складками, а  мы  копошились
под ней. Попробуйте представить, что вы попали в выдохшийся воздушный шар.
Эта  пленка  -  очень  крепкий  пластик,  почти  абсолютно  прозрачный   и
совершенно гибкий, вроде толстого целлофана.
   Конечно, мне пришлось надеть маску, хоть мы и были отрезаны от внешнего
мира, - воздуха ведь еще не было. Его стали нагонять как можно быстрее,  и
прямо на наших глазах складки зашевелились, стали разглаживаться.
   Это продолжалось всю ночь. Сегодня, с утра пораньше, я  снова  пошел  и
увидел большой пузырь посредине, но края все  еще  лежали  плоско.  Пузырь
метров в сто колыхался как живой и все время рос.
   К середине утра он до того разросся, что мы уже увидели  форму  купола.
Пластик больше нигде не прикасался  к  грунту.  Работу  прекратили,  чтобы
проверить, нет ли утечки, затем снова дули до  полудня.  Теперь  и  Солнце
помогало - теплый воздух расширялся.
   Три часа назад закончилась первая  фаза.  Мы  сняли  маски  и  заорали.
Воздух все еще был разрежен, но он был: инженеры уже  могли  работать  без
масок. Еще несколько дней  они  будут  прикреплять  оболочку  к  упорам  и
проверять, нет ли дырок. Какие-нибудь да есть, конечно, но, если утечка не
выше нормы, это неважно.
   Ну  вот,  сегодня  мы  чувствуем,  что  наши  границы  на  Марсе   чуть
раздвинулись. Скоро под  Седьмым  куполом  построят  дома.  Мы  мечтаем  о
маленьком парке и даже о пруде - их нет на Марсе, потому что под  открытым
небом вода здесь долго не держится.
   Конечно, это начало, когда-нибудь нам все это  покажется  чепухой.  Но,
как ни говори, мы откусили еще один ломтик Марса. А кроме того,  есть  где
расселить еще тысячу людей. Вы меня слышите, Земля? Спокойной ночи!
   Рубиновый огонек погас. Минуту Гибсон сидел, уставившись в  микрофон  и
размышляя о том, что его первые слова,  хотя  и  передаются  со  скоростью
света, только сейчас достигают Земли. Потом он собрал  бумаги  и  пошел  в
контрольную кабину.
   Женщина-инженер держала телефонную трубку.
   - Вас спрашивают, мистер Гибсон, - сказала она. - Кто-то  очень  быстро
откликнулся.
   - Действительно, - ухмыльнулся он. - Алло!
   - Говорит Хэдфилд. Спасибо. Я вас слушал, у нас ведь тоже передавали.
   - Я рад, что вам понравилось.
   Хэдфилд откашлялся:
   - Вы, вероятно, догадались, что я читал ваши  прежние  корреспонденции.
Очень интересно было следить, как меняется ваше отношение...
   - Как это меняется?
   - Раньше вы говорили "они", а теперь  -  "мы".  -  Он  не  дал  Гибсону
ответить и продолжал на том же дыхании: - А звоню я еще по одному  поводу.
Я устроил вам поездку в Скиапарелли.  В  пятницу  туда  идет  пассажирский
самолет. Есть место для троих. Уиттэкер сообщит вам  подробнее.  Спокойной
ночи!
   В  аппарате  звякнуло.  Польщенный  Гибсон  задумчиво  повесил  трубку.
Главный сказал правду,  за  этот  месяц  многое  изменилось.  Мальчишеское
возбуждение продержалось несколько дней; разочарование - несколько дольше.
Теперь  он  знал  достаточно,  чтоб  относиться  к  колонии  с   умеренным
энтузиазмом, который не совсем поддавался  логике.  Анализировать  его  он
боялся, чтоб не спугнуть. Он знал, что все больше уважает здешних жителей,
восхищается их знаниями, простотой, мужеством, благодаря  которым  они  не
только выжили в этом до отвращения враждебном мире, но и  заложили  основы
первой внеземной культуры. И ему захотелось стать одним из них, к чему  бы
это ни привело.
