собрали
такой обширный банк задних планов - интерьеров, ландшафтов,  погод,  ветров,
штормов, боев и пожаров, - что работать стало намного  легче.  Алексу  стало
удаваться многое. Конечно, еще во многом ему требовалась помощь и режиссера,
и оператора. У него не  было  опыта  работы  с  кадром,  монтажа  видеоряда,
расстановки акцентов. На бумаге он прекрасно умел строить сцены и отображать
нюансы - пространственное же воплощение сюжета требовало  другого  опыта.  И
все-таки он был сценаристом. Человеком, который привык примерять свое  слово
к возможному его изображению на экране. И поэтому режиссура  и  операторская
работа Алекса становились все лучше и лучше.
   Он увидел свет в конце тоннеля...
   В круговерти проблем Алекс как-то забыл  про  то  недоразумение,  которое
случилось с ним при создании первой голограммы. Но то, что  было  связано  с
Микки, откладывалось в нем раз и навсегда и рано или поздно  должно  было  о
себе напомнить. Перед началом каждого рабочего дня  его  неизменно  посещало
смутное подозрение, что он что-то не сумел сделать  вчера,  что-то  забыл  и
оплошность эту  надо  бы  исправить  сегодня.  Он  отмахивался  от  неясного
ощущения и начинал работать. А на следующее утро все повторялось вновь.
   Однажды Пит забежал в студию и сообщил, что должен отвезти свою Бобби  на
демонстрацию   коллекции   женской   одежды   какого-то   модного   заезжего
французика-модельера.  Он  должен  отвезти  ее  именно  сейчас,  немедленно,
француз пробудет в мегаполисе всего один день - "Ах, Пит, если бы ты  видел!
О-о-о!", - иначе его супружеству конец. Пит изложил это на одном дыхании,  а
потом сделал свирепую гримасу,  полоснул  себя  ребром  ладони  по  горлу  и
сорвался с места.
   "Работайте один! Я скоро! Только до обеда!" -  крикнул  он  в  дверях,  а
Алекс только сочувственно улыбнулся в ответ. "У меня  в  распоряжении  целый
день в одиночестве", - подумал он  и  стал  прикидывать,  что  бы  он  хотел
сегодня попробовать создать. И вот тут-то, когда  он  впервые  оказался  без
Пита с аппаратурой в руках, он и вспомнил о Микки на песке. И надел шлем.
   Когда он воспроизвел ту давешнюю сцену в дюнах - а делал он теперь это  с
открытыми глазами, поместив себя в центр, - то сначала совсем забыл  о  цели
эксперимента. Он настолько увлекся видом своего малыша,  что  прошло  немало
времени, пока к нему вернулся трезвый взгляд испытателя. И вот в тот момент,
когда Алекс  заставил  себя  успокоиться  и  отвлечься,  он  и  почувствовал
воздействие. Голограмма не хотела его  отпускать.  Та  радость,  которую  он
только что пережил, снова  рвалась  в  него,  поворачивала  голову  к  сыну,
толкала навстречу. Он заставил себя  отвернуться  от  Микки  и  ощутил,  как
плотная волна вполне определенного эмоционального состояния - а  теперь  для
него было неважно, какое оно, хорошее или плохое,  -  нахлынула  на  него  с
силой, которой было очень трудно сопротивляться.  Он  повернулся  к  сыну  и
выключил генератор.
   Алекс тогда долго сидел на диване и смотрел в  одну  точку.  А  потом  он
целый день занимался тем, что создавал одну простую сцену задругой. Вот  Кэт
три с  половиной  года  назад.  У  нее  неснимаемый  токсикоз  беременности.
Справиться с этим она не  может,  ей  страшно  и  плохо,  и  поэтому  она  с
ненавидящим лицом набегает на Алекса из кухни и  выплевывает  в  него  самые
страшные оскорбления, которые только может придумать...
   Вот они ранним утром у кроватки Микки. У него кишечный грипп, он не спит,
Алекс но сит его подмывать в ванную каждые полчаса. Это уже третья бессонная
ночь. Алекса тошнит от усталости,  от  неумеренного  курения,  от  хлестких,
грубых окриков Кэт...
   Вот годовалый Микки с  милой,  наивной  улыбкой  ковыляет  к  двухлетнему
мальчику - тот мрачно наблюдает за ним из-под тяжелых надбровных дуг и вдруг
бьет его лопаткой по голове - раз, другой, третий... Микки не понимает,  что
это такое с ним делают, и беспомощно моргает с той же  улыбкой  на  лице.  А
потом ему становится очень больно, ротик его искривляется, и  он  плачет,  и
поворачивается к Алексу, и даже не делает никакой попытки выйти из-под града
ударов. А Алекс бежит, бежит изо всех сил с другого конца площадки, и сердце
его сжимается от боли, и он проклинает себя  и  весь  этот  дикий,  нелепый,
больной белый свет...
