы пара и, переваливаясь, перетекали на улицу, куда сама
собака вырваться не могла.
  "Скорей всего, никакой женщины тут нет, - подумал Андрей, - даже если это
и не чистый розыгрыш, то не такая она дура, чтоб вот так запросто собой
рисковать. Но, может быть, она живет где-то рядом, напротив или же это ее
знакомые, и она просто хочет убедиться, действительно ли я ищу ее. Может,
я нужен ей, как моральный двойник. И если она меня где-то узнала, то
должен знать ее и я".
  Не открывали долго. Но Андрей еще постучал, и сильнее, и дверь наконец
скрипнула на петлях. Заглянув за нее, он увидел дряхлого сгорбленного
старика и хотел было объяснить, по какому делу явился, но старик показал
себе на уши, дескать, ничего не слышит, и жестом пригласил войти.
Подобного убожества, которое царило внутри, Андрей еще нигде не видел.
Стены были измазаны чем-то черным, липким, наподобие смолы, на низком
заваленном вбок потолке слабо догорала запыленная лампочка, а кривые доски
пола прошатывались столь сильно, что Андрей невольно пошел вдоль стены.
"Нет, в этом убожестве такая дама обитать никак не может", - твердо решил
он. Прошел предбанник, с запахом чего-то захламленного и давно мертвого,
затем просторную, но совершенно темную кухню с одиноко стоящей в глубине
черной старинной печкой, стены ее были черными от копоти и сажи, и было
видно, что пища уже давно не приготовлялась здесь. Пройдя холодную
ненужную залу, он открыл дверь и очутился в большой зеленой, затянутой
дымом комнате, где за массивным квадратным столом сидело несколько
человек, рассматривая что-то перед собой и отчаянно жестикулируя. До
Андрея долетело несколько фраз, прежде чем его заметили: "Архимед неплохо
поработал. Ситуация доведена до логического конца, нигде не ошибся.
Расчеты были сложны. Но надо еще решить дело с Вайтисом".
  Ведший Андрея старик постучал о давно некрашеную притолоку, и все,
оторвавшись от стола, посмотрели на Андрея.

  - О, да это наконец наш дорогой Сагизмунд-аб-Дарешвах, - приветствовал его
оказавшийся напротив Андрея толстый и веселый человек. Свет от зеленого
абажура падал ему на лысину, и она ярко и омертвело блестела, удивляя
несообразностью с роскошным и живым туловищем.
  - Меня зовут Андрей, - удивился Андрей. - Я ищу женщину.
  - Все мы кого-то когда-нибудь ищем, - не переставая улыбаться, говорил
толстый мужчина. - Вот мы, например, вас искали.
  - Зачем?
  - По нашей картотеке вы должны быть Поставщиком.
  - Я, наверно, пойду, - сказал Андрей. - Или вы объясните, что все это
значит.
  - Но ты же и сам все прекрасно понимаешь, - удивился толстяк, - а это
будут твои компаньоны. Не сразу, но после системы мер.
  - Каких мер?
  - Которыми все всюду меряется.
  С трудом поворачивая покойницкой, искусственно прикрепленной к роскошному
туловищу головой, толстяк нагнулся, извлек из-под стола школьные крошечные
весы и шутливо качнул их стрелку перед Андреем.
  - У вас репетиция? - догадался Андрей, по привычке широко раздвигая рот. -
Подготовка к спектаклю? Вечер смеха?
  - Ты - Сагизмунд-аб-Дарешвах, - еще раз напомнил толстяк. - Тебя прислали,
чтобы ты здесь сыграл свою роль, так?
  - Tак, - неожиданно подтвердил Андрей, хотя прекрасно знал, что это не
так.
  - Тогда играй, - развел мясистые руки говоривший.
  - Но как? - Андрею становилось смешно. С кем-то его здесь путали, и это
было интересно.
  - Но разве тебе не сказали? - удивился мужчина.
  - А кто мне должен был говорить? - вопросом же ответил Андрей. Он отметил,
что остальные присутствующие молчали и даже не шевелились, но при
последних словах один из силуэтов отмер и, резко повернув к нему голову,
сказал:
  - Там в бумажке было написано.
  Андрей вынул из кармана смятую им накануне бумажку с данным адресом и,
развернув ее, вновь перечел. Теперь он увидел под адресом мелкие нечеткие
слова, которых не заметил ранее, и в них значилось, что взамен он должен
помочь сделать Ку-фу-ли.
