у  заскрипели   шаги.   Появился
Бартоломью, высокая фигура, рассекающая стелющийся под  нависшими  скалами
туман. Увидев Генри, он резко остановился. Его рот  открылся.  Он  прикрыл
его ладонью.
     - Эй, не принимай все так близко к сердцу, -  доброжелательно  сказал
Таскер. - Ты что, раньше никогда не видел крови?
     - Вы... вы... невероятное чудовище... - выпалил Бартоломью.
     - Слушай, я тебя уже однажды просил не разговаривать  со  мной  таким
образом. Интересно, как ты думаешь, зачем мы здесь, от нечего делать? Этот
парень упрямится, не хочет сотрудничать. Я сделал  то,  что  вынужден  был
сделать. Ты  можешь  сказать  своему  предку,  что  мы  перепробовали  все
способы. А теперь отдавай бирки и будем убираться отсюда.
     - Боже мой... - Бартоломью не сводил глаз с Генри: больные  глаза  на
бледном лице.
     - Что, животик слабоват? Тогда не смотри на него, я позову ребят и...
     - Пес вонючий... - спотыкаясь, Бартоломью отошел.
     - Эй ты, ничтожная прилизанная комнатная собачонка! -  Голос  Таскера
превратился в рев. - У меня приказ доставить тебя  целым  и  невредимым  к
твоему папочке - но это не значит,  что  я  не  могу  выпороть  тебя,  как
следует...
     В поле зрения  появился  Гас,  который  сзади  быстро  приближался  к
Бартоломью.  Грохнул  выстрел.  Коротышка  споткнулся,  упал  лицом  вниз,
дернулся разок и замер.
     На мгновение повисла мертвая тишина. Затем раздался рев Таскера.
     - Ну ты, безмозглый маменькин сынок, явился и пристрелил  лучшего  из
когда-либо продававших наркотики врачей. Ты что спятил или?..
     - Освободите его, - услышал Генри голос Бартоломью. - Я хочу  отнести
его в вашу машину. Там будет палата...
     - Слушай, ты, негодяй, - заскрипел Таскер. - Тот факт, что эта птичка
жива, меня как раз не устраивает, ты понял? Ты, наверное,  совсем  сдурел.
Твой старик...
     - Перестань упоминать моего отца в своей вонючей болтовне... О такого
мерзавца, как ты, он и ноги не стал бы вытирать...
     - Не стал бы,  ага...  Слушай,  ты,  придурковатый  сосунок,  как  ты
думаешь, кто нас сюда послал?
     - Что вы хотите сказать?
     - Я хочу сказать, что с нашим мальчиком немного круто обошлись  из-за
его же доброты. Он твоего папашу раскрутил на половинную дележку и  хорошо
прижал его, заставив  послать  сюда  своего  щенка,  подстраховываясь.  Но
старик не привык быть добреньким с теми,  кто  выкручивает  ему  руки.  Он
приказал нашему умнику застолбить участок, а после этого  мы  должны  были
отнять у него бирки и привезти их ему, а заодно и тебя прихватить вместе с
ними. И я должен сказать, крошка, тебе чертовски повезло, что твой  старик
тот, кто он есть, иначе я привязал бы тебя рядышком с этим типом!
     - Вы говорите, вас послал сюда мой отец?
     - Именно так, юноша. Твой старик хороший деляга.
     - Вы лжете! Он не мог сказать вам, куда идти, я сам не знал...
     - Ты многого не знаешь, сынок. Например, о маячке, который  поместили
в те замечательные  ботинки,  которые  на  тебе.  Умник  обыграл  ребят  в
Панго-Ри. Ладно, это ничего не изменило. Твой левый каблук  стал  посылать
сигнал, едва ты продырявил атмосферу, - он  хихикнул.  -  Что  ты  на  это
скажешь, мальчик?
     - Я тебе покажу, - проговорил Бартоломью. Он появился в  поле  зрения
Генри, высокая, стройная фигура с пистолетом в руке.
     - Эй, стой... - начал Таскер.
     Бартоломью поднял пистолет и выстрелил Таскеру в лицо.
     Генри лежал на земле, глядя вверх на бледный свет, посеребривший небо
на востоке. Заработали турбодвигатели, завыли, набирая обороты. Бартоломью
спрыгнул с машины, наклонился над ним.
     - Капитан, вы меня слышите?
