янии.  Этот  слой
светился собственным светом, он будто становился  гигантским  экраном,  на
который  проецировались  миражи,  и  эти  миражи  затушевывали,  поглощали
истинную картину "спутника Алексеева". А когда диск Луны заслонил  Солнце,
на темном небе появился загадочный и удивительный светящийся жгут.
   Мы  срочно  исправили  все  недостатки  фокусирующей   системы   нашего
инфракрасного прибора и теперь каждое утро могли тщательно фотографировать
с флуоресцирующего экрана "спутник Алексеева".
   Мы внимательно  просматривали  фотографии,  шумели,  спорили.  И  вдруг
Топанов громко сказал:
   - А ведь это галактика... Галактика!
   Слово было сказано!  Все  в  этот  момент  почувствовали,  что  найдено
какое-то решение. Не было среди нас человека,  который  в  свое  время  не
видел  бы  изображения  различных  галактик.  И  мысль,  что   сейчас   на
фотографиях мы видим нечто знакомое, овладела каждым.
   - Но если это галактика, - рассуждал Топанов,  -  то  почему  не  видны
отдельные звезды?
   - Недостаточная резкость, да, кроме того, мы все ясно помним, что вдоль
спиральных ветвей наблюдались какие-то многочисленные вспышки...
   - Давайте опомнимся, товарищи!  -  не  выдержал  я.  -  Нельзя  всерьез
считать, что вокруг нашей Земли носится галактика, то  есть  скопление  из
многих миллиардов звезд, с массой по крайней мере в сто миллиардов  Солнц!
Это же абсурд, бред! Есть же, в конце концов, масштабы, логика...
   - В этом никто и не сомневается, - сказал Григорьев. - Но нельзя  легко
освободиться от мысли, что наблюдаемая нами картина  больше  всего  похожа
именно   на   галактику...   Я   попрошу   немедленно   доставить   альбом
внегалактических туманностей,  может  быть,  мы  найдем  среди  них  нечто
похожее.
   - Я понимаю вашу мысль и приветствую ее,  -  прогудел  Топанов.  -  Вы,
несомненно, на верном пути. То, что мы видим,  очень  похоже  на  звездное
скопление, а Алексеев, насколько известно, занимался  звездами,  и  прежде
всего  звездами...  Представляется  возможным,   что   Алексеев   запустил
своеобразный спутник, благодаря которому на Землю проецируется увеличенное
изображение далекого звездного скопления. Это и могло быть содержанием его
работ.


   Через двенадцать часов из Пулкова был доставлен "Новейший общий каталог
туманностей и звездных скоплений",  содержащий  несколько  десятков  тысяч
фотографий этих далеких островов Вселенной. И последние  сомнения  отпали.
Перед нами были образования, в большинстве своем настолько похожие на наши
снимки, что от  них  нельзя  было  оторвать  глаз.  Мы  столпились  вокруг
раздвижного стола, и Топанов медленно переворачивал страницу за страницей.
Иногда все, как по команде, отрывались от  каталога,  чтобы  взглянуть  на
вставленные в  рамку  утренние  фотографии  "спутника  Алексеева".  Позади
негативов горели яркие матовые лампы. Каждое утро мы изготавливали по  три
таких  фотографии.  Две  в  начале  и  конце  явления,  когда   светящаяся
туманность напоминала  вытянутую  сигару,  и  одну  в  момент  прохождения
перигея, прямо в зените.
   - Разительное сходство! Да ведь это "Мессье 101"!  По  нашему  каталогу
номер 8542!
   - Бросьте! Вы не видели номер 11245. Вот это - сходство!
   В непрерывных спорах было установлено,  что  галактика,  наблюдаемая  с
помощью "спутника Алексеева", может быть отождествлена по крайней  мере  с
десятью зарегистрированными галактиками, видными "с ребра", и не менее чем
с тремя, наблюдаемыми с Земли  как  бы  "плашмя".  Галактика,  которую  мы
видели  благодаря  "спутнику  Алексеева",  была  причислена   к   довольно
распространенному виду спиральных галактик. Но затем мы зашли  в  тупик...
Характер затруднений сформулировал на ночном заседании Григорьев.
   - Мы должны ясно отдать себе отчет в том, - сказал он, - что сегодня мы
знаем  немногим  больше,  чем  в  тот  момент,  когда   Максим   Федорович
воскликнул: "Да ведь это галактика!" Мы не смогли уверенно отождествить  с
наблюдаемым явлением ни одну из галактик, содержащихся в  "Новейшем  общем
каталоге", не говоря о каталоге  Мессье.  И  дело  не  в  том,  что  такой
галактики еще никто не наблюдал, речь идет совсем о другом...