   К концу дня он стянул шлем и рухнул на диван.  Он  нашел  объяснение.  Он
тоже сделал свое открытие. Внутри открытия Пита Милтона. И по значимости оно
не уступало созданию ментально управляемых голограмм.
   Алекс  открыл,  что  генератор  резонирует  с  эмоциональным   состоянием
оператора. А это означало, что если  создаваемый  образ  вызывает  у  Алекса
эмоции,  которые   чуть   сильнее   определенной   отметки,   то   генератор
воспроизводит не только  образ,  но  и  чувство.  И  сила  этого  чувства  в
резонансе настолько велика, что не идет ни  в  какое  сравнение  с  эмоциями
источника, то есть оператора. Генерируемое состояние  полностью  захватывает
наблюдателя и бесцеремонно "включает" его в голограмму. Зритель теряет связь
с реальностью и начинает действовать адекватно захватившему  его  чувству  и
развитию сюжета картины...
   Алекс десятки раз повторял свой эксперимент.  Он  брал  сюжеты  из  своей
жизни - такие эпизоды, воспоминания о которых всегда вызывали у него  бурную
эмоциональную реакцию. В  его  сравнительно  спокойной  биографии  это  были
картины, связанные либо с Кэт - и тогда он скрипел зубами от обиды и ярости,
либо с Микки - и тогда он или смеялся, или любил, или заходился  страхом  за
его жизнь, или испытывал ту боль,  которую  познавал  его  мальчик.  К  нему
приходили и другие воспоминания, из  детства:  запах  отцовских  сигар,  его
рокочущий басок и теплые сухие губы, восторженное изумление перед необъятной
тишиной первых  успешных  медитаций,  гудящее  напряжение  перед  контактным
спаррингом с китайским  мальчиком  на  татами...  Их  он  не  воспроизводил:
слишком далеко отошло его детство, он делал ставку  на  свежесть  и  остроту
последних переживаний.
   Кэт и Микки... Всякий раз,  погружаясь  в  созданную  им  голограмму,  он
находился на опаснейшей грани эмоционального срыва. Еще чуть-чуть - и  Алекс
Норман мог перестать существовать  в  студии  и,  перейдя  невидимую  грань,
превратиться в персонаж.  Он  знал,  что  в  таком  случае,  принимая  живое
некритичное участие в сцене, он как бы замыкал работу генератора,  и  эпизод
воспроизводился бы им снова и снова, без конца... И он жил бы  там  -  любя,
ненавидя и пугаясь  -  до  тех  пор,  пока  не  истощились  бы  аккумуляторы
генератора. А хватало их, по  словам  Пита,  надолго...  Одним  словом,  без
постороннего вмешательства Алекс не смог бы выйти из картины.
   Конечно, ему каждый раз удавалось вырываться из  собственной  голограммы:
все-таки он был не  пассивный  наблюдатель,  а  подготовленный  к  сюрпризам
экспериментатор. Но по поводу потенциального зрителя он иллюзий  не  строил.
Он понял одно -  резонансная  динамическая  картина  не  выпустит  из  своей
реальности никого. До тех пор, пока оператор не  выключит  свою  дьявольскую
аппаратуру.
   Яблоневые ветви в саду  почернели,  звуки  за  окном  смолкли,  помещение
студии погрузилась в темноту - настал вечер. Алекс  уже  давно  почувствовал
себя плохо: он не ел целый день, пил только кофе, голова  кружилась,  сосало
под ложечкой. Давно пора было идти домой, но он не мог заставить себя встать
с дивана: собственное открытие сразило его наповал, он  должен  был  сделать
выводы, понять что-то еще, уловить во всем этом главное... Скрип открываемой
двери вывел его из оцепенения.
   - Алекс! Вы еще здесь?! - Пит зажег свет и с удивленным видом остановился
напротив компаньона. - Что-то случилось, Алекс?
   Алекс поднял на него покрасневшие от усталости и сигаретного дыма  глаза:
- Да... Случилось.
   - Что? - Пит осторожно  присел  рядом  на  краешек  дивана.  -  Что-то  с
аппаратурой?
   - С аппаратурой как раз все в полном порядке. Дело в другом...
