то я никогда ее
не любила.
     - Послушай, мама...
     - Если ты идешь к мессе, пойду с  тобой.  Собственно,  я  просто  так
вышла пройтись. Старая Тумер-Манди шепнула мне  по  секрету,  конечно  же,
хотя бог знает, где она это услышала, что стражники нашли немного  кофе  и
чая на складе красок. Ты заметил, что это они  не  раздавали?  У  Гигантов
кофе был намного лучше, чем у нас.
     Поток слов заливал его и  тогда,  когда  он  с  отвращением  поглощал
завтрак. Потом он позволил отвести себя к ней в комнату, где  она  натерла
мазью его спину. Во время всех этих действий он был вынужден,  неведомо  в
который раз, выслушивать все те же добрые советы.
     - Помни, Рой, что не всегда будет так плохо. Просто у тебя  неудачная
полоса. Но не позволяй, чтобы тебя это согнуло.
     - Дела всегда выглядят плохо, мама, так зачем же вообще жить?
     - Ты не должен так говорить. Я знаю, что Наука рекомендует  пребывать
в печали, и ты не видишь все так, как я. Я всегда утверждала, что жизнь  -
это великая тайна. Сам тот факт, что мы живем...
     - Но я все это знаю.  Для  меня  жизнь  представляет  лишь  наркотик,
выставленный для продажи.
     Майра посмотрела на его гневное лицо и смутилась.
     - Когда я хочу утешить себя, - сказала  она,  -  я  представляю  себе
огромную черноту, охватывающую все. И неожиданно в черноте  этой  начинает
мигать огонек, а потом многочисленные огоньки. Огоньки эти -  наша  жизнь,
направленная на благо, и сияние освещает все вокруг. Но что  означает  все
это окружение, кто зажег огоньки и зачем...
     Она вздохнула.
     - Когда мы начнем  свое  Долгое  Путешествие  и  когда  огоньки  наши
погаснут, тогда мы будем знать побольше.
     - И ты  говоришь,  что  тебя  это  утешает,  -  презрительно  заметил
Комплейн.
     Он давно уже не слышал эту метафору от матери, и, хотя и не  желал  в
этом признаться, ему казалось, что она смягчает его боль.
     - Да, конечно же, меня это утешает. Видишь, как огоньки горят  в  том
месте?
     Говоря это, она мизинцем коснулась точечки на столе между ними.
     - Я довольна, что мой не  горит  где-то  в  одиночестве,  в  каком-то
незнакомом месте.
     Она указала согнутым пальцем на какой-то пункт пространства.  Покачав
головой, Комплейн встал.
     - Я его не вижу, - признался он. - Может, было бы лучше, если  бы  он
светился где-нибудь подальше.
     - Конечно, так могло бы быть, но тогда все это было бы другим. Этого-
то я и боюсь, что могло бы быть подругому, что все было бы другое.
     - Возможно, ты и права. Лично я  попросту  предпочел  бы,  чтобы  все
здесь было иначе, мама. Мой брат Грегг, который покинул племя, ушел жить в
Джунгли...
     - Ты все еще думаешь о нем? - с оживлением спросила старуха. -  Грегг
был счастливчиком,  Рой,  если  бы  он  остался,  то  сейчас  был  бы  уже
стражником.
     - Ты думаешь, что он жив?
     Она недовольно затрясла головой.
     - В дебрях? Можешь быть уверен, его давно  поймали  Чужаки.  А  жаль,
очень жаль. Грегг был бы хорошим стражником, я всегда это говорила.
     Комплейн уже собирался уходить, когда она произнесла:
     - Старый Озберт Бергасс все еще дышит. Мне сказали, что он  призывает
свою дочь Гвенну. Это твоя обязанность, сходить к нему.
     По крайней мере, сейчас она говорила несомненную правду, и по крайней
мере, сейчас обязанности сочетались с удовольствием, поскольку Бергасс был
героем племени.
     По дороге  он  не  встретил  ни  одной  живой  души,  за  исключением
одноглазого Оливелла, который неся пару  убитых  уток,  перекинутых  через
здоровую руку, кисло приветствовал его.
     Помещение, в котором Бергасс  развел  свое  хозяйство,  находилось  в
самом конце Кабин, хотя находилось когда-то в зоне передовой баррикады. По
мере того, как племя медленно продвигалось вперед, помещение это смещалось
назад. Озберт Бергасс был на вершине  своей  славы,  когда  жил  в  центре
района,  занятого  племенем.  Теперь,  в  старости,   комнаты   его   были
расположены дальше, чем чьи-то еще.
