подробных  сведений.  Он
ничего не мог  сказать  о  других  нападавших;  они,  как  и  их  вожак,  из
осторожности замаскировались.
   Заполучив эти данные, сыщик предложил несколько вопросов  о  вилле  графа
Хагенау. Как он  узнал,  это  было  очень  богатое  жилище,  обставленное  с
княжеской  роскошью.  Драгоценностями,   серебром   и   ценными   предметами
изобиловали шкафы, на каминах  и  столах  были  произведения  искусства,  на
стенах старинные ковры и картины мастеров живописи. Ценные бумаги оставались
на  хранении  в  несгораемом  шкафу,  в  первом  этаже.  Нет  сомнений,  что
похитители получили прекрасную добычу.
   Это Карл Драгош мог, в самом деле, легко установить, пройдясь по комнатам
виллы.  Грабеж  был  полный,  совершенный  с  замечательной   методичностью.
Громилы, как люди со вкусом, не обременяли себя малоценными вещами.  Дорогие
предметы исчезли;  большие  голые  квадраты  на  стенах  остались  на  месте
содранных ковров; лишенные  лучших  полотен,  искусно  вырезанных,  печально
висели пустые рамы. Грабители присвоили картины из  числа  самых  дорогих  и
ковры, самые роскошные. Несгораемый  шкаф  был  взломан,  и  его  содержимое
исчезло.
   "Это все не унести людям  на  спине,  -  сказал  сам  себе  Карл  Драгош,
осмотрев опустошения. - Здесь было чем нагрузить  целую  повозку.  Нужно  ее
искать".
   Допрос и первоначальный осмотр по  необходимости  отняли  много  времени.
Приближалась ночь. Важно было до полного  ее  наступления  обнаружить  следы
телеги,  которой,  по   мнению   полицейского,   обязательно   должны   были
воспользоваться грабители. Сыщик поспешил выйти из виллы.  Ему  не  пришлось
далеко идти.  В  обширном  дворе  виллы  он  нашел  на  земле  следы  колес,
отпечатавшиеся перед разбитой дверью, и почва была там изрыта копытами долго
ожидавших лошадей.
   Заметив все это с одного взгляда, Карл Драгош приблизился  к  месту,  где
стояли лошади, и внимательно осмотрел почву. Потом, оставив двор,  он  снова
тщательно осмотрел на протяжении сотни метров  дорогу,  ведущую  от  решетки
виллы к шоссе, и самое шоссе. Вернувшись обратно, он позвал:
   - Ульман!
   - Сударь? - ответил агент, приблизившись к начальнику.
   - Сколько у нас людей?
   - Одиннадцать.
   - Мало, - заметил Драгош.
   - Однако, - заметил Ульман, - сторож  Христиан  считает,  что  нападавших
было не более пяти-шести.
   - У сторожа Христиана свое мнение, а у меня свое, -  возразил  Драгош.  -
Что ж, придется довольствоваться тем, что есть. Ты оставишь одного  человека
здесь, десять возьмешь с собой. С нами двумя будет дюжина. Это уже кое-что.
   - У вас есть какие-нибудь указания? - спросил Фридрих Ульман,
   - Я знаю, где наши грабители... По крайней мере, в какой стороне.
   - Осмелюсь ли спросить?.. - начал Ульман.
   - Откуда я взял такую уверенность? - закончил  Карл  Драгош.  -  Ну,  это
детская забава. Прежде всего, я увидел, что вещей  взято  слишком  много,  -
значит, нужна была повозка. Я искал эту повозку и нашел ее след. Это  телега
на четырех колесах, в которую запряжены две лошади; у  пристяжной  недостает
гвоздя на правой передней подкове.
   - Как вы смогли все это узнать? - спросил Фридрих Ульман.
   - Потому что прошлой ночью шел дождь, и плохо просохшая  почва  сохранила
отпечатки. Я также узнал, что телега, оставив  виллу,  повернула  налево,  в
направлении, противоположном дороге на Грон. Мы пойдем туда по следу  лошади
с приметной подковой. Вряд ли вероятно, чтобы наши молодчики  путешествовали
днем. Они, без сомнения, прячутся где-нибудь до вечера. А эта  область  мало
населена, и дома здесь немногочисленны. Мы перероем все те, какие  попадутся
на дороге.  Собирай  людей,  так  как  уже  наступает  ночь  и  дичь  должна
выбираться на волю.
