колониальные дворяне - были разделены на  маленькие  искусственные  группы
или клики, которые вели себя точно так же, как и "нойо".
     Джим остановился и подождал, пока  его  спросят,  что  такое  "нойо".
Спросил его об этом Хейнман.
     - Французский этнолог Жан Жак Петтер назвал термином "нойо" общество,
раздираемое внутренними противоречиями, - ответил  Джим.  -  Роберт  Ардли
несколькими годами позже,  охарактеризовал  это  понятие,  как  "соседство
территориальных   властителей,   связанных    вместе    дружеско-вражеской
зависимостью". Примером "нойо" в  природе  является  обезьяна  Каллицебус.
Каждая семья Каллицебус проводит свое время, свободное ото сна и пожирания
пищи, у границы территории другой семьи Каллицебус, крича  и  угрожая  ей.
Все это, за исключением того,  что  физическая  территория  была  заменена
"положением", а угрозы - интригой, заставляющей другого человека  и  людей
упасть в глазах своих товарищей, - можно отнести  и  к  обществу  Тронного
Мира. Единственным исключением из такого "нойо"  были  Высокородные  вроде
Ро, но и то, только потому, что она была атавизмом -  тем  типом,  который
Высокородные развили только  в  процессе  своих  умственных  и  физических
достижений, а затем  двинулись  дальше,  в  то  время,  как  Высокородные,
подобные Ро, остались на том же уровне физического развития.
     Поэтому ее не считали компетентной. Хотя это и не так.
     Джим опять замолчал. Некоторое время ни один из  членов  Комиссии  не
нарушал молчания. Затем заговорил Хейнман.
     - Ранее вы изображали этих Высокородных сверхсуществами по  сравнению
с нами, людьми Земли. Сейчас - с обществом обезьян. Они не  могут  быть  и
тем и другим.
     - О, нет, могут, - сказал Джим. - Ардли так же утверждал, что  "нации
дают героев, "нойо" -  гениев".  В  случае  Тронного  Мира,  который  стал
прообразом колониальных губернаторств, процесс был обратным. Гении сделали
"нойо". Обезьяны Каллицебус живут, так сказать, в утопии. На  деревьях  им
хватает и пищи и питья. Так же и Высокородные Тронного  Мира  создали  для
себя утопию, в которой технология направлена на удовлетворение малейших их
желаний и физиологических потребностей. Естественно, в  таких  утопических
условиях  они  когда-нибудь  ослабнут  и   станут   легкой   добычей   для
колониальных  миров,  у  которых  положение   намного   тяжелее.   Это   -
исторический переворот общества, когда аристократия слабеет  и  становится
зависимой от низших форм.
     - Почему же этого до сих пор не случилось с  Высокородными?  -  подал
голос Хейнман.
     - Потому что им удалось  создать  нечто  уникальное  -  увековеченную
аристократию. Империя начала с того, что собрала на одной  планете  лучшие
умы. Эта планета впоследствии стала Тронным Миром. И когда она  уже  стала
Тронным Миром, туда все еще продолжали прибывать самые талантливые люди  с
других миров. Это обеспечило почти бесконечное вливание свежей  крови.  И,
кроме  того,  аристократия  Тронного  Мира,  развившаяся  в  Высокородных,
сделала то,  чего  прежние  аристократы  никогда  не  могли  сделать.  Она
заставила каждого члена своего аристократического  общества  знать  все  о
технологии Империи. Другими словами, Высокородные были не просто  гениями,
они были гениями  высокообразованными.  Высокородная  Ро,  сидящая  сейчас
позади меня - дайте ей только время,  материалы  и  инструменты  -  сможет
сделать из  Земли  точную  копию  Империи  со  всеми  ее  технологическими
достижениями.
     Хейнман нахмурился.
     - Я не вижу здесь связи между гениальностью Высокородных и  тем,  что
они "нойо".
     - Бесконечно обновляющаяся, увековеченная аристократия,  -  продолжал
Джим, -  останавливает  естественные  процессы  человеческой  эволюции.  В
результате  создаются  искусственные  ситуации,  при  которых   происходит
социальная, а следовательно, и индивидуальная эволюция. Такая аристократия
- если она и не будет разрушена снаружи - просто  обязана  в  конце-концов
разрушить самое себя. У  Высокородных  когда-нибудь  обязательно  наступит
упадок. Они упадочны по своей природе.
