Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
Игорь ГЕТМАНСКИЙ
Повести
НЕ СМЕЙ ОБИЖАТЬ СЛАБЫХ!
ВСЕ ХОРОШО, ЧТО ХОРОШО КОНЧАЕТСЯ
КОНВЕРТЕР
Игорь ГЕТМАНСКИЙ
НЕ СМЕЙ ОБИЖАТЬ СЛАБЫХ!
Игорь ГЕТМАНСКИЙ КОРОТКО ОБ АВТОРЕ
Гетманский Игорь Олегович родился в 1962 году в Москве. По образованию
физик, несколько лет работал в Курчатовском центре. Последние годы
занимается журналистикой и писательским творчеством. Автор сборников
фантастических произведений "Голограмма силы" (ЭКСМО-Пресс, М., 2000) и
"Звездный наследник" (ЭКСМО-Пресс, М., 2001)
НЕ СМЕЙ ОБИЖАТЬ СЛАБЫХ!
Штефан Туччи ехал на дело. Чувствовал он себя превосходно. После отпуска
за счет организации, после всех этих отелей, пляжей, вечерних карнавалов и
обязательных утренних пробежек по утрам по колено в морской воде он не то
что российского инженера-эмигранта ? самого дьявола укокошит и, как всегда
после подобных дел, положит кругленькую сумму себе в карман. Штеф был в
прекрасной форме -? рефлексы отточены, реакция отменная. На контрольной
проверке в тире он сам в этом убедился и другим показал. И сегодня уже
включился в работу ? он ехал на дело: в этой "заяве" именно он идеально
вписывался в интерьер.
Высокий, подтянутый, по-спортивному загорелый Штеф Туччи как нельзя лучше
подходил на роль рядового охранника Компьютерного Коммерческого Центра.
Центр этот находился в маленьком городке, в 50 километрах от Берлина. Штеф
ехал туда. Темно-синяя форма и рубашка с погончиками и серебристыми
пуговицами с аббревиатурой ККЦ уже были на нем. Пропуск на имя Карла Дика,
30-тилетнего охранника сменного наряда ј3, лежал в кармане. Что стало с этим
Карлом ? Штефа не очень беспокоило. Или тот проснется назавтра с больной
головой в полной уверенности, что перебрал лишку, - и только потом дотырит,
что проспал сутки, ха! - или не проснется уже никогда. Штеффа это не
волновало, это дело организации. Его работа ? предъявить пропуск Дика со
своей фотокарточкой и заступить в ночную смену. В лицо Дика на проходной не
знает никто, это другое подразделение, а начальник смены предупрежден о
замене: дружки Карла вопросов задавать не будут. Привет, ребята, меня тоже
зовут Карл, дайте закурить...
После этого он замочит Эдика Драгинского и поедет домой, вот и все.
Штеф громко засмеялся и свернул с шоссе на дорогу, ведущую к Центру.
Черный подержанный "Мерседес" - "Садись, Штеф, не морщись: такая машина
достойна твоей зарплаты стражника ККЦ!" - несмотря на внешнюю затасканность,
мчался мягко и бесшумно. Штеф опустил стекло боковой дверцы, подставил лицо
встречному потоку теплого ветра и весело поглядел по сторонам. Огромные
старые тополя строго чернели на фоне темнеющего неба, густой стриженный
кустарник плотно подступал к идеально ровному дорожному покрытию. Запахло
доброй старой Германией. Штеф подтянулся, а когда через пару километров на
него надвинулись серые бетонные громады корпусов Центра, чуть не крикнул
"хайль!" Он был истинный ариец, до мозга костей. И сегодня он с
удовольствием прикончит этого еврея.
Штеф припомнил страницы "заявы".
Эдик Драгинский, 28 лет, ведущий специалист ККЦ в области компьютерных
технологий. Три года назад эмигрировал из России и сразу же, без проволочек,
получил германское гражданство. Почему? Потому что гений. Штефу так и
сказали: он ? гений. В Центре на него разве что не молились: с момента
появления Эдика в отделе игровых и сервисных программ объем их продаж возрос
раз в двадцать пять.
