не следят ли за мной. Я знаю, что долго не проживу, потому что
положение становится все хуже, а мы сильно спешим. Но, может быть. Если ты
прав, я смогу пожить хоть немного так, как хочу.
     Тут Уот вызвал Саймона и Моркина на  середину  и  разговор  кончился.
Правила битвы были короткими и простыми. Их не было, они  будут  сражаться
до тех пор, пока один не будет побежден и не признает свою неправоту. Или,
что скорее всего, пока один  не  погибнет.  Оружием  пользоваться  нельзя.
Когда Уот отошел назад и приготовился дать знак к началу, Моркин прошептал
Саймону:
     - Когда ты умрешь, я  вволю  позабавлюсь  с  этой  потаскухой.  Потом
задушу ее. Через два дня милорд  выиграет  свою  игру.  И  я  стану  здесь
править. А ты, Саймон, будешь гнить на навозной  куче,  над  твоим  трупом
будут играть дети, и мухи выедят твои глаза.
     Уот на всякий случай отошел подальше,  к  самому  кольцу  зрителей  и
высоко поднял руку. Затем резко ее опустил.
     Саймон тут же отскочил назад,  чтобы  оценить  великана  в  действии.
Моркин  шел  за  ним,  раскинув  руки,  будто  готовясь  разорвать  своего
противника напополам. Он насмехался над  тем,  с  какой  скоростью  Саймон
отступает, но Саймон не обращал на него внимания. Но когда он  очутился  с
той стороны, где, как он помнил, стоял  Уот,  из  толпы  швырнули  большой
камень, который больно ударил его в правое  плечо.  Саймон  пошатнулся,  и
Моркин набросился на него.
     Одной рукой, как тисками, ухватил он левую  руку  Саймона,  а  другой
попытался вцепиться в ребра. Вместо того, чтобы вырываться, Саймон тут  же
метнулся прямо в  объятия  Моркина,  головой  резко  ударив  снизу  в  его
подбородок, так что голова того откинулась назад. Струйка  крови  побежала
из лопнувшей губы Моркина, и толпа вскрикнула.
     Снова они кружили по  импровизированной  арене.  Моркин  бросился  на
Саймона, готовый разорвать его на части, но того на прежнем месте  уже  не
было. Когда его противник протопал мимо, Саймон нанес ему  резкий  удар  в
предплечье. Моркин взревел от неожиданной боли и отскочил  назад,  потирая
онемевшую руку.
     Саймон улыбнулся. Теперь он знал, каким образом победит. Этот человек
был огромным и невероятно сильным, но медлительным. Он  медленно  думал  и
медленно действовал.
     Рэк осторожно пошел вперед, пружинисто покачиваясь на  ногах,  и  тут
Моркин стал отступать. Они оказались около костра, и тут  Моркин  решился.
Рука его прокралась за пояс и выскользнула с коротким ножом.
     В толпе недовольно загудели, и Саймон не упустил шанса.
     -  Так  значит,  Моркин,  что  бы   ты   ни   делал,   все   кончится
предательством. Ублюдок!
     По крайней мере  Моркин  умел  пользоваться  ножом.  Он  снова  пошел
вперед, держа нож в правой руке, лезвием вверх, и кончик ножа покачивался,
плетя гипнотическую  паутину  смерти.  Саймон  изобразил  страх,  бросился
бежать и поскользнулся на песке. Толпа охнула, как один  человек,  но  ему
показалось, будто он различил крик Гвенары. Он вскочил  на  ноги  как  раз
вовремя, чтобы избежать удара. В руке он крепко  сжимал  пригоршню  песка.
Саймон Рэк редко падал просто так!
     Толково маневрируя, он постарался оказаться между своим противником и
костром. Тут он бросился на врага, нож свистнул ему навстречу, но  в  лицо
Моркину уже летел песок. Тот инстинктивно вскинул обе руки, чтобы защитить
глаза. На какое-то мгновение бессильный нож оказался на уровне его плеча.
     Ну! Выпрямиться, перенести вес на левую ногу. Ударить правой вперед и
вверх, прямо тому в пах. Там какая-то прокладка и все же  удар  достаточно
силен, чтобы тот скорчился. Теперь нож. Скользнуть под  руку,  ударить  по
трицепсу. Ребро ладони погружается в мускул, дробя его  о  кость.  Нож  на
земле. Отшвырнуть его правой ногой. Он выпрямляется. Пнуть  его  в  брюхо.
Пальцы ноги погрузились. Мышцы широкие, но не очень прочные. Теперь  выше,
в солнечное сплетение. Таким образом можно  убить,  но  только  не  такого
быка, как Моркин. Задохнулся. Боже, как он силен!
