с превратился из планеты в пейзаж.
Пустыни  и  оазисы  скользили  под  ними.  За  пятьдесят   километров   от
поверхности они почувствовали, что летят сквозь атмосферу: слабый, как  бы
далекий посвист просочился в кабину. Потом  засвистело  так  пронзительно,
что стало трудно разговаривать.
   Им казалось, что это тянется очень долго, хотя  на  самом  деле  прошло
всего  лишь  несколько  минут.   Потом   свист   медленно   затих.   Из-за
сопротивления воздуха скорость спала; раскалившаяся  докрасна  тугоплавкая
обшивка носа и острых, как нож,  крыльев  начала  быстро  охлаждаться.  Из
межпланетного корабля ракета превратилась в обычный  скоростной  планер  и
летела над пустыней со скоростью меньше тысячи километров в час,  оставляя
позади радиосигнал Порт-Лоуэлла.
   Город впервые предстал перед Гибсоном в  виде  пятнышка,  белевшего  на
темном фоне Залива Зари. Потом пилот  развернулся  -  моторы  взвыли  -  и
двинулся к югу, снижаясь и сбавляя скорость.  Несколько  больших  куполов,
стоящих впритык друг к другу, мелькнуло впереди. Марс скользил  навстречу;
ракету несколько  раз  встряхнуло,  и  она  неспешно  покатилась  к  месту
высадки.
   Он прибыл на Марс. Он достиг планеты, которая была для древних  красным
огоньком, блуждающим среди звезд, для людей прошлого века -  таинственным,
почти недостижимым миром, а  для  его  современников  -  границей,  дальше
которой еще не ступал человек.
   - Там целая комиссия, - сказал пилот. -  Весь  транспорт  собрался.  Не
знал, что тут столько машин!
   Два маленьких автомобиля  на  толстых  шинах  двинулись  им  навстречу.
Кабины были рассчитаны на двоих; но человек  по  десять  облепили  каждый,
цепляясь за что попало. За ними катили два больших полугусеничных автобуса
- тоже битком набитых. Гибсон не ждал такого приема и принялся  составлять
в уме небольшую речь.
   - Наверное, не знаете, как ими пользоваться, - сказал  пилот,  извлекая
две кислородные маски. - Наденьте на минутку, пока дойдете до блохи.  ("До
чего? - подумал Гибсон. - Ах, правда, это же знаменитые "песчаные  блохи",
марсианские вездеходы".) Дайте прикреплю. Кислород идет? Так. Ну, пошли. В
первый раз, может быть, будет немножко странно.
   Воздух со свистом выходил из кабины, пока не сравнялось давление.  Руки
и шею неприятно пощипывало  -  атмосфера  тут  была  разреженней,  чем  на
вершине Эвереста. Понадобились три месяца на  космолете  и  все  последние
достижения медицины, чтобы он мог выйти на Марс без  скафандра,  только  в
маске.
   Он был польщен, что столько народу  встречает  его.  Конечно,  Марс  не
часто посещают такие именитые гости, но ведь здесь все так заняты,  им  не
до церемоний...
   Доктор Скотт вышел за ним, обнимая свой ящик. Завидев  его,  толпа,  не
обращая внимания на Гибсона, кинулась к нему.  Сквозь  разреженный  воздух
Гибсон с трудом разбирал, что они кричат.
   - Дайте мы понесем!
   - Мы все приготовили. В больнице вас ждут десять ящиков.  Через  неделю
узнаем, годится она или нет.
   - Сюда, сюда, в автобус! Потом поговорим.
   Раньше чем Гибсон опомнился, Скотт исчез вместе со своим грузом.  Мотор
зарычал, автобус двинулся к городу, а Гибсон  остался  стоять.  Никогда  в
жизни он не чувствовал себя так  глупо.  Да,  сыворотка  куда  важней  для
Марса, чем писатель, как бы знаменит он ни был на Земле!..
   К счастью, не все его покинули. "Блохи"  были  тут.  Из  одной  "блохи"
кто-то вылез и подбежал к нему.
   - Мистер Гибсон? Я - Уэстермен, из "Таймса"  -  марсианского,  конечно.
Очень рад вас видеть. Скажите, пожалуйста...
   - Я - Хендерсон, - перебил высокий человек с резкими  чертами  лица.  -
Сюда, прошу!
   Гибсон влез в "блоху", и она двинулась к городу, который был километрах
в двух. Только сейчас  он  заметил,  что  повсюду  ярко-зеленые  растения,
основная форма жизни на Марсе. Небо было уже  не  черное,  а  густо-синее.