   Алекс запнулся: он усиленно размышлял. Сказать  сейчас?  Скорее  всего  -
нет: он так устал, да и Пита расстраивать на  ночь...  Не  очень-то  приятно
услышать о своем открытии такие вещи. С другой стороны, он так  и  не  успел
увидеть всех аспектов проблемы, а Пит  сумеет  поразмыслить  до  завтрашнего
утра... Надо сказать именно сейчас. Он вдруг  почувствовал,  что  ему  стало
легче. Он сейчас сбросит на приятеля весь  груз  этого  сумасшедшего  дня  и
пойдет спать.  Теперь  только  спать,  домой.  Микки  и  Кэт,  наверно,  уже
отчаялись его  дождаться.  Он  с  кряхтеньем  поднялся  с  дивана  и  устало
улыбнулся встревоженному Питу: - Не волнуйтесь. Я вам  сейчас  все  объясню.
Только скажите мне: вы  способны  соображать  после  встречи  с  французским
модельером?
   Через полчаса Алекс отзвонил Кэт и отправился  домой.  В  студии  остался
неподвижно  сидящий  Пит,  изумрудные  глаза  его  были  широко  открыты  от
изумления.
   На следующий день Алекс нашел Пита на том же месте - на  диване  рядом  с
"кофейным" столом. Определенно, руководитель проекта провел бессонную  ночь:
это было видно по осунувшемуся лицу и синякам под глазами.  Но  встретил  он
своего  компаньона  неожиданно  оживленным  и  в   непривычно   возбужденном
состоянии.
   - А, пришли! - Пит вскочил  навстречу  Алексу,  схватил  его  за  руку  и
потянул за собой в глубь студии. - Алекс! Все  плановые  работы  на  сегодня
отменяются! Сейчас вы мне продемонстрируете то, что открыли!
   Опешивший от такого напора Алекс пробормотал: - Конечно, Пит... Но как вы
себе это представляете?
   - Очень просто. Вы - оператор, я - зритель!
   - Вы?!
   - Ну, конечно! А как же иначе? Как еще можно удостовериться в  реальности
воздействия голограммы?
   Алекс внимательно посмотрел на него и осторожно сказал: - Пит,  ведь  это
будет... Как бы сказать... Не очень приятно.
   - Ничего. Я понимаю,  что  вы  хотите  сказать.  Если  все  так,  как  вы
изложили, я буду полностью во власти ваших переживаний. В вашей власти! - Он
заглянул Алексу в глаза и положил ему руку на плечо. - Но... Вы, может быть,
не заметили, Алекс, а мы уже давно с вами друзья... Я очень  в  вас  верю  и
ценю вас. И не только за мужество и работоспособность... - Он  поджал  губы,
немного грубовато оттолкнул Алекса и отвернулся. - Давайте, надевайте шлем и
генератор. Начнем.
   Алекс немного постоял неподвижно. Ему нужно было справиться со  смущением
от внезапного признания. И с охватившим его чувством незнакомой  теплоты.  И
прислушаться снова к этим словам: "А мы уже давно с вами  друзья..."  -  они
нашли в нем согласие и отклик...  Он  хрипло  произнес:  -  Спасибо,  Пит...
Начнем. Он стал молча настраивать аппаратуру, долго натягивал на себя  ремни
генератора. Хотя он и научился бегло управляться  с  пультом  дистанционного
управления, что избавляло его от необходимости иметь генератор под рукой, но
все-таки предпочитал нажимать на клавиши и чувствовать вибрацию  аппарата  у
себя на груди: он хотел осязать, держать в руках свой творческий инструмент.
Как художник - любимую колонковую клеть. И сейчас он  не  спешил.  Ему  надо
было сообразить, в какую же реальность погрузить жаждущего приключений Пита.
   Воспроизведенные вчера Алексом резонансные темы были немногочисленны.  Он
проводил эксперимент со своим жизненным  материалом,  с  событиями,  которые
когда-либо вводили его в состояние стресса или эмоционального  всплеска.  Но
сейчас Алекс не хотел погружать Пита в перипетии своих отношений с  Кэт  или
делиться с ним отцовскими  переживаниями.  Хотя  бы  потому,  что  это  были
довольно интимные вещи. Да и по отношению к деликатному Питу делать так было
не очень корректно. Алекс находился в затруднении. И тут он подумал: но ведь
не только жизнь заставляет нас плакать и смеяться. Вспомни, как ты дрожал от
страха, или любил, или обливался слезами  вместе  с  героями  своих  книг  -
написанных и только задуманных. Да и  не  только  своих  -  фильмы,  романы,
стихи, спектакли... Боевики, фантастика, любовные интриги... Сколько  ты  их
прочел, сколько пересмотрел на экране! Вспомни.  Разве  это  не  резонансный
материал? Попробуй. А лучше - придумай сам. Тебе нравилась героика?  Ну  так
почему бы тебе не  испытать  эмоциональный  всплеск  в  хорошо  поставленной
героической сцене? Ведь до сих пор ты учился, конструировал - не  творил.  А
теперь пришла пора попробовать создать полнокровное, эмоциональное  действо.