     Зритель, который ничего не знает о боевых искусствах, подумал бы, что
шансы все еще на стороне более сильного человека.  Но  большинство  лесных
жителей хорошо  разбирались  в  драке,  и  вокруг  воцарилось  напряженное
молчание.
     Саймон выбросил руку, как жалящая кобра, и  ударил  Моркина  по  шее,
выразив этим свое презрение.
     - Ну вот, предатель. Как тебе нравится драка?  Тут  тебе  не  поможет
лорд Магус, а?
     Моркин не ответил. Грудь его тяжело вздымалась, пот струился по лицу.
На фоне костра он вырисовывался гигантским силуэтом.  Но  Саймон  понимал,
что все кончено. Осталось только выбрать способ.
     Тот  опустил  руки,  чтобы  потрогать  свой  пах.  Вверх!  Обе   ноги
оторвались от земли и врезались в незащищенное лицо. Зубы с жутким хрустом
раскрошились вдребезги, нос вмялся внутрь; осколки  частей  раздробленного
носа вонзились в переднюю часть мозга. Удар был ужасным.
     Громко крикнув, Моркин рухнул на  спину,  будто  подрубленная  сосна,
руками схватившись за лицо, словно стараясь собрать его заново - последнее
сознательное усилие гибнущего мозга.
     Он перекатился лицом вниз прямо в костер, в полыхающие угли и горящие
ветки. Языки пламени облизали его голову и плечи, пожрали бороду и волосы,
занялись кожей лица. Умирающий  издавал  агонизирующие  крики  и  животные
стоны,  приглушенные  горящим  углем,  закрывшем   ему   рот.   Руки   его
конвульсивно дергались, хватались за огонь, безуспешно пытаясь  вытолкнуть
тело из костра.
     Саймон встал на ноги, вытер руками лицо  и  поискал  нож.  Нож  лежал
возле костра, его лезвие поблескивало. Смерть медленно подползла к Моркину
- отверженному Моркину - предателю. Саймон подобрал нож и за ноги  вытащил
бьющееся в конвульсиях тело  из  огня.  Волос  на  почерневшем  черепе  не
осталось, так что трудно было откинуть Моркину  голову,  чтобы  перерезать
ему глотку и прекратить его мучения. Саймон  все  же  ухитрился  просунуть
руку под обуглившийся подбородок и откинуть  голову.  Большая  часть  лица
была сожжена, а веки выгорели совершенно.
     Когда кончик ножа нащупал правую сонную артерию, струя крови брызнула
прямо в костер, испаряясь и заполняя полянку запахом  жареного  мяса.  Ток
крови ослаб, сердце остановилось и мозг перестал  функционировать.  Саймон
положил труп на землю и встал.
     - Теперь я ваш вождь. Если кто-то с этим не согласен, пусть сразу  же
выйдет вперед. Уот? Нет? Вы все видели, что  я  умею  делать.  Теперь  уже
поздно что-либо обсуждать и строить планы. Идите спать. Подумайте  о  том,
что видели. Клянусь вам, как  офицер  Службы  Галактической  Безопасности,
представляющий Федерацию, что этот человек предал вас. Утром, после  того,
как позавтракаем, я расскажу  вам  о  своих  планах.  Многим  из  вас  они
покажутся святотатством. Но это не так. А теперь - по хижинам и спите.
     Потихоньку переговариваясь, люди начали  расползаться  во  тьму.  Тут
Саймон еще на некоторое время задержал их.
     - Уот! Между нами есть счеты. Я не  хочу  держать  зла  на  человека,
который, надеюсь, будет сражаться на моей стороне. Я буду считать,  что  с
ними покончено, если ты оттащишь подальше  эту  падаль  и  закопаешь  так,
чтобы вонь его не беспокоила честных людей. Что скажешь?
     Уот бросился вперед так поспешно, что споткнулся и чуть не упал.
     - Да, Саймон. С охотой.  Я  ничего  не  имел  против  тебя.  Я  верил
Моркину. Прошу прощения за плевок.
     Саймон поднял руку и прижал лезвие ножа к щеке Уота.
     - А за камень, Уот? Просишь прощения и за камень?
     Тот побледнел.
     - Ах, да, камень. Да, Саймон. За это тоже.
     - Так иди же, Уот, и зарой его хорошенько. Утром поговорим о тех, кто
остался в живых.