Солнце  стояло  высоко,  и  лучи  его  неожиданно  сильно   грели   сквозь
пластиковый верх кабины.
   Гибсон вглядывался в небо - ему хотелось  увидеть  крохотную  луну,  на
которой еще трудились его спутники. Хендерсон заметил,  куда  он  смотрит,
снял руку с руля и показал вверх.
   - Вон там, - сказал он.
   Гибсон прикрыл глаза рукой и вгляделся в небо. Чуть к западу от  Солнца
он увидел звездочку, сверкающую на синем, как вольтова дуга. Она была мала
даже для Деймоса; но Гибсон догадался не сразу, что  шофер  неверно  понял
его взгляд.
   Немерцающее светило, столь неожиданное на дневном небе,  было  Утренней
звездой Марса, более известной под именем Земля.



8

   -  Простите,  что  заставил  ждать,  -  сказал  мэр  Уиттэкер.  -  Сами
понимаете, у Главного целый час было совещание. Мне только сейчас  удалось
передать, что вы здесь. Вот сюда, пожалуйста.
   Тут было совсем как в обыкновенном земном учреждении. На дверях  висела
табличка: "Главный управляющий". Имени  не  было.  Вся  Солнечная  система
знала и так, кто правит Марсом; в сущности, трудно было подумать  об  этой
планете и не вспомнить об Уоррене Хэдфилде.
   Когда Главный  управляющий  встал  из-за  стола,  Гибсон  удивился  его
маленькому росту - вероятно, он судил о Хэдфилде по его делам и забыл, что
никакие дела не прибавят и пяди. Зато лицо было такое,  как  он  думал,  -
тонкое, немного птичье, да и тело - жилистое, гибкое.
   В начале беседы Гибсон держался осторожно - он должен был во что бы  то
ни стало произвести хорошее  впечатление.  Все  для  него  станет  намного
легче, если Хэдфилд будет на его стороне. А если они не поладят, ему лучше
сейчас же отправляться домой.
   -  Надеюсь,  Уиттэкер  о  вас  позаботился,  -  сказал  Главный,  когда
кончились обычные приветствия. - Сами видите, я никак не мог  принять  вас
раньше. Я только что с инспекции. Как вы устроились?
   - Хорошо, - улыбнулся Гибсон. - Боюсь, я разбил стакан-другой.  Ничего,
привыкаю к весомости.
   - Вам нравится наш городок?
   - Очень. Не понимаю, как вы успели так много сделать.
   Хэдфилд пристально смотрел на него:
   - Говорите прямо. Он меньше, чем вы ожидали, а?
   Гибсон замялся:
   - Ну, меньше, конечно... Но ведь я привык  к  Лондону  и  Нью-Йорку.  В
конце концов, на Земле две тысячи человек - большая деревня.
   Главный не удивился и не рассердился.
   - Все разочаровываются, - сказал он. - На той неделе он будет побольше,
новый купол кончат. Скажите, какие у вас планы? Надеюсь, вы знаете, что  я
не очень приветствовал ваш визит?
   - Да, это я узнал еще на  Земле,  -  ответил  Гибсон.  Он  был  немного
ошарашен - чем-чем, а отсутствием прямоты Главный не страдал.
   - Ну, раз уж вы здесь, сделаем для вас  все,  что  можем.  Надеюсь,  вы
ответите тем же.
   - А что я могу? - насторожился Гибсон.
   Хэдфилд наклонился над столом и страстно сцепил пальцы.
   - Мы воюем, мистер Гибсон! Воюем с Марсом и всеми теми силами,  которые
он на нас бросил - с холодом, с недостатком воды, недостатком воздуха. И с
Землей мы воюем. На бумаге, конечно, но и тут есть победы и  поражения.  Я
сражаюсь на одном  конце  линии  снабжения  в  пять  миллионов  километров
длиной. Самое необходимое попадает к нам через пять месяцев, да и то  если
Земля решит, что иначе нам не обойтись. Вероятно, вы понимаете, над чем  я
бьюсь? Я хочу, чтобы мы сами могли себя обеспечивать. Вспомните,  что  для
первых экспедиций приходилось привозить все. Ну, сейчас мы  самое  главное
уже делаем сами. Тут каждый - специалист, но на  Земле  больше  профессий,
чем у нас людей. С арифметикой не поспоришь. Видите эти  диаграммы?  Я  их
завел пять лет назад. Вот эта красная черта -  уровень  "самообеспечения".
Видите, примерно половину  мы  освоили.  Надеюсь,  лет  через  пять  очень
немного придется завозить с Земли. Сейчас нам больше всего нужны люди. Вот
в чем вы можете помочь.
   Гибсон не проявил особой радости.
