т, будто у них есть рукописи, которые датируются последними годами Европейско-Американской цивилизации.
     Аполло ничем не выдал своего раздражения: он сам уверял в этом ученого несколько месяцев тому назад.
     - Да, - сказал он. - Они подлинные, я же вам говорил.
     - Если это так, то это самое невероятное из всего, что я когда-либо слышал. Но не в этом дело. Корнхауэр перечислил ряд документов и текстов, якобы имеющихся у них, и подробно их описал. Если они действительно существуют, я бы очень хотел посмотреть на них.
     - Вот как?
     - Да. Если это мистификация, я ее обнаружу, если нет, то сведения эти могут оказаться бесценными.
     Монсеньер нахмурился.
     - Я уверяю вас, что это не мистификация, - сказал он холодно.
     - В письме есть приглашение посетить аббатство и изучить документы. Они, очевидно, слышали обо мне.
     - Не обязательно, - сказал Аполло, не в силах противиться искушению поддеть дона. - Они не предъявляют никаких особых требований к тем, кто читает их книги, до тех пор, пока те моют руки и не портят их собственность.
     Ученый вспыхнул. Предположение о том, что может существовать грамотный человек, который никогда не слышал его имени, явно задело его.
     - Все в порядке, - ласково продолжал Аполло. - Никаких проблем. Примите их приглашение, отправляйтесь в аббатство, изучите реликвии. Они встретят вас вполне доброжелательно.
     Ученый с раздражением выслушал это предложение.
     - Ехать через Равнину в то время, когда племя Бешеного Медведя... - он внезапно замолчал.
     - Что вы хотите сказать?.. - спросил Аполло. Его лицо не выражало особого интереса, но на виске нервно пульсировала вена.
     - Только то, что это долгий и опасный путь, и я не могу позволить себе на шесть месяцев оставить коллегиум. Я хотел предложить другой вариант: нельзя ли послать хорошо вооруженный отряд гвардейцев правителя, чтобы доставить документы сюда для изучения.
     Аполло был поражен. Он вдруг почувствовал ребячье желание пнуть ученого в голень.
     - Я боюсь, - учтиво сказал он, - что это совершенно невозможно. Но в любом случае, это дело вне моей компетенции, и я не думаю, что смогу хоть чем-то помочь вам.
     - Почему же нет? - спросил Таддео. - Разве вы не папский нунций при дворе Ханегана?
     - Совершенно верно. Но я представляю Новый Рим, а не монашеские ордена. Управление аббатством находится в руках тамошнего аббата.
     - Но при некотором нажиме со стороны Нового Рима...
     Желание пнуть собеседника в голень снова одолело монсеньора.
     - Давайте обсудим это позднее, - сказал Маркус Аполло. - Сегодня вечером в моем кабинете, если не возражаете.
     Он наполовину повернулся и смотрел вопросительно, как бы спрашивая: ?Идет??
     - Я приду, - быстро ответил ученый и отошел.
     - Почему вы прямо не отказали ему? - сердито спросил Кларет, когда час спустя они уединились в посольские покоях. - Везти бесценные реликвии через разбойничью страну в это время... Это немыслимо, мессир.
     - Конечно.
     - Тогда почему же...
     - По двум причинам. Во-первых, дон Таддео - родственник Ханегана и весьма влиятелен при дворе. Мы должны быть учтивы с императором и его родней, нравится нам это или нет. Во-вторых, он начал что-то говорить о племени Бешеного Медведя, а потом замолчал. Я думаю, он знает о том, что должно случиться. Я не хотел бы заниматься шпионажем, но если он предлагает нам некую информацию, никто не запрещает нам включить ее в отчет, который тебе придется лично отвезти в Новый Рим.
     - Мне? - секретарь был поражен. - В Новый Рим?.. Но что...
     - Не так громко, - сказал нунций, поглядывая на дверь. - Я хочу довести до сведения его святейшества свою оценку нынешней ситуации, причем как можно скорее. Но это не те вещи, которые можно доверить бумаге. Если люди Ханегана перехватят такое послание, то нас с тобой, вероятно, вскоре обнаружат плывущими лицом вниз па Красной реке. А если оно попадет в руки врагов Ханегана, то Ханеган будет совершенно прав, повесив нас как собак. Мученичество всегда благостно, но мы должны сперва сделать свое дело.