И если это удастся, то резонансная тематика расширится до бесконечности. "Но
зачем, - спросил он себя, - зачем мне эта тематика?" И сразу же  забыл  свой
вопрос, потому что уже был полностью захвачен  поиском  подходящего  сюжета.
Наконец он решился: - Вы готовы, Пит?
   - Еще бы!
   - Не обессудьте, я буду вас пугать, страх у меня лучше всего получается.
   -  Ну,  это  понятно...  -  Пит  ответил  рассеянно,   потому   что   уже
сосредоточенно карабкался на сцену. - Вы только  не  переборщите.  Здоровьем
меня бог не обидел, и все-таки...
   Алекс улыбнулся:
   - Я с вами, Пит. Если что - сразу же выключу генератор.
   - Ага... - Пит уже стоял на сцене неестественно прямо и смотрел на  него.
И, похоже, стал заметно волноваться.
   Алекс надел шлем и почувствовал уколы считывающих сенсоров...
   Он остановился как вкопанный на краю  скалистой  бездонной  трещины  и  с
отчаянием огляделся. И вправо и влево она тянулась  метров  на  пятьдесят  и
упиралась в серые отвесные стены горного развала, в  который  он  и  вбежал,
скрываясь от погони. Трещина была шириной метров в пять - в  скафандре  и  с
оружием ему ее не перепрыгнуть. Он мог бы попытаться, бросив дезинтегратор и
хорошенько разбежавшись. В случае неудачного прыжка был еще  шанс  уцепиться
руками за противоположный край. Он мог бы. Он  бы  это  обязательно  сделал,
потому что на этой стороне шансов остаться в живых  у  него  практически  не
было. Но Сила тяжести... На этой планете она была  немного  больше,  чем  на
Земле. Совсем ненамного. Достаточно для того,  чтобы  он  не  допрыгнул.  Он
судорожно сглотнул, унял бурное дыхание и посмотрел вниз. Дна он не увидел.
   Снизу поднимался тяжелый, маслянистый, желтый туман. Пахло гнилью  и  еще
чем-то незнакомым,  какой-то  едкой  химией.  Он  отвернулся  от  трещины  и
окончательно успокоился.
   Что ж, сказал он себе,  для  каждого  когда-нибудь  наступает  вот  такая
минута... В конце концов, это правильно. Не вести же мне этого... незнакомца
к кораблю: кто его знает - он тоже может перепрыгнуть  через  трещину...  Он
кинул взгляд на единственное рахитичное деревце  в  трех  шагах  от  себя  и
достал саперную лопатку. Быстро и умело окопавшись в корнях,  положил  около
себя дезинтегратор и замер в ожидании. Ноздри щекотали неприятные запахи  из
расщелины, он хотел было надеть гермошлем, но передумал: сектор обзора тогда
значительно уменьшался.
   Он лежал и смотрел вдаль, откуда только что так  панически  бежал.  Туда,
где в коротком и страшном бою полег весь его отряд.
   Пышный  бесформенный  кустарник  на  опушке  густого  красного  леса  был
неподвижен.  Толстые  мачтовые  стволы  деревьев  -  "живунов"  выпускали  и
втягивали в себя огромные пики колючих сучьев. За ними распускались объемным
веером и со зловещим скрежетом схлопывались в багровые трубы  папоротники  -
"оборотни". Над папоротниками шуршали гигантские кроны ядовитых "хлопушек".
   Ведь надо такое, подумал он, даже этот чудо-лес был им не страшен  -  они
спокойно проходили по проложенным дезинтегратором просекам. А  вот  какой-то
шарик диаметром метра в два превратил его группу в скульптурную  композицию.
В мумии... Его не взял ни дезинтегратор, ни бластеры. Люди были бессильны  и
так и замерли в его лучах. И высохли. Стоя, не падая...
   Он зло передернул затвор оружия. "Это коллекционер, - подумал он о  шаре.