   Карл  Драгош  и  его  подчиненные  шли   медленно,   ища   новых   следов
преступников. Было около половины  одиннадцатого,  когда,  напрасно  посетив
две-три фермы, они добрались до трактира на скрещении трех  путей,  где  два
возчика провели день и откуда они отправились всего за три четверти часа  до
того. Карл Драгош повелительно застучал в дверь.
   - Именем закона! - провозгласил  Карл  Драгош,  когда  в  окне  показался
трактирщик, сон которого вторично нарушался в этот день, как было предписано
судьбой.
   - Именем закона!.. - повторил трактирщик, испуганный  тем,  что  его  дом
окружила многочисленная группа людей. - А что я такое сделал?
   - Спускайся, и тебе все объяснят. Но  не  мешкай,  -  нетерпеливо  сказал
Драгош.
   Когда  полуодетый  трактирщик  открыл  дверь,  полицейский   быстро   его
допросил. Прибыла ли сюда утром  повозка?  Сколько  людей  ее  сопровождало?
Останавливалась ли она здесь? Куда отправилась?
   Ответы не заставили себя ждать. Да, повозка  с  двумя  людьми  прибыла  в
гостиницу рано утром. Она там  оставалась  до  вечера  и  отбыла  только  по
прибытии третьего лица, которого ждали два  возчика.  Уже  пробило  половину
десятого, когда она удалилась в направлении Сентендре.
   - В Сентендре? - настойчиво переспросил Карл Драгош. - Ты в этом уверен?
   - Уверен, - утверждал трактирщик.
   - Тебе сказали или сам видел?
   - Сам видел.
   - Гм!.. - пробормотал Карл Драгош и прибавил:  -  Хорошо.  Ложись  спать,
приятель, да держи язык за зубами.
   Трактирщик не заставил просить себя  дважды.  Дверь  закрылась,  и  наряд
полиции остался на дороге.

   - Минутку! - скомандовал Карл  Драгош  своим  людям,  которые  неподвижно
ждали, и с фонарем в руке тщательно исследовал почву.
   Сначала он не заметил ничего подозрительного, но вот,  пересекая  дорогу,
он подошел к ее обочине. Здесь земля, менее изрытая проезжающими телегами  и
не так основательно замощенная, сохранила некоторую мягкость. С  первого  же
взгляда Карл Драгош открыл отпечаток  подковы,  где  не  хватало  гвоздя,  и
увидел, что лошадь, обладательница  приметной  подковы,  направлялась  не  к
Сентендре и не к Грону, но прямо к реке  по  северной  дороге.  По  этой  же
дороге устремился Карл Драгош во главе своих людей.
   Три  километра  были  пройдены  без  всяких  происшествий  по  совершенно
пустынной местности, когда налево  от  дороги  раздалось  лошадиное  ржанье.
Удержав людей жестом, Карл Драгош направился к опушке леска, который  неясно
различался в темноте.
   - Кто идет? - вскричал громкий голос.
   Никакого ответа не было на  этот  вопрос.  Один  из  агентов  по  приказу
начальника зажег смолистый факел. Его дымное пламя  живо  озарило  безлунную
ночь, но свет угасал в нескольких шагах, бессильный рассеять мрак, еще более
сгустившийся под деревьями.
   - Вперед! - скомандовал Драгош, проникая в заросли во главе взвода.
   Но лес имел своих  защитников.  Едва  только  они  миновали  опушку,  как
повелительный голос произнес:
   - Ни шагу дальше, иначе мы стреляем! Эта угроза не могла остановить Карла
Драгоша, тем более, что при смутном  свете  факела  он,  казалось,  различил
неподвижную массу, без сомнения, повозку, а вокруг нее группировались  люди,
численность которых сыщик не мог определить.
   - Вперед! - скомандовал он снова.
   Повинуясь   приказу,   полицейские   продолжали   продвигаться,    правда
неуверенно, в этом незнакомом  лесу<  Трудности  еще  увеличились.  Внезапно
факел был выбит из рук агента, который его нес. Тьма сделалась полной.
   - Увалень! - заворчал Драгош. - Свету, Франц, свету!
   Его досада была тем больше, что при последнем мерцании угасавшего  факела
он увидел, как повозка начала отступать, удаляясь под деревья. К  несчастью,
о преследовании не могло быть и речи. Взвод полиции  встретил  живую  стену.
Перед каждым агентом было два-три противника, и Драгош немного поздно понял,
что не располагает достаточными силами для победы. До сих пор  еще  не  было
сделано ни одного выстрела и с той, ни с другой стороны.