     - И я должен устно передать этот отчет Ватикану? - пробормотал брат Кларет, которого явно не прельщала перспектива путешествия через враждебную страну.
     - Да, именно так. И дон Таддео подаст, или, вернее, возможно подаст нам повод для твоего внезапного отъезда в аббатство святого Лейбовича или в Новый Рим, или в оба эти места. В этом случае у двора не возникнет никаких подозрений. Я попытаюсь сделать некоторые шаги в нужном направлении.
     - А в чем сущность отчета, который я должен передать, мессир?
     - Что стремление Ханегана объединить континент под властью одной династии - не такая уж несбыточная мечта, как мы раньше думали. Что договор Святой Карающей Десницы является, очевидно, хитростью Ханегана, и что он предполагает использовать его для того, чтобы вовлечь в конфликт с язычниками Равнины и империю Денвера, и государство Ларедан. Если силы Ларедана будут связаны постоянными стычками с кланом Бешеного Медведя, это в значительной степени поощрит государство Чиахуахуа напасть на Ларедан с юга: ведь между ними старая вражда. Тогда Ханеган сможет победоносно шествовать на Рио-Ларедо. Проглотив Ларедан, он сможет вскоре взяться за Денвер и республику Миссисипи, не опасаясь удара в спину с юга.
     - Вы думаете, Ханеган сможет сделать это, мессир?
     Маркус Аполло начал было отвечать, но затем замолчал. Он подошел к окну и уставился на залитый солнцем беспорядочно раскинувшийся город, построенный большей частью из битого камня минувших веков. Город, не имеющий четкого рисунка улиц. Он медленно вырастал из древних руин, как, вероятно, когда-нибудь некий другой город будет вырастать из руин нынешнего.
     - Не знаю, - сказал он мягко. - Тяжело в наше время осуждать кого-нибудь за желание объединить этот кровожадный континент. Даже таким путем, как... Правда, сам я так не считаю. - Он тяжело вздохнул. - Во всяком случае, наши интересы - не политического свойства. Мы обязаны предупредить Новый Рим о том, что может произойти, поскольку все это касается церкви. А зная обо всем, мы, возможно, предотвратим столкновения.
     - Вы и вправду так думаете?
     - Конечно же, нет! - ласково ответил священник.

***

     Дон Таддео Пфардентрот появился в кабинете Маркуса Аполло в такое время дня, которое вполне можно было истолковать и как вечер. Его манеры заметно изменились: лицо освещалось сердечной улыбкой, а в разговоре сквозила нервическая страстность. Этот парень, подумал Маркус, чего-то очень сильно хочет и даже заставляет себя быть любезным ради этого. Вероятно, список древних авторов, присланный монахами аббатства Лейбовича, произвел на дона гораздо большее впечатление, чем он хотел бы показать. Нунций приготовился к словесной дуэли, но видимое возбуждение ученого делало его слишком легкой добычей, и Аполло расслабился.
     - Нынче днем было собрание профессоров коллегиума, - сообщил дон Таддео, как только они сели. - Мы обсуждали письмо брата Корнхауэра и список документов.
     Он остановился, словно не был уверен, что его слова дошли до слушателя. Серый сумеречный свет из широкого сводчатого окна падал на него слева, отчего лицо казалось белым и напряженным, а большие серые глаза изучали священника, как бы оценивая его.
     - Я полагаю, они отнеслись к этому скептически?
     Серые глаза на мгновение опустились и тут же поднялись.
     - Я должен быть любезным?
     - Не утруждайте себя, - усмехнулся Аполло.
     - Да, скептически. ?Недоверчиво? - более точное выражение. Мое личное мнение: если эти бумаги действительно существуют, то их датировка, вероятно, подделана несколько веков назад. Я не думаю, чтобы нынешние монахи аббатства пытались нас мистифицировать. Просто они и сами поверили в достоверность документов.
     - Очень мило с вашей стороны простить их, - сердито сказал Аполло.
     - Я ведь предлагал быть любезным. Так как же?
     - Не стоит. Давайте дальше.