Штеф тогда присвистнул. Ничего себе, это за счет чего же? За счет
идиотских гениальных придумок, был ответ. Голь на выдумки хитра, и этот
нищий россиянин держит в башке столько наихитрейших алгоритмов разных
компьютерных игрушек, что только успевай воплощать в жизнь. "Так за что же
его заявили-то тогда?" ? искренне изумился Штеф Туччи, который тоже не прочь
был иногда поиграть за компьютером. Шеф тогда поджал губы, ? такие вопросы в
организации не принято задавать! ? но все-таки ответил: "Заказчик
неизвестен. Но я думаю, это связано с тамагочи. Японцы, понимаешь, их
придумали, освоили мировой рынок, а он подхватил идею и стал добавлять к ней
такие прибамбасы, что японские штучки уже не покупают. Похоже, рынок
перехватывает ККЦ".
Тамагочи... Штеф было сморгнул, но сразу же включился: ну, конечно, это
те самые японские игрушки, на которых недавно свихнулась вся Европа.
Величиной с куриное яйцо компьютер, выпуклый экранчик, на нем бегает и
постоянно просит жрать цыпленок или кто-нибудь еще. Нажал кнопку ? на экране
ему сыпятся с неба зернышки, он радуется, песенку тебе поет, поцелуйчики
посылает. А через час опять бесится, визжит ? голодный, значит. Вот так ты с
ним и живешь, с цыпленком этим в кармане, и балдеешь от собственной
заботливости и доброты, потому что кормить его надо чуть ли не десять раз в
день, и даже ночью, а если не покормишь, он коньки откинет. И станет
валяться на своем экранчике ? молчаливым трупом с укоризной во взоре. И как
ты эту кнопку не нажимай теперь, никогда уже он не встанет, игра
закончилась, и ты ? жестокосердный эгоист, убийца, губитель цыплячьих душ ?
во всем оказываешься виноват.
Штеф хмыкнул. У этих японцев точно с психикой не все в порядке, но в
оригинальности им не откажешь. Ладно ? дети, но ведь и мужики себе эти штуки
покупают, а уж у женщин, особенно у одиноких вдовушек и сентиментальных
старух, эти цыплята по всем углам пищат! Молодцы, японцы, прямо в душу
среднему немцу заглянули!
А Эдик, значит, их с орлиного на бреющий полет перевел...
Штефу все стало ясно и он успокоился. Заказчик всегда прав.
Следовательно, Эдик Драгинский ? плохой человек. Он ведет себя неправильно,
но Штеф исправит все его ошибки.
Ему показали фотографию Эдика. Конечно, этот худой и сутулый еврей с
печальными глазами сразу ему не понравился. Мало того, что он плохо
выглядит, он еще и беспокоит наших симпатичных желтокожих друзей с маленьких
островов! "Так дело не пойдет, Эдик, ? сказал тогда снимку Штеф. ? Если бы я
учился с тобой в школе, я сказал бы тебе это еще на первой перемене,
чернявый дохляк, ? так дело не пойдет! ? и дал бы по кумполу. И сегодня с
тобой было бы намного меньше забот".
Штеф сразу почему-то вспомнил про школу, когда увидел Драгинского на
фотографии. Таких бьют. Начиная с первой переменки ? не сильно, но обидно, и
Штеф всегда делал это с удовольствием. Мимо таких в школе просто так не
пройдешь ? Штеф помнил! ? всем видом своим неприкаянным, неказистым, всей
сущностью своей буквоедской, заумью этой ? они напрашивались. Эх, не попался
ты мне в мои лучшие детские годы, посочувствовал Эдику бывший гроза
интеллекта Штеф Туччи. Но ничего, сразу же успокоил он опечалившееся было
изображение, завтра мы все-таки увидимся, завтра наступит твоя последняя
перемена, парень. Ты отмучился: не добили в России ? Штеф завершит это
здесь...
Он плавно вырулил на большую стоянку перед охраняемыми воротами и
уверенно вышел из машины. Не торопясь запирать дверцу, беспечно огляделся.
Так, вот проходная, в задней комнате ? раздевалка дежурной смены. Он кинет
свою сумку в шкафчик ј23 и спокойно пойдет на развод. Карл Дик всегда
дежурит в правом крыле здания, где и находится лаборатория Драгинского. Эдик
сейчас торчит там ? работает он ночами, это известно, ? вон светится
единственное окно на втором этаже. Туда же направят и Штефа: каждый охранник
курирует только один-единственный, навсегда закрепленный за ним объект.
