ны долго ломали головы над  тем,  как  же  все-таки  окупить
затраты на проект. Деньги нужно было получить, не выявляя грозного "феномена
Алекса". Для Пита и Алекса было само собой разумеющимся, что,  пока  они  не
найдут защиты от гипнотического воздействия резонанса, ни  о  какой  продаже
права проката аппаратуры речи  быть  не  может.  Феномен  стал  пока  камнем
преткновения для их наполеоновских планов, а деньги были  нужны:  финансовые
запасы Пита за год истощились. Единственное, что они имели, -  нерезонансные
фильмы Алекса. Но как их продавать, не демонстрируя генератор?
   Пит ответил на этот вопрос.
   В один прекрасный день ему пришла в голову спасительная идея. А что, если
фильм делать силами Алекса со шлемом  и  генератором,  а  воспроизводить  на
аппаратуре трехмерников? Это был выход. Питу пришлось здорово попыхтеть  над
созданием установки перезаписи голографического фильма на  проектор  "Синема
Интернешнл", но с работой  он  справился  блестяще.  Теперь  Алекс  создавал
полнометражные, вполне профессиональные картины по своим сценариям, а  потом
Пит  переписывал  их  на  стандартную  голографическую  пленку  и   продавал
кинокомпании. Спрос на уникальную  художественную  видеоработу,  которая  не
требовала ни актеров, ни режиссеров, ни операторов - ничего! - был  бешеным.
И высокооплачиваемым - денежные дела Пита и Алекса пошли в гору.
   Казалось бы, друзья с честью вышли из положения.  Но  это  было  не  так.
Решение финансовой проблемы вызвало к жизни  необходимость  решения  другой,
намного более серьезной.
   За бешеным спросом на загадочную продукцию домашней киностудии последовал
и не менее активный интерес. Как, какими средствами, почему? А можно ли  это
увидеть своими глазами? А потрогать руками? А взять себе? Нет? А купить?
   Вокруг студии Пита появились лазутчики "Синема Интернешнл", боевые группы
тележурналистов,  к  дому  стали  подкатывать  блестящие  длинные   легковые
автомобили, в двери стучались солидные воротилы кинобизнеса. Все  их  усилия
были напрасными.  Как  и  положено  в  такой  ситуации,  до  момента  защиты
авторских прав секрет производства компаньонами держался в глубокой тайне.
   Пит и Алекс, как всегда, много работали.  Теперь  они  не  только  делали
фильмы - висели на телефонах, согласовывали сценарии, заключали договора  на
производство фильмов, встречались с заказчиками, а их осаждали везде:  лезли
в окна студии, грубо нарушая границы частного владения Пита Милтона; хватали
за рукав на улице и в коридорах кинокомпаний; совали в рот толстые микрофоны
и по-сутенерски завлекали  в  кабинеты...  Пит  и  Алекс  работали,  держали
оборону и понимали, что долго так продолжаться не может. При таком  давлении
рано или поздно стены их крепости должны были рухнуть  -  причем,  возможно,
вследствие кражи генератора и документов! - и  допустить  этого  ни  в  коем
случае было нельзя.
   Как-то вечером они сели за свой "кофейный" стол, чтобы серьезно  обсудить
создавшееся положение. Их волновали два вопроса -  угроза  потери  авторских
прав и выход в мир "феномена Алекса". Вопросы эти надо было закрывать, и как
можно скорее. Именно поэтому они оставили даже самые неотложные текущие дела
и все последние дни вплотную занимались активной юридической защитой  детища
Пита.
   А  попутно,  как  могли,  искали   противоядие   гипнотизму   резонансных
голограмм.
   Они более подробно изучили свойства резонанса. И еще больше  озаботились.
После  ряда  экспериментов  Пит  сделал  вывод,  что  индуцируемое   лазером
излучение как бы "транспортирует" ментально-эмоциональное состояние Алекса в
пространстве.  И  при  этом  световые  волны  не   являются   несущими,   не
модулируются мыслями и чувствами оператора, а как бы "тянут"  их  за  собой,
сопровождают. Там, где существовала резонансная  голограмма,  имел  место  и
гипнотический эффект. Но вот что удивительно. Даже  если  голограмма  просто
окружала некое замкнутое пространство - Пит залезал для такого  эксперимента
в огромный студийный шкаф и плотно закрывал  за  собой  дверцы,  -  резонанс
действовал  и   там.   Физических   преград   для   "феномена   Алекса"   не
существовало...