   - Титча! - позвал в это время голос из мрака,
   - Здесь! - отвечал другой голос.
   - Повозка?
   - Отправилась.
   - Тогда надо с этим кончать.
   Эти голоса Драгош запомнил. Он никогда их не забудет.
   Когда кончился этот краткий разговор, в ход  пошли  револьверы,  сотрясая
воздух сухим треском выстрелов. Пули ранили нескольких полицейских,  и  Карл
Драгош, поняв, что упорствовать бессмысленно, скомандовал отступление.
   Наряд  полиция  выбрался  на  дорогу,  и  победители  не   рискнули   его
преследовать; ночь обрела утраченный покой.
   Сначала нужно  было  заняться  ранеными.  Трое  полицейских  были  задеты
пулями.  После  перевязки  их  отправили  назад  в   сопровождении   четырех
товарищей. Драгош с Ульманом и тремя другими агентами устремились через поле
к Дунаю, слегка уклоняясь в направлении Грона. Сыщик без труда нашел  место,
где причалил за несколько часов  перед  этим,  и  лодку,  в  которой  они  с
Ульманом переплыли реку. В нее сели пять человек и,  перебравшись  на  левый
берег Дуная, стали спускаться по течению.
   Карл Драгош потерпел поражение, но задумал взять реванш. Что Илиа Бруш  и
слишком известный Ладко были одним и тем же человеком, в этом  сыщик  теперь
не сомневался; он убедил сам  себя,  что  тот  был  виновником  преступления
предыдущей ночи. Очевидно, Ладко спрятал добычу и, не зная,  что  его  шайка
открыта, поспешит снова принять фальшивый облик, который до сих пор позволял
ему обманывать полицию. Перед рассветом он, конечно,  вернется  на  баржу  и
станет ждать отсутствующего пассажира, как сделал бы  безобидный  и  честный
рыболов, каким Ладко хотел казаться.
   Пять решительных людей будут тогда  в  засаде.  Эти  пятеро,  побежденные
Ладко и его бандой, легко восторжествуют над сопротивлением,  которое  может
оказать им этот Ладко, принужденный в одиночестве играть роль Илиа Бруша.
   Этот хорошо задуманный план, к несчастью, был неисполним. Карл  Драгош  и
его люди могли как угодно обследовать  реку,  но  баржу  рыболова  оказалось
невозможно разыскать. Драгош и  Ульман  без  труда  нашли  место,  где  была
стоянка Бруша, но не обнаружили ни малейших следов баржи. Баржа  исчезла,  и
Илиа Бруш вместе с ней.
   С Карлом Драгошем сыграли злую шутку, и это наполнило его яростью.
   - Фридрих, - сказал он подчиненному, - я выдохся до конца и  не  в  силах
сделать больше ни шагу. Мне надо уснуть на траве,  чтобы  набраться  немного
сил. Но один из наших людей должен взять  лодку  и  немедленно  подняться  в
Грон. Как только откроется почтовое отделение, он должен послать телеграмму.
Зажги фонарь. Я буду диктовать, пиши.
   Фридрих Ульман молча повиновался.
   -  "Этой  ночью  совершено  преступление  в  окрестностях  Грона.  Добыча
погружена на шаланду. Строго проводить предписанные обыски".
   Вот одна, - сказал Драгош, прерывая диктовку. - А теперь другая:
   "Мандат на арест так называемого Ладко, ложно именующего себя Илиа Брушем
и  играющего  роль  лауреата  "Дунайской  лиги"  на  последнем  конкурсе   в
Зигмарпнгене. Упомянутый Ладко, он же Илиа Бруш,  обвиняется  в  грабежах  и
убийствах".
   Пусть эта телеграмма будет немедленно  передана  во  все  без  исключения
прибрежные населенные  пункты,  -  приказал  Карл  Драгош  и  в  изнеможении
растянулся на земле.
   ПЛЕННИК
   Подозрения Карла Драгоша, которые открытие женского портрета окончательно
подкрепило, не были целиком ошибочны, время сказать  об  этом  читателю  для
лучшего понимания нашего рассказа. В одном пункте,  по  крайней  мере,  Карл
Драгош  рассуждал  правильно.  Да,  Илиа  Бруш  и  Сергей  Ладко-одно  лицо.
