к торгам, я считаю своим долгом напомнить  одно
из условий продажи, а именно: полярная  недвижимость  поступает  в  полную
собственность купившего и не может быть оспариваема продавшей  стороной  в
пределах восемьдесят четвертой параллели северной  широты,  независимо  от
каких-либо  перемен  в  географическом  или  метеорологическом   состоянии
земного шара.
   Опять эта имевшаяся в объявлении странная оговорка, которая,  возбуждая
шутки одних, у других будила подозрения!..
   - Аукцион открыт! - прозвучал голос оценщика.
   И, взмахнув молоточком  слоновой  кости,  он  по  привычке  прогнусавил
обычное вступление к аукциону:
   - Квадратная миля за десять центов!
   Десять центов - то есть одна десятая часть доллара - это означало сумму
в сорок тысяч семьсот долларов за всю арктическую недвижимость.
   Однако  оценка  Эндрью  Р.Джилмора  была  сразу  же  перекрыта   Эриком
Бальденаком, выступавшим от лица датского правительства.
   - Двадцать центов! - сказал он.
   - Тридцать центов! - сказал Якоб Янсен от лица Голландии.
   - Тридцать пять! - сказал Ян Харальд от лица Скандинавии.
   - Сорок, - сказал полковник Борис Карков от лица всей России.
   Это  уже  составляло  сумму  в  сто  шестьдесят  две  тысячи  восемьсот
долларов, а между тем торги только начинались.
   Надо заметить, что представитель  Великобритании  до  сих  пор  еще  не
сказал ни слова и даже не раскрыл плотно сжатого рта.
   Уильям   С.Форстер,   владелец   тресковых   складов,   тоже   сохранял
непроницаемое  молчание.  Он,  видимо,  был  всецело  погружен  в   чтение
"Ньюфаундлендского Меркурия", где печатались сведения о товарах и о  ценах
на всех американских рынках.
   - Сорок центов за квадратную милю! - соловьем заливался Флинт. -  Сорок
центов!
   Четверо коллег майора Донеллана переглянулись.  Неужели  они  исчерпали
свои кредиты уже  в  самом  начале  борьбы?  Неужели  дальше  им  придется
молчать?
   - Ну, ну, - снова заговорил  Эндрью  Р.Джилмор,  -  сорок  центов!  Кто
больше? Сорок центов! А ведь этот полярный колпачок стоит подороже...
   Казалось, он вот-вот добавит: "полярный колпачок из чистопробных вечных
льдов".
   Но тут датский представитель объявил:
   - Пятьдесят центов!
   А голландский делегат надбавил еще десять.
   - Квадратная миля идет за  шестьдесят  центов!  -  выкрикнул  Флинт.  -
Шестьдесят центов! Никто не надбавит?
   Эти шестьдесят центов уже составляли почтенную  сумму  в  двести  сорок
четыре тысячи двести долларов.
   Собрание приветствовало надбавку Голландии  одобрительными  возгласами.
Вот странное и вместе с тем  частое  явление:  бывшие  в  зале  бедняки  с
пустыми карманами, без гроша за душой, казалось, были больше всех увлечены
этой схваткой долларов.
   Между тем, как только выступил Якоб Янсен, майор Донеллан поднял голову
и посмотрел на своего секретаря Дина Тудринка. Но тот сделал едва уловимый
отрицательный знак, и майор так и не раскрыл рта.
   Уильям С.Форстер не отводил глаз от  своих  рыночных  отчетов  и  делал
карандашом пометки на полях.
   А Дж.Т.Мастон, в ответ  на  улыбку  миссис  Эвенджелины  Скорбит,  лишь
кивнул головой.
   - Ну, ну, нельзя ли поживее!  Что  мы  так  тянем?  Слабо,  слабо...  -
повторял Эндрью Р.Джилмор. - Ну-ка! Никто не даст больше? Можно кончать?
   И его молоточек то поднимался, то опускался, как кропило причетника  во
время церковной службы.
   - Семьдесят центов, - неуверенно сказал профессор Ян Харальд.
   - Восемьдесят! - сразу же за ним объявил Борис Карков.
   - Ну-ну! Восемьдесят центов? - выкрикнул  Флинт,  круглые  серые  глаза
которого разгорались все ярче с каждой надбавкой.
   По знаку  Дина  Тудринка  майор  Донеллан  вскочил,  словно  чертик  на
пружинке.
   - Сто центов! - отрубил представитель Великобритании.
   Это значило, что Англия предлагала четыреста семь тысяч долларов.