   Жизнь Алекса была полна работы, событий  и  смысла.  За  долгие  годы  он
почувствовал себя настоящим человеком. В  семье  появились  хорошие  деньги,
успокоилась Кэт. Несмотря на все рабочие проблемы и  загруженность,  у  него
вдруг появилось свободное время, время для себя. Теперь он  уставал  намного
меньше, чем в первые месяцы партнерства с Питом, а главное, его операторская
работа перестала быть авралом, с ростом его умения  она  уверенно  приобрела
плановый характер. Он стал раньше приходить домой,  дольше  гулял  с  Микки,
чаще держал его за руку, носил на плечах, читал сказки.
   А потом настал пляжный сезон, и Алекс занялся тем, чем занимался  всегда,
как только удавалось хоть чуть-чуть сбросить с себя груз забот.
   Алекс всегда помнил  свое  "китайское"  юношество.  И  не  столько  из-за
экзотики Востока - это почему-то  его  трогало  мало,  -  сколько  благодаря
цепкой памяти тела. Его тело помнило тренировки на  татами,  сосредоточенное
дыхание перед  схваткой,  огонь  в  груди  от  ударов  соперника,  необычные
движения, больше похожие на танец, нежели на выпады,  удары  и  броски.  Оно
помнило ледяные струи горного водопада, тяжесть речных валунов,  неимоверное
напряжение занятий, освежающее расслабление после схватки. Его руки и  ноги,
его  мышцы  любили  просто  движение  и  нагрузку,  но  навсегда   запомнили
эффективную слаженность и красоту  действия  в  китайской  борьбе.  Когда-то
Алекса - очень незаметно! - покорила дисциплина, которая превращала  обычную
физическую работу в философию, схватку - в искусство. И теперь, многие  годы
спустя, стоило ему найти время и силы для ухода за  собой,  только  пожелать
физической нагрузки  -  память  услужливо  выдавала  ему  древние  китайские
упражнения - коты, стоило только начать  двигаться  определенным  образом  -
тело мгновенно отвечало всплеском полузабытых движений, радостным откликом и
ожиданием команд.
   Алекс никогда не пренебрегал памятью тела. Он  ценил  ее.  И  как  только
появлялась возможность, отдавался ее мудрому зову.
   Сейчас у него такая возможность была.
   Алекс встал из  шпагата  и  сделал  несколько  успокаивающих  дыхательных
упражнений. Потом взглянул на часы и покачал головой: пора собираться домой,
а как не хочется уходить! Он посмотрел на вконец продрогшего в воде Микки  и
снова сделал страшное лицо: - Микки Норман! Я иду за тобой!
   В ответ раздался громкий  визг,  желтый  матрас  готовно  опрокинулся  на
малыша, а Алекс стремительно ворвался в воду, схватил сына в охапку и  вынес
на пляж. А потом, с Микки на руках, остановился и поднял мокрое  улыбающееся
лицо к небу.
   И подумал о том, что был, наверное, счастлив.
   Здесь, на пляже, с самим собой и сыном.
   Им можно  было  не  спешить,  если  бы  не  раннее  прекращение  движения
рейсового автобуса. Теперь Алекс уже не боялся опоздать домой. Микки  окреп,
почти не болел, свежий воздух и вода были ему только на пользу, а Кэт... Кэт
теперь существовала дома спокойно и не поднимала скандалов. Рассказы  Алекса
о перспективах его занятий с Питом завораживали ее.  Она  тихо  улыбалась  и
ждала. Да, она находилась в ожидании. Ожидании успеха мужа, и больших денег,
и другой, совсем другой жизни. Жизни,  которой  она  так  желала  и  которая
скорее всего положит конец их браку...
   Да, Алекс теперь не спешил. Они с Микки  уезжали  с  пляжа  на  последнем
автобусе, каждый раз рискуя опоздать и на него.  Когда-нибудь  нам  придется
идти домой через лесопарк, как-то подумал он, а путь это неблизкий...
   Алекс как в воду глядел.
   Сегодня они все-таки опоздали.
   Алекс осторожно вышагивал по аллее  лесопарка.  Он  двигался  медленно  и
плавно: Микки сидел у него на руках и,  положив  головку  на  папино  плечо,
мирно сопел. Алекс спокойно улыбался. Ничего, что автобус  ушел.  Как-нибудь
не спеша, за часик, они доковыляют до дома.
   На город уже опустились сумерки, а среди деревьев  было  и  вовсе  темно.