Напротив, Драгош серьезно ошибался, когда приписывал  своему  компаньону  по
путешествию целый ряд грабежей и убийств, которые столько  месяцев  нарушали
спокойствие дунайской области, и,  в  частности,  последнее  преступление  -
разграбление  виллы  графа  Хагенау  и  ранение  сторожа  Христиана.  Ладко,
впрочем, не думал, что его пассажир имел подобные мысли. Он только знал, что
его фамилией называли известного преступника, и не  мог  понять,  как  могло
получиться такое недоразумение.
   Сперва Ладко был поражен сообщением об ужасном однофамильце,  который,  к
довершению   несчастья,   оказался   его   соотечественником,   и    испытал
инстинктивный страх. Но что ему, в конце концов, до преступника, с которым у
него общим было только имя? Невиновному нечего бояться. О, он, конечно,  был
невиновен во всех этих преступлениях.
   Вот почему Сергей Ладко, которому мы отныне присвоим его  настоящее  имя,
спокойно оставил баржу в предыдущую ночь, чтобы побывать в Сальке, как он  и
объявил. Он, в самом деле, скрывался в этом маленьком городке после  отъезда
из Рущука; там он в  течение  долгих  недель  ждал  под  именем  Илиа  Бруша
известий от своей дорогой Натчи.
   Ожидание, как уже известно, сделалось для него невыносимым, и он напрасно
искал средства проникнуть инкогнито в Болгарию, когда ему случайно попал  на
глаза номер газеты "Пестер Ллойд", где  с  большой  сенсацией  сообщалось  о
предстоящем рыболовном конкурсе в Зигмарингене.  Читая  статью,  посвященную
соревнованию, изгнанник, такой же искусный рыболов, как и признанный лоцман,
составил план, самая причудливость которого обещала, быть может, успех.
   Под именем Илиа Бруша, которое он носил в Сальке, он вступит в "Дунайскую
лигу", явится на конкурс в Зигмарингене и, благодаря  виртуозному  искусству
рыболова, завоюет первый приз. Придав, таким  образом,  своему  вымышленному
имени известность, он с большим шумом и даже с  возможным  заключением  пари
объявит о намерении спуститься по Дунаю с удочкой от истоков  до  устья.  Не
было сомнений, что этот проект взволнует любителей-рыболовов и  создаст  его
автору репутацию среди остальной публики.
   Обеспечив  себе  бесспорное  гражданское  положение,  так  как  обычно  к
"звездам" питают слепое доверие, Сергей Ладко в самом деле начнет спускаться
по Дунаю. Разумеется, он будет, насколько возможно, ускорять ход своей лодки
и станет терять на рыбную ловлю  минимум  времени.  И  все  же  он  заставит
говорить о себе во время плавания, чтобы о нем не забывали и  чтобы  он  мог
открыто высадиться в Рущуке под защитой приобретенной известности.
   Чтобы благополучно достигнуть этой  единственной  цели  его  предприятия,
никто не должен  будет  заподозрить  его  настоящее  имя  или  в  наружности
рыболова Илиа Бруша узнать черты лоцмана Сергея Ладко.
   Первое условие  легко  было  осуществить.  Достаточно,  преобразившись  в
лауреата  "Дунайской  лиги",  безошибочно  играть  эту  роль.  Сергей  Ладко
поклялся самому себе оставаться Илиа  Брушем  наперекор  всему,  что  бы  ни
случилось во время  путешествия.  Можно  было,  впрочем,  предполагать,  что
путешествие совершится медленно, но верно,  и  что  никакие  приключения  не
сделают его клятву трудной для  выполнения.  Удовлетворить  второму  условию
оказалось еще проще. Бритва снесла его бороду, краска изменила  цвет  волос,
большие темные очки скрыли глаза, и  этого  было  достаточно.  Сергей  Ладко
совершенно переменил наружность в ночь перед отъездом из Сальки и пустился в
путь до рассвета, уверенный, что его никто не узнает.
   В  Зигмарингене  события  развернулись  по  его  плану.  Когда  он   стал
бесспорным лауреатом конкурса, его проект был  благосклонно  принят  печатью
прибрежных стран. Став достаточно известной личностью для того, чтобы  никто
не мог заподозрить его подлинное имя, и уверенный,  с  другой  стороны,  что
рассеянные по реке члены "Дунайской лиги" в случае надобности  помогут  ему,
Сергей Ладко пустился по течению.
   В Ульме его постигло первое разочарование: он убедился, что относительная
известность не спасает его от зорких глаз администрации. И он был совершенно
счастлив, приняв на борт пассажира с бумагами в полном порядке,  по-видимому
пользующегося уважением полиции. Конечно, когда он будет в Рущуке и спуск по
Дунаю придется прекратить,  присутствие  постороннего  представит  известные
трудности. Но тогда он объяснится, а до  того  общество  пассажира  увеличит
шансы на успех путешествия, которое Сергей Ладко страстно желал  привести  к
счастливому концу.
