орил  по-человечьи?  А  этот
говорит...
   - Ты говорящий, да?
   - Я не знаю, что такое "говорящий".
   - Ну вот мы с тобой сейчас разговариваем. Как мы понимаем друг друга?
   - Я не знаю. Я еще маленький. Мама знает.
   - А где твоя мама?
   - Близко. В море. Она отпустила меня играть.
   - А почему ты не открываешь рта, когда говоришь?
   - Рот открывают, когда едят. Когда думают, рта  открывать  не  надо.  Я
слышу твои мысли, но не знаю, зачем ты открываешь рот. Ты хочешь есть?
   "Дурень",  -  подумал  Юрка  и  тут  же  испугался:  вдруг  дельфиненок
обидится? "Это я на себя сказал - дурень, не обижайся". Но не тут-то  было
- мысли словно с привязи сорвались, никогда Юрка  не  предполагал,  что  у
него такая суматоха в голове, а надо думать  так,  чтобы  дельфиненок  все
слышал, вернее, все ему слышать не надо, потому что в голову лезет  всякая
чепуха,  а  ведь  он,  Юрка,  сейчас  представитель   человечества   перед
представителем дельфинов, надо думать что-то очень умное.  Что  же  еще  у
него спросить?..
   - Я ничего не слышу. Ты  думаешь  очень  сбивчиво  и  непонятно.  Думай
громче и медленней.
   И тут в целях спасения человеческого престижа Юрка решился на маленький
обман - ради науки, разумеется. Он заговорил:
   - Люди всегда открывают рот,  когда  думают  громко.  Понимаешь,  такое
свойство. Особое. Поэтому, когда я буду открывать рот, это не значит,  что
я захотел есть, - это я думаю. Понятно?
   - Понятно.
   Туман уже почти совсем разошелся,  открыв  зеленоватое  утреннее  небо.
Вдоль побережья потянул бриз.  Горы  неохотно  просыпались,  потягивались,
поднимали к небу каменные головы, становясь на дневную вахту.
   Мальчик  зябко  повел  плечами,  не  очень   ясно   представляя,   что,
собственно,  делать  с  дельфиненком  дальше.  Первое  удивление   прошло,
знакомство состоялось, общий язык найден, что же дальше? В  гости  к  себе
его не позовешь, с мальчишками  во  дворе  не  поиграешь,  в  турпоход  не
пригласишь, телефильм не посмотришь... Интересно, что в  подобных  случаях
делают ученые?
   Дельфиненок, видимо,  испытывал  те  же  сомнения.  Он  нервно  шевелил
ластами, не зная, направиться ли ему в море, или остаться в бухте. Контакт
грозил прерваться в самом начале и самым печальным образом.
   Юрка отыскал у горизонта красное пятнышко. Джеймс сидит там себе  и  не
знает, какие удивительные вещи здесь происходят.
   - У тебя есть друзья?
   - Все дельфины - друзья.
   - Я говорю о таких, как ты.
   - Есть. Очень много. Они далеко. В море.
   - А здесь?
   - Нет.
   - Хочешь, я буду твоим другом?
   - Хочу.
   Юрка хотел по древнему мальчишечьему обычаю протянуть руку, но  вовремя
спохватился - вряд ли ласты дельфина пригодны для рукопожатий.
   - Меня зовут Юрка.
   Дельфиненок попробовал изобразить это имя вслух, и  у  него  получилось
что-то похожее на "Хрюлька". Мальчик чуть не свалился с камня  от  хохота.
Дельфиненок на радостях выпрыгнул из воды, хрюкнул еще раз и тоже скрипуче
засмеялся, открыв зубастый клюв.
   - А тебя как зовут? - спросил Юрка, отсмеявшись.
   - Фью-и-и-ссс, - лихо просвистел дельфиненок заветный пароль.
   - Как, это твое имя?
   - Так меня зовут.
   - И потому ты приплыл на свист?
   - Да.
   - Вот это здорово! А почему ты не подплыл сразу?