   А пока что ему привалил случай посмотреть Марс. В пятницу он  поедет  в
Порт-Скиапарелли, который находится на  тысячу  километров  к  востоку,  у
Перекрестка Харона. Поездку запланировали две недели тому  назад,  но  все
время откладывали. Надо предупредить Джимми и Хилтона. Может быть,  Джимми
теперь не так рвется туда. Наверно,  считает  дни,  которые  ему  осталось
провести на Марсе. Но если он откажется, Гибсон его разлюбит.


   - Не самолет, а красота! - гордо сказал пилот. - Таких всего  шесть  на
Марсе. Не так просто взлететь в  этой  атмосфере,  хотя  у  нас  и  низкое
тяготение.
   Гибсон  недостаточно  разбирался  в  аэродинамике,  чтоб  оценить   все
прелести самолета, но видел, что площадь крыльев необычайно велика. Четыре
реактивных двигателя были спрятаны прямо в фюзеляже,  и  только  небольшие
выпуклости выдавали их. Если бы он увидел такой аппарат, он бы не  обратил
на него внимания, разве что мощное гусеничное шасси удивило  бы  его.  Да,
машина была создана, чтоб летать далеко и быстро и приземляться  на  любой
мало-мальски плоской поверхности.
   Он влез вслед за Джимми и Хилтоном и кое-как нашел себе  место.  Кабина
была забита большими, хорошо прикрепленными ящиками - срочным  грузом  для
Порт-Скиапарелли.
   Моторы разгонялись  быстро;  наконец  раздался  тоненький,  на  границе
слуха,  вибрирующий  звук.  Потом  была  знакомая  пауза:  пилот  проверял
приборы. Потом включились двигатели и внизу заскользила стартовая  полоса.
Через несколько  секунд  возникло  успокоительное  напряжение  -  ракетный
двигатель без усилия поднял их в небо.  Самолет  лег  на  правое  крыло  и
прошел над городом.
   Самолет направился на восток, и большое пятно Залива Зари  исчезло  над
краем планеты. Теперь под ними на тысячу километров  распростерлась  голая
пустыня с редкими пятнами скал.
   Пилот  включил  автоматическое   управление   и   пошел   поболтать   с
пассажирами.
   - Мы будем в тех местах часа  через  четыре,  -  сказал  он.  -  Боюсь,
смотреть тут не на что, хотя над Евфратом должны  быть  недурные  световые
эффекты. А так - пустыня до самого Большого Сырта.
   Гибсон быстро подсчитал в уме.
   - Мы летим на восток, вылетели довольно поздно... Значит, когда мы туда
прибудем, уже стемнеет?
   -  Не  беспокойтесь,  километров  через  двести  -  маяк.  Марс   такой
маленький, что большой перелет за день не сделаешь.
   -  Вы  давно  на  Марсе?   -   спросил   Гибсон,   переставая   щелкать
фотоаппаратом.
   - Пять лет.
   - И все летаете?
   - Да, большей частью.
   - А вам бы не хотелось на космолет?
   - Да нет, скучно там. Летишь и летишь  в  пустоте.  -  И  он  улыбнулся
Хилтону, который ответил улыбкой, но явно не пожелал вступить в спор.
   - А тут, по-вашему, весело? - заинтересовался Гибсон.
   - У нас хоть есть на что посмотреть, и до дому недалеко. И всегда можно
что-нибудь найти. Я раз шесть летал над  полюсами,  все  больше  летом.  А
прошлой зимой пересек Северное море. Сто пятьдесят ниже нуля! Это на Марсе
рекорд.
   - Ну, его побить не трудно, - сказал  Хилтон.  -  На  Титане  по  ночам
двести.