     Последняя граница - баррикада, которая отделяла  людей  от  Джунглей,
начиналась сразу  же  за  его  дверьми.  Многочисленные  пустые  помещения
отделяли его от ближайшего  соседа,  а  бывшие  соседи  трусливо  убежали,
переместившись ближе к центру. Старый и упрямый человек,  однако,  остался
на  месте,  несмотря  на  все   более   затруднительные   связи,   и   вел
созерцательный образ  жизни  среди  грязи  и  мерзости,  окруженный  стаей
женщин.
     До   этого   места   не   дошли   следы   веселья.   В   отличие   от
временно-радостного настроения, которое царило в районе Кабин,  территория
Бергасса выглядела унылой и безрадостной.  Когда-то  давным-давно,  скорее
всего еще во времена Гигантов, в этом месте произошел какой-то  взрыв.  На
некотором пространстве стены были опалены, а  посреди  палубы  было  видно
отверстие размером с человека. В районе дверей старого проводника не  было
никакого света.
     Постоянное продвижение племени  вперед  тоже  отложило  отпечаток  на
захламлении этой территории, а водоросли,  которые  разрослись  за  задней
баррикадой, образовали на грязном  полу  изглоданные  карликовые  заросли,
достигающие  бедер.  С  некоторой  тревогой  Комплейн  постучал  в   дверь
Бергасса. Она распахнулась, и  щебетанье  голосов  и  клубы  пара  окутали
мягкие кремовые отростки длиной в руку мужчины. Его тело напоминало  труп,
пронизанный проросшими ветвями.
     - И таким образом корабль был потерян  и  человек  был  потерян...  -
бормотал  старик  охрипшим  голосом,  уставившись  невидящими  глазами  на
Комплейна. - Я всюду бывал среди этих руин и повторяю, чем больше проходит
времени, тем меньше у  нас  остается  шансов  отыскать  себя.  Вы,  глупые
женщины, этого не понимаете, вам это  безразлично,  но  я  говорил  Гвенне
множество раз, что он вредит своему племени. "Ты плохо делаешь,  -  так  я
ему говорил, - уничтожая все, на что не наткнешься,  только  лишь  потому,
что тебе это не  нужно.  Ты  жжешь  книги,  уничтожаешь  фильмы,  так  как
боишься, что кто-то использует их против тебя". Я ему говорил, что  в  них
содержатся секреты, которые мы должны знать, а он, дурак, не понимает, что
не уничтожать все это надо, а привести хоть в какой-нибудь порядок. Я  ему
говорил, что видел больше этажей, чем он о них слышал, я же говорил ему...
Что вам угодно?
     Поскольку этот перерыв в бесконечном монологе был вызван скорее всего
его присутствием, Комплейн спросил, не  мог  бы  он  оказаться  чем-нибудь
полезным.
     - Полезным? - повторил Бергасс. - Я всегда сам заботился о себе,  так
же как задолго до меня мой отец.  Отец  мой  был  величайшим  проводником.
Хочешь знать, каким образом появилось это племя? Я тебе расскажу. Мой отец
вместе со мной, а я тогда был еще совсем малышом, открыл то,  что  Гиганты
называли арсеналом. Да, помещения, полные парализаторов, полнехонькие! Без
этого открытия племя Грина никогда не  стало  бы  тем,  чем  является  оно
сейчас. Да, я и сейчас мог  бы  добраться  до  арсенала,  если  только  не
испугаюсь. Это далеко в центре Джунглей, там, где ноги становятся  руками,
пол уплывает, а ты начинаешь мчаться по воздуху словно муха.
     Он уже бредит, подумал Комплейн. Нет смысла говорить  ему  о  Гвенне,
раз уж он бормочет о ногах, превращающихся в руки.
     Неожиданно старый проводник замолчал, потом сказал минуту спустя:
     - Откуда ты здесь взялся, Рой Комплейн? Дайте мне  рассола,  а  то  в
животе сухо.
     Кивнув одной из женщин, чтобы  она  поднесла  ему  напиток,  Комплейн
сказал:
     - Я пришел посмотреть, как вы себя чувствуете. Вы - великий  человек,
и мне жаль, что вы оказались в таком состоянии.
     - Великий человек, - глуповато пробормотал старик.
     Но тут же гневно завопил:
     - Где мой рассол? Что там,  дьявол  вас  побери,  делают  эти  девки,
полощут в нем свои ж...?