     Дон соскользнул со своего кресла и подошел к окну. Он внимательно разглядывал бледно-желтые клочья облаков на западе, слегка постукивая по подоконнику.
     - Эти бумаги... Не имеет значения, верим мы им или нет. Сама мысль, что подобные документы могут сохраниться, - даже если имеется самый ничтожный шанс, - настолько будоражит... Словом, мы должны немедленно исследовать их.
     - Очень хорошо, - сказал Аполло; его это слегка забавляло. - Они же приглашают вас. Но скажите мне: чем вас взбудоражили эти документы?
     Ученый бросил на него быстрый взгляд.
     - Вы знакомы с моими трудами?
     Монсеньор поколебался. Он был знаком с ними, но сознаться в этом означало признать, что имя дона Таддео произносилось в одном ряду с именами великих естествоиспытателей, умерших тысячу и более лет назад, хотя самому дону было едва ли за тридцать. Священник не желал признавать, что этот молодой человек подавал немалые надежды обнаружить то редкое проявление человеческого гения, которое возникает раз или два в столетие, чтобы перевернуть всю науку.
     - Я должен признаться, что не читал большую часть из...
     - Не имеет значения. - Пфардентрот не принял извинения. - Большинство из них сугубо абстрактны и скучны для неспециалиста: теория сущности электричества, движение планет, притяжение тел и прочее в этом же духе. А в списке Корнхауэра упоминаются имена Лапласа, Максвелла и Эйнштейна... Они что-нибудь говорят вам?
     - Не много. История называет их естествоиспытателями, не правда ли? Они ведь жили в то время, которое предшествовало гибели последней цивилизации? Помнится, их упоминает одна из языческих агиологий,  не так ли?
     Ученый кивнул.
     - И это все, что известно о них или о том, чем они занимались. Физики, как говорят наши не очень глубокие историки. Те люди, благодаря которым Европейско-Американская культура поднялась так быстро, говорят они. Перечень, который приводят историки - сущая банальщина, ничего больше. Я почти забыл о них. Но старинные документы, которые, по словам Корнхауэра, у них имеются, могут быть именно физическими научными текстами. Это невероятно!
     - И вы хотите убедиться в этом?
     - Да, мы хотим убедиться. Теперь, когда все это всплыло, я бы предпочел никогда не слышать об этом.
     - Почему?
     Дон Таддео внимательно разглядывал лежащую внизу улицу. Он поманил к себе священника.
     - Подойдите сюда на минутку. Я покажу вам, почему.
     Аполло вышел из-за стола и посмотрел вниз на грязную ухабистую улицу, которая окружала дворец, казармы и здания коллегиума, отгораживая резиденцию правителя от шумного плебейского города. Ученый показал на темную фигуру крестьянина, который в сумерках вел домой своего осла. Его ноги были обмотаны кусками мешковины. На них налипло столько грязи, что он еле их поднимал. Но он упорно, шаг за шагом, тащился вперед, отдыхая после каждого шага по полсекунды. Он был настолько изнурен, что даже не мог очистить ноги от грязи.
     - Он не едет верхом на осле, - заметил дон Таддео, - потому что утром его осел был нагружен зерном. Ему не приходит в голову, что теперь - поклажи нет. То, что было правильно утром, правильно для него после полудня.
     - Вы знаете его?
     - Каждое утро и каждый вечер он проходит мимо моего окна. Неужели не приметили его?
     - Таких, как он, тысячи.
     - Посмотрите-посмотрите. Можете ли вы заставить себя поверить, будто это животное ведет свой род от людей, которые, как предполагают, изобрели летающие аппараты, побывали на Луне, подчинили себе силы природы, создали машины, умеющие говорить и едва ли не мыслить? Можете вы поверить, что такие люди существовали?
     Аполло молчал.
     - Посмотрите на него! - настойчиво повторил ученый. - Нет, сейчас слишком темно. Вы не сможете разглядеть на его шее первые признаки сифилиса, который вскоре съест его носовой хрящ. Наполовину парализованный и явно слабоумный. Безграмотный, суеверный, кровожадный. Он ненавидит своих детей. За несколько монет он может убить их. Он может продать их за что угодно, как только они достаточно подрастут. Посмотрите на него и скажите, видите ли вы в нем потомка некогда могущественной цивилизации? А если нет, то кого вы видите?