   В первый раз Гибсон услышал от него упоминание об экспедиции на Сатурн.
   - Кстати, Фред, - спросил он, - правду я слышал?
   - А что именно?
   - Сами знаете. Что вы снова собираетесь на Сатурн.
   Хилтон пожал плечами:
   - Еще не решено. Возникли трудности. Надеюсь, все-таки получится.  Жаль
упускать такую возможность. Понимаете, если мы отправимся на будущий  год,
мы можем пройти мимо Юпитера и как следует его  рассмотрим.  Мак  вычислил
для нас очень любопытную траекторию. Мы пройдем совсем впритык, ближе всех
спутников и дадим его гравитационному полю притянуть  нас  поближе,  чтобы
нас вынесло вращением прямиком к Сатурну. Правда, надо очень  точно  вести
космолет.
   - Что же вас удерживает?
   - Как всегда, деньги.  Полет  рассчитан  на  два  с  половиной  года  и
обойдется в пятьдесят миллионов. Марс их  нам  не  даст.  Это  удвоило  бы
обычный дефицит. Пока что пытаемся уломать Землю.
   - Что ж, все равно им раньше или позже придется раскошелиться, - сказал
Гибсон. - Дайте мне  все  факты,  когда  мы  приедем  домой,  и  я  напишу
блестящую статью о скупердяях-политиках. Вы недооцениваете прессу!
   Так говорили они о разных планетах, пока Гибсон  не  вспомнил,  что  он
теряет  великолепную  возможность  получше  рассмотреть  Марс.  Поклявшись
ничего не трогать, он получил разрешение занять место пилота, пошел вперед
и уселся у приборов.
   В пяти километрах, внизу, тянулась к западу  разноцветная  пустыня.  На
Земле  это  сочли  бы  очень  малой  высотой,   но   из-за   разреженности
марсианского воздуха приходилось лететь как можно ниже. Никогда до сих пор
Гибсон не ощущал так остро, что такое скорость. На Земле он летал быстрее,
но там ничего не было видно. Близость горизонта  усиливала  впечатление  -
предмет появлялся на самом краю планеты и исчезал через несколько минут на
другом краю.
   Время от времени подходил пилот, чтобы выправить курс,  хотя  это  была
чистая формальность и делать ему было нечего почти до самого конца полета.
На полпути появился кофе, и Гибсон пошел в кабину. Хилтон и пилот  спорили
теперь о Венере. Это было больное место  марсианских  колонистов,  которые
считали полеты на Венеру пустой тратой времени.
   Теперь солнце стояло очень низко, и даже приземистые марсианские  холмы
отбрасывали  длинные  тени.  Температура  внизу  перевалила  через   точку
замерзания и падала дальше. Редкие растения, которые выжили в  этой  почти
голой пустыне, наверно, уже свернули поплотней свои листья, сохраняя тепло
и силу на всю ночь.
   Гибсон зевнул и потянулся. Пустыня, быстро скользящая внизу, убаюкивала
его. Он решил поспать часа полтора, оставшиеся до конца полета.
   Разбудила его, должно быть, перемена  света.  В  первую  минуту  он  не
поверил, что проснулся. Он только сидел и глядел, оцепенев  от  удивления.
Больше не было внизу плоского, стертого пейзажа, подчеркивающего  глубокую
синеву близкого горизонта. И пустыня, и горизонт исчезли. Вместо них на юг
и на север, сколько охватывал взор, стояли багровые горы.  Последние  лучи
солнца скользнули по вершинам; те вспыхнули в последний раз  и  исчезли  в
темноте, накатившей с запада.
   Это было так красиво, что Гибсон на несколько секунд  забыл  обо  всем.
Потом он очнулся и понял, к своему ужасу, что они летят  слишком  низко  -
ниже, чем эти вершины.
   Но почти сразу его ужас  сменился  новым,  еще  большим.  Он  не  сразу
вспомнил от страха то, о чем должен был вспомнить.