Развод будет за воротами перед административным зданием через десять минут.
Штеф перекинул через плечо простенькую сумку с барахлом и бутербродами и,
посвистывая, направился к проходной.
Эдик Драгинский сидел в экспериментальной лаборатории правого крыла ККЦ и
рассеянно улыбался. Только что он закончил еще одну работу, осталось
вставить блочок связи с пультом дистанционного управления, и все. Но это ?
мелочь, это теперь завтра. Сегодня он уже сполна удовлетворил свою новую
страсть, все получилось, он доволен. Теперь можно попить кофейку, полистать
журнальчик и ехать домой.
Эдик поднялся, отложил отвертку и любовно дотронулся до хромированного
черного бока существа. Существо. Паук. Мыслящий и живой дружище. Охранник и
лакей ? когда сыт, и агрессор и психопат ? когда голоден. Сложный характер,
это надо сразу признать ? капризный и неоднозначный, с таким шутки плохи...
Он фамильярно похлопал паука по широкой спине. Мстительный ты уж больно,
вздохнул Эдик, вредный ты тип, хотя и виноват в этом только твой заказчик ?
такого уж тамагочи захотел он себе, извращенец. Ну да ладно, зато ты ?
сильный и смелый, а за это Эдик готов простить тебе многое.
Эдик вздохнул и с трудом передвинул массивное тело паука поближе к краю
стола. Паук был воплощением мощи, а Драгинский уважал силу во всех ее
проявлениях. И ненавидел насилие. Потому что никогда не имел первого и
всегда страдал от второго.
Эдик замер и тихонько кивнул своим мыслям: "Всегда" и "страдал" ? те
самые слова. Он всегда страдал. Именно он, Эдик Драгинский, ? пока не уехал
в Германию.
Он с удивлением уставился на машину у себя перед носом. Странное дело,
этот грозный паук почему-то пробуждал в нем ту еще память, российскую...
Эдик отошел от стола и нахмурился. Там, в России, ему, хлипкому еврейскому
очкарику, по молодости лет здорово доставалось. В школе еще, сопляками
будучи, ровесники Эдиковы доступно объяснили ему, как обстоят дела: его
место было "возле параши" ? по причине физической немощи и по национальному
признаку. И всеобщее убеждение в этом было так велико, что Эдик с ним никак
не боролся. Он всегда уступал им дорогу ? тем, кто пытался на него
"наезжать", и старался не ввязываться ни во что.
Но его задевали, постоянно. И обижали ? и в школе, и позже, в
университете, на дискотеках. Эдика спасало то, что в России ? загадочная
страна! ? обидчиков всегда было ровно столько, сколько и защитников. "Не
смей обижать слабых!" ? сколько раз он слышал из-за чьей-то надежной спины
эти слова: от классной руководительницы, от учителя физкультуры, а уж
здоровенный друг его Андрюха Кулаков не одному идиоту это втолковывал, и не
по разу. Андрюха, не в пример своим одногодкам, не ставил ни в грош свои
мускулы, а преклонялся перед силой ума. И уважал хилого отличника
Драгинского. Он его, кстати, даже в университете не бросил, поступил вместе
с ним. А как ? это их с Эдиком общий секрет...
Эдик помрачнел лицом, глаза его стали еще печальнее. Друг его преданный
так и пропал куда-то, в России легко пропасть: ударился в бизнес, по биржам
забегал, потом стал ездить ? в Турцию или в Китай, заделался "челноком" и
пропал. И Эдик тогда, в одиночку жуя колбасу в аспирантской общаге, вдруг
понял, как Андрюха здорово его выручал, адаптировал, что ли, к среде. Ведь
Эдик, умник и моралист, всегда терялся, страшно комплексовал среди
голенастых девах и лосиного вида общажных парней. Голова у него всегда была
забита другим ? схемами, чипами, идеями своими компьютерными, а с ними... С
ними он никогда не знал, как разговаривать. А они обступали его, они были
везде, эти люди. Мат, анекдоты, запах несвежих носков, бормотуха, быстрый
секс на столе, кулаки, разборки постоянные ? мрак! Наверно, Эдику просто не
везло, была же где-то другая жизнь ? не общажная, не кабацкая, ? иная, м е н
т а л ь н о н а с ы щ е н н а я ! Наверно, ему надо было искать ее. И Эдик,
кажется, верил в это, и Андрюха ему в этом помогал, и другие ?