   - Прошу прощения, - прервал Григорьева Леднев, - но не все  разбираются
не только в сущности возникших затруднений, но даже в терминологии.  Здесь
астрономы  и  астрофизики  в  меньшинстве...  Вот,  к  примеру,  вы  часто
говорите: внегалактическая туманность и галактика. Это - понятия  близкие,
или я не совсем понимаю?
   - Эти понятия  совпадают.  Совершенно  безразлично,  говорим  ли  мы  о
внегалактических туманностях или о галактиках. Что еще вас смущает?
   - Почему для многих галактик существует двойная  нумерация?  -  спросил
Топанов.
   - Двойная нумерация существует только для ста  трех  объектов,  впервые
открытых Мессье. Собственно, Мессье открыл только шестьдесят один  объект,
но он впервые свел все светящиеся объекты с размытыми очертаниями  в  один
каталог, чтобы не спутать  их  с  кометами.  Ведь  Мессье  был  знаменитым
охотником за кометами, - ответил Григорьев. - Все  кометы  -  члены  нашей
Солнечной системы.  За  ними  очень  интересно  наблюдать.  На  протяжении
нескольких дней они  смешаются  на  фоне  далеких  звезд,  а  вот  светлые
пятнышки, что открыл Мессье, оставались неподвижными.
   - И каждое такое пятнышко оказалось  скоплением  из  многих  миллиардов
звезд! - немного торжественно заявил Кашников. Григорьев  отбивал  у  него
"звездный хлеб", ведь Кашников был астрономом. - И многие из  них  подобны
нашей Галактике, в которой Солнце занимает скромное положение в  одной  из
ее спиральных ветвей. Свет от многих галактик идет  к  нам  миллионы  лет.
Одни галактики мы видим с ребра, другие более  удобно  расположены,  и  мы
можем отнести их или к спиральным, или к эллиптическим, и так  далее.  Еще
Демокрит из  Абдеры,  великий  древнегреческий  философ,  представлял  наш
Млечный  Путь  как  скопление  бесчисленных  звезд,  но   только   Галилею
посчастливилось убедиться в правильности этой догадки Демокрита. Теперь же
изучение нашей Галактики, как и исследование внегалактических туманностей,
бурно развивается. Мы...
   - ...Мы предоставим вам время и с удовольствием прослушаем вашу  лекцию
в другой раз, - прервал Кашникова Григорьев. - А сейчас я  хотел  обратить
ваше внимание, товарищи, на одно "но". Дело в том, что все  известные  нам
галактики вращаются вокруг  своих  ядер,  центральных  частей,  в  которых
находится  почти  вся  масса  галактики,  большинство   звезд   скопления.
Вращается и наша Галактика  Млечного  Пути.  Солнце,  вместе  с  Землей  и
остальными планетами, описывает круг вокруг своего  галактического  центра
за 185-200 миллионов лет. Наша Земля участвовала по крайней мере в  десяти
таких оборотах за время своего существования. Только в  десяти!  Можно  ли
предположить,  что  мы  наблюдаем  при  прохождении  "спутника  Алексеева"
какую-нибудь конкретную галактику?  Нет!  Галактику  мы  могли  бы  видеть
только с одной ее стороны. Либо с  торца,  -  Григорьев  указал  на  левый
снимок, - либо плашмя, в виде диска, либо как-то со стороны! А мы  _каждое
утро_ видим эту странную, условно называемую,  "галактику"  _два  раза_  с
торца. И один раз она раскидывает над нами свои спиральные ветви...
   - А может быть, Алексеев  как-то  получил  возможность  наблюдать  нашу
Галактику, ту, к которой принадлежит наше Солнце? - спросил кто-то.
   - Нет, - твердо ответил Григорьев. - Мы уже хорошо знаем  истинный  вид
нашего галактического скопления, у нас нет  такого  количества  спиральных
ветвей. Так, кажется, товарищи астрономы?
   - А где вчерашние снимки? - вдруг спросил Топанов. -  Ну-ка,  дайте  их
сюда.
   Топанов взял три снимка и разложил  их  на  освещенном  стекле.  Все  с
интересом наблюдали за ним.
   - А ведь  снимки-то  разные,  -  заметил  Григорьев,  -  чуть-чуть,  да
разные...
