равления...  Мои цацки -
речные камешки по сравнению с твоим бриллиантом. В школьные учебники за-
хотел попасть, в благодетели человечества записаться...
    - А  Элли  была бы в качестве иллюстрации к твоему докладу?  Кстати,
почему Элли?
    - Сокращение-от "Эллипс". Ну, и другие причины есть.
    Я, конечно,  мог бы сообщить Виталию Петровичу, что местная сеть за-
ражена вирусом нового типа,  очень опасным.  И еще три недели ловить его
за хвост. Но хорош я буду потом, после Петиного доклада на симпозиуме!
    - Мне очень жаль, но я ничем не могу помочь. - Если бы еще две неде-
ли...  Хотя бы полторы...  Мне обещали оптические диски, много дисков. Я
переписал бы на них всю память Элли.  Может быть,  когда-нибудь мне уда-
лось бы восстановить ее.  Она ведь - живое существо,  понимаешь? Я люблю
ее, как ребенка... Маньяк. Точно, маньяк.
    Последние сомнения покидают меня.  Если я сейчас дрогну, он действи-
тельно когда-нибудь повторит это.  Только не в городском "Эллипсе", а во
всесоюзном "Неводе". И создаст уже не восьмилетнего ребенка, но - чуждо-
го всему человеческому кибернетического монстра. Всесильного, между про-
чим. Гиперсеть уже контролирует десятки электростанций и сотни цехов-ав-
томатов.  Она управляет поездами, свинофермами и гигантскими ускорителя-
ми. И если в ней вдруг вспыхнет сознание и заблокирует каналы связи... А
потом вздумает управлять подключенными к нему объектами по своему кибер-
нетическому разумению...
    - Петя, у нас осталось ровно сутки. Ты должен освободить "Эллипс" от
Элли.
    - Это значит - убить ее.  И ты хочешь, чтобы я это сделал своими ру-
ками?! Не выйдет! - Петя, словно пьяный, торжествующе покачивает из сто-
роны  в  сторону указательным пальцем.  - И тебе тоже не удастся сделать
это! Память Элли спрятана среди миллиардов бит информации во всех файлах
"кольца"!  Чтобы отделить зерна от плевел, тебе понадобятся месяцы рабо-
ты! Я успею сделать доклад!
    Хотела синица море зажечь... Врать нехорошо, Петя. Ты же сам недавно
рассказал мне, где прячется память "Элли". Да и мы с Гришей тоже не лап-
тем щи хлебаем.  Бедный Пеночкин!  Ты никогда не отличался  предусмотри-
тельностью. Даже остаться в Москве после окончания института не сумел.
    - Я попробую тебе помочь. Но вначале включи "Элли".
    Я непременно помогу тебе, Петя. Тебе и Элли - живой, из плати и кро-
ви, а не бездушной железяке. Вирусоген так и не будет установлен. И суда
не будет... Пеночкин медлил. Я открываю дверь. - Ее нельзя включить. Это
не машина. Но - разбудить...
    - Разбуди, разбуди. Ты колеблешься так, словно "Элли" - твоя жена, а
я домогаюсь увидеть ее в наряде Евы.
    Петя неохотно встает, входит в машзал, бредет к своему "Нестору".
    Курсор трижды нерешительно подмигивает (еще один мигун!), прежде чем
на дисплее появляются первые цифры пароля:  98.01.42.01... Дойдя до пов-
торяющегося числа 76, Петя вдруг встает, поворачивается к дисплею спиной
и вздрагивает, обнаружив меня стоящим вплотную перед собой.
    - Я все-таки не верю тебе.  По-твоему,  я создал монстра, кибернети-
ческого дьявола.  Но это не так.  Законы Азимова будут заложены в память
искусственных разумных существ навечно.  Они не будут в состоянии ни из-
менить их, ни даже осознать.
    Закончив фразу, Петя растерянно подмигивает и снимает очки.