- Таксидермист. Делает заготовки для своего музея. А  потом  собирает  их  и
отправляет к себе домой... И ему все мало. Из меня он тоже хочет  изготовить
чучело. Как он это сделал с моими людьми...
   Я убью его, - вдруг спокойно подумал он о шаре. - Убью. Не знаю как, но я
это сделаю..." Он задумчиво посмотрел назад, на  край  бездонной  расщелины:
надо как-то исхитриться и отправить его на дно. Которого не видно.
   Еле слышный шорох, как от возни тараканов под обоями, заставил его  резко
обернуться.
   Кустарник на краю  леса  дрогнул.  Шар  наполовину  вылупился  из  густой
лиственной массы и настороженно замер. Он сжал зубы. Давай...
   Алекс, не сводя глаз с Пита, нажал клавишу на шлеме, и  картина  пропала.
Он почувствовал, как разглаживаются скорбные складки у рта, с лица стирается
суровая маска. Пит, лежавший на животе с широко раскинутыми ногами, уткнулся
головой в пол сцены и не издавал ни звука. Алекс молчал. Несколько секунд  в
студии стояла мертвая тишина.  Потом  Пит  неуклюже  встал  на  четвереньки,
повернул голову и мутным взором посмотрел на Алекса.
   - Вы в порядке? - спросил Алекс. Пит  смешно  потряс  головой,  встал  на
колени и недоуменно оглядел свою одежду.
   - А где... скафандр? - слабым голосом пролепетал он. И зашарил руками  на
поясе. "Дезинтегратор ищет", - понял Алекс. И остался недвижимым:  въедливый
экспериментатор Пит Милтон должен был пройти весь путь пробуждения сам.
   Пит еще постоял на  коленях,  что-то  соображая.  Его  громкое  смешливое
фырканье застало Алекса врасплох: он вздрогнул. Когда Пит снова взглянул  на
партнера, в глазах его горели восторженные  огоньки.  Он  обличающе  вытянул
указательный палец: - Это... это вы со мной... Со мной такое  сделали!  -  И
разразился гомерическим хохотом. Алекс неуверенно  улыбнулся  в  ответ.  Пит
вскочил, спрыгнул со сцены и подошел к нему. - Алекс, это было  удивительно!
Я все пережил  с  необыкновенной  силой.  Только  скажите:  я  действительно
окапывался, а потом залег? Алекс улыбнулся: - Да, Пит, вы делали  все  точно
по сюжету. И включились почти сразу, как только я создал ландшафт и вошел  в
образ.
   - Да-да, я помню этот момент! Сначала я осматривал то, что вы создали,  а
потом меня охватила тревога, довольно сильная. И я  стал  думать  о  ней.  А
вместе с этим пришли и мысли вашего персонажа, и... все это подчинило  меня.
И приобрело такую значимость... Значимость реальности! Я стал им! И я прожил
полной жизнью этот эпизод!
   - И вы не пытались вспомнить настоящий мир и себя?
   - В том-то и дело, что нет! Все  происходило  так,  как  вы  и  говорили:
абсолютное погружение и... амнезия, что ли. - Пит почесал за ухом и смущенно
произнес: - Ну и хорош я был, когда копал яму на собственной сцене...
   Алекс тихо засмеялся. Он был рад, что эксперимент прошел без эксцессов. И
еще он радовался тому, что у него получился резонанс на  основе  выдуманного
им самим сюжета. Это  означало,  что  он  мог  теперь  создавать  не  только
трехмерные  картины,  которые  только  имитировали  присутствие  зрителя   в
картине. Он мог теперь погружать сознание зрителя в  иную  реальность.  А  в
этом случае эффект присутствия обсуждать не приходилось.
   Все это нужно было хорошенько обдумать.
   Партнеры уселись пить кофе. Алекс все больше помалкивал, а Пит все  никак
не мог успокоиться и пересказывал компаньону свои переживания, вспоминая все
новые и новые детали.
   -  Что  удивительно,  Алекс.  Мне  вся  картина  врезалась  в  память  до
мельчайших подробностей. Лес, горы, шар... - Пит уставился в невидимую точку
на стене и замолчал. Потом тряхнул головой.  -  Да.  Поразительно...  Но  вы
понимаете, что с помощью генератора  можно,  например,  создавать  мощнейшие
обучающие методики? Ведь говорят же, что лучше один раз увидеть, чем сто раз
услышать! И здесь вам не кино - погружение с вживанием в образ!
   Он еще немного побурлил, но потом как  будто  споткнулся  и  замолчал.  И
уткнулся взглядом в  кончик  своей  незажженной  сиг