   На Марсе не было гор.


   Хэдфилд диктовал срочное сообщение Межпланетному центру, когда  новость
дошла до него. Порт-Скиапарелли ждал самолет целых пятнадцать минут  после
назначенного часа, а контроль Порт-Лоуэлла  выждал  еще  десять  и  только
после  этого  послал  сигнал  чрезвычайного  происшествия.  Все   самолеты
марсианского воздушного  флота  были  на  счету,  но  один  уже  готовился
вылететь на поиски с восходом солнца. При большой скорости и малой  высоте
поиски сильно усложнялись. Гораздо легче было искать телескопом с  Фобоса,
когда он взойдет.
   Новости достигли Земли еще через час, когда газеты и радио как  раз  не
знали, о чем бы сообщить; Если бы Гибсон узнал,  что  там  творилось,  он,
наверное, обрадовался  бы  рекламе.  Все  кинулись  читать  его  последние
статьи. Рут - его агент - ничего не  знала,  пока  не  прибежал  издатель,
размахивая вечерней газетой. Она немедленно продала за полторы цены  право
на переиздание последнего романа, а потом ушла  к  себе  и  плакала  целую
минуту. И то, и другое очень обрадовало бы Гибсона.
   В редакциях газет начали печатать впрок некрологи.  В  Лондоне  горевал
издатель, который выплатил ему аванс.


   Крик Гибсона еще не затих в кабине, когда пилот добрался  до  приборов.
Потом все полетели на пол. Машина дернулась  и  стала  почти  вертикально,
отчаянно силясь повернуть к северу. Когда Мартин снова поднялся, он увидел
краем глаза странно расплывчатый оранжевый гребень, который  скользил  уже
совсем недалеко. Даже в эту минуту ужаса  он  заметил,  что  надвигающаяся
стена какая-то странная; и тут наконец догадался. Гор не было. Но то,  что
было, могло оказаться не  лучше.  Они  летели  в  песчаную  бурю,  которая
поднялась из пустыни почти до самой стратосферы.
   Они влетели в нее через  секунду.  Машину  болтало,  и  сквозь  обшивку
доносился сердитый свистящий рев - самый  страшный  звук,  который  Гибсон
слышал в жизни. Солнце внезапно скрылось, и они беспомощно проваливались в
воющую темноту. Все кончилось в пять минут, но ему  казалось,  что  прошла
бесконечность. Их спасла скорость. Они пронеслись, как снаряд, сквозь ядро
бури.  Внезапно  затеплился  перед  ними  глубокий  винно-красный  сумрак,
перестали стучать молотки, и в кабине зазвенела тишина. Гибсон в последний
раз увидел, как уносится к западу буря, взметая пустыню на своем пути.
   Он благодарно опустился в кресло и тяжело задышал.  Ноги  были  слабые,
как желе. Он думал, сильно ли они сбились с курса; потом понял,  что  вряд
ли это важно, раз самолет оснащен навигационными приборами. И только когда
прошла глухота, у него снова упало сердце. Моторы не работали.
   В кабине было очень тихо. Пилот крикнул через плечо:
   - Надеть маски! Обшивка может треснуть.
   Негнущимися пальцами Гибсон  вынул  из-под  кресла  дыхательную  маску.
Когда он кончил ее прилаживать, земля  была  очень  близко,  хотя  нелегко
судить о расстоянии в таких сумерках.
   Невысокий холм выскочил откуда-то и унесся в темноту. Самолет  отчаянно
вильнул, пытаясь избежать другого, лихорадочно дернулся, коснулся  грунта,
подпрыгнул, коснулся снова, и Гибсон весь сжался перед неминуемым ударом.
   Прошла целая жизнь, пока он осмелился  расслабить  мышцы,  все  еще  не
веря, что цел. Хилтон выпрямился на сиденье, снял маску и сказал пилоту:
   - Ничего сели, начальник! Сколько нам осталось идти?