  Андрей хотел спросить, что такое Ку-фу-ли, но почувствовал бестактность
подобного вопроса и смолчал. В конце концов, если его с кем-то все же
путают, неэтично выведывать чужие тайны.
  - Архимед создаст тебе ситуацию, и ты попадешь в нужное место, - пояснил
толстяк, зевая.
  Андрей упорно молчал, теперь он не сомневался в том, что это чья-то злая,
проделанная с ним шутка. Используя его интерес, его толкнули прямо в пасть
какой-то явно мафиозной группы, в лучшем случае, в клуб сумасшедших. И
сделал это кто-то из его окружения. Тот, кто знал о поразившей его
воображение женщине из чужой квартиры. Кто-то из богов? Или Козельский -
из ревности?
  - Материал мы тебе дадим завтра.
  - Наркотики? - сразу предположил Андрей.
  - Ну, что-то вроде этого, - неопределенно покачал синеватой головой
толстяк.
  Он покачал, и Андрей заметил, что из левого глаза у него что-то выпало, с
тихим звоном ударившись о зеркальную поверхность стола, толстяк неуклюже
завалился на стол, вылавливая выпавшее, поднял и, осмотрев, точно
драгоценный редкий камень, положил в карман.
  - Опять линька началась, - посетовал он полушутливо-полуиронично, - мысли
сыпятся, как шелуха.
  Один из замерших в неподвижности силуэтов зашевелился, отделился от стола
и подошел к Андрею, оказавшись совсем небольшого роста, деревенского
склада мужичком, которому бы лапти да котомку за спину. Мужичок хитро
сощурился и, тронув Андрея за рукав, сказал:
  - Пошли.
  Он привел его в крохотную комнатку, где стояли две железные, очень высокие
кровати, а стены были увешаны разного размера иконами. Присматриваясь к
ним, Андрей не увидел ни одного знакомого лика или сюжета, только на одной
из них, самой маленькой, было традиционное изображение Иисуса, но не
распятого, а наблюдающего за распятием своего двойника. И рядом -
фотографии некоторых тиранов от Нерона и Драконта до Сталина.
  - Кому вы тут поклоняетесь? - не понял Андрей, на противоположной стене
высматривая и свое крохотное изображение в золотистой рамке.
  - Это наши люди, - ответил весело человек. - Наши агенты, которые, увы,
погорели все до единого.
  - Почему?
  - Потому что не смогли сдержать прогресс. И джинн саморазрушения вновь
одержал верх.
  - Какой джинн? Какой верх?
  Не ответив, человек достал из кармана колбасу и смачно откусил от нее
кусок.
  - Ем только на ходу, - жуя, пояснил он, - а за столом - не могу. -
Прогресс - это смерть, понимаешь? Ее техническое приближение. На него надо
узду, для торможения и, как ни странно, именно тираны ее прекрасно
создают.
  - Узда? Залитая кровью? - поразился Андрей. - Отдаление смертью же смерти?
Да вы в своем ли уме?
  - Вообще у меня много, конечно, чужого ума, - не стал отрицать человек, -
но "смертью смерть поправ" - это же еще Христос говорил, имея ввиду именно
это. Это наша идея. Погибали миллионы, затормаживалось, но спасалось
человечество.
  - Эта идея не нова, - заметил строго Андрей, - теория
человеконенавистничества во имя чего-то непонятного.
  - Сейчас, кстати, мы проводим ее смену на другую. Для этого ты и нужен.
Смена цивилизаций - как ты на это смотришь?
  - Чего?
  - Ну, а что прикажешь делать? - подмигнул ему лукаво мужичок, дожевывая
колбасу. - Тупик, брат, ничего не поделаешь. На конечной остановке
положено сходить. Да уж. Иначе все вокруг ухнет вместе с задержавшимся.
Теория тираномании тоже ухнула, все они бесконтрольно зарываются и в конце
концов провоцируют против себя вспышку, взрыв, материализацию скопившихся
знаний. Теперь в ходу теория линьки. Она безболезненна, гуманна и
полностью подвластна контролю. Ошибки в ней сведены до минимума, а ее
принцип - в процессе действий сводить до минимума общемировой вектор зла -
позволяет хорошо вербовать сторонников.