     - Образ Христа, - раздраженно ответил монсеньер, сам удивляясь своему гневу. - А что я, по-вашему, должен увидеть?
     Ученый раздраженно фыркнул.
     - Несоответствие. Между людьми, которых вы можете увидеть из любого окна, и людьми, которые некогда жили, как нас хотят уверить в этом историки. Я не могу этого принять. Как могла великая и мудрая цивилизация полностью уничтожить себя?
     - Вероятно, - ответил Аполло, - сделавшись совсем уж величественной и совсем уж мудрой, ничего более.
     Он подошел к высокой лампе, чтобы зажечь ее, так как сумерки быстро сгущались. Он ударял кресалом по кремню, пока не высек искру, потом стал осторожно раздувать огонь на труте.
     - Вероятно... - сказал дон Таддео. - Но я сомневаюсь в этом.
     - Так вы отвергаете всю историю, считаете ее мифом?
     Из трута показался язычок пламени.
     - Я не отвергаю ее, но подвергаю сомнению. Кто писал вашу историю?
     - Монашеские ордены, конечно. В те темные времена не было больше никого, кто мог бы писать ее.
     Он перенес огонь к фитилю.
     - Ну вот! Вы подтверждаете это. А во времена антипап сколько еретических орденов фабриковали свои собственные версии исторических событий, а потом подсовывали их в качестве трудов древних авторов? Вы этого не знаете, вы просто не можете точно это знать. Несомненно, что на этом континенте существовала цивилизация более развитая, чем нынешняя. Чтобы в этом убедиться, достаточно взглянуть на груды искореженного, ржавого металла. Вы можете разрыть полосы сыпучих песков и обнаружить остатки их железных дорог. Но где же доказательства существования тех машин, которые, как уверяют нас историки, строились в те времена? Где обломки самодвижущихся повозок и летающих машин?
     - Перековали на плуги и мотыги.
     - Если они вообще существовали.
     - Если вы сомневаетесь в этом, то почему хлопочете о документах ордена Лейбовича?
     - Потому что сомнение не есть отрицание. Сомнение - могучий инструмент, и его следует применить к истории.
     Нунций натянуто улыбнулся.
     - А в чем заключается мое участие в этом деле, ученый дон?
     Ученый порывисто подался вперед.
     - Напишите настоятелю аббатства. Заверьте его, что с документами будут обращаться очень бережно, что их вернут сразу же, как только мы установим их подлинность и изучим содержание.
     - Чьи гарантии я должен ему дать - ваши или мои?
     - Ханегана, ваши и мои.
     - Я могу ему дать только ваши и Ханегана. У меня нет собственных солдат.
     Ученый покраснел.
     - Скажите мне, - продолжал нунций, - почему, если забыть о бандитах, вы настаиваете на том, чтобы эти документы привезли сюда, вместо того, чтобы поехать в аббатство самому?
     - Самая лучшая причина, на которую вы можете сослаться в письме к аббату, это то, что экспертиза документов, произведенная в аббатстве, не будет иметь достаточной силы для светских ученых.
     - Значит, ваши коллеги могут подумать, будто монахи вас провели?
     - Ммм... может случиться и так, но вот что особенно важно: если они будут привезены сюда, их сможет изучить каждый, кто способен высказать достаточно квалифицированное суждение. И все доны, приехавшие из других княжеств, также смогут посмотреть их. Но мы не можем на полгода перенести весь коллегиум в юго-западную пустыню.
     - Ваша точка зрения мне ясна.
     - Вы направите просьбу в аббатство?
     - Да.
     Дон Таддео, казалось, был удивлен.
     - Но это будет ваша просьба, не моя, - продолжал монах. - И я должен честно сказать: не думаю, чтобы дон Пауло, аббат, сказал ?да?.
     Дон, однако, выглядел удовлетворенным. Когда он ушел, нунций вызвал к себе секретаря.
     - Ты отправишься в Новый Рим завтра, - сказал он ему.
     - Через аббатство Лейбовича?
     - Через аббатство проедешь на обратном пути. Отчет для Нового Рима не терпит отлагательств.
     - Да, мессир.