Похолодало. Алекс осторожно достал свободной рукой из сумки детскую курточку
и накинул ее малышу на плечи. "Спи, спи! - тихо прошептал он сыну.  -  Когда
спишь, быстрее растешь!" Микки знал эти слова наизусть,  папака  говорил  их
ему каждый вечер, и снисходительно улыбнулся  во  сне.  Алекс  посмотрел  на
выступающие на небосклоне звезды, оценил расстояние до дома и пошел быстрее.
   На аллее зажглись фонари. Черные деревья плотнее подступили  к  асфальту.
Дальние городские шумы смолкли.  Они  поглотились  поздним  часом,  вечерней
росой, черно-синим бархатом небосвода, сонным шелестом леса. Запахло влажной
корой и грибами.
   Алекс разогрелся от ходьбы,  джинсовые  шорты  на  нем  высохли.  Тяжесть
маленького теплого тела не беспокоила - только наливала руки  нежной  силой.
Он шел и слушал шлепанье своих пляжных тапочек, и  вдыхал  влажную  свежесть
летнего вечера, и щурился на фонари. И ему казалось, что они с Микки идут по
очень большой и очень уютной комнате и это их комната,  их  дом,  они  здесь
жили всегда - в лесу, на этой земле, и  всегда  были  счастливы.  Здесь  все
знакомо, и нет врагов, и им не страшно...
   Неприятный сухой треск, как будто кто-то над ухом ломал стрекозе  крылья,
заставил его вздрогнуть. Треск повторился, потом еще и еще, сменился  серией
гулких негромких хлопков. Звуки раздавались откуда-то издалека,  сверху,  из
непроглядной звездной вышины. Алекс поднял голову и остановился.
   Источники шума он увидел сразу.
   На небе вспыхивали  крупные  золотые  звезды.  Они  рождались  мгновенно,
издавали  треск   и   хлопки,   а   потом,   обагренные   секундным   светом
микроскопических  язычков  пламени,  исчезали.  Их   было   несколько,   они
последовательно появлялись в разных частях небосвода и - одна  за  другой  -
гасли. Продолжалось это недолго, какую-то минуту, а потом снова установилась
тишина, но была она уже не такой, как прежде... Микки проснулся.
   - Пап, ты чего? - непонимающе заморгал он. Необычные  звуки  были  совсем
негромкими, но разбудили  его.  Неудивительно,  подумал  Алекс,  слишком  уж
странно трещали эти... Спутники? - вдруг задал он себе вопрос. И  ответил  -
похоже на то: что еще  может  создавать  такой  эффект?  Если  бы  это  были
метеориты, то выглядели бы они как падающие звезды, а не золотые вспышки...
   Он осторожно опустил Микки на землю. Но если он прав, то, значит,  что-то
произошло... Что-то неожиданное, иначе при плановых маневрах или  испытаниях
с такими визуальными и звуковыми эффектами население  мегаполиса  оповестили
бы заранее.
   Он посмотрел на сына.  Мальчик  стоял  возле  него  в  своей  великоватой
красной курточке ниже колен, тер руками глазенки и задумчиво  зевал.  Пухлые
ножки в канареечных носочках как-то по-особому беспомощно выглядывали из-под
полы.
   - Папака... Пойдем?
   - Сейчас, малыш...
   Алекс медленно огляделся, как будто его  с  сыном  потревожило  что-то  в
знакомом окружении - не в небе. Аллея и лес ответили  ему  той  же  странной
тишиной - неуютной, таинственной, враждебной... Она, эта тишина, уже не была
здешней, земной - она разливалась откуда-то сверху и несла в себе предвестие
беды...
   Тащи Микки скорее домой, вдруг тихо сказал он себе. Беги домой. Бери  его
на руки и беги во всю мочь. Что-то не так со спутниками -  черт  с  ними.  С
Микки - слышишь, с Микки! - должно быть все в порядке.  Он  нагнулся,  чтобы
взять мальчика на руки...
   Шелест. Нарастающий шелест стрекозиных крыльев, которые только что ломали
там, высоко в небе, перекрыл собой все звуки, в одну секунду стал невыносимо
громким, заложил уши. Микки вскрикнул и вскинул на  отца  испуганные  глаза.
Алекс замер в нелепой полусогнутой позе и смотрел на сына и не хотел, не мог
выпрямиться и оглянуться вокруг...
   Над его спиной огромным  шатром  разрастались  сегментированные  слюдяные
поверхности гигантских крыльев и  вибрировали,  и  трещали,  и  выворачивали
наизнанку от омерзения.