     Одна из молодых женщин немедленно подала миску,  кокетливо  подмигнув
при этом Комплейну.  Бергасс  был  слишком  слаб,  чтобы  есть  самому,  и
Комплейн поспешил с помощью, вливая ему густую жидкость в рот.
     При этом он заметил, что глаза проводника пытаются встретиться с  его
глазами, словно надеясь передать ему какую-то тайну, но Комплейн  привычно
старался не  допустить  этого.  Он  обернулся  и  неожиданно  почувствовал
царившую вокруг мерзость. На борту было достаточно  грязи,  чтобы  на  ней
могли расти водоросли, но тут даже сухие стебли  были  перепачканы  липкой
массой.
     - Почему здесь нет лейтенанта? Где доктор  Линдсней?  Куда  подевался
отец Маррапер? - неожиданно рассвирепел он. - Они бы позаботились о лучшем
надзоре за вами.
     - Поосторожней с этой ложкой, сынок.  Минуточку  погоди,  пока  я  ее
проглочу. Ох, это мое проклятое брюхо. Так жутко ноет. Доктор? Я  приказал
моим женщинам отослать доктора. Лейтенант? Ему не до меня. А  кроме  того,
он стал уже почти такой же старый, как и я. В одну из сон-явей Циллак  его
сместит и сам захватит власть. Он человек...
     - Может  быть,  мне  привести  священника?  -  с  отчаянием  произнес
Комплейн, видя, что Бергасс вновь начинает бредить.
     - Священника? Это кого? Генри Маррапера? Подвинься-ка поближе, я тебе
скажу такое, о чем только мы вдвоем будем знать. Это тайна. И я никогда  о
ней не говорил. Спокойно. Генри Маррапер - мой сын. Да. И я не верю во все
эти его выдумки, да, не верю.
     Тут он задергался и засипел, что  Комплейн  сначала  счел  за  звуки,
издаваемые болью, пока не сообразил, что это смех, прерываемый  выкриками:
"Мой сын".
     Сидеть  здесь  дальше  было  бессмысленно.  Он  недовольно  поднялся,
коротко кивнул одной  из  женщин  и  поспешно  ушел,  оставив  Бергасса  с
припадком такой сильной дрожи, что наросты на  животе  колотились  друг  о
друга. Остальные женщины,  не  проявляя  ни  малейшего  интереса,  стояли,
уперев руки в бока или отгоняя от себя мух.
     Отрывки их болтовни достигли безразличных к ним ушей Комплейна,  пока
он шел к дверям.
     - И откуда он берет всю эту одежду, хотела бы я  знать?  Ведь  он  же
обычный молокосос. Я вам говорю, он доносчик...
     - Матушка  Каллиндрем  только  что  принесла  семерых.  Все  родились
мертвыми, за исключением одного бедного малыша. Помните, в последний раз у
нее было пятеро? Я ей прямо в глаза сказала, что она должна быть осторожна
со своим парнем...
     - Все проиграл...
     - Врет...
     - Никогда еще так не хохотала...
     Когда он вновь оказался в темном коридоре, он прислонился к стене и с
облегчением перевел дыхание. Собственно, он  ничего  не  сделал,  даже  не
сказал об исчезновении Гвенны, хотя именно за этим и приходил,  и  все  же
что-то в нем как бы изменилось, словно какой-то  огромный  груз  навалился
ему на мозг, причиняя боль, не позволяющую видеть более ясно.
     Инстинктивно  он  подумал,  что  приближается  какой-то   кризис.   В
помещении Бергасса стояла страшная жара, и Комплейн почувствовал, как  пот
течет по его лицу. Даже сейчас, в коридоре, можно  было  расслышать  щебет
женских голосов. Неожиданно перед его глазами  возник  вид  Кабин  такими,
какими они были на самом  деле:  огромная  пещера,  наполненная  стрекотом
множества голосов. И никогда никакого действия,  одни  голоса,  замирающие
голоса.



                                    4

     Явь  понемногу  кончилась,  приближался  период   сна,   и   Комплейн
чувствовал, как с приближением  следующей  порции  наказания  желудок  его
делается все более неспокойным. Через три  сон-яви  на  четвертую,  как  в
Кабинах, так и на прилегающих территориях, наступала  тьма.  Это  не  была
абсолютная темнота. Тут и там в  коридорах  тлели  квадратные  контрольные
светильники, напоминающие луну, только в помещениях было безлунно и  царил
мрак.