     Губернатор наклонился и что-то настойчиво зашептал в ухо Хейнману. Но
Хейнман, почти со злостью, отстранил его рукой.
     - Как только я понял, что они обречены, -  говорил  Джим,  не  отводя
глаз от губернатора, - я понял и то,  что  зерна  разрушения  Империи  уже
посеяны.  Свидетельством  этому  упадку  служило   "нойо",   до   которого
деградировали их общественные отношения. Другими словами, через  несколько
сотен лет, самое большее, Империя начнет разваливаться - и тогда им  будет
уже не до Земли и ее обитателей. Можно было бы не  беспокоиться,  но...  К
сожалению, я узнал в это время о планах Галиана, который жаждал  захватить
власть в свои руки. Не все Высокородные были удовлетворены тем, что  могли
дать "нойо" их чувствам. Некоторые индивидуумы, вроде Галиана, Словиэля  и
Вотана, чувствовали потребность в настоящих действиях, а не  в  этой  тени
существования, которую им предлагали "нойо" и игра в Пункты.  К  тому  же,
Галиан был опасен, поскольку, как и  Император,  был  сумасшедшим.  Но,  в
противоположность  своему  брату,  он  действительно  был  сумасшедшим   -
человеком, который был в состоянии применить свое безумие  на  деле.  И  у
Галиана были свои планы в отношении Земли. Он втянул бы нас в упадок своей
Империи прежде, чем Империя свалилась под собственной тяжестью.
     Джим замолчал. Внезапно ему захотелось оглянуться на Ро и посмотреть,
какое впечатление произвели на нее эти слова. Но он не осмелился.
     - Итак, -  заключил  он,  -  я  поставил  своей  целью  остановить  и
уничтожить Галиана. И я это сделал.
     Члены Комиссии за столом, губернатор, люди, сидящие в зале продолжали
сидеть бесшумно и не двигаясь, как бы ожидая, что он продолжит свою речь.
     Наконец, слабое перешептывание между членами Комиссии подсказало  им,
что Джим кончил.
     -  Значит,  таковы  ваши  объяснения,  -  сказал  Хейнман,   медленно
наклоняясь вперед и уставившись прямо на Джима. - Вы  сделали  то,  то  вы
сделали, чтобы спасти Землю от упадочного безумца. Но как вы могли  знать,
что вы правы?
     - Я скажу вам, почему, - Джим несколько мрачно улыбнулся.  -  Потому,
что я нашел в их архивах достаточно сведений о  том,  что  Земля  все-таки
была   колонизирована   Империей.   Среди   колонистов   было    несколько
Высокородных, тогда они только-только стали  так  называться.  И...  -  Он
заколебался, затем выговорил медленно  и  очень  ясно:  -  Я  САМ  ЯВЛЯЮСЬ
ОТЩЕПЕНЦЕМ ПО ОТНОШЕНИЮ К ТЕМ ВЫСОКОРОДНЫМ, КОТОРЫЕ  ВЫСАДИЛИСЬ  ТОГДА  НА
ЗЕМЛЕ, ТАК ЖЕ, КАК И РО ЯВЛЯЕТСЯ ОТЩЕПЕНКОЙ ПО  ОТНОШЕНИЮ  К  ВЫСОКОРОДНЫМ
ТРОННОГО МИРА. В ПРОТИВНОМ СЛУЧАЕ Я НЕ СМОГ БЫ СДЕЛАТЬ ТОГО,  ЧТО  СДЕЛАЛ,
СОСТЯЗАЯСЬ С ГАЛИАНОМ И ДРУГИМИ  ВЫСОКОРОДНЫМИ.  Я  БЫЛ  ОТЩЕПЕНЦЕМ  БОЛЕЕ
РАННЕЙ И БОЛЕЕ ЗДОРОВОЙ ИХ АРИСТОКРАТИИ, И Я БЫЛ  БЫ  СПОСОБЕН  СДЕЛАТЬ  И
ДОСТИЧЬ ГОРАЗДО БОЛЬШЕГО, ЕСЛИ БЫ МОЙ РОСТ НЕ  БЫЛ  ОСТАНОВЛЕН  ЗДЕСЬ,  НА
ЗЕМЛЕ, КОГДА МНЕ БЫЛО ВСЕГО ДЕСЯТЬ ЛЕТ ОТ РОДУ!
