окровища здесь совершенно ни при чем. А видывал
Сомов  испанские  галионы,  набитые  сундуками  с серебром, галеры греческих
пиратов  античности  и  странные  египетские  корабли  с еще более странными
предметами  культа; в бухте Виго наткнулся он на золото инков, описанное еще
Верном  и частично сохранившееся после того, как Испания подняла сокровища и
положила в свою казну.
       Высмотрев  на дне что-нибудь ценное, Сомов указывал это место, и туда
опускались  с  аквалангами  "блады".  Иннокентий  внимательно наблюдал за их
перемещениями  и  корректировал  действия  по  рации.  Сомову  не нужно было
никакого  освещения,  чтобы  видеть  под  водой и ему совсем не мешало, если
вода  оказывалась  мутной.  А вот водолазы на значительной глубине вынуждены
были  пользоваться  мощными  электрическими фонарями, которые порой неведомо
отчего  гасли,  а  потом  снова  загорались.  Аквалангисты  елозили  по  дну
световыми  пятнами, венчающими длинные мутные конусы света и, наткнувшись (с
подсказки  Сомова),  после пушек и якорей, на какой-нибудь долгожданный ящик
с  пиастрами,  песо  или  рупиями, превращались в осьминогов и принимались в
нем  рыться,  забыв  обо  всем  на  свете.  Иначе было на мелководье в Южных
морях.  Там  кладоискатели  разоряли  жемчужные  плантации. Они копошились в
пропитанной  солнечным  светом  золотисто-голубой  воде  среди  ярко-красных
кораллов,    сочно-зеленых    водорослей,   желтых,   синих   и   фиолетовых
рыбок-ангелов,  клоунов,  хирургов,  кардиналов,  а  Сомов  стоял  на палубе
большой  белой  яхты в цветастых шортах до колен и соломенной шляпе, щурился
и  улыбался,  разглядывая пятнистые резиновые фигурки на дне. Жемчужниц было
много,  но  и  работа  оказалась нелегкой, и "блады" очень скоро вернулись к
пиратским  судам -- там, если уж ящик отыщешь, так золота и камней нагребешь
побольше, чем на всей этой плантации жемчуга.
       Оказавшись  в  Атлантическом  океане,  где  он мечтал побывать, Сомов
стал  очень  внимателен; Валентин даже заподозрил, что его заинтересовало их
новое  занятие.  Но  напрасно  надеялся  Валентин  на  энтузиазм Эхолота, --
покидал  Иннокентий Атлантику расстроенным, несмотря на то, что вест-индские
богатства  и  относительная  близость  "Титаника"  от  души  порадовали  его
компаньонов.
       Неприятности   в   конце  этой  одиссеи  вообще  полюбили  Иннокентия
страстно.  Как-то  утром,  в  Мраморном  море,  Сомов  стоял  на  носу  яхты
кладоискателей  и  был  вперед  и  вглубь  смотрящим.  Затонувший самолет он
заметил  издалека.  Легли  в  дрейф.  Сомов  стал  разглядывать подробности.
Четырехместный  частный  самолетик.  Пилот  сидит в кабине, уронив голову на
штурвал,  словно  уснул,  утомленный  перелетом.  Чуть  в стороне Иннокентий
увидел  на  дне  девушку  удивительной  красоты.  Она  лежала  лицом  вверх,
придавленная  в  нижней части тела чем-то тяжелым. Утонула она, похоже было,
недавно.  Глаза  девушки  были  открыты,  на лице блуждала улыбка, а длинные
светлые  волосы  плавно колыхались, будто от легкого ветерка. Не знаю, о чем
тогда  подумал  Иннокентий, а мне, когда я вспоминаю этот эпизод путешествия
Сомова  (а  вспоминаю  я его, надо сказать, часто), приходят на ум отчаянные
строки,  которые  я  все  твержу и твержу про себя по-русски каждый раз чуть
иначе:

--- Table start-------------------------------------------------------------
"Воды, Офелия, вокруг тебя -- залейся,
И не хер слезы лить... Но мы -- уроды -
Никак не врубимся, что нас природа круче,
Она кладет на стыд; и я, как баба,
Рыдаю и боюсь лишиться драйва.
Прощай, Король! Достали эти слезы!
Иду мужать..." |
--- Table end---------------------------------------------------------------