   - Я не хотел помешать тебе. Ты делал что-то очень сложное.
   - Так это я тебя так подманивал!
   Оба снова залились счастливым смехом, один -  вытирая  слезы  и  хлопая
себя по коленям, другой - высоко выпрыгивая из воды и разевая клюв.
   - Ой, вот Джеймс будет смеяться! Умора!
   - Кто такой Джеймс?
   - Мой  друг.  Видишь,  далеко  лодка?  Это  Джеймс  ловит  там  рыбу  и
ничегошеньки не знает! Он скоро вернется. Мы подождем его, правда?
   - Зачем ждать? Поплывем!
   Юрка огорченно опустил голову.
   - Хорошо тебе говорить - поплывем! Я не доплыву - далеко.  И  никто  не
доплывет. Только чемпион какой-нибудь.
   - Я помогу.
   Мальчику даже страшно стало: а вдруг  это  все-таки  сон  и  он  сейчас
проснется? Проснется, так и не успев прокатиться на дельфине...  Затаенная
мечта мальчишек всего мира, полузабытая детская сказка...  Ну  почему  нет
никого  на  берегу?  Почему  его  собственная  автоматическая   кинокамера
валяется сейчас на столе, в номере гостиницы?
   - А как? - неуверенно спросил Юрка, уже по пояс войдя в воду.
   - На спине. Я сильный.
   Кожа у дельфиненка была удивительно мягкая  и  невероятно  скользкая  -
никак  не  ухватишься.  Но  после  нескольких  попыток  мальчику   удалось
устроиться довольно основательно: спинной плавник поддерживал  сзади,  как
спинка кресла, а коленки прочно  упирались  в  боковые  ласты.  Из  такого
сиденья не вылететь даже на большой скорости. И руки стали свободными.
   Бриз потихоньку раскачал море, и накат  усилился.  Волны  со  скрежетом
грызли гальку, оставляя на берегу клочья пены. От  берега  пахло  йодом  и
солью.
   Дельфиненок выходил из бухточки осторожно, опасаясь то ли за  себя,  то
ли за всадника. Когда волна откатывалась,  он  замирал,  чтобы  при  новой
волне отвоевать еще один десяток метров, - и так раз пять.
   Наконец валуны остались позади.
   - Держись!
   Тугой воздух ударил в лицо мальчику и засвистел в ушах. Из-под  коленок
выросли два лохматых крыла водяной пыли. Юрка от  неожиданности  схватился
обеими руками за  ласты,  но  потом  выпрямился  -  сначала  робко,  потом
уверенно.
   Какая моторка, какой катер! Такого он не  испытывал  никогда.  Это  был
изумительный полет. Можно было  закрыть  глаза  и  слушать,  как  замирает
сердце, когда ты повисаешь в пустоте, перелетая с волны на волну.
   Когда мальчик открыл глаза,  красная  лодка  была  совсем  близко.  Они
подплыли неслышно и стремительно, и  поэтому  Джеймс  их  не  заметил.  Он
сидел, уставившись на поплавок, и клевал носом...
   Триумф был полный. Пока Джеймс приходил в  себя,  дельфиненок  с  Юркой
подняли  в  воде  такой  тарарам,  что  чуть  не  перевернули  лодку.  Они
выписывали вокруг немыслимые спирали и  восьмерки,  уносились  в  открытое
море и возвращались снова.
   Потом Юрка перелез со спины дельфина  в  моторку,  а  его  место  занял
Джеймс, и все началось сначала - англичанин,  растеряв  остатки  хваленого
спокойствия, визжал, вопил,  орал  не  своим  голосом  какие-то  пиратские
песни, а дельфин свистел,  скрипел,  хрюкал  -  и  все  вокруг  кружилось,
летело, падало и снова взлетало, и тощая фигурка светловолосого  мальчишки
на живой зеленой торпеде неслась и неслась сквозь холодное пламя моря.