   Делавшие ставки  на  Соединенное  королевство  закричали  "ура",  часть
публики подхватила их возгласы.
   Ставившие на Америку переглянулись  довольно  разочарованно.  Четыреста
семь тысяч долларов? Это была уже очень крупная цифра  для  фантастической
области у Северного полюса. Четыреста семь  тысяч  долларов  за  айсберги,
ледяные поля и торосы?!
   А представитель Арктической промышленной компании не  издал  ни  звука,
даже головы не поднял! Неужели он не решится сделать  ни  одной  надбавки?
Если он хотел дождаться, чтобы делегаты Дании, Швеции, Голландии и  России
исчерпали свои средства, то, казалось, сейчас как раз пора было выступить.
Действительно, по их лицам было видно, что "сто центов"  майора  Донеллана
заставляют их покинуть поле битвы.
   - Квадратная миля идет за сто центов! - два раза повторил оценщик.
   - Сто центов! Сто центов! Сто  центов!  -  кричал  Флинт,  сложив  руки
рупором у рта.
   - Никто не даст больше? - спросил Эндрью Р.Джилмор. -  Значит,  решено?
Все согласны? Жалеть никто не будет? Пристукнем?
   И, опуская руку с молоточком, он обвел выжидающим взглядом зрителей,  в
волнении затаивших дыхание.
   - Раз! Два! - произнес он.
   - Сто двадцать центов, - спокойно  сказал  Уильям  С.Форстер,  даже  не
поднимая глаз и переворачивая газетный лист.
   -  Гип!  Гип!  Гип!  -  закричали  те,  кто  делал  большие  ставки  на
Американские Соединенные Штаты.
   Майор Донеллан в  свой  черед  горделиво  приосанился.  Его  голова  на
длинной шее вертелась, как заводная, над угловатыми плечами, а тонкие губы
клювом вытянулись вперед.  Он  окинул  испепеляющим  взором  бесстрастного
представителя американской Компании, но в ответ  не  получил  ни  взгляда.
Проклятый Уильям С.Форстер даже не шелохнулся.
   - Сто сорок! - объявил майор Донеллан.
   - Сто шестьдесят! - сказал Форстер.
   - Сто восемьдесят! - прогремел майор.
   - Сто девяносто! - пробормотал Форстер.
   - Сто девяносто пять центов!.. - завопил делегат Великобритании.
   Скрестив руки на груди, он как будто бросал вызов всем тридцати  восьми
штатам Федерации.
   Стало так тихо, что, казалось, можно было услышать, как ползет муравей,
как плывет маленькая плотичка, как порхает  мотылек,  как  перебирается  с
места  на  место  червячок,  как  движется  микроб...  Все  сердца  бились
тревожно, как будто самая жизнь присутствующих  зависела  от  слов  майора
Донеллана. Голова его не вертелась больше. Что до  Дина  Тудринка,  то  он
ожесточенно скреб затылок и чуть не рвал на себе волосы.
   Эндрью Р.Джилмор приостановился на  несколько  мгновений,  показавшихся
всем вечностью. Владелец  тресковых  складов  продолжал  читать  газету  и
делать пометки, видимо не имевшие никакого отношения к  аукциону.  Неужели
он тоже исчерпал свои средства? Неужели он не попытается сделать еще одну,
последнюю надбавку? Или заплатить сто девяносто пять центов за  квадратную
милю,  то  есть  свыше  семисот  девяноста  трех  тысяч  долларов  за  всю
недвижимость оптом, ему казалось поступком, выходящим за пределы  здравого
смысла?
   - Сто девяносто пять центов, - начал оценщик. - Остается за...
   И его молоток повис над столом.
   - Сто девяносто пять центов! - повторил аукционист.
   - Кончайте! Кончайте!
   Это кричали некоторые нетерпеливые зрители, недовольные медлительностью
Эндрью Р.Джилмора.
   - Раз... два... - воскликнул он.
   И все взгляды  обратились  на  представителя  Арктической  промышленной
компании.
   Подумать только! Этот удивительный человек не спеша сморкался в большой
клетчатый фуляровый платок, уткнув в  него  оба  отверстия  своей  носовой
полости.
   Между тем Дж.Т.Мастон метал на него взгляд  за  взглядом,  да  и  взоры
миссис Эвенджелины Скорбит  были  устремлены  в  том  же  направлении.  Их
побледневшие  лица  выдавали,  как  велико  было  волнение,  которое   они
старались побороть. Почему же Уильям С.Форстер медлил  перекрыть  надбавку
майора Донеллана?