     Теперь на арене никого не было, кроме одной женщины.  Перед  хижиной,
которая когда-то принадлежала Моркину,  стояла  и  ждала  Гвенара.  Саймон
подошел к ней, чувствуя как усталость и напряжение ударили ему в ноги.
     - Ты был хорош, милорд, - она сделала ему реверанс. - Где  ты  будешь
спать, милорд?
     - В хижине вождя, где же мне еще спать?
     - Тогда я буду спать с тобой. Нет,  я  решила.  Разве  я  не  женщина
вождя? Где же еще мне спать?
     Той же ночью, позже, растратив всю страсть, смягчив усталость любовью
Гвенары, Саймон незаметно уплыл в сон. Костер снаружи погас, в хижине было
темно и тихо. Рядом с ним спала женщина,  ее  волосы  обрамляли  загорелое
лицо. Его голова лежала на ее обнаженной груди, сосок  щекотал  его  губы,
когда она шевелилась во сне.
     Утром настанет время планов. Следующий день - день действий.
     Последнее, о чем думал Саймон перед сном -  это  о  Богарте.  Как  он
встретил свою смерть. Саймон надеялся, что мучиться ему не пришлось.



                         8. В МОЕМ КОНЦЕ МОЕ НАЧАЛО

     Прошло двадцать четыре часа. Моркин потихоньку гнил в лесной  могиле.
Богарт все еще не пришел в сознание и лежал на койке в замке. Временами он
перекатывал голову из сторону в сторону и что-то бормотал. Де Пуактьер все
свое свободное время проводил в больничной палате, пытаясь выловить в этой
бессвязной речи  какой-то  ключ,  который  поможет  установить,  какие  же
опасности угрожают планам его хозяина. Через два дня этим планам уже ничто
не помешает. Тогда то, что останется от Богарта, окажется на  виселице  на
западной стене замка. Ему свяжут руки и ноги  и  он  повиснет  в  воздухе,
раскачиваясь и вращаясь, пока плоть не отпадет, сухожилия не разорвутся, и
то, что останется, упадет на мостовую с высоты тридцать футов.
     Мескарл и приехавшие  к  нему  в  гости  лорды  и  леди  ограничились
развлечениями в замке, чтобы внезапное нападение не сократило их числа еще
раз. Проводились шуточные турниры, Мескарл  играл  в  шахматы,  фигурки  в
которых изображали заключенные. Его противник, Милан,  получил  мат  через
восемнадцать ходов и самолично  зарубил  своего  ферзя  в  знак  признания
своего поражения.
     Весь этот день, после того, как Магус избил  Богарта,  его  никто  не
видел. Дверь в его покои была все время заперта, еда и  питье  нетронутыми
оставались у дверей. Окна его были закрыты черным  бархатом.  Один  слуга,
посмелее остальных, подкрался и приложил ухо к  двери.  Потом  он  сообщил
остальным, что слышит только монотонное пение и глухие удары в ненатянутый
барабан. Другие слуги дрожали и не сомневались в его словах, когда храбрый
слуга сообщил, что слышит не только кукольный голосок альбиноса-лордчонка.
Хотя все знали, что в комнатах никого не может  быть,  кроме  Магуса,  тот
слуга клялся, что слышит еще один голос, произносящий слова на неизвестном
языке, каком-то булькающем. Голос  этот  будто  доходил  издалека,  сквозь
толстый слой жидкости.
     В нескольких милях от замка, глубоко в лесу, весь день Саймон вызывал
к себе в хижину по несколько лесных жителей, и медленно  и  мягко  пытался
внушить им ту задачу, которую они должны были выполнить завтра. Он  хорошо
понимал, что пытается сделать. Для сравнения: заставить полковника  Стейси
забраться на свой письменный стол и помочиться на уставы СГБ - задача куда
более простая.
     Гвенара оказывала ему сильную поддержку, она  знала  всех  людей,  их
слабые и сильные стороны. Она убедилась, что в том,  что  говорит  Саймон,
есть смысл, и что его план может  внести  лучик  надежды  в  беспросветный
мрак. Некоторых она убеждала, некоторых  высмеивала,  некоторым  угрожала.
Кое-кто так  и  не  смог  переступить  через  старые,  въевшиеся  в  плоть
верования. Кое-кто колебался. Кое-кто, из числа более разумных, восприняли
убеждения и перешли на сторону Саймона.
     Потом он собрал всех  вместе,  верующих  и  сомневающихся.  Мечом  он
прочертил линию в центре арены.
     - Завтра я выступаю против замка "Фалькон", и либо оставлю свои кости
белеть здесь, на земле Сол Три. Каждый, кто хочет сражаться рядом со мной,
перешагнет эту черту и встанет  у  моего  плеча.  Если  никто  не  пойдет,
клянусь, я пойду один. Решайте.