     Генри сделал глубокий вдох и попытался пошевелить языком.  Во  рту  у
него находилось пять фунтов мертвого мяса. По всему телу  ползли  огненные
муравьи, впиваясь в его  плоть.  Глубоко  внутри  разбухала,  разрастаясь,
боль. Он попробовал еще раз, раздалось что-то похожее на хрюканье.
     - Вы серьезно ранены, капитан.  Я  сейчас  попытаюсь  втащить  вас  в
машину.
     Генри  почувствовал  под  собой  руки  Бартоломью.  Раскаленные  ножи
пронзили тело. Затем он понял, что его ноги волочатся  по  земле.  Тяжелое
дыхание Бартоломью резало ему слух.
     - Я должен попытаться поднять вас на борт, капитан.
     Он почувствовал под своей грудью плечо  юноши,  его  поднимали.  Боль
разбухала, взорвалась, превратилась  в  облако  мелкой  пыли,  заполнившей
Вселенную...
     Он снова лежал на спине, чувствуя под  собой  люльку  вездехода.  Она
подпрыгивала, подпрыгивала. Небо было водянисто-серое, тяжелое от снега.
     - Мы скоро будем там, капитан, - говорил Бартоломью. - Уже  недалеко.
Мы скоро будем там...
     Машина неслась на высокой скорости, турбодвигатели ревели, меняя тон,
когда земля резко уходила вверх.
     - Еще чуть-чуть, капитан, - сказал Бартоломью, - и с вами все будет в
порядке.
     Теперь машина ползла, увязая в глубоком снегу. Вдруг тряска,  которая
наполняла  Вселенную  с  начала  времен,  прекратилась,  словно  беззвучно
разбился огромный  кристалл.  Во  внезапную  тишину  хлынула  боль.  Генри
чувствовал, что в лицо ему бьет снег.
     Голос проткнул его, как нож.
     - Я вернусь через минуту, надо расчистить вход.
     Холод  обжигал  ему  лицо,  словно  замерзшее  лезвие  топора.  Какие
глубокие удары  наносил  падающий  топор!  Но  удары  становились  слабее,
стихали, словно останавливался маятник на древних часах...
     Генри заморгал. Его левый глаз  склеился.  Казалось,  на  мозг  давит
тяжелый груз. Вдали послышался тихий гул,  переросший  в  непрекращающийся
рев. Он напомнил Генри о водопаде, который он видел однажды на  планете  с
низкой силой тяжести. Галатея, так она называлась. Широкая река извивалась
по равнине и падала в узкое ущелье, рассыпаясь в окрашенный всеми  цветами
радуги занавес, вас окутывали мельчайшие капельки, мягкие и теплые.
     Но сейчас капли были холодными, и они секли его, словно град...
     Бартоломью стоял над ним. К его  щекам  прилипли  хлопья  снега,  они
таяли, стекали струйками с подбородка. Его корабельный костюм намок, плечи
замерзли.
     - Я снова буду вас поднимать, капитан...
     Движение, боль, запах какого-то растения.
     - Будете в порядке, капитан... - говорил Бартоломью, - в порядке...



                                    6

     Сон звал в свои объятья, но сначала нужно  было  что-то  сделать.  Он
пытался вспомнить, что.  Казалось,  сознание  легко  ускользает  от  него,
возвращается в мягкий далекий сон...
     Генри снова напрягся, заставляя себя думать о чрезвычайно важном.

     ВЕЗДЕХОД ИХ ВЫДАСТ. ИЗБАВИТЬСЯ ОТ НЕГО... К ВОСТОКУ, ПРИМЕРНО В  ТРЕХ
МИЛЯХ ОТСЮДА, ЕСТЬ ВЫСОКИЕ МОРСКИЕ УТЕСЫ...
     А ЕЩЕ ТАМ БУДУТ ЛЕТАТЬ ПТИЦЫ, ПАРЯ, РАСКИНУВ ШИРОКИЕ КРЫЛЬЯ, БЕЛЫЕ  И
МОЛЧАЛИВЫЕ ПОД ВЫСОКИМ СОЛНЦЕМ.

     - ...отрезаю питание  передатчика...  -  говорит  Бартоломью.  -  Они
последуют за нами и найдут наше убежище...
     Генри видел лицо Бартоломью, бесцветное,  небритое,  щеки  ввалились,
губы казались черными. Бедный мальчик. Он так  и  не  понял,  против  чего
пошел...