   Уильям  С.Форстер  высморкался  второй,  затем  третий  раз  с   громом
артиллерийских выстрелов. Но напоследок он тихо и скромно пробормотал:
   - Двести центов!
   Зал содрогнулся. Затем, по американскому обычаю, раздались такие крики:
"Гип! Гип!", что стекла задребезжали.
   Майор Донеллан, ошеломленный, смущенный, уничтоженный, рухнул  на  свое
место рядом с Дином Тудринком, потрясенным не менее его. Такая  оценка  за
квадратную милю давала в итоге огромную  сумму  в  восемьсот  четырнадцать
тысяч долларов, и, очевидно, британскому представителю не  разрешено  было
превышать ее.
   - Двести центов! - повторил Эндрью Р.Джилмор.
   - Двести центов! - провозгласил Флинт.
   - Раз!.. два!.. - кричал оценщик. - Никто не дает больше?..
   Майор  Донеллан,  движимый  невольным  побуждением,  снова  вскочил   и
посмотрел на остальных делегатов. Но те как раз  считали,  что  только  он
один может  отстоять  Северный  полюс  от  американцев.  Это  усилие  было
последним. Майор открыл рот, снова закрыл, и Англия тяжело  шлепнулась  на
свое место.
   - Три! - прокричал Джилмор, ударив по столу своим  молоточком  слоновой
кости.
   - Гип! Гип! Гип! - орали делавшие ставки на победительницу Америку.
   Известие  о  результате  торгов  мигом  разнеслось  по  всем  закоулкам
Балтиморы, затем по телеграфным проводам разошлось по  всей  Федерации;  а
позже, по подводному кабелю, оно ворвалось в Старый Свет.
   Собственницей  арктических   владений,   находящихся   за   восемьдесят
четвертой параллелью, стала Арктическая промышленная компания (через  свое
подставное лицо - Уильяма С.Форстера).
   И наутро, когда Уильям С.Форстер  пришел  объявить,  для  кого  сделана
покупка,  он  назвал  имя  мистера  Импи  Барбикена,  который  представлял
вышеупомянутую Компанию под фирмой "Барбикен и Кo".



ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ,
   в которой появляются старые знакомые наших юных читателей

   Барбикен  и  Кo!  Председатель  клуба  артиллеристов?  Но  какое   дело
артиллеристам до таких предприятии? Сейчас мы это увидим.
   Нужно  ли  по  всей  форме  представлять   читателю   Импи   Барбикена,
председателя  балтиморского  Пушечного  клуба,  и   капитана   Николя,   и
Дж.Т.Мастона, и Тома Хэнтера на деревянных ногах, и непоседливого  Билсби,
и полковника Блумсбери, и всех остальных? Конечно нет! Эти чудаки, правда,
постарели на двадцать лет с тех  дней,  когда  внимание  всего  мира  было
приковано к ним, но все-таки остались такими, как были. У них  у  всех  не
хватало чего-нибудь, у кого руки, у кого ноги, но, в общем, и  теперь  это
были все те же горячие, отчаянные люди, готовые очертя голову  кинуться  в
любое, самое необыкновенное приключение. Время не  одолело  этого  легиона
отставных  артиллеристов.  Оно  щадило  их,  как  щадит  старинные  пушки,
вышедшие из употребления и украшающие музеи старых арсеналов.
   Если Пушечный  клуб  уже  в  год  своего  основания  насчитывал  тысячу
восемьсот тридцать три члена (мы говорим о людях, а никак не о  членах  их
тела, не  об  их  руках  и  ногах,  которых  многие  из  артиллеристов  не
досчитывались) да еще тридцать тысяч пятьсот семьдесят пять человек  имели
честь состоять корреспондентами вышеназванного клуба, то теперь эти  цифры
нисколько не уменьшились. Как раз наоборот. Благодаря невероятной  попытке
установить прямую связь между Землей и Луной [см.  романы  Жюля  Верна  "С
Земли на Луну" и "Вокруг Луны"] слава клуба возросла необычайно.
   И  хотя  все,  наверное,  еще  помнят,  сколько   шуму   наделал   этот
примечательный опыт, о нем следует все же вкратце рассказать.
   Несколько лет спустя после войны между Севером и Югом  некоторые  члены
Пушечного клуба, тяготясь  своей  праздностью,  вознамерились  при  помощи
исполинского орудия отправить снаряд на Луну.  На  полуострове  Флорида  в
городе  Мун-Сити  прямо  в  земле  была  торжественно  отлита  пушка,  так
называемая "Колумбиада", длиной в девятьсот футов при внутреннем диаметре,
равном девяти футам; на заряд пошло четыреста  тысяч  фунтов  пироксилина.