  - Бред какой-то, - попробовал ущипнуть себя за нос Андрей, чтоб убедиться
в том, что не спит.
  - Бред, - согласился мужичок, - и именно это хорошо.
  - Вы что, разыгрываете меня? - стал по серьезному раздражаться Андрей,
жалея о потерянном времени, которое он, вместо того, чтобы провести его на
представлении Козельского, переводит здесь совершенно бездарно.
  - А Козельский тоже агент? - неожиданно спросил он и тут же смутился. -
Что-то я ничего не пойму.
  - А я объясню, - успокоил его мужичок. - Я всегда все объясняю. У меня
такая привычка - всегда все объяснять до конца. В твои задачи будет
входить всего лишь поставлять материал. Мы еще не придумали, что это
будет. Скорей всего, стиральный порошок, а может, кофе или яичная смесь.
То, что чаще всего употребляют. Ты будешь главным поставщиком. Это не
будет занимать много времени, и ты успеешь делать все остальные твои дела.
  - Ну и что? При чем тут какая-то смена?
  - Конечно, ничего. Просто будет тихий всплеск мутаций, наследственности,
человек перестанет воспроизводить себя, родится что-то другое, новый вид.
Это было уже не раз, ничего страшного в этом нет, новый виток эволюции,
следующая попытка. Ни одному человеку не станет от этого больно. Но зато
все разом прекратится, все зло. Способ неоднократно опробованный и
довольно действенный.
  - Нормально, - оценил Андрей, - а какова, собственно, ваша роль во всем
этом?
  - Роль, конечно, у каждого тут есть, - закивал одобрительно мужичок,
сморщивая маленький курносый нос. - Я, например, создатель ситуаций. Я
работаю почти даром, это мое хобби. Я многим помог, да.
  - Фантастика, - протянул Андрей.
  - Совершенно никакой. Все обыденно и рутинно. У меня клиентура есть своя,
и каталоги. Я могу создать все. Допустим, человека в чем-то не
удовлетворяет та ситуация, в которой он вынужден вращаться. Смена же
ситуаций происходит независимо от его, человека, воли, так? А от разных
обстоятельств, других людей. Это воспринимается им, человеком, как рок,
судьба, над которой он не властен. Но ведь ситуации можно создавать!
Конечно, это время, мастерство, талант. Иной раз приходится начинать
цепочку влекущих друг друга ситуаций бог знает откуда - совершенно,
казалось бы, не связанных людей, событий - для того, чтобы эта
рассчитанная цепочка наконец привела в определенное время к нужному
результату, к искомой, нужной тебе в данном месте ситуации. Это как
захватывающая партия.
  - Плетение интриг, - уточнил Андрей.
  - Вовсе нет, - спокойно, без тени обиды возразил мужичок. - Любая интрига
зиждется на обмане, сплетнях, подкупе, нечестности. А я создаю все
натурально, не подкопаешься. Со стороны все выглядит случайно, обычно, я
один знаю, что эта цепочка - созданное мною творение. И, потом, - наш
принцип насчет минимизации зла. Впрочем, это я так, чтобы себе цену
набить, к вашей работе это никакого отношения не имеет. Мне просто реклама
необходима, для возможности заполучения новых клиентов. Если я вдруг
понадоблюсь лично, спрашивайте Архимеда.
  - Архимед? - попытался что-то вспомнить Андрей.
  - Это не тот Архимед, не древний, - сощурено улыбнулся человек. - Тот чуть
мир рычагом не перевернул, от него все и пошло, от его рычага. А я -
другой. Я сейчас вам бумаги для заключения контракта принесу, время уже не
терпит, в любой момент может начаться крушение. Я сейчас.
  Архимед вышел, а Андрея обожгла вдруг мысль, что то ощущаемое им неясное
томление было ощущением неестественности в появлении и исчезновении
женщины в пустой открытой им квартире. Архимед, видно, спешил, и погнал
брак. Смазал, ускорил ситуацию, пропустил какие-то звенья. А, может,
именно так и было запланировано. Внести беспокойство.
  Андрей оглянулся, ища выхода из комнаты. Окно было забрано узорной
решеткой, сквозь которую был виден низко снег со следами птиц и собак, с
замерзшими вылитыми сбоку помоями - следами человеческого существования,
не удерживаемыми внутри. Вошел Архимед, неся кипу цветных бумаг,
карандашей и ручек.