     Таков  был,  впрочем,  привычный  закон  природы,   Правда,   старики
говорили, что при жизни их родителей тьма  не  длилась  так  долго,  но  у
стариков, как правило, скверная память, и они любят рассказывать  странные
истории о своем детстве.
     В темноте водоросли съеживались и  опадали,  как  пустая  шелуха.  Их
гибкие плети делались хрупкими,  ломались  и  все,  за  исключением  самых
молодых,  делались  черными.  Так  выглядела  недолгая  их   зима.   Когда
появлялось солнце, молодые  стебли  и  побеги  энергично  тянулись  вверх,
покрывая мертвые растения новой волной зелени. Четыре сон-яви спустя и они
отмирали.  Такого  рода   цикл   переживали   только   самые   сильные   и
приспособленные.
     Теперешнюю явь большая часть из нескольких  сотен  людей,  населявших
Кабины, пребывала  в  бездеятельности,  преимущественно  в  горизонтальном
положении. После варварских вспышек радости всегда наступал период  апатии
и спокойствия. Все ощущали облегчение, и в то  же  время  были  неспособны
включиться в ежедневную рутину.  Вялость  охватила  все  племя.  Утомление
окутало его словно щупальцами, снаружи баррикад водоросли стали  заполнять
очищенные поляны, но только голод был в состоянии поставить людей на ноги.
     - Я бы мог перебить их всех, и ни одна рука не  поднялась  бы  им  на
защиту, - сказал Вэнтедж.
     На  правой  стороне  его  лица   отобразилось   нечто,   напоминающее
вдохновение.
     - Так почему бы тебе этого не сделать? -  иронически  поинтересовался
Комплейн. - Ты же знаешь, что говорится в Литаниях: сдерживаемые  недобрые
инстинкты нарастают и поглощают сознание, в котором гнездятся.  Берись  за
дело, Дырявая Губа.
     Он  был  мгновенно  схвачен  за  руку,  и  острие  ножа   повисло   в
горизонтальном положении в  миллиметре  от  его  горла.  Прямо  перед  ним
оказалось удивительное лицо - половина, перекошенная гневом,  половина  же
застыла в мертвой, отстраненной улыбке, крупный серый глаз смотрел сам  по
себе, занятый собственными полностью личными видениями.
     - Ты не  посмеешь  никогда  так  называть  меня,  гниющая  стерва,  -
проворчал Вэнтедж.
     Потом он повернулся и опустил руку с ножом. Ярость угасла, ее сменило
нечто вроде раскаяния. Он вспомнил о своем уродстве.
     - Прости меня.
     Комплейн пожалел о своих словах, но Вэнтедж уже не слышал.
     Неторопливо, взволнованный этой вспышкой, Комплейн пошел  дальше.  Он
встретил  Вэнтеджа,  возвращающегося  из  зарослей,  где  он   следил   за
приближающимся племенем. Если дело должно было  дойти  до  столкновения  с
племенем Грина, то ожидать этого следовало не скоро.  Сперва  начались  бы
стычки между выслеживающими друг  друга  охотниками,  а  это  означало  бы
смерть для многих из  них,  зато  наверняка  вызвало  бы  освобождение  от
монотонной повседневной жизни. Но сейчас Комплейн  сохранял  эти  сведения
при себе. Пусть кто-нибудь другой, более обожающий власти, доносит об этом
лейтенанту.
     Направляясь к жилищам стражников за очередной плетяной порцией, он не
встретил никого, кроме Вэнтеджа. Все  еще  царила  апатия,  и  даже  палач
оказался неспособным к действию.
     - У тебя много сон-явей впереди, - сказал  он.  -  Куда  ты  спешишь.
Убирайся и дай мне полежать спокойно. Иди, поищи себе новую женщину.
     Комплейн вернулся в свою каморку. Резь в  желудке  утихла.  Где-то  в
одном  из  узеньких  боковых  коридорчиков  кто-то   играл   на   струнном
инструменте. Он услышал фрагмент песни, напеваемой тенором.

                         ...в жизни твоей
                         ...так долго
                         ...Глория.

     Это была старая забытая песня, он оборвал ее,  плотно  закрыв  дверь.
Его снова поджидал Маррапер. Грязное лицо его было спокойно и  спрятано  в
ладонях, на пальцах поблескивали перстни.
     Неожиданно Комплейн почувствовал напряжение.  Ему  казалось,  что  он
знает, о чем будет говорить священник. Было это так, словно некогда он уже
переживал эту сцену. Он невольно попытался справиться с этими эмоциями, но
чувства обволакивали его, как паутина.