Выпущенный из этой пушки цилиндроконический алюминиевый снаряд под напором
шести миллиардов литров газа  полетел  к  ночному  светилу.  В  результате
отклонения траектории снаряд облетел вокруг  Луны,  вернулся  на  Землю  и
погрузился в Тихий океан под  27o7'  северной  широты  и  41o37'  западной
долготы.  Там-то  фрегат  федерального  флота  "Сасквегана"  подобрал   на
поверхности океана этот снаряд, вместе с его удачливыми постояльцами.
   Да, самыми настоящими постояльцами!
   В  снаряде-вагоне  поместились  двое  членов  Пушечного  клуба  -   его
председатель Импи Барбикен и капитан Николь;  третьим  был  один  француз,
известный сорви-голова. Все трое вернулись из своего  путешествия  целы  и
невредимы. Американцы охотно  пустились  бы  сразу  в  какое-нибудь  новое
приключение, но с французом дело обстояло иначе.  Мишель  Ардан  (так  его
звали) возвратился в Европу, кажется разбогател, хотя это удивило  многих,
и кончил тем, что стал сажать капусту, с удовольствием ел ее, и даже,  как
утверждали наиболее осведомленные репортеры, она шла ему впрок.
   После своего громового выстрела Импи Барбикен и Николь жили,  пользуясь
славой и относительным покоем. Но, томясь  жаждой  великих  подвигов,  они
мечтали о новой затее в том же роде. В деньгах у них недостатка  не  было.
От их последнего предприятия из пяти с половиной миллионов,  собранных  по
общественной подписке в Новом и Старом Свете, у них осталось около двухсот
тысяч долларов. Кроме того, они разъезжали по Соединенным Штатам  и  везде
показывались публике  в  своем  алюминиевом  снаряде,  словно  некое  чудо
природы в клетке; заработали они на этом предприятии  изрядные  деньги  да
еще достигли громкой славы, о какой только могут мечтать честолюбцы.
   Теперь Импи Барбикен и капитан Николь могли бы жить спокойно,  если  бы
их не грызла скука. И вот, - вероятно, чтобы нарушить свое бездействие,  -
они и задумали купить арктические области.
   Не нужно забывать, что затратить  более  восьмисот  тысяч  долларов  на
такую покупку оказалось возможным  лишь  потому,  что  миссис  Эвенджелина
Скорбит вложила в дело недостающую сумму. Благодаря  этой  щедрой  женщине
Америка победила Европу.
   Вот что было причиной ее щедрости.
   Неслыханную славу,  которая  окружала  после  возвращения  председателя
Барбикена и капитана Николя, с ними делил еще один человек.  Вы,  конечно,
догадались, что речь идет о Дж.Т.Мастоне, вспыльчивом секретаре  Пушечного
клуба. Разве не этот талантливый ученый сделал математические  вычисления,
позволившие осуществить смелую попытку, о которой говорилось выше? Если он
и не сопровождал своих друзей в их  межпланетном  путешествии,  то  не  из
робости, - клянусь ядром! Дело в том, что  у  почтенного  артиллериста  не
хватало кисти правой руки, а на черепе из-за одной несчастной случайности,
которые нередки на войне, он носил гуттаперчевую  заплатку.  Показать  это
селенитам  значило  бы  внушить  им  довольно  жалкое   представление   об
обитателях Земли, при которой Луна существует лишь как скромный спутник.
   Поэтому,  к  своему  глубокому  огорчению,  Дж.Т.Мастон  вынужден   был
отказаться от полета. Но он  не  сидел  праздно.  Он  принимал  участие  в
сооружении огромного телескопа, и после установления его на  самом  острие
пика Лонга, одной из высочайших вершин в цепи Скалистых  гор,  Дж.Т.Мастон
сам  переселился  туда.  Как  только  снаряд,  описывающий  в  небе   свою
величественную траекторию, был замечен, Дж.Т.Мастон уже не покидал  своего
наблюдательного поста, Не отходя от объектива гигантского инструмента,  он
всецело предался наблюдению  за  друзьями,  пересекавшими  пространство  в
своем воздушном экипаже.
   Многие думали,  что  отважные  путешественники  навсегда  потеряны  для
Земли. Действительно, существовала опасность, что снаряд из-за  притяжения
Луны сохранит свою новую орбиту и  будет  вечно  носиться  вокруг  ночного
светила в качестве субспутника.