   - Съемки могли производиться в разное время, -  ответил  Леднев,  -  на
разных стадиях поворота, это во-первых...
   -  ...Если  допустить,  -  вставил  Топанов,  -  что  это  "галактика",
запущенная,   вопреки   всякому   здравому   смыслу,   подобно    детскому
волчку-игрушке? Это вы хотели сказать?
   Топанов поменял местами фотоснимки.
   - Пожалуй, их нужно рассматривать именно в такой последовательности,  -
сказал он. - Смотрите слева направо: вот снимок, полученный позавчера; вот
снимок, полученный вчера; и, наконец, сегодня утром.
   - Что ж, - задумчиво произнес Григорьев, - сегодня утром  снимок  вышел
на славу, гораздо больше подробностей.
   - Да, он как-то полней, - добавил Леднев.
   Все напряженно размышляли...
   -  Вот  что,  -  сказал  Топанов,  -  нужно  немедленно   связаться   с
американскими   учеными.    Отправим    им    наше    оборудование,    наш
электронно-оптический  преобразователь,  и  пусть  они  фотографируют,  но
обязательно шлют нам снимки. Так мы установим различия  в  фотографиях  не
только ежесуточно, но и на протяжении восьми часов.
   Через  три  дня  стали  регулярно   поступать   фотографии   "галактики
Алексеева", снятые в районе озера Верхнего. Эти фотографии передавались  в
Москву по радио, откуда доставлялись к нам самолетом. Каждое утро, часов в
восемь, мы  получали  и  складывали  из  отдельных,  еще  влажных,  частей
изображение  "спутника  Алексеева".  Догадка  Топанова  подтвердилась.  На
каждой фотографии, получаемой  из  Америки,  различных  подробностей  было
больше, чем на  нашей  фотографии,  снятой  накануне,  и  меньше,  чем  на
следующей фотографии...
   Теперь уже мы сравнивали между  собой  только  фотографии,  снятые  при
прохождении "галактики" в зените. Когда их накопилось с десяток, вывод был
сделан единогласно,  и  вывод  потрясающий!  Рассудок  отказывался  с  ним
согласиться,  но  длинный   ряд   фотографий   со   всей   убедительностью
свидетельствовал,  что  необыкновенная  туманность,  представляющая  собой
"спутник  Алексеева",  находилась  в  _состоянии  непрерывного  развития_!
Спиральные ветви набухали туманными хлопьями, расползались  все  дальше  и
дальше; плотный, светящийся миллиардами звезд центр "галактики"  выделялся
все более четко.
   - Если это галактика, - сказал Топанов, - то  мы  присутствуем  при  ее
развитии. Каждый день она иная, каждый час... Ну, а если она  развивается,
если вот эти туманные нити насыщены сгустками звезд, то я  вас  спрашиваю,
товарищи, как выглядела она каких-нибудь тридцать-сорок дней назад?  И  не
положили ли ей начало те таинственные ракеты, которые взвились с  полигона
Института звезд за месяц до катастрофы?
   - То, что вы говорите, похоже на фантастику... - возразил Григорьев.
   -  А  вам  не  кажется,  что  человечество  уже  давно  шагнуло  в  мир
фантастики? - быстро ответил Топанов. - И мы сделали ошибку, не  пригласив
сюда  тех  представителей  астрономической  науки,  которые  на   эволюции
звездных скоплений зубы проели. Сделали  ошибку,  и  ее  нужно  немедленно
исправить. Сегодня же попросите выехать  их  сюда.  Дело  о  катастрофе  в
лаборатории Алексеева приобретает совсем  другой  поворот,  чем  это  всем
казалось вначале. Признаться, кое-чего в этом роде я и ждал...
   Мы, как зачарованные, переводили взгляд с одной фотографии  на  другую.
Да, если Топанов вновь окажется  правым,  если  то,  что  мы  наблюдали  и
фотографировали, представляет собой модель, подобие  настоящей  галактики,
настоящего звездного острова в миниатюре, то  она  разрастается  на  наших
глазах, обретая какую-то малознакомую даже для астрономов форму...


   И вновь неожиданность... На этот  раз  ее  принес  очередной  бюллетень
Академии   наук.   Решением   Комитета   по   проведению    международного
геофизического года Алексееву была присуждена премия...