       Сомов   с   большим   трудом   уговорил   своих  боссов  сообщить  об
утопленниках береговой спасательной службе Турции.
       Следует  отметить,  что  дар Иннокентия развивался. Постепенно, кроме
уже  привычной способности видеть ясно сквозь воду, Сомов научился словно бы
приближаться  к объекту, который хотел рассмотреть повнимательнее, даже если
он  почти  скрыт  илом,  водорослями,  скалами,  или  полуистлевшей обшивкой
затонувшего  судна.  То есть, ему стали доступны любые расстояния и тайники;
находясь  на  поверхности,  Сомов  мог  словно  в  телескоп  (или микроскоп)
наблюдать  объекты,  отстоящие  от  него  на  многие километры. А еще у него
очень обострился слух.
       И,  наверное,  благодаря этому, случайно, Иннокентий услышал разговор
двоих  компаньонов-кладоискателей.  Он  немного  замерз  на  палубе вечером,
после захода солнца и решил спуститься в каюту за джемпером...
       "...в трюме золота уже лимонов на семь-восемь баков".
       "Будет и круче".
       "Ну да... а тридцать процентов -- нехилая сумма".
       "Да, неху... (скрип мачты)...ая..."
       "Короче,  в  Черное  море  переходим,  чуток  поныряем  и пи... (крик
чайки)...   ц,   на   нас  уже  глаз  положили,  скоро  за  жо...  (хлопанье
паруса)...возьмут. Интерпол какой-нибудь".
       "Отмажемся, по любому".
       "Ну  да,  сколько  бабок  уйдет, а еще этим муфлонам башлять. Короче,
займись-ка новыми ксивами, а к концу рейса их кинем".
       "Может, не стоит?.."
       "Не  стоит  спать  на  потолке и е... (шум волны)...ом щелкать. Будут
рыб кормить. Фраера. Вечным сном".
       Понятно,  что  Иннокентий  сразу  же рассказал об этом Валентину. Тот
страшно  осерчал,  стал  строить  планы  мести, жутко матерился вполголоса и
сломал  любимый карандаш. В итоге, на следующий день они уговорили партнеров
зайти  в  Стамбул,  якобы  за  чем-то  крайне  важным,  там  сели  в поезд и
переехали  в  Болгарию.  Подумав,  решили,  что  домой возвращаться опасно и
через  Югославию  и Италию рванули на перекладных до Швейцарии, благополучно
осели  в  Монтре,  где и отсиживались несколько дней, что страшно раздражало
Валентина,  вынужденного  по-глупому тратить деньги. А еще Валентин никак не
мог  успокоиться, что оставил все сокровища компаньонам. Временами он просто
впадал  из-за этого в истерику. Но поразмыслив и послушав тихого Иннокентия,
успокаивался,  понимая,  что все равно ничего сделать было нельзя, -- пираты
держали   сокровища   в   своей   каюте  и  туда,  кроме  них  самих  да  их
порнографических кукол, доступа никому не бывало.
       Иннокентий  переносил  неудачную одиссею гораздо спокойней, он бродил
по  берегам  Женевского  озера  в  белых  широких  брюках  и синем джемпере,
заглядывал   в  воду,  правда,  кроме  надоевшей  рыбы,  обычных  насекомых,
земноводных,  водорослей, да еще многочисленных мелких монет вблизи берегов,
ничего  интересного  не увидел... хотя, нет, кажется, он говорил, что лежали
на   дне,   довольно   далеко  от  берега,  большие  металлические  ящики  с
изображением свастики. Причем, совсем не ржавые.
       В  Швейцарии  Сомов  успел  соскучиться  по морю, а вернувшись домой,
наводнил  свою  квартиру морскими звездами и ежами, чучелами рыб, кораллами,
раковинами,  черепашьими  панцирями  и  фотопортретами океанских жителей. Но
это я забегаю вперед. Вернемся ненадолго в Монтре.
       В  конце концов, Валентину надоело сидеть на балконе отеля с ажурными
перилами,  пить  чай  и  бояться, он купил билеты на поезд. В сидячем вагоне
было  не  слишком  удобно, но наши путешественники заперли купе, зашторились
и, вполне благополучно добрались до Москвы.
       На  родине Валентин обратился к знакомым не то из госбезопасности, не
то   из   управления   по   оргпреступности,  которых  Сомов  тоже  когда-то
консультировал:  они  были  своего  рода  "крышей".  Валентин пожаловался на
неприятности  с  кладами. Друзья пообещали помочь, и через некоторое время в
западных   газетах  появились  материалы  о  русских  яхтсменах,  у  которых
интерполовцы  изъяли колоссальную партию героина, в Черном море, недалеко от
пролива  Босфор.  Естественно, невзирая на вопли "наркоторговцев" о том, что
их  нагло  ограбили  и  подставили,  "бладов"  упрятали  навсегда в турецкую
тюрьму,   а  Валентин  и  Иннокентий  снова  получили  возможность  спокойно
заниматься делами.