   Крылатые твари. Мутанты.
   Они  сейчас  сожрут  вас  живьем,  Алекс,  их  много,  они  огромны,  они
опускаются прямо на вас, закрой, закрой Микки, пусть  они  садятся  тебе  на
спину... кто бы они ни были, им не должно быть до него никакого дела,  пусть
они общаются с твоей спиной, если так хотят... закрой, прикрой, его  они  не
заметят...
   - Папака!
   - Микки!
   Он  сбросил  с  себя  оцепенение,  обнял  сына,  прижал  к  груди  и,  не
разгибаясь, вывернул голову так, что затрещали шейные позвонки. Он был готов
увидеть что угодно, потому что никогда не слышал ничего подобного и  никогда
его так не выворачивало от страха. Он был готов увидеть и вцепиться в  любую
мерзость, которую только могло нарисовать его испуганное воображение. Он был
готов заорать на весь свет, чтобы спугнуть тварей, которые так напугали  его
и Микки, или ломать их уже переломанные крылья, если  у  них  все-таки  были
крылья, или бежать от них, бежать так быстро, как потребовалось  бы,  -  что
угодно, лишь бы унести от этого кошмара мальчика.
   С тем, что он увидел, справиться было невозможно. И убежать от этого  они
не могли.
   Над кронами самых высоких деревьев зависла необъятная  черная  плоскость.
Она закрыла собой все небо и медленно опускалась на лес. Шелест  прекратился
и сменился могучей вибрацией тяжеленного необъятного тела. Алекс распрямился
и замер, не отрывая глаз от  страшной  картины.  Плоскость  с  низким  гулом
опускалась на них. "Боже мой, это  не  насекомое,  -  Запоздало  и  медленно
подумал он,  -  это  механизм...  Я  вижу  дно..."  Он  уже  успел  отметить
мелкопористую фактуру неведомой поверхности, толстенные  ребристые  выступы,
сложный рисунок извилистых углублений...
   Выбирайся из-под нее, скорее!
   Вместе с пониманием пришла быстрота реакции. Взгляд его  заметался  -  он
искал край чудовищного механизма и не находил. Он пробежал по аллее вперед и
выбрал место, чтобы видеть плоскость в просвет между деревьями -  с  тем  же
результатом. Плоскость казалась бесконечной и неумолимо опускалась на Алекса
и Микки.
   Фонари на аллее внезапно погасли. Теперь, когда плоскость  закрыла  собой
все небо - слабый свет звезд и ярко-желтый абажур  луны,  -  кромешный  мрак
окутал все вокруг. Алекс застыл на месте,  не  решаясь  сделать  ни  шага  в
абсолютной темноте. Он ничего не видел -  только  слышал  учащенное  дыхание
Микки и гулкую вибрацию над головой.
   И стук своего сердца - как торопливую поступь надвигающейся гибели.
   - А фонарики  сейчас  зажгутся?  -  Голос  сына  прозвучал  на  удивление
спокойно.
   Как бы ему в ответ по  всему  видимому  пространству  плоскости  с  диким
скрежетом открылись зияющие провалы, в нос ударил резкий кислотный запах,  и
из образовавшихся люков  заструился  на  землю  слабый  фиолетовый  свет.  К
низкому гулу прибавилось тонкое мелодичное дзеньканье.  Опускание  плоскости
замедлилось.
   Тормозит, с облегчением подумал Алекс. Сейчас остановится. Не может  она,
эта дура, не остановиться. Она же садится на городской лесопарк, здесь могут
быть люди! Он облегченно вздохнул.
   Теперь он мог видеть. Прежде всего он сблизил свои глаза с глазами  Микки
и ничего не прочел в них, кроме легкого непонимания  и  усталости.  Для  его
мальчика это было  слишком  -  светящийся  лифт,  опускающийся  на  лес.  Он
воспринял непонятную картину, как когда-то  в  младенчестве  -  спасительным
ровным восприятием грудничка. "Что есть, то есть. Это дело  папаки,  это  не
мое дело..." Ну и слава богу, подумал Алекс и пробормотал:  -  Ночь,  малыш,
уже ночь, фонарики уснули... Зато вот видишь, включились другие...
   Он задрал  голову.  Фиолетовые  провалы  увеличивались  в  размерах,  гул
нарастал - плоскость опускалась, теперь уже не теряя скорости.
   Равномерно и неумолимо.