   Наверное, в десятый раз  мы  перечитывали  коротенькое  сообщение:  "За
открытие асимметрии эффекта Эйнштейна присудить вторую премию руководителю
лаборатории южноукраинского филиала  Института  звезд,  Алексееву  Алексею
Алексеевичу. Премия присуждена посмертно".
   - Какого эффекта? Какая асимметрия? - спрашивал Григорьев. - Почему нам
раньше ничего не было известно об этих работах?
   Топанов позвонил в Комитет.
   - Почему вы не поставили нас в известность? - спросил он. - Ах,  работа
носит узкоспециальный характер? Тем более следовало  бы  прислать!  В  чем
содержание работы?
   - Алексеев предположил, что можно экспериментально установить некоторую
асимметрию эффекта Эйнштейна, - ответили Топанову, -  он  поставил  у  нас
опыт, в результате которого мы действительно  получили  подтверждение  его
теоретических расчетов. Вот и все...
   Топанов тут же потребовал:
   -  Прошу  вас  немедленно  выслать  копию  расчетов  Алексеева  и  ваши
протоколы по этому вопросу.
   - Как он разбрасывается! -  восклицал  Григорьев,  перелистывая  листки
работы Алексеева. Мы получили их в тот же вечер. - Опять какая-то загадка.
Для чего ему нужно было заниматься именно этим  эффектом  Эйнштейна?  И  я
понимаю, почему нам не прислали эту работу Алексеева - выполнена она  была
полтора  года  назад:  явно  побочная  тема...  Правда,  не  совсем   ясны
обоснования, вернее, неполны...
   - Но в чем суть дела? - напомнил Топанов. -  Я  вижу,  что  здесь  тоже
какие-то орбиты, какой-то спутник...
   -  В  позапрошлом  году  был  запущен  искусственный  спутник   Солнца,
искусственная  планета.  Предполагалось  проверить  эффект  Эйнштейна   по
отклонению луча света вблизи Солнца...
   -  Отклонение  луча  света...  -  взволнованно  проговорил  Топанов.  -
Продолжайте, продолжайте, пожалуйста!
   - Эксперимент в общем обычный, - продолжал Григорьев.  -  Запущенная  с
Земли искусственная  планета  каждые  сутки  производила  фотографирование
Солнца на фоне далеких звезд... Спустя год, это было  в  декабре  прошлого
года, пролетая вблизи Земли, она передала радиосигналами эти фотографии на
Землю.  При  помощи  этих  фотографий  удалось  очень   точно   определить
отклонение луча света вблизи Солнца... Вот видите, -  Григорьев  поднял  и
показал  всем  большую  фотографию  с  черным  диском  Солнца  и  светлыми
пятнышками звезд вокруг, - видите, здесь процарапаны  стрелки  против  тех
звезд, изображение которых сместилось, так как луч света вблизи Солнца...
   - ...имеет форму гиперболы! - воскликнул Топанов. - Я  все  вспомнил...
Все!.. Продолжайте, я все потом объясню...
   - Да, луч света искривляется вблизи тяготеющих масс, это было известно,
но Алексеев предположил, что впереди по движению Солнца  искривление  луча
будет большим, чем с другой стороны Солнца, в этом смысл предсказанной  им
асимметрии...
   - И опыт подтвердил расчеты Алексеева?
   - Да, на полученных фотографиях смещение звезд впереди Солнца оказалось
несколько большим, чем возможная ошибка эксперимента...
   - Все вспомнил, все, - торопливо заговорил Топанов. - Этот  эксперимент
имеет самое  близкое  отношение  к  работам  Алексеева,  самое  близкое...
Известно, что Солнце вызывает своеобразное искривление пространства вокруг
себя... Но Алексеев предположил, что это можно объяснить не так, как делал
это Эйнштейн, - одним только  "преломлением  гипотетической  среды  вокруг
тяготеющей массы". Он утверждал, что здесь... истинное преломление. Да, он
так говорил... И это преломление вызвано свойствами того, что мы  называли
"пустотой". То есть Алексеев утверждал,  что  даже  "пустое  пространство"
заполнено чем-то,  и  это  что-то  имеет  вполне  определенную  физическую
природу. Природа боится пустоты, говорили в далекие времена.  Природа  _не
знает_ пустоты! - скажем мы сегодня... Да разве можно назвать пустотой то,
что стало колыбелью звезд, колыбелью  галактик?!  Только  в  уме  человека
может существовать слово "ничто", природа его не знает!
   - Выходит, что есть нечто такое, что заполняет физическое пространство?
- спросил Григорьев.