   Тот ответил не сразу. Потом выдавил:
   - Может, кто-нибудь зажжет мне сигарету?
   - Вот, - сказал Хилтон, - и огонь зажжем.
   Теплый уютный свет сразу поднял настроение и прогнал марсианскую  ночь.
Все идиотски смеялись самым слабым шуткам.
   Теперь тысяча километров, отделяющая их от  ближайшей  базы,  не  имела
никакого значения.
   - Да, неплохая буря! - сказал Гибсон. - Это у вас  часто  на  Марсе?  А
заранее узнать нельзя?
   Пилот уже пришел в  себя  и  что-то  лихорадочно  обдумывал.  Автопилот
автопилотом, но, конечно, надо было чаще подходить к приборам.
   - Я такой бури еще не видел, - сказал он, - хотя раз пятьдесят летал из
Лоуэлла в Скиапарелли. Вся беда в том, что мы до сих пор ничего не знаем о
марсианской метеорологии. У нас станций пять, это мало. Полную картину они
дать не могут.
   - А как Фобос? Разве они не могли предупредить?
   Пилот вынул справочник и быстро перелистал его.
   - Фобос еще не восходил, - сказал  он.  -  Насколько  я  понимаю,  буря
поднялась в Аду. Правильно его назвали, а? Сейчас, наверное,  она  утихла.
Не думаю, чтобы она прошла близко от Тривиума, так что они тоже  не  могли
нас предупредить. Один из тех случаев, когда винить некого.
   Эта мысль его очень развеселила, но Гибсону такая мудрость была  сейчас
не по силам.
   - Как бы там ни было, - проворчал он, - мы сели черт знает где. Сколько
времени они будут нас искать? Есть шансы починить самолет?
   - Никаких. Реактивные двигатели вышли из строя.  В  конце  концов,  они
предназначены для воздуха, а не для песка.
   - А можем мы радировать в Скиапарелли?
   - Отсюда, снизу, не можем. Когда  взойдет  Фобос...  Дайте  подумать...
Примерно через час можно будет вызвать обсерваторию, и они нас засекут. Мы
так обычно делаем, когда летаем на большие расстояния.  Ионосфера  слишком
слаба, мы не можем посылать сигналы  вокруг  планеты,  как  на  Земле.  Ну
ладно, пойду посмотрю, как там радио.
   Он снова пошел  вперед  и  стал  возиться  у  передатчика.  Хилтон  тем
временем занялся проверкой отопительной и кислородной систем, а  Гибсон  и
Джимми задумчиво смотрели друг на друга.
   - Да, угодили мы в историю, - хмыкнул Гибсон. -  Приехать  с  Земли  на
Марс и так влипнуть на каком-то дурацком самолете! С этого  момента  летаю
только на ракетах!
   Джимми улыбнулся:
   - Будет что  рассказать  на  Земле!  Может  быть,  мы  наконец  сделаем
настоящие открытия.
   Он прилип к окну, прикрывая  глаза  рукой,  чтоб  не  мешало  освещение
кабины. Вокруг все было темно, только падал свет из самолета.
   - Кажется, вокруг холмы. Ой, прямо перед нами утес!  Еще  бы  несколько
метров, и мы бы разбились.
   - Вы хоть немного представляете, где мы? - крикнул Гибсон пилоту.
   Вопрос был явно бестактный.
   - Примерно 120oВ, 20oС, - сухо сказал тот.
   - Значит, мы где-нибудь в  Этерии,  -  сказал  Гибсон,  наклоняясь  над
картами. - Да, здесь отмечен холмистый район. Подробностей нету.
   - А тут никто не был. Его наносили на карту с воздуха.
   Гибсон обрадовался, увидев, как просиял Джимми.
   - Ну что ж, действительно приятно попасть в край, где не  ступала  нога
человека!