преподаватели, девочка одна была у него, хорошая...
Но Андрюха пропал как раз тогда, когда Россия как-то сразу изменилась ?
нет! ? вывернулась наизнанку: варварство хлынуло изо всех щелей на улицы. И
Эдик панически бежал, спасая то единственное достояние, которым обладал. А
обладал он "гениальной башкой" ? Андрюхины слова... И пока ее не пробили, ?
а он этого давно боялся всерьез, ? он бежал. И нашел, в конце концов, ту
жизнь которую так долго искал.
Последние два года он был по-настоящему счастлив. На рынке появились
японские тамагочи, и только увидев цыпленка в компьютере, он схватил, увидел
в одно мгновение все ? и оригинальность замысла, и простоту воплощения, и
потенциальный бешеный спрос на такую забаву. Игрушка в режиме
эмоционально-интимного общения с хозяином! Нечего сказать ? круто,
восхищался Эдик и уже начинал подключать мозги: тамагочи были непаханным
полем для его фантазии, японцы провели только первую борозду...
Он присосался к идее, как вампир. Он горел, он летал, он модифицировал,
он перекраивал, он придумывал свое. Он стал этим самым цыпленком, потом
мышонком, потом лягушкой, и неведомой зверушкой он тоже был ? режиссером,
актером, программистом, ведущим разработчиком ? черт-те чем! Он был всем в
одном лице, он жил своей новой страстью.
Вскоре ККЦ перешел на выпуск Эдиковых тамагочи, и они мгновенно вытеснили
японцев с немецкого рынка. Это была личная коммерческая победа инженера
Драгинского, но все-таки не это для него теперь стало главным.
Однажды, на взлете разыгравшегося воображения, Эдик придумал
тамагочи-киберов.
И забыл обо всем. А тем более ? про Россию.
Эдик вдруг саркастически хохотнул и погрозил себе пальцем. Не ври себе,
немецкий еврей, не ври! Ничего ты не забыл, все помнишь ? и хари эти
агрессивные, с шальными глазами, и страх свой, и беспомощность, и Андрюхину
силу. Все ты помнишь, и поэтому сидит в тебе уважение к физической мощи и
потребность в защите, ? здесь, в спокойном мире, ? потому что где-то глубоко
внутри все-таки затаился вечный жидовский испуг...
Эдик снова посмотрел на паука. Да, подумал он, все осталось, и этот
частный заказ ? тому свидетельство. Он оглядел обширные стеллажи
лаборатории: много у него за последнее время было подобных заказов с
тамагочи, но дружищу он делал с каким-то особым чувством. Наверно, все дело
в том, что будущий хозяин паука хотел иметь кибера-охранника, а это Эдику
было близко. Но ко всему прочему заказчик хотел иметь еще и
тамагочи-агрессора, мазохист бешеный, в том же лице. И Эдик тогда оснастил
свое детище не только системами сканирования и сигнализации ? он дал ему
оружие, самое настоящее. Такое, какое назвал заказчик... Паук превратился в
боевую машину, интеллектуальная мощь компьютера несла в себе угрозу силового
воздействия.
Паук воплощал в себе то, о чем Эдик мечтал для себя всю жизнь.
Драгинский наклонился и нежно обнял свое создание. Кибер перестал быть
для него просто машиной сразу, как только Эдик инсталлировал в компьютер все
программы и начал сложный монтаж. Он сидел над дружищем ночами, и паял, и
вкручивал микроскопические титановые саморезы, и вспоминал свою московскую
жизнь, и Андрюху, и зимние ночные прогулки с той, хорошей, девушкой, и
печалился, и снова переживал старые обиды, и пугался, и злился, и скрипел
зубами... И, наверно, оставил в этой умной железяке частичку своей когда-то
издерганной души.
Он полюбил паука.
Эдик Драгинский заглянул в огромные рубиновые глаза черного дружищи и
тихо прошептал:
- Не смей обижать слабых!
И увидел, как они ответили ему.