     - Пространства, сынок.
     Священник лениво выполнил жест гнева.
     - Ты производишь впечатление озабоченного.
     - Поскольку я озабочен, отец, убийство могло бы мне помочь.
     Несмотря на неожиданные эти слова, смущение, что все  это  уже  было,
продолжало усиливаться.
     - Есть дела более важные, чем убийство. Дела, которые тебе даже и  не
снились.
     - Не надо говорить мне те же бредни, отец. Чуть погодя  ты  изречешь,
что жизнь - это загадка, и начнешь болтать так же, как моя мать.  Я  знаю,
что мне надо убить кого-нибудь.
     - Ты это сделаешь, - успокоил его священник. - Это хорошо, что ты так
себя ощущаешь. Никогда не  поддавайся  смирению,  сын  мой,  это  способно
уничтожить любого. Все мы заклеймены. Нас осудили за какие-то  грехи  наши
предки. Все мы, слепцы, мечемся куда попало.
     Комплейн, утомленный, обрушился  на  свое  ложе.  Ощущение,  что  это
представление с ним уже случалось, бесследно исчезло. В  то  мгновение  он
желал только сна. Утром его изгонят из этой комнаты и выпорют,  а  сегодня
ему хотелось лишь спать.  Монах  перестал  говорить,  и  Комплейн,  подняв
голову,  увидел,  что  священник  внимательно   к   нему   приглядывается,
оперевшись на его постель, насторожась.
     Комплейн не успел отвернуться, глаза их  встретились.  Самым  жестким
законом, которому подчинялось племя, запрещалось мужчинам глядеть в  глаза
друг другу. Люди искренне  вежливые  наделяли  один  другого  лишь  косыми
взглядами. Комплейн прикусил губу, а лицо его приняло  выражение  крайнего
отвращения.
     - Что тебе, черт побери, от меня надо, Маррапер? - выкрикнул он.
     В нем кипело странное желание сказать, что совсем недавно он узнал  о
незаконном его происхождении.
     - Ведь ты еще не получил своих плетей шесть раз, парнишка, верно?
     - Ты - монах, тебя это не касается.
     - Пастырь духовный не может быть эгоистом. Я вопрошаю тебя ради твоей
пользы, а кроме того, твой ответ имеет для меня огромное значение.
     - Нет, не получил. Как тебе известно, все они ни  на  что  не  годны.
Даже палач.
     Глаза священника вновь искали его глаза.
     Комплейн отвернулся и, хотя поза его была крайне неудобной,  принялся
разглядывать стену, но следующий вопрос священника заставил его переменить
позу.
     - У тебя никогда не было желания поддаться безумию, Рой?
     Перед глазами Комплейна вопреки его  желанию  появилось  изображение:
вот он бежит по Кабинам с раскаленным  парализатором  в  руке,  и  все  со
страхом  и  почтением  расступаются  перед  ним,   оставляя  его  хозяином
положения. Многие из самых уважаемых мужчин, в том числе и его брат Грегг,
впали в свое время в безумие, пробираясь сквозь  толпу  и  скрываясь,  что
некоторым удавалось в менее населенных районах, живя  там  в  одиночестве,
или присоединяясь к другим группировкам  в  страхе  перед  возвращением  и
ожидающей их карой. Он знал, что заслуживает уважения, но идея  не  должна
исходить от духовника.
     Что-нибудь похожее мог бы порекомендовать врач смертельному больному,
но  священник,  долженствующий  хранить  племя  изнутри,  гася  стрессовые
ситуации, чтобы те не превращались в нервные расстройства.
     Впервые он понял, что Маррапер тоже подошел к  какому-то  переломному
пункту в своей жизни, он тоже стремился к чему-то и пытался понять,  какая
связь есть между этим состоянием духовника и болезнью Бергасса.
     - Посмотри на меня, Рой. Отвечай.
     - Почему ты так со мной разговариваешь?
     Он сел, обеспокоенный тоном священника.
     - Я должен знать, что на самом деле с тобой происходит.
     - Ты же знаешь, что говорят Литании: "Мы - скотов дети,  и  дни  наши
протекают в непрерывном страхе".
     - Ты в это веришь? - спросил монах.
     - Конечно. Так начертано в Науке.
     - Мне нужна твоя помощь, Рой. Ты пошел бы со мной,  даже  если  бы  я
отправился за пределы Кабин в Джунгли?
     Все это было сказано тихо и быстро, так же тихо и быстро, как стучало
сердце  Комплейна