     - Капитан, мне придется избавиться от вездехода. Поеду на восток.  На
карте показано побережье - всего в нескольких милях.  Может,  мне  удастся
спихнуть его в воду...
     Генри почувствовал, как на лице дернулись мышцы.
     - Умница, - сказал он четко, но потом во внезапном приступе  отчаяния
понял, что его губы не шевелились. Он пытался вдохнуть...
     Какая-то голодная хищная птица схватила  его,  унесла  в  пронизанную
красными пятнами темноту. Гнилое бревно, внутри  которого  бушевал  огонь,
взорвалось, и искрящиеся  личинки,  извиваясь,  глубоко  впивались  в  его
плоть, а время текло медленно, как застывающий воск...
     -  Капитан...  Он  перевернулся.  Падая  вниз,  ударился  о   выступ,
отскочил... Затем упал в воду и утонул. Не думаю, что  он  будет  подавать
какой-либо сигнал. Но они могут пойти по следу... Снег...
     Голос звучал и звучал, как эхо в огромном зале. Лекция была  скучной.
Генри пытался устроиться поуютнее и  заснуть.  Но  стул  был  твердым.  Он
врезался в тело. И кто-то его тряс. И  холодно.  Ему  совсем  не  хотелось
завтракать, он был болен. Скажите им... слишком болен...
     - Я спас винтовку  и  немного  провода,  аптечку,  небольшой  ящик  с
продуктами... и брезент. Мне придется  оставить  вас  здесь  на  несколько
минут, попытаться отыскать место...
     ...Что-то двигалось в темноте  среди  звезд.  Это  был  странный,  со
стрелообразным носом, корабль. Последовала вспышка  -  и  его  собственный
корабль подпрыгнул и задрожал. Противник улетел. Но траектория его  полета
была в следящем устройстве.
     Корабль мчался домой к пустынной планете, обозначенной на картах как,
Коразон. Он бросился вслед. Тонкий луч света ударил в сторону его корабля.
Металл вспыхнул и сгорел.
     Генри продвигался через темноту пешком, паля из пистолета в  странную
длинноногую фигуру, одетую в  блестящий  черный  костюм.  Он  заставил  ее
отступить к своему кораблю, затем к порталу, строительство которого и было
целью посадки. Дверь была забаррикадирована и заперта, но капитан вышиб ее
выстрелом из бластера. Войдя внутрь, он столкнулся  с  существом  лицом  к
лицу.
     Оно было крупнее, но он был сильнее.  Наконец,  оно  упало  замертво.
Капитан посмотрел вниз на странно мирное  лицо  в  металлической  комнате.
Лицо и тело, скрывавшее кости, которые он похоронил...  Когда?  Вчера?  Но
когда же они сражались?
     Но злобы не было. Они оба были чужеземцами, посланцами своего народа,
открывателями новых земель, претендующими на новые миры. Оно  нанесло  ему
поражение в космосе, когда столкнулись  их  корабли,  но  когда  на  земле
столкнулись их тела, он победил и убил его.  Развязке  суждено  было  быть
такой.
     ...Оно закончило строительство портала, когда Генри  его  нашел.  Ему
стало интересно, и он сначала просунул руку, а затем и  сам  прошел  через
дверь в новый мир с зеленым небом...
     И почти забыл вернуться назад...
     Музыка  была  веселой,  юная  Дульчия  танцевала  с  ним  в  Огненном
Дворце... Дульчи, девочка моя, нет причины волноваться, говорил он ей...
     Нет причины... Он бы не оставил ее, беззащитную, этим волкам, это  уж
в его силах. Если молодого Бартоломью можно было спасти... Если в нем есть
то, благодаря чему можно было сделать из  него  мужчину...  Гонка  покажет
это, и Генри возвратится с ним домой. Если нет, и он окажется  неспособным
заботиться о Дульчии, когда Генри не станет, тогда он не  вернется.  Генри
об этом позаботится. А она не узнает. Бог ему судья, но Дульчия никогда не
узнает.
     Мальчик был плоть от плоти своего отца. Если он настроен  идти  таким
образом, каким пошел его отец, то он никогда больше  не  увидит  Алдорадо.
Время покажет. Время... И гонка...
     Музыка была веселой. Дульчия улыбалась ему,  хрупкая,  золотоволосая,
тоненькая в серебряном платье  с  длинной  юбкой,  сшитом  в  стиле  давно
минувших дней. Ткань шуршала, что-то  нашептывая.  Она  была  холодной  на
ощупь. Лицо Дульчии тоже было холодным. На мертвых губах не  было  улыбки.