   - Не хотел бы вас огорчать, - сказал Хилтон, и по голосу было ясно, что
именно это он собирается сделать, - но я совсем не уверен, что вы  сможете
послать сигнал на Фобос.
   - Как это? - обиделся пилот. - Радио в порядке, я проверил.
   - В порядке-то оно в порядке, но вы заметили, где мы?  Мы  Фобос  и  не
увидим. Эти скалы к югу от нас полностью его  закрывают.  Значит,  там  не
смогут принять наши сигналы. А что еще хуже  -  не  смогут  нас  засечь  в
телескоп.
   Все остолбенели.
   - Что же нам делать тогда? - спросил Гибсон.
   Ему уже  показалось,  что  они  идут  пешком  через  тысячекилометровую
пустыню. Да нет, они же не смогут взять с собой весь нужный кислород,  тем
более еду и приборы. А даже здесь, около экватора, никто не выживет  ночью
под открытым небом.
   - Придется сигналить как-нибудь иначе,  -  спокойно  сказал  Хилтон.  -
Утром полезем на холмы и осмотримся. Чего нам беспокоиться? - Он зевнул  и
потянулся,  заполнив  всю  кабину.  -  Беспокоиться  нечего.  Воздуху   на
несколько дней, батареи заряжены, а голодать мы начнем  через  неделю,  но
вряд ли мы здесь столько проторчим.
   Само собой получилось, что Хилтон взял власть в свои руки, хотя,  может
быть, и сам  того  не  понял.  Пилот  без  размышлений  уступил  ему  свои
прерогативы.
   - Значит, Фобос встанет через час? - спросил Хилтон.
   - Да.
   - Сколько времени он будет над нами? Никак не могу запомнить,  как  тут
движется ваш дурацкий месячишко.
   - Он встает на западе и садится на востоке через четыре часа.
   - Значит, на юге будет около полуночи?  Да  мы  вообще  не  сможем  его
увидеть! У него целый час будет затмение.
   - Ну и луна! - фыркнул Гибсон.
   - Это неважно, - спокойно сказал Хилтон. - Мы же знаем, где он, так что
радировать сможем. Больше сегодня делать нечего. Колоды  ни  у  кого  нет?
Нет? Тогда, может, Мартин развлечет нас рассказами.
   Но Гибсон не ударил в грязь лицом.
   - И не подумаю, - сказал он. - Кому тут рассказывать, как не вам?
   Хилтон застыл, и на секунду Гибсон испугался, не обиделся  ли  он.  Ему
было известно, что Хилтон редко говорит об экспедиции на Сатурн, но не мог
упустить такой удобный случай. Он знал, что больше случая не представится;
к тому же  рассказы  о  великих  приключениях  поддерживают  дух.  Хилтон,
кажется, сам это понял и улыбнулся:
   - Хорошо вы меня поймали, Мартин. Ладно, расскажу при одном условии.
   - При каком?
   - Никаких прямых цитат, пожалуйста.
   - Ну что вы!
   - А когда будете про это писать, сперва покажите мне рукопись.
   - Непременно покажу!
   Это превосходило самые смелые ожидания Гибсона. Он и не собирался сразу
писать о приключениях Хилтона и очень обрадовался, что тот дает ему  такое
право. Ему как-то не пришло в  голову,  что  для  этого  просто  может  не
представиться случая.
   За стенами самолета свирепствовала марсианская ночь, и небо было усеяно
булавками звезд. В бледном свете Деймоса,  как  в  холодном  фосфорическом
свечении, чуть виднелся окружающий пейзаж. На востоке во всей своей  красе
вставал Юпитер - самая яркая точка  на  небе.  Но  четверо  в  потерпевшем
крушение самолете были сейчас на шестьсот миллионов километров  дальше  от
Солнца.
   Многие до сих пор удивляются, что люди побывали на  Сатурне,  а  не  на
Юпитере.