   -  Не  заполняет,  нет!  Это  я  оговорился.  По  Алексееву  есть  САМО
физическое пространство, и он решил проследить,  как  это  НЕЧТО,  уступая
дорогу громаде Солнца, будет взаимодействовать с лучом света.
   - Но позади Солнца также могут возникать какие-то интересные участки...
раз Алексеев считал, что Солнце движется в некоторой материальной среде.
   - Вот именно! - воскликнул Топанов. -  В  том-то  все  и  дело!  И  вот
разница в плотности "пустоты" впереди и позади движения Солнца  и  создает
эту самую "асимметрию эффекта Эйнштейна", открытую Алексеевым!



        ЗВЕЗДНАЯ ГОЛОВОЛОМКА

   Сегодня я застал всех членов комиссии за странным занятием. У  длинного
стола, стоящего под деревьями, сидели очень серьезные  и  деловые  люди  и
решали какую-то головоломку. Мне пришлось однажды видеть в парке  культуры
и отдыха точно такие же проволочные головоломки.  С  прихотливо  изогнутых
фигур из толстой стальной проволоки нужно  было  снять  кольца;  некоторые
фигуры соединить в одну, другие, наоборот, разобрать на  составные  части.
Весь фокус заключался в том, что проволочную фигуру нужно было сложить или
повернуть так, чтобы кольцо  снялось  без  всяких  усилий.  На  удачливого
человека все окружающие смотрели с завистью, нервно дергали завитки  своих
проволочных  закорючек,  а  победитель  думал  про  себя:  "Как  это   мне
удалось?.."
   В руках у каждого из моих товарищей были замысловатые фигуры, сделанные
из плоских металлических стержней. Некоторые из  стержней  были  из  меди,
другие из какого-то серебристого сплава. Топанов подвинулся, освободил мне
место рядом с собой и, взяв несколько таких же фигурок, передал их мне.
   - Думайте, - сказал он, - думайте...
   - А над чем, собственно, думать? - спросил я.
   - Да вы что, ничего не знаете? Ах да, вас вчера не было...
   - Я ничего не понимаю...
   - Вчера нам прислали  последний  заказ  Алексеева.  Завод-изготовитель,
куда обращался Алексеев, повторил для нас то,  что  было  изготовлено  для
алексеевской лаборатории. Григорьев первым обратил внимание на этот заказ.
Общий  вес  всех  этих  металлических   кружев   равен   двумстам   десяти
килограммам. Возникло предположение, что эти фигурки Алексеев  и  запускал
на своих трех ракетах.
   - Но как это все проверить?
   - Пытаемся сложить что-нибудь понятное из этих странных  деталей.  Пока
ничего не получается.
   Я тоже стал поворачивать  и  рассматривать  один  из  таких  сегментов.
Отделанный чрезвычайно тщательно, местами полированный металл,  посередине
какая-то луночка, похожая на продолговатую дольку...
   - Вы также обратили на нее внимание?  -  спросил  Григорьев.  -  Максим
Федорович, вы не рассказали о требованиях, которые  предъявил  Алексеев  к
этой детали.
   - Да, да... Завод сообщил нам, что на тщательности  шлифовки  вот  этой
луночки особенно настаивал Алексеев. Кроме того, к  ней  были  предъявлены
особые условия и в отношении прочности. Луночка  должна  была  выдерживать
давление не менее пяти тысяч атмосфер!
   - А вот еще кольца, - сказал Григорьев, протягивая мне несколько  колец
из золотистой бронзы. -  Они  разъемные,  видите,  похожи  на  кольца  для
ключей...
   - И к ним также были предъявлены какие-нибудь требования?
   - Да, в отличие от сегмента с луночкой, кольца  должны  быть  хрупкими;
сплав, из которого  они  сделаны,  выдержит  напряжение  не  выше  пятисот
килограммов на квадратный сантиметр...
   - А почему луночка должна выдерживать не менее пяти тысяч  атмосфер,  а
кольца не больше пятисот?
   - Если бы мы знали! -  воскликнул  кто-то  из  сидящих  за  столом,  не
поднимая головы. Проволочные фигуры в его руках  сцепились  в  удивительно
красивый узорчатый гребень.
   - Значит, - уточнил я, - прочность луночки  рассчитана  на  пять  тысяч
атмосфер, а прочность колец - только на пятьсот...
   - Именно... - Григорьев отодвинул от  себя  свою  работу.  -  Кольца  в
каких-то условиях должны разлетаться,