   Алекс обреченно прижал к себе малыша. Он стоял  в  нелепом  оцепенении  и
никак не мог понять, что от него сейчас требуется. Он стоял и просто смотрел
на фиолетовые блики на лице своего Микки, на  пугающе-искаженный  освещением
лес, а гигантский  механизм  продолжал  свое  движение,  с  каждой  секундой
вдавливая в землю их мир, их воздух, их жизнь... Над головой раздался резкий
шорох. Алекс растерянно посмотрел  вверх:  махина  достигла  верхушек  самых
высоких сосен и уже прогнула некоторые из них. И тогда он как будто вырвался
из нелепого сна и безмолвно закричал: "Что ты стоишь, идиот? Что ты  стоишь?
Вас сейчас раздавят или сожгут! Беги! Беги!"
   И он побежал.
   Он бежал по аллее в неверном фиолетовом свете, прижимал к себе  безвольно
обмякшее тельце Микки и не думал ни о чем - ни о  том,  откуда  взялась  эта
напасть, эта махина, и что она собой представляет, какое у нее назначение  и
что от нее можно ждать  еще...  Мысли  роились  в  голове  -  беспорядочные,
шальные, тревожные, но он гнал их от себя и только  старался  не  сбиться  с
дыхания, не упасть и молил бога, чтобы  эта  страшная  микропористая  гадина
опускалась  помедленнее,  дала  бы  им  возможность  спокойно   из-под   нее
выбраться.
   Плоскость опускалась и теперь со  страшным  треском  подминала  под  себя
верхушки мачтовых сосен. Деревья прогнулись под неимоверным  давлением,  они
стонали и трещали и посыпали землю дождем хвойной трухи, а спустя  несколько
секунд раздались сухие выстрелы - верхушки стали ломаться, в разные  стороны
полетели ветки, щепа, шишки.
   На Алекса и Микки посыпалось мелкое крупное лесное  ассорти.  Это  только
начало оценил положение Алекс, уворачиваясь от небольших  падающих  суков  и
хвойных лап, это верхушки. Но что будет, когда начнут рушиться стволы...  Он
споткнулся о лежащую ветку и чуть не упал. А когда  восстановил  равновесие,
снова с надеждой взглянул вперед и вверх. Нет, ничего,  не  видно  края!  Он
приподнял Микки над головой, вытер пот со лба и прибавил ходу.
   Днище невиданного механизма неумолимо двигалось вниз.  Треск  подминаемых
деревьев стал ужасающе громким. Микки очнулся от  своего  детского  забытья,
его расширенные глазенки наполнились ужасом и слезами. Он  обнял  Алекса  за
шею и громко заплакал ему в ухо. Алекс не отвечал: малыш все равно бы его не
услышал.
   Вокруг них уже творилось нечто невообразимое.
   Толстые стволы сосен с уханьем рушились на землю,  многие  не  падали,  а
расщеплялись, веером расходясь огромными рваными клиньями в разные  стороны.
Скрежет изуродованных стволов перемежался треском сломанных ветвей, грохотом
падения деревьев; на аллею летели огромные суки, выстреливали крупные острые
щепки. Еще  через  некоторое  время  на  асфальт  стали  вылезать  густые  и
ветвистые кроны согнутого или сломанного подлеска - молодых берез, орешника,
кленов. Из фиолетовой  полутьмы  к  ногам  Алекса  стремительно  выдвигались
толстые и кривые деревянные пики. Неожиданно и одновременно прямо перед ними
поперек аллеи упали две сосны - если бы Алекс  двигался  чуть  быстрее,  они
угодили бы под стволы.
   Тяжело дыша, Алекс остановился. Дальше бежать было бессмысленно.  "Мы  не
пройдем, - вдруг понял он, - не пройдем, нам надо хотя бы укрыться от ударов
самого крупного лома". Он подлез под шлагбаум  из  первой  упавшей  сосны  и
остановился возле второй. Загнанно огляделся и встал под  укрытие  мощной  и
ветвистой сосновой лапы.
   Здесь они будут ждать развязки. Какой бы 'она ни была.
   Алекс поудобнее перехватил сползшего вниз Микки и посмотрел  вокруг.  Они
уже находились не в лесопарке на аллее, а среди чудовищного бурелома, хода в
котором ни вперед, ни назад, ни в стороны не было.  Весь  неимоверный  объем
лесной массы упаковывался к ногам Алекса и Микки - чудо, что до сих пор  они
уцелели в этом лесоповале!
   Умирающий лес  должен  был  поглотить  их  еще  до  того,  как  плоскость
опустится на землю.
   Микки плакал, уткнув лицо в полу курточ