Глава шестая

--- Table start-------------------------------------------------------------
Какие существа живут, какие существа могут жить на глубине
двенадцати-пятнадцати тысяч метров под поверхностью моря? Какое строение
должно быть у этих существ? Об этом трудно даже высказывать предположения.
Ж. Верн. "20000 лье под водой"
|
--- Table end---------------------------------------------------------------

       Итак,  все  шло  превосходно.  Особенно  с тех пор, как моря и океаны
перестали   быть   для   Сомова  промысловыми  зонами,  а  стали  источником
наслаждения  и  восторга.  Ничего  подобного  Иннокентий никогда не видел на
суше.
       Он   узнал,   что   в  Черном  море,  где  живут  дельфины,  бычки  и
блиноподобная  камбала,  есть  граница,  ниже  которой --  смерть,  сплошной
сероводород.  Неподалеку  от  Течения  Западных  Ветров  он подолгу наблюдал
китов,  плавно  парящих  в  студне  океана.  В  Южных морях весело резвились
стайки   разноцветных,   будто   аквариумных   рыбок,   колючие  живые  шары
старательно  прикидывались  растениями,  а  рыба-луна --  маленьким небесным
телом.  Мурены,  барракуды  и  спруты, морские черепахи, кровожадные морские
волки,  огромные  медузы  с  розовыми и голубыми шляпками, уютные ламантины,
словно  в  "Путешествии с Национальным Географическим обществом", проплывали
перед глазами Иннокентия.
       Однажды,  находясь  с очередной экспедицией в Тихом океане и чувствуя
особую  свою  зоркость, Сомов решил погрузиться с аквалангом. Он ощутил, что
буквально  растворяется  в воде, что ему мешает снаряжение и костюм; он стал
значительно  лучше  видеть  и  даже  услышал совершенно новые звуки; в конце
концов,   Иннокентий   подумал,   что  вообще  нет  смысла  возвращаться  на
поверхность,   лучше  остаться  среди  ярких  беззлобных  рыбешек,  ласковых
водорослей  и  хрупких  кораллов,  в этом чистом прозрачном кристалле, где у
каждого -- свой ареал, и ни один карась не пытается стать левиафаном.
       Но  потом  он  заглянул  в  Марианскую впадину. Вначале кроме тьмы не
было  ничего.  Скоро  изображение  прояснилось,  и  увиденное  заставило его
содрогнуться --  громадное,  закованное  в багровую, тускло светящуюся броню
чешуи,  многоглазое  чудовище  с  венцом  острых  витых рогов на треугольной
голове,  тяжело  копошилось  в  вечных сумерках дна, придавленное миллионами
тонн  воды.  После этого Сомов три дня болел и еще неделю боялся заглядывать
в  воду.  Постепенно  он  успокоился  и  видение  впадины стало казаться ему
обыкновенным  кошмаром,  мгновенным  сновидением, результатом переутомления.
Впрочем,  возможно,  так  это  и  было.  Иннокентий  тогда  никому ничего не
сказал.
       Что  ж,  если  не  принимать  во  внимание  некоторых темных деталей,
пожалуй,  в  те месяцы исполнилась сомовская мечта (не самая заветная, может
быть,   но   тоже   не   менее  важная) --  его  жизнь  стала  насыщенной  и
разнообразной. И она развивалась.
       Заинтересовались  Сомовым  ученые.  Сначала  океанологи. Они зазывали
Иннокентия  в  свои  экспедиции и были страшно довольны, пока Сомов не начал
отвлекаться  на  какие-то  незначительные,  с  точки  зрения  ученых,  вещи:
ботинки,  гниющие  на  дне,  часы,  очки  и рамки от фотографий. Кроме того,
очень  скоро ученые устали от полной неосведомленности Иннокентия в вопросах
логии  и графии океана, и решили они, что проще для продолжения исследований
справляться прежними своими средствами.
       Океанологов  сменили  британские  ихтиологи,  которые  долго докучали
мистеру  Сомову  просьбами  поискать  Лохнесское  чудовище.  В конце концов,
Иннокентий  согласился  и  съездил  на  озеро. В одном из укромных подводных
гротов  он  обнаружил  семейство  плезиозавров  с  двумя  совсем  маленькими
детенышами,  именно  плезиозавров,  а  не плиозавров (которые покрупнее), он
потом  смотрел  в  книге  по палеонтологии Оксфордского издания; а еще Сомов
видел  в  озере  ихтиозавров,  доисторических  хищников с длинными зубастыми
пастями;  он  тогда  подумал,  как  же  те  и другие уживаются совсем рядом.
Неплохо  отдохнув  в  Шотландии,  Иннокентий сообщил ихтиологам, что никаких
чудовищ в озере нет.
       Некоторое   время   Сомов  помогал  археологам,  пытавшимся  отыскать
Атлантиду.  Но  Валентин  быстро  занял  его  другим,  он считал, что поиски
подводного  старого  хлама  должны приносить деньги, а иначе в них смысла не
много.
       Потом  физиологи  решили исследовать феномен Иннокентия. Они облепили