   - Я ничего не в силах обещать, - сказал он. - Не забывайте, пожалуйста,
что здесь я только репортер. Душой я с вами, но  я  обязан  описывать  все
так, как вижу.
   - Ценю. Но факты еще не все. Я надеюсь,  вы  объясните  Земле,  что  мы
надеемся сделать. Мы добьемся успеха только в том случае, если  Земля  нас
поддержит. Не все ваши предшественники это поняли.
   "В этом он прав", - подумал Гибсон. Он вспомнил серию статей  в  "Дейли
телеграф" примерно год тому назад. Факты были переданы точно, но, если  бы
так написали о буднях первых поселенцев Северной Америки,  надеяться  было
бы не на что.
   - Мне кажется, я вижу обе стороны вопроса, - сказал Гибсон.
   - Вы должны понять, что, с земной  точки  зрения,  Марс  очень  далеко,
стоит уйму денег и ничего не  дает  взамен.  Первые  космические  восторги
кончились. Теперь люди спрашивают;  "А  что  нам  это  даст?"  Пока  ответ
гласит; "Ничтожно мало". Я убежден, что ваше дело очень важное,  но  здесь
ведь нужна не вера, а логика. Средний человек на Земле, вероятно,  думает,
что миллионы, которые вы здесь тратите, пригодились бы там, дома.
   - Надеюсь, умные люди понимают значение научной базы на Марсе.
   - Разумеется.
   - Но они не понимают, зачем  создавать  самообеспечивающееся  общество,
которое может стать и независимой цивилизацией?
   - В том-то и дело. Они не верят, что это возможно. А если и  верят,  не
думают, что это стоит труда. В газетах нередко пишут, что Марс - бремя для
Земли.
   - А вам не кажется, что освоение Марса похоже на колонизацию Америки?
   - Не слишком. В конце концов переселенцы нашли там воздух и пищу.
   - Верно. Марс колонизировать трудней. Но у нас и  сил  намного  больше.
Дайте нам время и людей - и мы станем не хуже Земли. Даже теперь мало  кто
хочет уезжать отсюда. Может быть, сейчас Земле Марс не  нужен,  но  раньше
или позже он ей понадобится.
   - Хотел бы я в это поверить, - сказал Гибсон без  особого  веселья.  Он
смотрел на ярко-зеленую растительность, подобравшуюся к  почти  невидимому
куполу, и на просторную равнину, которая слишком стремительно  убегала  за
близкий горизонт, за багровые холмы. - На Марсе интересно,  даже  красиво,
но никогда здесь не будет так, как на Земле.
   - А зачем? Вообще  что  вы  понимаете  под  "Землей"?  Южноамериканскую
пампу? Французские  виноградники?  Коралловые  острова,  сибирские  степи?
Всякое место, где поселились люди, для кого-нибудь станет домом. Рано  или
поздно мы сможем жить и на Марсе без всего этого. - И он показал на купол.
   - Вы действительно думаете, - спросил Гибсон, - что люди  приспособятся
к здешней атмосфере? Тогда это будут не люди!
   Главный управляющий ответил не сразу.
   - Я не говорил, что люди приспособятся к Марсу. Вы никогда  не  думали,
что Марс пойдет им навстречу? - Он  дал  Гибсону  время  вникнуть  в  свои
слова, но, раньше чем тот сформулировал вопрос, Хэдфилд встал.
   - Ну, я надеюсь, Уиттэкер за вами смотрит и все  вам  показывает.  Сами
понимаете, с транспортом трудно, но мы вас  всюду  повезем,  дайте  только
время. Если что будет не так, сообщайте мне.
   Намек был вежливый, но ясный. Самый занятой человек  на  Марсе  подарил
Гибсону много времени; что ж, с вопросами придется подождать до следующего
раза.


   - Ну как Главный? - спросил Уиттэкер.
   - Ничего, - осторожно сказал Гибсон. - Очень любит свой Марс.
   Уиттэкер замялся.
   - Я не уверен, что это точное слово. Марс для него враг, которого нужно
победить. Мы все так чувствуем, конечно, но у Главного больше на это прав.
Вы слышали о его жене?
   - Нет.
   - Она одна из первых умерла от марсианской лихорадки.
   - Понятно, - медленно сказал Гибсон. -  Наверное,  поэтому  так  искали
сыворотку?
   - Да, это для Главного - больной вопрос. И вообще лихорадка наносит нам
большие убытки. Мы не можем позволить себе болеть.