Как неподвижно она лежала под ослепляющими лампами!
     - Мы пытались связаться с вами, капитан. Я  не  знал,  дадите  ли  вы
согласие на операцию, пятьдесят тысяч кредиток, в конце концов,  здесь  не
благотворительный...
     Из бледного жирного лица текла  кровь.  Ладони  на  его  плечах  были
похожи  на  бумагу.  Он  крошил  камни  руками,  пока  между  пальцами  не
заструилась кровь, и на мгновение ему показалось, что сами рубины  исходят
кровью...
     Он швырнул их на белоснежный стерильный пол,  они  запрыгали,  бросая
красные, зеленые, синие блики. Камни...
     - Вот ваши проклятые пятьдесят тысяч кредиток! Почему вы не спасли ей
жизнь!?
     Под ярким светом мерцали на фоне мертвой  плитки  драгоценные  камни.
Каким холодным было ее лицо...  Они  попытались  увезти  его,  он  кого-то
ударил, но ему связали руки, сломали кости, и боль заполнила его, ревущего
от ярости.
     Прошла вечность. Горы поднимались из морей,  по  их  склонам  стекала
грязь, унося бесчисленные трупы микроскопических мертвых  существ.  Штормы
разбивались  о  вершины,  реки  искрились,  пробивая  себе  путь.   Прибой
накатывался  на  низкие  пляжи,  купающиеся  в  белом   солнечном   свете.
Образовавшийся лед разбивался с грохотом, напоминавшим отдаленный пушечный
выстрел.
     Он лежал в ледяном прибое,  раскачиваемый  волнами,  которые  тащили,
тащили его за собой, не переставая.
     - ...Надо проснуться, капитан. Не умирайте.
     ЕГО ГЛАЗ БЫЛ ОТКРЫТ. ГЕНРИ ДОВОЛЬНО ЯСНО УВИДЕЛ ЛИЦО БАРТОЛОМЬЮ. ЕСЛИ
БЫ МОЖНО БЫЛО ОБЪЯСНИТЬ, ЧТО ОН ЗАМОРОЖЕН ВО ЛЬДУ, МАЛЬЧИК БЫ  ПОНЯЛ,  ЧТО
ЛЕД НЕЛЬЗЯ РАЗБИВАТЬ, ИНАЧЕ СНОВА НАХЛЫНЕТ БОЛЬ...
     Генри моргнул.  Увидел,  как  посветлело  лицо  Бартоломью.  Мальчику
досталось. Генри вздохнул, он хотел сказать ему... Но голоса не было.
     Его язык - о Боже,  неужели  Таскер  отрезал  ему  язык?  Судорожными
усилиями Генри толкал, кусал...
     Появилось пятно боли, словно пламя свечи на фоне обгоревшего  дерева.
Грудь его задвигалась от того, что можно  было  назвать  призраком  смеха.
Какая разница, есть ли у трупа язык!
     Что-то коснулось его руки.
     - У меня здесь аптечка. Этот препарат должен снимать боль. Надеюсь он
поможет, капитан.
     ВСЕ В ПОРЯДКЕ, ЛЭРРИ. Я  НИЧЕГОШЕНЬКИ  НЕ  ЧУВСТВУЮ,  ЕСЛИ  ЛЕЖУ,  НЕ
ДВИГАЯСЬ. ПОНИМАЕШЬ, ЛЭРРИ, Я НАХОЖУСЬ  ВНУТРИ  ЭТОГО  ПИРОГА  ИЗ  ТЕПЛОГО
ЛЬДА...
     НЕТ,  ЧЕРТ  ТЕБЯ  ДЕРИ.  НЕ  ДАВАЙ  МЫСЛЯМ  ПУТАТЬСЯ.  ЭТО  ПОСЛЕДНЕЕ
ПРОЯСНЕНИЕ ТВОЕГО СОЗНАНИЯ  ПЕРЕД  КОНЦОМ...  НЕ  ПОГАНЬ  ЕГО  ФАНТАЗИЯМИ.