его  датчиками,  держали  в  барокамере,  гипнотизировали  и тестировали, не
выявили  никаких аномалий и патологий, удивленно пожали плечами, и отпустили
Сомова восвояси, отнеся его дар к области, им неподвластной.
       Тогда  Сомова  заполучили  военные  (долги  приходится отдавать). Для
контрразведки   Иннокентий  искал  в  глубинах  подводные  лодки  вероятного
противника.   Один   седой   генерал,  огромный,  как  кашалот,  со  шрамом,
вертикально  пересекающим  бровь,  отчего  лицо  его  имело  трагикомическое
выражение,   часто   беседовал   с   Иннокентием,  называл  его  "юношей"  и
покровительственно  похлопывал  по  плечу  тяжелой  широкой  дланью. Генерал
предлагал  Сомову  стать кадровым служащим военных, и служить Родине в рядах
каких-нибудь  внутренних  органов,  или  вернуться в подводники, обещал дать
ему  рекомендацию  в  Военно-Морскую  Академию,  а там можно бы устроиться в
Главное  Управление  ВМФ,  постепенно  сделать  карьеру, должность достойную
получить --  ЗАМКОМ  ПО  МОРДЕ -- заместителя командующего по морским делам.
Сомов  колебался,  а,  примерив огромный генеральский китель, стал мягко, но
упорно  отказываться  от  заманчивого  предложения.  На  военных  Иннокентий
вообще  не  хотел  работать, тем более на разведку, это, дескать, все равно,
что   заглядывать   в   чужой   суп.   Он  пытался  возмутиться,  отказаться
категорически,  но  ему  дали  понять  (впрочем, весьма по-дружески), что он
ничего  не  решает.  Обшарив  с  помощью нашего феномена весь мировой океан,
военные  засекли под водой около десятка секретных баз вероятного противника
и  множество  субмарин на ходу, разыскали несколько затонувших атомных лодок
и  убедились, что их реакторы в целости и сохранности, в отличие от экипажей
и  всего  остального.  Взяв  это  все  под особый контроль, они успокоились,
потребовали с Сомова подписку о неразглашении и пообещали обращаться еще.
       Сотрудничал   Иннокентий   с  Морской  Спасательной  Службой  ВМФ, --
Валентину  понадобились  новые связи. Но, насмотревшись на несчастных офелий
и чапаевых, Сомов впал в уныние, и толку от него стало совсем мало.
       В   Министерстве  Путей  Сообщений  Иннокентию  предложили  должность
главного  наблюдателя  Департамента  Лоцманов.  Он согласился. Несколько раз
Иннокентий  Овидиевич  самолично  проводил  суда  секретными фарватерами. Но
однажды  он  на  что-то  отвлекся  и  посадил  корабль  на  мель, после чего
немедленно подал в отставку.
       Вообще,  странно,  что  Сомовым  не  заинтересовались  по-настоящему,
надолго,  всякие  там спецслужбы, что его не пытались похитить и скрестить с
какими-нибудь  инопланетянками  цэйрушники или еще кто-нибудь. Хотя... Может
все это и было, просто Сомов мне не рассказывал.
       Короче  говоря,  пришел  час,  когда  его оставили в покое. И он стал
жить  и  путешествовать в свое удовольствие. Выручал рыбаков, показывая куда
забрасывать  сети:  по  правую  или по левую сторону от лодок; ловцы жемчуга
боготворили   его  за  то,  что  он  вовремя  замечал  приближающихся  акул;
постепенно  он  изучил  океанское  дно  лучше,  чем  собственную квартиру, а
Валентин  снова  стал  нервничать  и  психовать, опасаясь, как бы чрезмерные
нагрузки  не сказались отрицательно на делах. К тому же, совсем охладевший к
коммерции  Сомов  стал  терять  для  него  всяческий  смысл. Некоторое время
спустя  Иннокентий как-то затосковал и стал хуже видеть. В подводном смысле.
Он  признался в этом партнеру. Сомов теперь видел сквозь воду в одном случае
из  двух.  Сам  он  успокаивал себя тем, что просто вся эта суета мешает как
следует  сосредоточиться,  словно  забыв, что ему это никогда не было нужно,
все  происходило  само собой, достаточно было желания. Впрочем, внешне Сомов
не  особо  страдал от таких перемен. Он месяцами торчал на коралловых рифах,
не  вылезая из-под воды, и фотографировал флору и фауну. Между тем, Валентин
все  больше  остывал  к  подопечному.  Ему  стало  казаться,  что  с  такими
деньжищами,  которые уже есть, никакой чудо-эхолот не нужен, тем более что в
скором  времени,  похоже,  он  и  вовсе  накроется медным тазом, или чем там
накрываются  эхолоты.  Словом,  в  крайне  раздраженном состоянии он украл у
Сомова   последнее   и  исчез  где-то  за  границей,  прямо-таки  растаял  в
прохладном  воздухе,  будто  от  утреннего  вопля петуха. Одновременно с ним
вильнула хвостиком Маша, оставив колечко в кабинете на столе.