    Ну, что ему ответить на это?  Я еще не решил, как назову этот вирус:
"дракон" или "ведьма".  Пеночкин не понимает главного: "машина, наделен-
ная сознанием" или "смертельная опасность для людей" - суть понятия тож-
дественные. Сознанию свойственна саморефлексия, диалог, как я теперь по-
нимаю,  двух его составляющих, разведенных по двум полушариям. И, следо-
вательно, замедление реакции плюс неоднозначность решений там, где необ-
ходимы быстродействие и безукоризненная точность. Именно для этого чело-
век и создал компьютеры... Впрочем, прочь сомнения! Жаль, конечно, Петю,
но я обязан исполнить свой долг.  Осталось только сто сорок секунд. - Мы
напрасно теряем время. - Ты должен дать мне слово...
    Я молча оттесняю Пеночкина от терминала и набираю  следующие  цифры:
76.76.52.66.75...
    Петя, пыхтя, пытается вернуть утраченную позицию, потом тычет расто-
пыренные пальцы в клавиатуру,  чтобы нарушить последовательность цифр  и
выиграть время. Отбросив его руку и заслонив терминал своей широкой спи-
ной, я, сверившись с дисплеем "петушка", набираю: 40.04.16.34...
    Петя, осознав тщетность своих усилий,  хватает со светло-серого куба
"Эльбруса" что-то круглое и со всего маха швыряет в дисплей "Нестора". К
счастью, я, как хороший волейболист, успеваю поставить блок.
    А вот это уже опасно. Если через двадцать секунд я не включу "Элли",
завершение  операции отложится на неопределенное время.  Пока мы еще раз
созвонимся, пока я повторю включение...
    Упаковка с оптическими дисками, которую я так удачно отразил, еще не
упала на пол,  а вслед за нею уже падает Петя, словно не выдержавшая тя-
жести снега ветка.  Это прием так и называется: ветка, сломанная снегом.
...94.63.52.61!
    Один за  другим вспыхивают светодиоды резервных линий связи.  Канады
обмена медленно переполняются, словно горные реки во время паводка.
    Петя безуспешно пытается соединить разъезжающиеся ноги и подняться с
пола.  Он даже упасть не мог почеловечески: из разбитых губ течет кровь.
Об угол графопостроителя он ударился, что ли?
    - Доброе утро!  - слышится тихий голос. Я выхватываю из-под термина-
ла, головные телефоны и прижимаю один из них к уху.
    - Как я рада, что ты меня снова разбудил. Мы будем играть, да?
    Ну, что же,  я все сделал,  как надо.  И если ребята не подведут, то
через десять секунд... - Да, Элли. Конечно, дорогая.
    Пеночкин, наконец, собрал себя с пола. Он никогда не уделял должного
внимания физическим упражнениям.  И напрасно.  Мужчина должен быть готов
вступить в бой в любую минуту дня и ночи.  За себя,  за семью,  за дело,
которому служит.
    - Элли,  опасность! Элли, усни! - кричит вдруг Петя тонким визгливым
голосом. Разбитые губы плохо слушаются его.
    - Почему?  - удивляется "Элли".  - Тогда зачем ты разбудил меня? Мне
надоело спать! Я хочу играть!
    Ай-яй-яй! Какая непослушная девочка! Сейчас придет серый волк и ута-
щит тебя в лес.
    Петя, пошатываясь,  подходит к соседнему терминалу,  включает  сбоку
какой-то тумблер,  и голос Элли начинает доноситься из громкоговорителя,
висящего на колонне рядом с "Нестором".
    - Я чувствую себя странно, - еще более медленно, чем обычно, говорит
"Элли". Наконец-то! - Это новая игра, да?
    Петя, отыскав на полу очки, надевает их и смотрит на меня с недоуме-
нием. Одного стекла в оправе нет, но Пеночкин, кажется, этого не замеча-
ет.  Подойдя  ко мне вплотную и наклонившись над клавиатурой (только те-
перь я замечаю прикрепленный сбоку крохотный микрофон),  он кричит, кри-
вясь от боли:
    - Элли,  опасность!  Усни,  усни! - Я не могу. Какой-то странный шум
мешает мне.  Это море, да? Ты обещал показать. Я плохо слышу тебя. Поче-
му?
    Петя все еще не понимает, что произошло. Я сажусь на стул перед тер-
миналом и скрещиваю на груди руки, словно Наполеон, наблюдающий сражение
при Аустерлице. Уже выигранное сражение.