   Наконец все трое умаялись и, совершенно измученные, улеглись отдыхать -
мальчишки на дно лодки, а дельфиненок рядом на волну.
   И тут Юрка обнаружил  интересную  деталь:  Джеймс  совершенно  свободно
лопотал с дельфином по-английски! Юрку это  немного  задело:  ведь  первым
установил контакт он, а не Джеймс, поэтому дельфин  хотя  бы  из  уважения
должен думать по-русски. Он спросил дельфина почти сердито:
   - Откуда ты знаешь английский язык?
   - Я не знаю, что такое английский язык.
   - Но ведь ты слышишь мысли Джеймса?
   - Да.
   - И мои мысли слышишь?
   - Да. Когда ты думаешь громко.
   - А мы с Джеймсом понимаем друг друга очень плохо.
   - Почему?
   - Потому что мы говорим на разных языках. Ну, как  тебе  объяснить?  Я,
например, называю берег "земля", а на языке Джеймса он называется "лэнд".
   Дельфиненок подумал с минуту, потом свистнул.
   - Я, кажется, понял. У нас тоже в разных морях есть разные свисты. Если
свистит дельфин из холодного моря, то дельфин из теплого моря  этот  свист
не поймет. Но все дельфины умеют думать одинаково...
   - Выходит, и люди думают одинаково, а только говорят на разных языках?
   - Вы с Джеймсом думаете одинаково, и  я  одинаково  хорошо  слышу  ваши
мысли.
   - Вот здорово! Если бы люди умели читать мысли,  как  дельфины,  то  не
надо было бы учить иностранные языки!
   От полноты чувств Юрка изо всей силы хлопнул Джеймса по плечу.
   - Слышишь, Джеймс, тогда мне не надо было бы зубрить английский! Ура!
   Джеймс непонимающе нахмурился и спросил что-то у дельфиненка.  Судя  по
движению плавника, тот перевел. И Джеймс вдруг разулыбался до ушей и  тоже
ударил Юрку по плечу:
   - Энд я нет изучал русский язык! Ура!
   Дельфиненок насмешливо заскрипел.
   Юрка повернулся на спину и стал смотреть на облака. Еще час  назад  они
низко висели над морем, а сейчас поднялись  высоко-высоко  и  походили  на
белые пятнышки в сиренево-синем небе.  И  от  этого  мир  стал  большим  и
просторным, а их лодка маленькой-маленькой. И бриз утих -  ему  просто  не
хватало силы стронуть с  места  столько  воздуха  и  света.  Он  свернулся
клубочком где-то в ущелье и ждал  вечера.  Когда  солнце  будет  садиться,
облака снова опустятся ниже, и мир уменьшится. Тогда бриз выйдет на волю и
примется гонять вдоль побережья мелкую зыбь. А потом придет ночь,  и  море
сольется с небом: звезды  вверху,  звезды  внизу,  тишина  вверху,  тишина
внизу. А потом из моря встанет заспанная луна. Она  будет  идти  по  небу,
постепенно уменьшаясь и бледнея, так что утром от нее, как  от  растаявшей
во рту конфеты, останется только тонкий полупрозрачный диск. И  потом  все
повторится сначала...
   - Ты приплывешь сюда завтра?
   - Да.
   - Послушай, тебя надо  как-то  назвать  по-человечьи.  Давай  мы  будем
называть тебя Свистун.
   - Суистун! Хорошо, вери гуд, - как эхо отозвался Джеймс.
   - Су-ис-ти-ун!!! - локомотивным сигналом пронеслось над  морем,  и  все
трое засмеялись.
   Все-таки это необычный дельфин, думал Юрка. Недаром у него знак на лбу.
То, что он приплыл на свист,  конечно,  здорово,  но  в  этом  нет  ничего
необыкновенного: с помощью "дельфиньего эсперанто" можно не только  звать,
но и переговариваться с дельфинами. Об этом в учебнике написано.
   А  вот  о  том,  что  с  дельфинами  можно  разговаривать  без  всякого
"эсперанто", - об этом нигде не написано. Может, такого еще не  случалось?