                                   * * *

       Человек-Рыба покачал головой.
       "Не  знаю.  Я  не  видел  дна.  Внизу бушует странное пламя. Вода там
горячая и мутная от дыма. Никто живой не сможет опуститься туда."
       Король рассердился.
       "Если  раньше  я тебя просил, то теперь приказываю: пойди и узнай, на
чем стоит город!"
       Человек-Рыба усмехнулся.
       "Послушай,  Король.  Даже  самой  мелкой  сетью  не  поймаешь ветер и
волны. Мне нельзя приказывать. Прощайте, ваше величество".
       Он соскользнул со ступеньки и собирался уплыть.
       Но тут Король сорвал с головы золотую корону и бросил ее в воду.
       "Зачем  ты  это сделал?! -- воскликнул Человек-Рыба. -- Ведь это твоя
корона".
       "Да, --   согласился   Король, --  и  второй  такой  нет.  Стоит  она
баснословно  дорого.  И  если ты не вернешь ее, мне придется сделать то, что
делают  все короли, когда им нужны деньги. Я обложу такими налогами рыбаков,
что рано или поздно мои сборщики выколотят из них новую корону".
       Человек-Рыба вернулся на ступеньку.
       "Хорошо.  Ради  рыбаков  и  их детей я рискну. Но сердце подсказывает
мне,  что  я  не  вернусь.  Прикажи  дать мне горсть чечевицы, я возьму ее с
собой.  По  крайней мере, если я навсегда останусь в этой бездне, вы узнаете
об этом".
       Принесли  чечевицу.  Человек-Рыба зажал в руке горсть плоских зерен и
бросился  в  море.  А  Король  выставил на лестнице стражу и ушел заниматься
государственными делами.
       Семь   дней  спустя  один  из  часовых  увидел  на  поверхности  воды
несколько  чечевичных  зерен.  Они  покачивались  на волнах. Позвали Короля.
Когда   он   спустился   к   нижней  ступени  лестницы,  из  моря  вынырнула
удивительная  белая рыба, какой никто никогда прежде не видывал. Глаз у рыбы
не  было,  а  в  огромной зубастой пасти держала она драгоценную королевскую
корону.  Рыба  осторожно положила корону на нижнюю ступеньку лестницы, потом
прошипела несколько незнакомых слов и, плеснув хвостом, исчезла в море.
       А Город вскоре погиб. Сбылись слова Человека-Рыбы.

                                   * * *

       Вскоре  после  исчезновения  друзей  Сомов  окончательно утратил свою
фантастическую  способность. Неизвестно, отчего это случилось. Одни говорят,
что  повлияло  предательство  Валентина  и Маши, мать Сомова упрямо твердит,
что  он  не  нашел в море сгинувшего отца, другие уверяют... Впрочем, у меня
нет  пока  никаких  сведений  на этот счет. Только предположения и гипотезы.
Увы. Поэтому вернемся к фактам.
       Иннокентий  впал  в  жесточайшую  депрессию и возомнил себя маленьким
сомиком,   отчего   лежал  целыми  днями  в  ванне  с  водой  и,  погружаясь
периодически  с  головой, пускал ртом упругие пузыри. Страшно переполошилась
мать