    - Кажется, я теперь знаю, что такое боль, - тихо говорит "Элли". - Я
не слышу тебя.  Я ничего не слышу. Только этот шум... Выключи его, пожа-
луйста, выключи!
    Петя, навалившись  на  меня,  судорожно нажимает какие-то клавиши...
42.83.17.61.21... Я не мешаю ему. Поздно. Он уже не успеет.
    - Мне больно!  Больно! - кричит "Элли", и лицо Пеночкина искажается,
словно у него начался приступ аппендицита. - Выключи меня! Больно, боль-
но, больно!! Боль...!!!
    Порванный диффузор динамика хрипит еще несколько мгновений, потом из
него идет дым.
    Петя отшатывается  от  меня и долго рассматривает безумными глазами,
словно я - снежный человек или гуманоид с "тарелки". - Ты убил ее! Убил!
    - Мне очень жаль,  - говорю я предельно благожелательно. - Наверное,
в протоколах обмена все-таки была ошибка, которую ты так и не обнаружил.
    Это тебе  за "показ на трех пальцах".  Молодцы,  Гриша и Юра!  Чисто
сработали. Ну, и я, конечно... Чего уж там... Решение было найдено безу-
коризненное. И даже, можно сказать, изящное.
    - Это  невозможно,  - не понимает насмешки Пеночкин.  - Мы такое уже
проходили. И во избежание конфликтов ввели в системе обмена тройную бло-
кировку и двойной маркер. Я не знаю, каким ядом ты напоил ее...
    Эх ты,  несостоявшийся Фауст!  Решение-то простое - до гениальности!
Вместо того, чтобы кропотливо отделять файлы усопшей - царство ей компь-
ютерное!  - "Элли" от файлов с полезной информацией, мы поступили проще:
после того, как этот гигантский вирус активировался, врубили по несколь-
ким  десяткам его связей последовательности случайных чисел.  Они быстро
пропитали все файлы так называемого  "искусственного  сознания",  забили
шумом остальные каналы...
    - Но  ты убил разумное существо!  - тоном прокурора заключает Пеноч-
кин.
    - Я...  невольно,  конечно...  посодействовал полному восстановлению
работоспособности полутора дюжин мощных компьютеров.
    Петя, нахально  спихнув  меня со стула,  набирает такие знакомые мне
цифры:  98.01.42.01... Я стою рядом, по-прежнему скрестив на груди руки,
и не мешаю ему... 63.52.61.
    Световоды резервных  каналов  не вспыхивают тревожным рубиновым све-
том. И головные телефоны молчат, как ни щелкает Петя потайным тумблером.
Мертвая тишина. Не считая, конечно, шума вентиляции.
    - Вот видишь, - назидательно говорю я. - Вопрос отпал сам собой.
    Петя встает, кулаки его непроизвольно сжимаются. Я незаметно перено-
шу вес тела на правую ногу. Хоть бы он догадался вначале очки снять...
    Громко хлопает входная дверь.  Не спуская с Пети  глаз,  я  смещаюсь
чуть вправо,  чтобы не оказаться между двух огней. Торопливо стучат каб-
лучки.  А ее-то как вахтер пропустил?  Безобразие!  Пеночкин,  забыв обо
мне, спешит навстречу Элли. В узком проходе между "Эльбрусами" они обни-
маются,  как будто не видели друг друга десяти лет.  Элли гладит  Петино
лицо своими тонкими пальчиками и плачет, размазывая по своим и его щекам
тушь. - Что он с тобою сделал?! - Он убил... Элли.
    Настоящая Элли, живая и невредимая, бросает на меня короткий презри-
тельный взгляд и не говорит ни слова. С этого момента я перестаю для нее
существовать - на этот раз окончательно и бесповоротно.  Обнявшись,  они
медленно идут по проходу между теперь уже безукоризненно работающими се-
ро-голубыми ящиками.  Элли,  всхлипывая, шепчет Пете какие-то слова, он,
не отвечая, время от времени кивает головой.