     - В аббатстве скажешь дому Пауло: ?Шеба  думает, что Соломон придет к ней?. Преподнесешь подарки. А затем плотнее закроешь уши. Когда его гнев утихнет, возвращайся назад, чтобы я мог сказать дону Таддео ?нет?.

13

     В пустыне время идет медленнее, заметить его течение нелегко. Два времени года миновали с тех пор, как дом Пауло отказал в просьбе, пересекшей Равнину, но дело окончательно уладилось только несколько недель назад. Да и уладилось ли? Тексаркана была явно недовольна результатом.
     На закате аббат расхаживал вдоль стены аббатства, его невыбритая челюсть выдавалась вперед, словно старый утес, обросший мхом и готовый противостоять стихиям меря случайностей. Ветер пустыни белым флагом развевал его волосы, плотно обтягивал рясу вокруг сутулой фигуры аббата, делая его похожим на иссохшего Иезекииля, правда, с округлым маленьким животиком. Аббат прятал свои грубые руки в рукава рясы и время от времени поглядывал на пустыню, на видневшееся вдали местечко Санли-Бувитс. Монахи, встречавшиеся ему на пути, с удивлением посматривали на старика, мерившего шагами землю вдоль стены. Последнее время настоятель пребывал в дурном расположении духа, чем давал повод для самых различных предположений. Шептались, будто вскоре бразды правления в аббатстве святого Лейбовича перейдут к новому аббату. Поговаривали, что старик плох, очень плох. Все знали: если аббат услышит эти перешептывания, то шептуны будут немедленно вышвырнуты за монастырскую стену. Аббат слышал, но делал вид, что ничего не замечает. Он сознавал, что шептуны правы.
     - Прочти мне его снова, - внезапно обратился он к монаху, что неподвижно стоял неподалеку от него. Капюшон монаха качнулся в сторону аббата.
     - Какое, домине? - спросил он.
     - Ты знаешь, какое.
     - Да, мой господин.
     Монах долго копошился в одном из рукавов рясы, отягощенном солидной пачкой бумаг и писем, пока не нашел то, что нужно. К свитку был прикреплен ярлык: Subimmunitate apostolica hoc supposition est. Quisquis nuntmm molestare audeat, ipso facto excommunicetur.
     Det: R'dissimo Domno Paulo de Pecos, AOL, Abbat,  (монастырь братьев-лейбовичианцев, в окрестностях местечка Санли-Бувитс, что в Юго-Западной пустыне, империя Денвер), cui saratem dicit: Marcus Apollo. Papatiae Apocrisarius Texarkanae.
     - Да, это самое. Прочитай мне его, - сказал аббат нетерпеливо.
     - Accedite ed eum...
     Монах осенил себя крестом и пробормотал обычное благословение текста, которое произносилось перед чтением или письмом с такой же пунктуальностью, как и благословение пищи. Сохранение грамотности и знания в течение темного тысячелетия было главной задачей братьев ордена Лейбовича, и этот маленький ритуал неизменно напоминал об этой задаче.
     Окончив благословение, монах развернул свиток против солнечных лучей, так что тот стал прозрачным.
     - Jterum oportet apponere tibi crucem ferendam, amice...  Он читал чуть нараспев, выхватывая слова из цветистого леса фраз. Аббат прислонился к парапету и слушал, наблюдая за канюками, которые кружились над столовой горой Последнего Прибежища.
     - ?...Снова оказывается необходимым возложить на тебя крест, старый друг мой и пастырь близоруких книжных червей, - монотонно тянул чтец, - но, вероятно, ноша сия на этот раз будет иметь привкус триумфа. Оказалось, что в конце концов Шеба все-таки отправляется к Соломону, несмотря то, что не исключается обвинение его шарлатанстве. Настоящим извещаю тебя, что дон Таддео Пфардентрот, доктор естественных наук, мудрейший из мудрых, ученейший из ученых, светловолосый внебрачный сын некоего князя и божий дар ?пробуждающему поколению?, решил наконец нанести тебе визит, потеряв всякую надежду перевезти вашу Книгу Памяти в здешнее прекрасное королевство. Он появится в праздник Успения, если сумеет ускользнуть по пути от шаек грабителей. Он прибудет к вам со своими сомнениями и небольшим конным отрядом, следствием благосклон