  - Вы планете икс тоже что-то подсыпали? - спросил его вдруг Андрей. Мысли
приходили в его голову несвязанно и дико. - Они вымерли там от того, что
разучились плодиться.
  - Другого не было выхода. Но там, впрочем, не все вымерли. Отнюдь. Вот в
этом вы не правы. Тот круглолицый, например, он оттуда. Ум их очень
полезен бывает, опять же - накопленный потенциал знаний. А расовая
дискриминация у нас полностью отсутствует, каждый может стать полноценным
гражданином сообщества по спасению и направленной эволюции.
  - Значит, это просто были вы, - разочарованно протянул Андрей. - Так
просто. И вся красота созданных теорий и гипотез - к черту. Что-то вроде
божьего промысла в истории жизни.
  - А нас не надо так уж упрощать, - обиделся на этот раз Архимед, садясь
прыжком на кровать. - Просто надо все варианты просчитывать, в идеале, а
это не всегда удается. Вот и исправляй потом.
  - А если я не подпишу контракты? - поинтересовался Андрей. - Что тогда?
  - Но вы уже подписали, - удивился Архимед, показывая ему красиво
выведенное изображение сломанного грифа со стоящими в углу инициалами.
  - Сагизмунд-аб-Дарешвах подписал! - завопили тотчас из залы. - Можно
начинать, круг замкнулся. Ку-фу-ли, Ку-фу-ли!

  Послышались звуки каких-то инструментов, затем пение, топот, Андрей в
отчаянии сорвал с шеи цепочку с маленьким медным кувшинчиком и, заглядывая
в него, обречено крикнул:
  - Мой бог, что я тебе сделал? Для чего?
  Кувшинчик выпал из его рук, покатился по криво сколоченному полу,
неожиданно вырастая в объеме и огромным темным от времени кувшином застыл
у стены наподобие тех, что стоят в исторических музеях. Андрей даже
увидел, что он состоит из больших, пригнанных друг к другу кусков, но
одного куска не хватило, и там зияла темная дыра. Андрей заглянул туда и
увидел женщину, которую искал.
  - Как вы туда забрались? - спросил он.
  - Я всюду забираюсь, куда надо, - ответила она. - Вы, по-моему, это уже
проверили. Но ведь и вы, вы тоже можете забраться.
  Она поманила его рукой, и, подчиняясь ее жесту, Андрей просунул голову в
дыру и, отмахиваясь от удерживающего его Архимеда, без проблем провалился
в гулкую пустоту сосуда. Там было темно и очень просторно, и женщина
уводила его куда-то все дальше и дальше, уменьшаясь в размере. На какой-то
миг она обернулась, и сквозь отсвет проникающего через дыру света Андрей
увидел, что это Гера, в честь которой совсем недавно читались незабываемые
стихи выпившего Диониса. Он ускорил шаги, потом побежал, чувствуя, что
кто-то пытается удержать его за руки, требуя одновременно воды, и крики,
хохот, летающие вокруг бумаги, вспышки ламп, немой старик, кричащий ему в
ухо: "Надо идти, сынок!", черный туннель куда-то в бесконечность, в конце
которой - желанная низкая тахта и - мятущееся по сторонам собственное
распавшееся сознание.

  Он упал и лежал. Его голова свешивалась вниз, касаясь волосами пола,
липкие волосы вросли в лоб, повторяя его изгибы, было тихо. Косые, почти
горизонтальные солнечные лучи уже проникли в комнату, выщупывая потихоньку
предмет за предметом, когда он очнулся. От неудобного лежания затекла шея,
он покрутил ею, чтобы вернуть кровообращение членам, и ощутил в области
затылка резкую боль. Протянув в сторону поступивших сигналов руку, нащупал
душившую его цепочку, отцепил от выступающего края тахты и поднялся.
  - Ты чуть не погубил меня, - с упреком щелкнул по маленькому кувшинчику и,
присмотревшись, с интересом заметил, что весь он покрыт мелкими
трещинками, настоящими или же нарисованными. Он не удивился, что до сих
пор не обращал внимание на эту деталь, пятерней расчесал свои волосы,
пропуская их через толстые, длинные пальцы, и прислушался.