   "Вот, - подумал Гибсон, пересекая Бродвей (шириной в  целых  пятнадцать
метров), - вот он, дух  марсианской  колонии".  Он  еще  не  оправился  от
разочарования. Порт-Лоуэлл показался ему  очень  маленьким  и  удивительно
бедным. Ряды одинаковых металлических домов были похожи на казармы,  а  не
на город, хотя местные жители изо всех сил разводили цветы. Из-за  слабого
притяжения цветы разрастались пышно - подсолнечники, например, были в  три
человеческих роста.  Оксфордская  площадь  вся  заросла  ими,  они  мешали
ходить, но ни у кого не хватало духу их уничтожить.
   Гибсон  задумчиво  прошел  Бродвей  и  очутился   у   Мраморной   арки,
соединявшей Первый купол со Вторым.  Здесь,  в  стратегически  безупречном
месте - между воздушными камерами, находился единственный на Марсе бар.
   - Здравствуйте, мистер Гибсон!  -  сказал  бармен  Джордж.  -  Как  там
Главный?
   Гибсон подумал, что информация тут поставлена хорошо - ведь он вышел от
Хэдфилда минут десять тому  назад.  Вскоре  ему  пришлось  убедиться,  что
новости в Порт-Лоуэлле расходятся с молниеносной быстротой и почти  всегда
проходят через Джорджа.
   Бармен был человек занятный. Бар считался относительно, а не  абсолютно
необходимым для жизни города, поэтому  Джордж  совмещал  два  занятия.  На
Земле он был довольно известным антрепренером и сейчас руководил маленьким
театром. Он был одним из самых старых марсиан - ему шел пятый десяток.
   - У нас концерт на той неделе. Может, придете?
   - Конечно, - сказал Гибсон. - А часто у вас концерты?
   - Примерно раз в месяц. А фильмы - три раза в неделю. У нас не  так  уж
скучно, как видите.
   - Я рад, что здесь можно развлечься.
   - Еще бы! Хотя лучше я вам не буду рассказывать, какие тут развлечения,
а то вы напишете в газеты.
   - Я  не  пишу  для  таких  газет,  -  ответил  Гибсон,  пробуя  местное
синтетическое пиво. Что ж, привыкнуть можно...
   В баре было пусто. В это время дня все работали. Гибсон вынул  записную
книжку и принялся за дело. Сам того не замечая, он насвистывал, и Джордж в
знак протеста включил радио.
   Программа передавалась с Земли на Марс через космос. Звук был  хороший,
если не обращать внимания на солнечные помехи. Гибсон усомнился, стоит  ли
приводить в действие такие силы, чтобы передавать из мира в мир  жиденькое
сопрано. Однако половина Марса, несомненно, слушала и тосковала  по  дому,
хотя никогда бы в том не призналась.
   Гибсон набросал не меньше ста вопросов, которые он должен будет задать.
Он все еще чувствовал себя первоклассником. Не верилось, что стоит  пройти
двадцать метров, выбраться за прозрачную пленку  -  и  умрешь  от  удушья.
Почему-то на "Аресе" это его  не  мучило.  В  конце  концов,  космос  есть
космос. Но здесь, среди зелени, он просто не мог в это поверить.
   Вдруг ему нестерпимо захотелось вырваться под открытое  небо.  Кажется,
впервые он действительно затосковал по Земле - по планете, от которой  так
мало ждал.
   - Джордж! - резко сказал Гибсон. - Я здесь довольно долго, а снаружи не
был. Одного меня не выпустят. К вам тут еще целый  час  никто  не  придет.
Будьте другом, выведите меня минут на десять.
   "Конечно, - подумал Гибсон, - ему  кажется,  что  я  сошел  с  ума".  И
ошибся. Джордж принял это как  должное.  В  конце  концов,  в  его  задачи
входило развлекать людей, а многие новички  требовали,  чтобы  он  с  ними
прогулялся. Он философски пожал плечами, подумал, не попросить  ли  оплаты
за психотерапию, и исчез в своем святилище.  Через  минуту  он  вынес  две
маски.
   - Смотрите, чтоб резинка прилегала к шее, - сказал он. - Вот  так.  Ну,
пошли. Не больше десяти минут!
   Гибсон весело последовал за ним, как пес за хозяином.  Здесь  были  две
камеры: большая, открытая, вела во Второй купол, а маленькая - наружу. Они
двигались по металлической трубе, проложенной  в  стене  из  стеклоблоков,
соединяющей с грунтом тонкий пластик купола.