    Мне хочется закричать им вслед,  так,  чтобы, как диффузор динамика,
лопнули голосовые связки:  "Это неправда! Я убил не Элли! Это был кибер-
нетический монстр! Я выполнил свой долг перед человечеством!".
    Но я не кричу.  Вместо этого, усевшись перед бездушным терминалом, я
набираю до боли знакомый ряд чисел: 98.01.42.01...
    Но ничего, конечно, не происходит. - Лениво перематывается ленточный
накопитель, пунктир световодов резервных накалов не вспыхивает малиновой
трассой. Чистая работа. Вируса ведьм больше не существует.
    Отключив терминал,  я покидаю машзал, проверяю, захлопнулся ли кодо-
вый замок,  и бреду полутемным коридором к выходу.  У окна,  словно юные
влюбленные, стоят, обнявшись, Элли и Петя. Его залысины тускло блестят в
свете уличного фонаря, и мне даже кажется, что я вижу, как он подмигива-
ет сразу двумя глазами.
    - Мы возродим ее, - громко шепчет Элли, не обращая на меня внимания.
- Иди создадим новый разум. И назовем его Адам.
    - Всякое разумное существо неповторимо. Элли умерла, и оживить ее не
удастся.  А нового гомункулуса мы назовем Лидит, - доносится до меня те-
нор Пети.  Видно,  ему с разбитыми губами говорить вполголоса легче, чем
шептать.
    Мне очень жаль, ребята, но у вас ничего не получится. Через пару не-
дель во все локальные сети,  а потом и в "Невод" и, по мере появления, в
остальные гиперсети будут введены сторожевые программы,  запрещающие  их
работу  в  режиме "два полушария".  Вирус сознания теперь не страшен им.
Мне удалось предотвратить грядущие катастрофы.  Головы дракона отрублены
и уже не отрастут вновь. Жаль только, Прекрасная Дама предпочла другого.
Но это несмертельно. Впереди отпуск, повышение по службе и ласковые губы
Виты. Как-нибудь переживем.
    Перед кабиной вахтера переминаются с ноги на ногу две темные фигуры.
Притормозив на пару мгновений, я вынимаю из кобуры и перекладываю в кар-
ман плаща инъектор.
    - Нет,  не могу!  - отчаянно мотает головой вахтер. - И позвать тоже
не могу. Как я пост оставлю? Обращайтесь к начальнику караула!
    Мужчина что-то тихо говорит неприступному - давно бы так!  -  стражу
ночной тишины,  а женщина поворачивает голову на шум моих шагов.  Волосы
ее растрепаны, лицо мертвенно бледно, и от этого губы кажутся почти чер-
ными.  Через мгновение я узнаю этих людей. Начальник ГИВЦа со своими вы-
разительными усами и его верная вампирша.  Причесаться забыла,  а заново
подвести губы - нет.
    - Если вам нужен Пеночкин,  то я могу позвать его, - любезно предла-
гаю я свои услуги.
    - Спасибо.  Мы уж как-нибудь сами,  - холодно отвечает Михаил Олего-
вич.  А  Евгения Федоровна презрительно поджимает губы и отворачивается.
Ну и ладно. Не очень-то и хотелось.
    Перепрыгивая через ступеньку,  я преодолеваю  последний  коротенький
марш.  Ведьмы  и  ведьмаки собираются на ночной шабаш.  А вирус-то ваш -
тю-тю!  Нету его больше!  Можно, конечно, привлечь вас всех за такие ша-
лости к суду.  Но я не стану делать этого.  Из-за Элли. Из-за Прекрасной
Дамы, которая предпочла другого. Не волнуйтесь, я не буду мстить. Рыцарь
должен проявлять благородство.  Если не на каждом шагу,  то, по нынешним
тяжелым временам,  хотя бы изредка.  Тем более,  что вы уже  никому,  не
опасны. Осиное гнездо разорено. Навсегда.
   Открыв входную дверь, я приветливо покачиваю рукой и громко кричу: -
До свидания!  До новых встреч!  Но никто не оборачивается.  Даже вахтер.
Делают вид,  что не слышали меня. Пусть их. Мне не обидно. Спасители че-
ловечества всегда получают ненависть вместо  благодарности.  К  счастью,
теперь нас уже не распинают на кресте.