   Известие о том, что он носит такое же имя, как ужасный бандит, и что этот
бандит тоже болгарин,  заставило  Сергея  Ладко  снова  испытать  неприятное
волнение.  Какова  бы  ни  была  его  невиновность,   а   следовательно,   и
безопасность, он понимал, что тождество имен могло вызвать самые прискорбные
ошибки и даже важные осложнения,
   Если имя, которое он скрывает под псевдонимом Илиа Бруша, откроется,  это
не только помешает высадке в Рущуке, но можно будет бояться долгой отсрочки.
   Против этой опасности Сергей Ладко ничего не мог сделать.  Впрочем,  если
она и была серьезной, не следовало ее  преувеличивать.  В  действительности,
было маловероятно, чтобы полиция без  особых  причин  обратила  внимание  на
безобидного рыболова-удильщика, и особенно на рыболова, увенчанного  лаврами
зигмарингенского конкурса.
   Прибыв в Сальку после захода солнца и оставив ее  до  рассвета,  так  что
никто его не видел, Сергей Ладко только побывал в доме, чтобы удостовериться
в отсутствии известий от Натчи. В  продолжительности  молчания  было  что-то
страшное. Почему молодая женщина  не  писала  уже  два  месяца?  Что  с  ней
случилось?  Времена  общественных  потрясений  влекут  за   собой   бедствия
отдельных людей, и лоцман говорил себе  с  тоской,  что  если  он  высадится
счастливо в Рущуке, то, быть может, появится слишком поздно.
   Эта мысль, разбивая ему сердце,  в  то  же  время  удесятеряла  силу  его
мускулов. Это она дала ему после отправления из Грона силу бороться с грозой
и остервенелым ветром. Это  она  заставляла  его  ускорять  шаги.  когда  он
возвращался к барже, неся подкрепительное для господина Иегера.
   Велико было его удивление, когда он не нашел  пассажира,  оставленного  в
таком тяжелом состоянии, и найденная записка  это  удивление  не  уменьшила.
Какая важная причина заставила господина Иегера  уйти  при  такой  слабости?
Какие могли быть у обитателя Вены настоятельные дела в чистом  поле,  далеко
от населенных центров? Здесь была загадка, которую размышления лоцмана  вряд
ли могли разрешить.
   Но какова бы ни была причина отсутствия господина Иегера, оно, во  всяком
случае, создавало неудобство и удлиняло путешествие, и без того долгое.  Без
этого непредвиденного происшествия баржа уже была бы  посредине  реки,  и  к
вечеру много километров прибавилось бы к тем, которые остались за ее кормой.
   Очень было сильно искушение не считаться  с  просьбой  господина  Иегера,
отчалить  и  без  потери  времени  продолжать  путешествие,  цель   которого
притягивала Сергея Ладко, как магнит железо.
   Лоцман, однако, решился ждать. Он обязался перед своим пассажиром, и,  со
всех точек зрения, лучше было потерять день, чтобы не доставлять предлогов к
позднейшим протестам.
   Чтобы с пользой употребить остаток дня, ему, к счастью,  хватило  работы.
Надо было привести в порядок  баржу  и  исправить  повреждения,  причиненные
бурей.
   Сергей Ладко сначала принялся  укладывать  содержимое  сундуков,  которые
перерыл во время утренних бесполезных поисков. Это  у  него  не  потребовало
много времени, и,  когда  он  уложил  второй  сундук,  его  взгляд  упал  на
портфель, который незадолго  перед  этим  привлек  внимание  Карла  Драгоша.
Лоцман открыл портфель, как и полицейский, и как  он  же,  но  с  совершенно
другими чувствами вытащил портрет с  трогательной  надписью,  который  Натча
дала  ему  в  момент  расставанья.   Сергей   Ладко   долго   созерцал   это
очаровательное лицо. Натча!.. Да, это она!.. Это ее дорогие черты, ее чистые
глаза, ее губы, полуоткрытые, точно она хочет заговорить.
   Со вздохом он положил дорогое изображение в портфель и портфель в сундук,
который старательно закрыл; он спрятал ключ в карман и вышел из каюты, чтобы
заняться другой работой.
   Но работа не шла ему на ум. Скоро руки его опустились, и, сев на скамейку