   Пришлось миновать четыре двери, и ни одну из них нельзя  было  открыть,
пока  не  закрыты  все  остальные.  Гибсон   не   возражал   против   этой
предосторожности, но ему казалось, что прошло страшно много времени,  пока
последняя дверь не распахнулась перед ними и  они  вышли  на  ярко-зеленую
поляну.  Из-за  низкого  давления  руки  покрылись   гусиной   кожей,   но
разреженный воздух оказался довольно  теплым,  и  вскоре  это  прошло.  Не
обращая внимания на Джорджа, Гибсон пошел  по  низким  плотным  растениям.
Почему они так разрослись вокруг купола? Может быть,  их  привлекло  тепло
или  незаметная  утечка  кислорода?  Он  наклонился,   чтобы   рассмотреть
растения, в которых стоял по колено.  Конечно,  он  видел  их  не  раз  на
фотографии. Ничего интересного в них не было, да он и слишком мало смыслил
в ботанике, чтобы оценить их особенности. Встреть он  что-нибудь  подобное
на Земле, он бы и внимания не обратил. Ни одно из растений не  поднималось
выше метра; казалось, что они сделаны  из  блестящего,  плотного,  тонкого
пергамента и приспособлены  для  того,  чтобы  поймать  побольше  света  и
поменьше потерять драгоценной воды.  Вздувшись  крохотными  парусами,  они
медленно вращались  вслед  за  Солнцем.  Гибсону  захотелось  увидеть  для
контраста цветы, но их на Марсе не было. Может быть, они и  росли  раньше,
когда воздух был  достаточно  плотен,  чтобы  поддерживать  насекомых;  но
сейчас марсианские растения опылялись сами.
   Джордж смотрел на растения без всякого интереса. Гибсон  забеспокоился,
не рассердился ли он, что его вытащили.  Но  эти  угрызения  совести  были
совершенно необоснованны. Джордж раздумывал над репертуаром.  Внезапно  он
стряхнул задумчивость и обратился к Гибсону:
   - Смотрите, как интересно. Не двигайтесь минутку и  поглядите  на  свою
тень. - Его голос звучал негромко, но был хорошо слышен.
   Гибсон посмотрел на свою тень.  Сперва  он  не  заметил  ничего.  Потом
лоскутки стали сворачиваться. Минуты через три все растение стало  шариком
зеленой бумаги - очень маленьким и очень тугим.
   - Травка думает, что ночь, - сказал Джордж. -  Если  вы  отойдете,  она
будет размышлять минут десять, пока рискнет  развернуться.  Если  походить
туда-сюда, она, наверно, с ума сойдет.
   - Годятся они на что-нибудь? - спросил Гибсон.
   - Есть их нельзя. Они не ядовитые, но очень  уж  противные.  Понимаете,
они не такие, как наши. Не знаю, почему они зеленые. В них нету этого, ну,
как его...
   - Хлорофилла?
   - Вот именно! Им воздух не нужен. Они все берут из земли.  Могут  расти
даже в пустоте, если почва подходящая и света хватает.
   "Вот куда может зайти эволюция, - подумал  Гибсон.  -  А  зачем?  Зачем
жизнь так цепляется за этот маленький мир? Может, и Главный  позаимствовал
часть оптимизма от этих упрямых растений?"
   - Ну, - сказал Джордж, - пора и обратно.
   Гибсон  покорно  последовал  за  ним.  Боязнь  замкнутого  пространства
прошла, теперь его мучило другое. Как мало еще сделал  человек  на  Марсе!
Три четверти планеты не исследованы!
   Первые дни в Порт-Лоуэлле были интересные. Гибсон прибыл в воскресенье,
и Уиттэкер мог  показать  ему  город.  Начали  с  Первого  купола.  Мэр  с
гордостью рассказал, что десять лет назад на этом месте  стояло  несколько
бараков. Названия улиц и площадей, перенесенные колонистами из  их  родных
городов, звучали занятно  и  даже  трогательно.  Научными  -  цифровыми  -
названиями никто не пользовался.
   Почти  все  дома  были  стандартные:  двухэтажные,   металлические,   с
закругленными углами и  маленькими  окнами.  Они  вмещали  две  семьи,  но
просторными не считались - рождаемость в Порт-Лоуэлле была самая высокая в
исследованной части Вселенной. Удивляться не приходилось: здесь жили  люди
лет под тридцать, только начальство было постарше,  за  сорок.  У  каждого
дома было смешное закрытое крыльцо, и Гибсон удивлялся, пока не узнал, что
это воздушная камера на случай аварии.
   Сперва Уиттэкер повел его в управление, самый высокий дом в  поселке  -
стоя на его крыше, почти можно было дотронуться до купола.  Там  все  было
как на Земле: кабинеты, ряды столов и пишущие машинки.
   Гораздо занятней оказалась Станция воздуха - сердце Порт-Лоуэлла.  Если
бы