   Но нет! Некоторое, словно  ниспосланное  судьбой,  отклонение  изменило
направление снаряда. Вместо того чтобы  упасть  на  Луну,  снаряд  облетел
вокруг нее и вернулся к земному шару, все ускоряя полет, так что к моменту
своего погружения в глубины моря он достиг скорости  более  двухсот  тысяч
километров в час.
   К счастью, водные массы  Тихого  океана  смягчили  падение,  свидетелем
которого был американский фрегат  "Сасквегана".  Новость  тотчас  же  была
передана  Дж.Т.Мастону.  Секретарь  Пушечного   клуба   поспешно   покинул
обсерваторию на пике Лонга и бросился на выручку. В том  месте,  где  упал
снаряд, море было обследовано на большой  глубине,  и  верный  Дж.Т.Мастон
ради  спасения  своих  друзей  не  задумываясь  решил  и  сам  облечься  в
водолазный костюм.
   Но ему незачем было  так  стараться.  Алюминиевый  снаряд,  великолепно
нырнув в воды Тихого океана и вытеснив количество воды  весом  больше  его
собственного, всплыл наверх. А чем же занимались Барбикен, капитан  Николь
и Мишель Ардан, когда их подобрали на поверхности  океана?  Они  играли  в
домино в своей плавучей тюрьме.
   Возвращаясь опять к Дж.Т.Мастону, надо  сказать,  что  участие  в  этих
необыкновенных приключениях весьма выдвинуло его.
   Заплатка на черепе и металлический крючок вместо правой кисти, конечно,
не красили Дж.Т.Мастона. Кроме того, он был уже и не молод: в пору  нашего
рассказа ему стукнуло пятьдесят восемь  лет.  Но  его  своеобразный  нрав,
живость ума, огненный взгляд, горячность, которую он вносил  во  все,  чем
занимался, делали его идеальным  человеком  в  глазах  миссис  Эвенджелины
Скорбит. К тому же его мозг, тщательно прикрытый гуттаперчевой  нашлепкой,
был в целости  и  сохранности,  и  Мастон  заслуженно  считался  одним  из
замечательных математиков своего времени.
   А между  тем  миссис  Эвенджелина  Скорбит,  не  увлекаясь  математикой
(простейшие подсчеты вызывали у нее головную боль),  питала  склонность  к
математикам. Она  считала  их  существами  высшими,  особенными.  Подумать
только! Иметь голову, в которой разные иксы тарахтят, как орехи  в  мешке,
мозг, забавляющийся алгебраическими знаками, руки,  жонглирующие  тройными
интегралами, как жонглируют стаканами и бутылками руки  фокусника,  и  ум,
разбирающийся в формулах вроде

   SSS ф(xyz) dz dy dz.

   Каково?
   Такие ученые казались ей  достойными  восхищения,  они  словно  нарочно
созданы были для того, чтобы женщину влекло к ним  "прямо  пропорционально
массе  и  обратно  пропорционально  квадрату  расстояния".   И   как   раз
Дж.Т.Мастон был достаточно толст, чтобы  притягивать  ее  с  непреодолимой
силой, а что касается расстояния, то оно равнялось бы нулю, если  бы  они,
наконец, поженились.
   Надо признаться,  что  все  это  не  переставало  беспокоить  секретаря
Пушечного клуба, вовсе не собиравшегося  искать  счастья  в  таком  тесном
союзе. К тому же миссис Эвенджелину Скорбит в сорок пять лет  нельзя  было
назвать особой ни первой, ни даже второй молодости. У нее был большой  рот
и  длинные  зубы,  которые  она  ухитрилась  сохранить  все  до   единого,
прилизанные на висках волосы цвета не раз  перекрашенной  тряпки,  плоский
стан и неизящная походка. Короче говоря, по наружности она  была  типичной
старой девой, хотя и состояла когда-то в браке - правда,  всего  несколько
лет. Но, в общем, она была отличная  женщина  и  ничего  в  жизни  так  не
желала, как появляться в балтиморских гостиных в качестве миссис Мастон.
   Состояние вдовы считалось очень  значительным.  Правда,  она  не  могла
равняться с такими богачами,  как  разные  Гульды,  Макеи,  Вандербилты  и
Гордоны Беннеты, с миллиардерами, перед  которыми  даже  Ротшильд  кажется
нищим. Конечно, у нее не  было  трехсот  миллионов,  как  у  миссис  Мозес
Карпер, или двухсот миллионов,  как  у  миссис  Стюарт,  или  восьмидесяти
миллионов, как у миссис Крокер, - вот это вдовы так вдовы! И не  была  она
так богата, как миссис Хамерслей или миссис  Нелли  Грин,  миссис  Мэффит,
м