     Некоторое время никто не шевелился. Старые обычаи умирали с трудом, и
никто не хотел отдавать свою жизнь, какой бы трудной  она  ни  была,  ради
каких-то мизерных шансов  на  успех.  Толпа  расшумелась,  и  тут  Гвенара
взорвалась, перешагнула черту и подошла к Саймону.
     - Итак, любимый, остались только мы с тобой. Эти трусливые  собачонки
будут спать у своих костерков и давать  жизнь  новому  потомству,  которое
будет жить в грязи и умирать прежде, чем поймет, что же такое жизнь. - Она
повернулась к примолкшей от стыда толпе. -  Идиоты.  Вы  же  слышали,  что
говорит Саймон. Если планы Мескарла исполнятся, вы думаете, он  оставит  в
покое гнездо жалящих, как осы отверженных - какими бы трусами они ни  были
- в своей вотчине? Теперь вы знаете, почему  нас  так  долго  не  трогали.
Через два дня нас уже можно считать мертвыми. К чему ждать?  Давайте  хоть
умрем так, чтобы за нас никому не было стыдно.
     Уот подошел к ним одним из  первых.  Шли  парами,  тройками.  Женщины
выталкивали своих мужей, вышло  и  несколько  девушек  постарше.  В  конце
концов только дети, женщины постарше, пара калек и старики оказались по ту
сторону линии.
     День незаметно сменился вечером, длинные тени протянулись меж  хижин.
Саймон,  следуя  советам  Гвенары,  выбрал  четверых  помощников,  отказал
нескольким девушкам, мужчинам  постарше  и  подросткам.  У  него  осталась
боевая единица в количестве сорока восьми мужчин и  двенадцати  женщин.  С
этой  карманной  армией  он  намеревался  штурмовать  самую   неприступную
крепость на все Сол Три и нанести поражение гарнизону тренированных солдат
числом свыше двухсот, плюс охрана приехавших лордов.
     После  тщательного,  детального  обсуждения  плана  Саймона   отослал
помощников к своим отрядам, чтобы каждый человек  хорошо  понял  и  заучил
свою роль в предстоящей битве. Больше он ничего не мог сделать.
     Хижина опустела. Они с Гвенарой остались вдвоем. Она отрезала толстый
ломоть скверного хлеба, испеченного из муки с отрубями, и подала ему  хлеб
с миской  острого  козьего  сыра.  Целый  день  у  него  не  было  времени
перекусить, и  сейчас  он  с  жадностью  накинулся  на  еду.  Завершил  он
бурдючком эля, чтобы смягчить глотку. Он лег на шкуры, а Гвенара  прикрыла
пологом вход и подошла к нему.
     Встав перед ним на колени,  она  принялась  развязывать  завязки  его
одеяний.
     - Как ты думаешь, у нас есть шанс?
     Саймон боролся со сном.
     - Если нас засекут слишком рано,  арбалетчики  перестреляют  нас  как
стадо оленей. Если мы сможем пробиться к Арсеналу, шанс у нас есть.
     Хотя она ласкала его очень искусно, сон оказал на Саймона Рэка  более
чарующее воздействие, чем  Гвенара.  Она  укрыла  его  шкурами  и,  слегка
опечаленная, легла рядом с ним. Завтра к  вечеру  она  или  погибнет,  или
встанет на вершину нового правящего класса, который  тоже  станет  владеть
жизнями людей столетиями. В любом случае она станет свободной.
     С раннего утра в замок  "Фалькон"  стали  прибывать  крестьяне.  Если
учитывать лишних посетителей, вскоре после рассвета внешний двор был забит
необычно плотной толпой продавцов и покупателей. На  случай  неприятностей
де Пуактьер удвоил стражу, стоявшую на равных интервалах вдоль  внутренних
стен замка и добавил  людей  на  ключевые  позиции  у  ворот.  Арсенал  же
охранялся усиленно уже с тех пор, как приехали первые лорды - заговорщики.
     Де  Пуактьер  собирался  сам  следить  за  внешними  воротами,  чтобы
попытаться засечь знакомых ему  партизан,  и  особенно  Саймона  Рэка.  Но
обязанности, связанные с ключевыми перевозками  ферониума  из  карьера  на
секретную обогатительную фабрику, вынудили его отсутствовать пару часов  с
утра.
     Торговля  началась  как  обычно,  если  не  считать  большого   числа
торгующих. Саймон умышленно оттягивал начало нападения, пока стражникам не
прискучит на них смотреть. Они расслабятся и не будут ждать неприятностей.