Иначе зачем изобретать всякие там ДЭСПы и прочие хитрые вещи?..
   А может, случилось, да не поверили... Это вот Юрка знает, что  дельфины
разумные существа, а если кто не знает? Услышит он  голос  внутри  себя  -
подумает, почудилось. А если человек несовременный, религиозный - подумает
еще невесть что.
   Так  что,  если  рассудить  здраво,  ничего  особенного  в  сегодняшнем
происшествии нет. Просто счастливый случай.
   Юрка потерся щекой о нежную кожу нового друга. Нет, все-таки  произошло
чудо! Вообще  чудес  на  свете  много  бывает,  но  все  они  приключаются
почему-то с другими. Но вот теперь...
   Дельфиненок вздрогнул и метнулся от лодки.
   - Мама зовет, - виновато сказал он.
   Друзья понимающе переглянулись.
   - Ну что ж, - со вздохом сказал Юрка. - До завтра!
   - До завтра!
   Дельфин скрылся в воде, словно его и не было.
   - До завтра! - прозвучало где-то внутри, стуком крови в ушах.
   И вдруг у самой кромки  горизонта,  уже  начавшей  таять  в  полуденном
мареве, донесся лихой разбойный пересвист:
   - Хри-юль-ка! Джи-эй-им-иэс! Су-ис-ти-ун!
   Мальчишки разом вскочили, замахали руками, до рези в глазах вглядываясь
в слепящую даль. Но ничего не увидели.
   Джеймс молча завел мотор. Каким неуклюжим корытом показалась им  сейчас
их алая крылатая лодка с инициалами "Джи" и "Ю" на покатом носу!
   Уже у самого берега Джеймс спросил:
   - Ты будешь рассказать отец за Свистун?
   - Нет, - подумав, ответил Юрка. - Он все равно не поверит. Вот  мама  -
та бы поверила. Она ведь все-все про дельфинов знает. Но мама далеко...



7. ПЕНТА-СЕАНС

   Здесь, на высоте, было нежарко, но океан  внизу  под  горячим  дыханьем
пассата парил и туманился, как запотевшее стекло. Небо  тоже  не  радовало
чистотой, хотя на нем не было ни облачка. Полуденное марево гасило краски,
и даже  солнце  в  зените  выглядело  бледным  и  потным.  Где-то  там,  в
стратосфере, нес обратным курсом океанскую влагу антипассат: ветры  вблизи
экватора работали неутомимо и бесперебойно, как горизонты метро.
   Полуденный пассат располагает к созерцанию и  лени,  но  сегодня  покой
океана был как занавес на сцене, который вот-вот взовьется и откроет  поле
невиданных событий и небывалых действий.
   С двух сторон шли навстречу друг другу два клина,  две  армии:  одна  -
безоружная и  ничего  не  подозревающая,  другая  -  закованная  в  сталь,
вооруженная  до  зубов  хитрой   механикой   и   готовая   к   неожиданной
сокрушительной атаке.  С  одной  стороны  верещали,  свистели  и  скрипели
дельфины, ровняя строй тунцов, не уступающих им  по  размерам  и  силе,  с
другой - верещали эхолоты,  пересвистывались  боцманы,  скрипели  лебедки,
пряча под воду цепкие ячейки необъятных тралов.
   У каждой  армии  был  свой  предводитель.  Одной  беззвучно  командовал
большой дельфин-альбинос с белым пятном на лбу, другой - седой  и  грузный
старик в белом капитанском кителе. Одного звали Сусип, другого - Тарас, но
они не знали друг о друге.
   А между двумя сходящимися  клиньями,  как  челноки  в  ткацкой  машине,
сновали взад  и  вперед  четыре  "Флайфиша",  оставляя  за  собой  цветные
шерстистые нити - следы. Рыборазведчики трассировали курс,  чтобы  рулевые
могли направить свой  сейнер  в  тунцовый  строй  с  точностью  брошенного
гарпуна.