     В гробовом молчании, последовавшем за его словами, Джим  обернулся  и
взглянул на губернатора. Губернатор  стоял  как  вкопанный,  рот  его  был
слегка приоткрыт, коричневые глаза не мигая смотрели на Джима.  Совершенно
неожиданно Джим ощутил симпатию и веру в себя не только аудитории  -  чего
он и добивался своей речью - но и среди членов Комиссии; веру и  симпатию,
которая так же неожиданно исчезла, сменившись недоумением и недоверием.
     - Высокородный? Вы? - сказал Хейнман низким голосом, оторопело  глядя
на Джима.
     Было похоже, что председатель задает этот  вопрос  скорее  себе,  чем
Джиму. Долго он продолжал смотреть на Джима, затем взял себя в руки и лицо
его приняло прежнее выражение. Хейнман вспомнил, кем он был, и каковы  его
обязанности.
     - В это трудно поверить, - и в голосе его чувствовалась скрытая, едва
уловимая ирония, которая проявлялась при первых вопросах к Джиму. - Чем вы
можете подтвердить свои слова?
     Джим спокойно кивнул в сторону губернатора Альфы Центавра.
     - Вот губернатор знает Высокородных, - сказал Джим, не сводя  глаз  с
маленького человечка. - Но не только это. Он видел меня среди Высокородных
Тронного Мира, в гуще его знати. Он  сможет  сказать  вам,  являюсь  ли  я
таковым, если вы поверите в его свидетельство.
     - О, - сказал Хейнман, не только откидываясь назад, но и  отодвигаясь
вместе с креслом. Я думаю, мы можем поверить свидетельству губернатора.
     Он повернулся к маленькой фигурке, сидящей рядом  с  ним,  и  спросил
громким голосом, прокатившимся по всему залу:
     -  М-р  Кейл,  находящийся  здесь,  утверждает,  что   он   один   из
Высокородных. Что вы думаете по этому поводу, губернатор?
     Глаза губернатора неотрывно следили за Джимом. Он  открыл  было  рот,
заколебался, затем заговорил с сильным акцентом, произнося земные слова.
     - Нет, нет, - сказал он. - Он не Высокородный. Он никак не может быть
Высокородным. Нет... НЕТ!
     Аудитория позади него разом вздохнула,  раздалось  нечто  похожее  на
стон, как бы дань реакции. Джим медленно поднялся с кресла и скрестил руки
на груди.
     - Сядьте, м-р Кейл! - выкрикнул Хейнман.
     Но Джим не обратил на его слова никакого внимания.
     - Адок! - сказал он в пустое пространство.
     И внезапно Адок появился перед ним, стоя впереди стола Джима на ничем
не занятом пространстве между этим столом и сценой, на  которой  восседали
члены Комиссии. Он  стоял  молча,  его  могучее  тело  слегка  блестело  в
электрическом свете, белые полосы энергетических лент  выделялись  на  его
руках, теле и ногах.
     Позади Джима аудитория разом выдохнула, на этот раз с трепетом. Затем
- тишина.
     - Адок, - сказал Джим, - это наружная стена. Я хочу, чтобы ты  открыл
ее. Никакого шума, никаких обломков,  никакого  повышения  температуры.  Я
просто хочу, чтобы ты открыл ее.
     Адок чуть повернулся к  стене,  на  которую  указал  Джим.  Казалось,
Старкиен не сделал ни одного движения, но  внезапно  на  секунду  вспыхнул
свет, который казалось, способен был ослепить всех, и какой-то  непонятный
звук, словно хлопнула пробка от шампанского, пронесся над залом.
     Там, где была стена, образовалось отверстие правильной формы,  десяти
футов в высоту и пятидесяти в длину - с гладко закругленными  краями,  как
будто камень был расплавлен.