     План его был простым. Первыми ударят  женщины  под  предводительством
Гвенары. Они распределились поближе к вооруженным  стражникам,  пряча  под
одеждой острые ножи. Один отряд мужчин под началом крепко сбитого  бывшего
солдата по имени Ральф был наготове,  спрятав  среди  продуктов,  которыми
торговали, короткие охотничьи  луки  и  стрелы.  Их  задачей  было  помочь
женщинам, если что-то пойдет не так, а затем попытаться помешать  лучникам
с замковых стен обстреливать через бойницы нападающих.
     Еще двадцать, под началом  Уота,  расположились  как  можно  ближе  к
замковым воротам, лишь бы только не вызвать подозрений. Как только женщины
начнут, они должны были захватить эти ворота и удержать их любой ценой.
     Оставшаяся дюжина - лучшие люди, как  отрекомендовала  их  Гвенара  -
держались рядом с Саймоном и должны были справится с невыполнимой  задачей
захвата неприступного арсенала. Вокруг талий у них были обмотаны фитили, а
в их корзинах с овощами прятались горшки с горючим маслом.
     На звоннице под башней Источника прозвонил полуденный колокол.  Через
тридцать минут охрану сменят. Еще через час  рынок  будет  закрыт.  Саймон
напряженно вгляделся сквозь толпу туда, где Гвенара,  продававшая  фасоль,
ожесточенно торговалась с какой-то пожилой женщиной. Не  обращая  внимания
на жалобы женщины на дороговизну,  она  уловила  его  взгляд.  Он  коротко
кивнул, и она улыбнулась ему в ответ.
     Вечером они недолго  обсуждали,  как  подать  сигнал  к  наступлению.
Дворяне кричат о свободе и вольности.  Но  чем  дольше  удастся  сохранить
тайну, тем будет лучше для всех. Каждая сбереженная секунда может означать
жизнь по крайней мере одного человека из  их  маленького  отряда.  Теперь,
получив его сигнал, Гвенара передаст его так, как они договаривались.  Уот
и Ральф услышат его и начнут действовать.
     - Сама ты старая карга! Пусть у меня болячка выскочит, если я  продаю
гнилую еду! Зачем обижаешь честных людей? Я найду на  тебя  управу.  Пойду
прямо к самому лорду. Пусть сам барон Мескарл скажет, злодейка я или нет.
     Несмотря на напряжение, Саймон не сдержал улыбку. Было условлено, что
она  подымет  скандал,  и  паролем  станет  имя  Мескарла.  Лицо  женщины,
торговавшей с Гвенарой, выражало  изумление  и  замешательство  от  такого
неожиданного взрыва.
     Если бы она  видела,  к  каким  результатом  привел  этот  крик,  она
изумилась бы в сто раз сильнее.  Солдаты,  стоявшие  вдоль  стен  внешнего
двора, бездельничали, наслаждались теплыми лучами солнца и думали о еде  и
питье, которые ожидали их менее чем через полчаса. Типичный  пример  того,
что произошло со всеми ними, это то, что произошло с юным Годфри.
     Годфри чуть не засыпал. Кольчуга натерла ему шею  и  подмышками,  пот
стекал по груди. В паху у него свербело,  но  почесаться  он  не  мог.  По
крайней мере еще полчаса. На рынке было больше народу,  чем  обычно.  Было
душно. О чем кричит эта громкоголосая шлюха? Слава богу, вроде бы  никаких
неприятностей не будет! По крайней мере  до  смены.  Ну  вот,  похоже  все
утихло. Какая-то женщина подходит к нему. Не одна ли их тех девиц,  что  в
борделе предлагает свой товар? Что она говорит?
     - Погромче дорогая. Что?
     Солдат склонил голову ко рту девушки.
     На шее ясно проступили большие артерии; они  пульсировали  от  ударов
сердца, гнавшего кровь к мозгу. Прошлым вечером Гвенара проинструктировала
всех женщин, куда и как ударять. Точильный камень крутился, далеко в  ночь
летели искры, все ножи были  остро  заточены.  Бет,  та  девушка,  которой
предстояло убить Годфри, дрожала,  но  удар  оказался  точным  и  сильным.
Острие ножа вонзилось  рядом  с  сонной  артерией,  и  она  втолкнула  нож
поглубже, как ей было велено.
     Кровь брызнула прямо ей в глаза, и Бет  стало  дурно,  но  дело  было
сделано. Солдат не произнес ни звука, только глаза его  широко  раскрылись
от уди