   Два косяка - живой и железный - сближались.
   Тарас Григорьевич оторвался от стереотрубы: ход рыбы был виден  простым
глазом. Дельфины, конечно, тоже видели корабли, но  скорости  не  снизили.
Дельфиньи  крики  в  гидрофонах  зазвучали  резче  и  настойчивей,  словно
погонщики решили протаранить тунцами и корабли и тралы.
   - Лихо идут, - бурчал старый рыбак, вытирая вышитым платком мокрую шею.
- А куда спешка? И зачем им прорва такая?
   Что-то  неправильное  чудилось  Тарасу  Григорьевичу  в  этом  огромном
косяке, что-то тревожащее. Он  всматривался  в  "плешь",  в  завихрения  и
водовороты, уже видные на поверхности, в лаковые выгибы  дельфиньих  спин,
переводил  глаза  на  небо,  цветасто  заштопанное  трассами  "Флайфишей",
пыхтел, не вынимая трубки: "Начадили тут, дохнуть нечем", но во всем  этом
привычном не хватало какой-то малой детали, какой-то пустяковины,  а  чего
именно, Тарас Григорьевич понять не мог. И это его сердило. Но думать  ему
не дали.
   Когда до косяка оставалось не больше трех километров,  дельфины  начали
действовать. Первым маневр дельфинов заметил Фрэнк Хаксли, вернее, даже не
Фрэнк, а Бэк. Радист поддался  всеобщему  возбуждению  и  палил  шашку  за
шашкой, оставляя за хвостом гидросамолета такие клубы дыма, что кто-то  из
соседей поинтересовался, не сигналит ли он на Луну.
   Итак, Бэк посмотрел вниз и сказал:
   - Ого!
   Столь  бурное  изъявление  чувств   заставило   Хаксли   повнимательнее
всмотреться в острие рыбьего  клина,  над  которым  они  делали  очередной
разворот. Острие мало-помалу превращалось в трезубец с широко  разогнутыми
крайними лезвиями.
   - "Флайфиш-131" - флагману! Косяк разделяется на три части: центральная
по-прежнему идет на вас, а две - в обход слева  и  справа!  Они  увеличили
скорость!
   - Курсы! Все три, -  рявкнул  Тарас  Григорьевич,  и,  когда  несколько
секунд спустя прозвучали точные цифры, он мог уже без карты  сказать,  что
дельфины  выиграли  первый  раунд.  У  фланговых   косяков   теперь   было
преимущество в скорости: громоздкие корабли, да еще с  сетями,  не  смогут
так быстро развернуться и отрезать  им  путь.  Расчет  был  точным:  начни
дельфины  маневр  чуть  раньше  или  чуть  позже,  можно  было  бы  что-то
предпринять. А теперь две трети улова... О них надо забыть,  чтобы  вообще
не остаться пустым.
   - Ах, бестии подводные, кальмар вас задери, ах, черти зеленые, тридакну
вам в  клюв,  -  по  всем  морским  правилам  костерил  Тарас  Григорьевич
коварного  "противника".  -  Облапошили  на   старости   лет...   "Онега",
"Звездный"!
   - "Онега" слушает!
   - Есть "Звездный"!
   - Давайте разворачивайте помалу...
   - Так разве успеешь?
   - Если только тралы свернуть... Да и то... Пока провозишься...
   - Надо брать тех, что идут на нас. Перехитрить надо. Они  хотят,  чтобы
мы растерялись, рассредоточились, погнались за  двумя  зайцами.  В  разные
стороны. А тем временем сквозь дыры и центральная орда проскочит. Так  что
надо сделать вид, что мы клюнули. Разворачивайтесь, да не шибко. Они тогда
опять на три разделятся, чтобы два фланга между мной и вами пропустить.  А
вы тут задний ход и тралы под нос: пожалуйте! Усекли?
   - "Онега" - ясно.
   - "Звездный" - к выполнению приказа приступил.