? Р-разойдись! ? Пивной бочонок с пистолетом под вислым брюхом закончил
короткий инструктаж и показал строю жирную спину, не дожидаясь выполнения
команды. Господин капрал не любит формальности, ухмыльнулся Штеф вслед
уходящему начальнику смены, и это хорошо. Все правильно, партайгеноссе,
смотрите телевизор и пейте пиво в комнате охраны: Карл с командой прикроет
Центр ? муха не пролетит. А назревающее легкое недоразумение в правом
крыле ? не ваша забота. Эдик Драгинский наступил на любимую мозоль
мстительным потомкам самураев ? пусть теперь сам и отвечает... Начальник
охраны ? не личный телохранитель.
Строй распался на сорок прикуривающих мужчин, и Штеф Туччи, предъявляя
равнодушную физиономию случайным встречным взглядам, не спеша направился к
правому крылу ККЦ.
Ключи от здания ему выдали на разводе. Он засядет сначала на пульте в
вестибюле, а минут через десять осмотрит здание. Найдет лабораторию
Драгинского, определит пути отхода. После выстрела в ККЦ делать нечего, он
выйдет через какое-нибудь окно, покинет территорию ? через забор, конечно,
какие вопросы! ? и скрытно вернется к машине. Стоянка не охранятся, остается
только проследить, чтобы его не срисовали из проходной. Хотя, значения это
никакого не имеет. Главное, спокойно уехать без лишнего шума.
Штеф набрал код замка, вставил массивный бронзовый ключ в огромную
замочную скважину и с трудом открыл тяжеленную дверь главного входа. В лицо
ему пахнул застоявшийся воздух старого здания: запахи канцелярии, дымных
коридоров и металлической пыли. Штеф двинулся через обширный темный
вестибюль к пульту охраны, его шаги гулко отдавались под сводами здания. Он
включил свет, потом выставил все рычажки сигнализации в положение "on" и
опустился в удобное кресло охранника. И только теперь почувствовал маленькую
беспокойную крысу под горлом.
Тревога. Ему здесь не нравилось. Здесь было то, чего он не знал. И это
могло для него плохо кончиться.
Штеф осторожно прислушался к себе. Он привык доверять интуиции. Если дядя
говорит "нет", сынок, значит, это "нет", и ничего больше, ты же знаешь...
Штеф это хорошо усвоил, он не сидел бы сейчас здесь, если бы не усвоил, он
всегда слушался: кому-кому, а э т о м у дяде он не перечил... Штеф ошалело
помотал головой. Ну ладно ? тогда, но здесь-то что? Что он такого не знает,
спросил он дядю. Он на месте, объект в лаборатории, сидит спиной к нему.
Через сорок минут, после планового посещения пивного бочонка, делающего
каждый час обход зданий, Штеф войдет в лабораторию и выстрелит. И потом,
уйти с верного дела и завалить карьеру в организации - на основе интуиции! -
было глупо. Штеф прислушался. Дядя молчал.
Штеф успокоенно закурил и двинулся в обход здания.
Правое крыло представляло собой типичный бетонный четырехэтажный барак ?
длинные коридоры с пыльными неоновыми трубками на потолке, сотни дверей, две
лестницы с двумя лифтами в торцах и подвал. Штеф медленно поднялся на второй
этаж и остановился на лифтовой площадке. Мрачный тоннель чуть освещенного
коридора ? мертвенно-белый свет лился только от лестницы ? неожиданно
подействовал на него удручающе. Штефу стало страшно.
Он вдруг вспомнил, как в детстве отправился в одиночку исследовать старое
заброшенное здание бывшей мэрии. Там были такие же длиннющие коридоры и
полная темнота: здание планировали отреставрировать и до начала работ
зияющие проемы выбитых окон плотно забили досками. Был вечер, не видно ни
зги и не слышно ни звука., но Штеф не дрейфил: смелости ему придавал
новенький электрический фонарик. Он не знал, что такое испугаться
по-настоящему, шагал смело.
Дело тогда за первым уроком страха не стало. Где-то в середине пути, в
самом темном месте, фонарик внезапно погас, и на лицо Штефа вдруг бесшумно
легла мягкая, удушливая, липкая лапа. Невесомая, и от того еще более
ужасная. Штеф закричал, дернулся назад - раздалось легкое потрескивание, и
страшная лапа скуксилась и повисла у него на подбородке. Штеффи был
сообразительный малый