БЕДНЫЙ МАЛЫШ! КАК, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ОН ВЕРНЕТСЯ НАЗАД? ИДТИ  ДАЛЕКО,  ДВАДЦАТЬ
СОТЕН МИЛЬ, ГОРЫ, ПУСТЫНИ, ТРЯСИНЫ... И ПРИБЛИЖАЮЩАЯСЯ ЗИМА. У  НЕГО  ЕСТЬ
ОДИН ГОД - КОРОТКИЙ  ГОД  КОРАЗОНА  -  ДЛЯ  ТОГО,  ЧТОБЫ  ЗАРЕГИСТРИРОВАТЬ
ЗАЯВКУ.
     Лицо Бартоломью напряглось.
     - Я попробую зафиксировать кости, капитан. Я смогу сделать  это,  мне
так кажется. Я прошел курс в Государственном Институте.
     НЕ ТРАТЬ НА МЕНЯ ВРЕМЯ, ЛЭРРИ.  ЛЮДИ  ТАСКЕРА  МОГУТ  ПОЯВИТЬСЯ  ТАМ,
НАВЕРХУ, В ЛЮБОЙ МОМЕНТ. ОНИ УВИДЯТ СЛЕДЫ. МОЖЕТ БЫТЬ, ОНИ ВОЙДУТ, КАК МЫ,
МОЖЕТ, НЕТ. УЖАСНО, ЕСЛИ ЭТИ МЕРЗАВЦЫ ПРИБЕРУТ К РУКАМ ЭТО...
     ЗДЕСЬ ТЫ В БЕЗОПАСНОСТИ, ЕСЛИ СПРЯЧЕШЬСЯ В ЛЕСУ.  НО  ЧЕМ  ТЫ  БУДЕШЬ
ПИТАТЬСЯ? МОЖЕТ БЫТЬ, ЕСЛИ ТЫ ОТПРАВИШЬСЯ НАЗАД СЕЙЧАС ЖЕ,  ПОКА  СНЕГ  НЕ
ЗАПОЛНИЛ КОЛЕИ... НО ТАМ, СНАРУЖИ, ХОЛОДНО.  НАЧИНАЕТСЯ  БУРЯ.  ОНА  МОЖЕТ
ПРОДЛИТЬСЯ НЕДЕЛЮ - ИЛИ ДВЕ. ЗДЕСЬ НЕЧЕГО ЕСТЬ, НО ЕСЛИ ТЫ УЙДЕШЬ, ВЕТЕР И
СНЕГ ДОБЕРУТСЯ ДО ТЕБЯ. НЕ  БЕСПОКОЙСЯ  О  БИРКАХ,  ОНИ  БОЛЬШЕ  НЕ  ИМЕЮТ
ЗНАЧЕНИЯ. СЛИШКОМ ПЛОХО. С ДУЛЬЧИЕЙ ВСЕ БУДЕТ В ПОРЯДКЕ. ОНА УМНИЦА...
     НО СТАРИК БАРТОЛОМЬЮ... Я ДОЛЖЕН БЫЛ ПРЕДВИДЕТЬ  ПОДОБНЫЙ  ПОВОРОТ...
СТАРЫЙ ПИРАТ... ОДУРАЧИЛ МЕНЯ...
     - Ладно, капитан. Я начинаю.
     И появилась настоящая боль. Она продолжалась  и  продолжалась.  Через
какое-то время Генри забыл о ней. И забыл о сломанных костях и новом мире,
найденном и снова потерянном,  о  буре,  ревевшей  за  порталом,  о  людях
наверху, охотившихся за ними, и о безграничной пустыне, отделявшей  их  от
Панго-Ри. Он забыл обо всем этом и о многом другом, словно ничего  никогда
не было, только он один в темноте среди звезд.
     Потом он начал вспоминать.  Сначала,  конечно,  боль,  затем  причину
боли...
     Второе было немного  труднее.  Он  получил  приказ  выйти  из  боя  и
отступить к  Лидпайпу.  Его  катер  подбили...  Грубая  посадка.  Огонь...
Амос...
     Амос был не  такой.  Его  лицо  все  в  морщинах,  его  рыжие  волосы
исчезли...
     Амос был мертв. Что-то, связанное с  садом,  драгоценными  камнями  и
девушкой Дульчи, но не Дульчией. Только что-то в ее улыбке, в линии  щеки,
когда она сидела у огня...
     Старик Бартоломью. Не доверяй ему. Он хочет...
     Гонка. Молодой Бартоломью с ним; дым и сгоревшие подшипники...
     Нет, с  этим  все  в  порядке.  Только  рука.  Но,  может  быть,  они
забрались...
     Он открыл глаза.
     Только один раз. Это сделал нож. Но это был сон. Боже мой, какой сон!