  В голове его было тяжело, как будто он не спал вовсе, но внутри кто-то
очень тонко пел, щекоча внутренности, и это было неожиданно и приятно.
Звякнул приглушенно телефон, Андрей снял трубку и услышал Козельского.
  - Ты куда занырнул? - набросился тот на него. - Такое представление
пропустить! Сволочь литературная.
  - Я спал, - ответил глухо Андрей.
  - Гад! Рви быстрее к нам, пока все еще в ударе. Оттащимся.
  - Приду, - пообещал Андрей и повесил трубку.

  Он оделся, чувствуя, как от колебаний, вызванных звучащим внутри него
пением, треснула корка льда, наросшего между ним и миром, и в
образовавшуюся щель хлынул смех. Он присел на тахту, утирая выступившие
слезы, словно талую снеговую воду. Воздух за окном чуть дрожал от
невидимого, но ощутимого колебания, и размытая им церквушка у далекого
пруда, словно в плохой фокусировке, казалась целиком погруженной в
прозрачную, сомкнувшуюся воду. "Всемирный потоп, - подумал Андрей. -
Значит, надо спешить". Он встал, ощущая особое смертельное родство с
промытым и затопленным миром, с каждой входящей в него молекулой, и от
этого неведомая и страшная свобода распирала его. Она была такой огромной,
что было больно. Таким мир мог быть только перед смертью, и, значит, эта
передышка, отдушина обретенного родства - только предсмертный миг, которым
надо успеть воспользоваться. Именно так: в забвении, без памяти, по шею в
дерьме и зловонии, и затем - ледяная пустыня отчуждения.

  Козельский весь светился от радости, и Андрей заподозрил, не является ли
львиная доля ее вкладом Анюты. В комнате царил привычный сумрак уединения
наряду с обилием народа. Какие-то новые девицы утомленно сидели на
колченогих стульях, покуривая папиросы не столько от необходимости,
сколько от неудобства. Стасик мучил их каким-то долгим унылым
рассуждением, забавляя в основном лишь самого себя.
  - Кто это? - кивнул в их сторону Андрей.
  - А-а, мы подцепили их перед самым представлением, это ведьмы, - ответил
Козельский. - В нужные моменты подымали снег, создавая впечатление бури, в
основном мели на толпу, и толпа балдела.
  Андрей продвинулся вглубь и, представившись, уселся на подлокотник дивана,
поочередно обследуя каждую и метким взглядом тут же назначая цену.
  - Что это вы как не родной? - спросила одна из них. - Бочком? На краешке?
  - Скоро породнюсь, - пообещал Андрей, отмечая плотность оголенных,
лоснящихся под светом ног.
  - Девчонки, расскажите, какой был кайф, - подошел Козельский. - Гляди, -
он вытащил из вазы смятую пачку денег и ткнул Андрею. - Столько еще ни
разу не было. Даже объяснить не могу. Толпа гудела непрерывно, особенно,
когда вышла Анютка в костюме Евы.
  Подскоком он допрыгал до окна и выглянул наружу.
  - Нет, этого не объяснишь, - наконец махнул рукой. - Это видеть надо было.
  - В другой раз точно приду, - успокоил его Андрей. - Только скажешь,
когда.
  - А другого раза не будет, - отрезал Козельский. - Мы выложились
полностью, понимаешь? С одного раза. Наверно, такое бывает очень редко, но
бывает. Когда вещь может существовать лишь в единственном исполнении.
Когда повторение просто кощунственно.
  - Что за чушь? - поразился Андрей. - Вам кто-то чем-то пригрозил? Что там
хоть было?
  - Да в общем ничего, сюжета не было. Просто, если можно так выразиться,
состояние некоей обобщенной души, мировой баланс сил, символика и
образность.
  Андрей хмыкнул:
  - И все это вытянула Анюта?
  Он смотрел на девочек не отрываясь, боясь снова вылететь в бесконечную
темноту холодных рассуждений, как бы привязывая себя ими к земному,
сиюминутному, слабому.
  Козельский молчал, испугавшись одного лишь произнесения ее имени устами
Андрея. Потом отошел от окна, крутанул резко стоявшую на столике
пепельницу. Пепел, отставая от вращения, закружился в обратную сторону,
образовав концентрические правильные кольца.
  - Тебе десятая часть, - сказал, не глядя, Андрею. - За название. Хотя в
последнюю минуту я