   Через минуту, когда "Флайфиш-89" сообщил, что  оставшийся  косяк  снова
разделился на три и не снижает скорости, старый капитан успокоенно сунул в
рот погасшую трубку:
   - Так-то...
   База все это время благоразумно помалкивала, понимая свою неспособность
помочь делу. И только дельфинолог Комов никак не  мог  успокоиться,  нудел
без конца о позоре,  свалившемся  на  Базу  и  на  его  голову,  и  грозил
страшными карами подопечным дельфинам-загонщикам, если они вернутся.
   - Ты, наука, не дребезжи, - не выдержал Тарас Григорьевич. - Есть  дело
- говори, а нет - помолчи. Тут и без тебя слабонервных хватает...
   И, отложив переговорник, взялся за мегафон: передовые порядки  тунцовой
эскадры были уже в нескольких сотнях метров.
   Наперебой загудели "Онега" и "Звездный", резко изменив курс:  гудки  их
смешивались  с   пронзительными   криками   дельфинов,   чересчур   поздно
разгадавших уловку людей; вода вокруг забурлила; остановить живую  лавину,
несущуюся в западню со скоростью  междугородного  экспресса,  не  мог  уже
никто.
   - На эхолотах, смотреть в оба! -  Усиленный  мегафоном  голос  капитана
гремел победоносно. - На лебедках, чуть что - травите средние сети -  рыба
попытается пройти низом! Задние сети не травить - остатки снова  пойдут  к
поверхности, а мы их - хоп!
   Распоряжаясь, Тарас Григорьевич краем глаза посматривал на океан.  Сети
постепенно заполнялись, тяжелели, а тунец все шел и шел.  Дельфины  ныряли
возле кораблей, сотни острых плавников то там, то сям пропарывали бурлящую
воду, как лезвия гибких ножей. И вдруг, неожиданно для всех,  стали  рвать
сети и отгонять рыбу. Прошло совсем немного времени, как все было  кончено
и освобожденный косяк ушел в океан.
   Флотилия возвращалась на Базу,  как  похоронная  процессия.  Сети  были
испорчены, трюмы пусты. Косяк исчез, словно растворился: ни  гидролокаторы
других баз, ни "рыбогляды" даже остатков его не нашли.
   По этому случаю, а  также  по  случаю  официального  выхода  на  пенсию
старого капитана в  кают-компании  "Онеги"  состоялся  прием.  "Удачливый"
показался рыбакам маловат для раута на капитанском уровне.
   Согласно ситуации Тарас Григорьевич был грустен и молчалив. Закусывали,
словно издевались над собой - консервами "Тунец в собственном соку".
   - Одного не могу понять, - сказал вдруг Тарас. - Чего-то не  хватало  в
проклятом лове, чего-то очень знакомого...
   - Рыбы, - засмеялся кто-то с набитым ртом.
   - Птиц не хватало сегодня: ни чаек,  ни  даже  фрегатов,  -  пропел  со
своего места Тасис.
   - Чертушка! Гомер рыжий!  А  я-то,  старый  осел...  -  Тарас  вскочил,
опрокинув стул. - Конечно, птицы! Они же за нами как приклеенные ходят!  А
сегодня - ни одной!
   - Ну и что?
   - А то, что даже птица не трогала эту рыбу! Ни чайки,  ни  фрегаты,  ни
альбатросы, а они любую падаль склюют! Значит, было  в  этой  рыбе  что-то
такое... Правда, наука помалкивает... Только  кажется  мне,  что  дельфины
нас, дураков, от какой-то неизвестной науке пакости оберегали. И оберегли.
   В кают-компании воцарилось неловкое молчание.


   Нина появилась так же внезапно,  как  и  исчезла.  На  ней  был  мягкий
купальный халат.
   - Толя, готовьте кресло.
   Пан поднял голову.
   - Нина, что вы хотите?
   - Связаться с Уиссом на пента-волне.
   - Ни в коем случае