     Через это отверстие виднелись крыши прилегающих зданий, голубое  небо
и маленькие облачка на нем, бегущие в даль. Джим указал на небо.
     - Это облака, Адок, - сказал он. - Убери их.
     Раздалось  пять  или  шесть  коротких  звуков,  напоминающих   свист,
настолько коротких, что человеческое ухо не в состоянии было уловить их.
     Небо очистилось.
     Джим повернулся, глядя на  немного  приподнятую  сцену.  Медленно  он
поднял руку и указал на губернатора Альфы Центавра.
     - Адок... - начал он.
     Маленькая коричневая фигурка внезапно сорвалась со сцены и  бросилась
к Джиму, пытаясь схватить его за руку, и упала перед ним на колени.
     - Нет, нет, Высокородный! - вскричал губернатор на языке Империи.
     Затем, в отчаянии, он перешел на английский.
     - Нет! - закричал он, чуть ли не выворачивая голову и глядя на членов
Комиссии. Его голос с сильным акцентом дико звучал в гробовой тишине. -  Я
ошибался. Он - ВЫСОКОРОДНЫЙ. Говорю вам, он Высокородный!
     Голос губернатора поднялся до визга. Хейнман и другие члены  Комиссии
уставились на него со смешанным чувством ужаса и неверия.  Он  повернулся,
оставаясь стоять на коленях, и очутился лицом к Джиму.
     - Нет, нет! - закричал он. - Я говорю  вам  так  не  потому,  что  он
указал на меня. Нет! Это из-за Старкиена! Вы не  понимаете!  Старкиены  не
подчиняются никому, кроме Императора и тех Высокородных, которым Император
велит подчиниться. Старкиены  не  могут  так  повиноваться  никому,  кроме
Высокородного! Это правда! Он действительно Высокородный, и я был  неправ!
Я был неправ! Вы должны обращаться с ним, как с Высокородным! Потому,  что
он действительно Высокородный!
     Истерически рыдая, губернатор повалился на  пол.  Джим  почувствовал,
как чья-то рука скользнула к нему в ладонь. И  чуть  повернув  голову,  он
увидел, что Ро поднялась со своего места и сейчас стоит рядом с ним.
     - Да, действительно, - медленно сказала Ро Хейнману на правильном, но
неуклюжем английском языке. - Я - Высокородная, и я говорю вам, что Джим -
тоже. Император усыновил его, это  с  одной  стороны,  но  даже  Император
сказал, что не дает Джиму ничего, чем бы тот уже не владел. Джим  рисковал
своей жизнью за всех нас, и он привел с  собой  меня  и  Адока,  чтобы  мы
помогли вашему народу когда-нибудь взять в свои руки наследство Империи. -
Она указала на губернатора. - Этот  человек,  должно  быть,  из  тех,  кто
участвовал в заговоре Галиана. Он послал с Земли камень  от  имени  Джима.
Только это был не камень,  а  устройство,  проецирующее  голубой  свет  на
Вотана. И бедный Император решил, что он видит  Голубого  Зверя  из  своих
кошмаров, и так напугался, что приказал убить Вотана, как раз так,  как  и
планировал Галиан. Не этот  ли  человек  предложил  вам  судить  Джима  за
предательство?
     - Я лгал. Я сказал им, что принцесса Афуан скоро сменит Высокородного
Словиэля, и что тогда она будет мстить Земле за то, что сделал на  Тронном
Мире Высокородный Джим, - простонал губернатор, пряча лицо в ладонях. - Но
я был неправ, неправ! Он - Высокородный! Не только из-за усыновления, но и
по рождению! Я был неправ, неправ...
     На лице Хейнмана происходила бурная смена чувств, но  в  конце-концов
одно победило все, и он стал похож на человека, который только  что  вышел
из темного туннеля после долгих  блужданий  к  дневному  свету,  настолько
яркому, что его тяжело было выносить глазам.
     Джим взглянул на него, затем  кивнул  на  маленького  губернатора,  и
вновь хмуро уставился на Хейнмана.
     - Да, - сказал Джим. - Теперь вы понимаете. Теперь вы можете  понять,
почему Империю любой ценой нельзя было допустить к Земле.