Пусть он уйдет, потеряется в ночных тенях... Как хорошо снова оказаться  в
своей кровати, вот только матрац слишком твердый. Где Дульчия?
     - Капитан...
     Генри различил  размытую  фигуру,  наклонившуюся  над  ним.  Это  был
мальчик Лэрри. Имя пришло к нему непонятно откуда. Что он здесь делает?
     - Я приготовил  вам  немного  супа,  -  голос  Лэрри  дрожал.  Фигура
исчезла. Свет стал ярче. Лэрри вернулся. Его лицо было похоже на обтянутый
кожей череп. И у него была накладная борода, в полдюйма длиной.  Это  было
нелепо. Генри  захотелось  рассмеяться.  Не  настоящее  лицо  на  какое-то
мгновение обмануло его.
     Его губ коснулось что-то теплое: неописуемо  восхитительная  жидкость
заполнила его рот. Он почувствовал,  как  болезненно  сжалось  горло.  Еще
немного теплой жидкости. Она огнем стекала в желудок.
     Генри ел с жадностью, забывшись в экстазе утоляемого голода...
     Потом Бартоломью вернулся.
     - Я соорудил что-то вроде койки из  брезента,  чтобы  поднять  вас  с
земли. Капитан, я ужасно волновался. Почти неделя. Я боялся, что вы умрете
с голоду. Я оставил консервы вам...
     Лэрри говорил и говорил. Это была длинная  история.  Генри  удивился,
почему он так много говорит. И о чем?..
     - ...Я поднимался наверх трижды. И  не  обнаружил  никаких  признаков
того, что они там были. Я видел следы животных. Я собираюсь отправиться на
охоту...
     Иногда он  задумывался  над  тем,  кто  такой  Лэрри,  и  каждый  раз
всплывал, чтобы спросить, но это было  слишком  трудно,  и  он  погружался
снова, а Лэрри наклонялся над ним, глядя на него полными тревоги  глазами.
Потом комната растворялась, и он снова брел по огромным пустынным долинам,
продуваемым не затихающими ни на минуту  ледяными  ветрами,  взбирался  на
одинокие  утесы,  вершины  которых  терялись  в   тумане,   идя   на   зов
заблудившихся голосов, всегда раздававшихся из-за следующей гряды скал.
     Он смотрел на руку - сломанная клешня, перекрученная, вся в пурпурных
шрамах, резко бросающихся в глаза на фоне белой кожи.
     Серый свет едва пробивался через узкую трещину в каменной стене.
     Снежные хлопья залетали внутрь, кружились,  оседали,  таяли,  образуя
длинную лужу. На полу были разбросаны  лохматые  шкуры  животных.  Струйка
дыма поднималась над кучей углей, белая на фоне почерневшей стены.  А  еще
он увидел связку темных поленьев, две грубых  глиняных  тарелки,  огромный
горшок, горку нарубленной зелени и кусок пурпурно-черного  мяса.  Это  был
странный сон - почти явь.
     Генри шевельнулся, пытаясь сесть. Груз давил ему на грудь,  не  давая
оторвать спину. Капитан сцепил зубы, приподнялся на один локоть. В воздухе
висел запах древесного дыма, от невыделанных шкур  шла  густая  дурманящая
вонь. На его бедрах лежал мех с грубой  шерстью.  Генри  потянулся,  чтобы
сбросить его. Голова зазвенела от удара, когда он упал. Черт возьми, что с
ним такое? Может, наркотики?
     Его взгляд упал на пистолет Марк IX, рядом с ним стояла пара ботинок,
покрытых засохшей грязью и какими-то более темными пятнами.
     Его ботинки. Внезапно он вспомнил.
     Таскер и коротышка Гас. Он принес скальпель.  Они  подвесили  его  на
веревках и разрезали на куски. Он умер и попал в ад.
     А теперь он здесь, живой.
     Странно.
     Кровь застучала  в  висках  Генри,  как  молот  о  наковальню.  Лэрри
Бартоломью  убил  Таскера  и  Гаса.  Вот  так  пацан!  Да,   жизнь   полна
неожиданностей. Он же притащил его сюда - каким-то образом - и не дал  ему
умереть.
     Генри зашевелился, перевернулся лицом вниз, подсунул под  себя  руки,
оттолкнулся  и  сел.  Левая  рука  -  совсем  бесполезная,  замерший  узел
сломанных пальцев. Но правая