яжа выйдет надменная дама в кринолине.
   Оттягивая струны колючки, пролез под  оградой,  пошел,  пригнувшись  за
стенкой подстриженных кустов.  Парк  выставлял  свои  красоты.  За  первым
дворцом-особняком второй, озерцо с каменными ступенями к воде,  эспланада,
предназначенная, вероятно, для игр, снова  каменный  особняк  с  огромными
окнами, с балконами. Одетый  ровно  выкошенной  травой  холм,  на  вершине
которого балюстрада - оттуда обитатели этого убежища  любуются,  вероятно,
величественной панорамой долины.
   Сзади возник негромкий скрежет, я нырнул в кусты.
   Мужчина  в  просторном  пестром  балахоне  и  коротких   штанах   катил
нагруженную садовым мусором тачку  -  металлический  обод  поскрипывал  на
песке.
   Пропустил его, сам повернул внутрь парка, в аллею. Пустынно,  ни  души.
Открылся  небольшой  желтый  дворец.  На  террасе  второго  этажа  стояли,
разговаривая, четыре женщины  в  открытых  платьях  и  шляпах  с  большими
полями.  В  глубине  играли  дети,  перебрасываясь  легким,   напоминающим
этажерку предметом, который в полете менял направление. Этажерка  как  раз
улетела на лужайку, но никто не  стал  за  ней  спускаться.  Одна  из  дам
перегнулась  через  каменные  перила,  кого-то  позвала.  Голос   ее   был
мелодичный. Из той части дома, что мне не  была  видна,  вышел  мужчина  в
балахоне, взял этажерку, стал подниматься по лестнице. Слуга.
   Вдруг я увидел идущих ко мне двух женщин, заметался. Кустарник  жидкий,
но рядом трельяж. Сунулся туда. То было сооружение из тоненьких  жердочек,
сплошь увитых растением с большими шершавыми  листьями.  При  каждом  моем
движении они оглушительно шуршали.
   Приближаются две девушки. Высокие, прямые, в платьях, обнажающих  плечи
и почти всю грудь. Одна, в голубом, красавица,  со  спокойной  полуулыбкой
как бы прислушивается  к  своему  существованию,  нежная,  словно  цветок,
словно часть ухоженной природы странного оазиса в пустыне. Подумалось, что
по отношению к такой любовь  -  преклонение  и  защита.  Другая,  в  белом
платье, энергичная, с гордо откинутой назад головой, с надменным, циничным
выражением тоже красивого лица. Обе аристократки, обе плод  тысячелетнего,
может быть, барства, принадлежащие к совсем другому миру, чем горожане  на
берегу моря.
   Белая старается убедить собеседницу.
   - Скажи ей, чтобы посоветовала отозвать Рхра. Она тебя  послушает.  Рхр
мужлан, выскочка. Тупой и грубый. Все испортит. А с  городом  надо  решать
окончательно. Их же десятки тысяч.
   - Тебе не жаль?
   - Нет! - воскликнула белая. - Пусть  невольные,  но  враги.  Как  можно
этого не понимать? Я кожей чувствую. И всегда - во  все  мгновенья  жизни.
Никого не отпускает эта тяжесть, кроме таких, как ты.
   Они уходили, оставляя меня в полной растерянности.
   Уходили, такие разные и при том обе сгармонированные с  роскошью  этого
места. Особенно голубая - сама, как музыка, и погруженная в  мелодию  этих
аллей, подстриженных деревьев, причудливых павильонов.
   Весь парк -  какая-то  невероятность.  Человеческий  мир  Иакаты  вдруг
раздвинулся, из плоского стал рельефным с вершинами и провалами.
   Прошел-прокрался дальше на юг. Людей мало, только  женщины  и  дети  на
террасах, на лужайках.  Атмосфера  покоя,  довольства,  ощущение  гармонии
воспитанного,   внутренне   дисциплинированного   человека   с   ухоженной
цивилизованной природой. Но при этом господа и слуги.
   Парк  к  югу  кончился.  Опять  колючая  проволока,   за   ней   пустые
безжизненные желтые каменные холмы.
   Вернулся на тропинку, сел в тени под уступом.
   Что  это  такое?  Другая  нация,  другая  культура  или,  может   быть,
пришельцы,  потомки  пришельцев,  почему-то  обосновавшихся  здесь?   Ведь
человеческий тип тот же. Правда, судя по женщинам, жители  оазиса  повыше,
поизящнее. Впрочем,  и  среди  знакомых  иакатов  есть  высокие  -  Вьюра,
например, Глгл.
   С открытием усадьбы сам город приобретает другое содержание и значение.
То ли он предполагаемая жертва, то ли угроза обитателям здешних особняков.
Да как же получилось, что горожане вообще не знают  о  существовании  этой
общины? Если б иначе, Вьюра сказала бы, и  на  заседании  СОДа  в  комнате
старика обязательно зашел бы разговор. Не знают. То ли из  города  никогда
не выходят, то ли не могут видеть усадьбу, как не видели  острова.  Однако
она существует. А раз так, получается, что староста и  "ясновидящий"  Глгл
вовсе не злобные одиночки, набросившиеся на чужака,  а  представители.  За
ними сила, общественная система. Иными  словами,  на  планете  имеются  те
самые "внутренние дела", вмешиваться в которые строжайше запрещено.
   Сложное положение. Насчет зеленого оазиса  ни  единого  слова  не  смею
никому в городе. Ни в коем случае не быть благодетелем для горожан  -  вот
чего должен остерегаться. А я уже успел: остров показал, тем самым встав в
позу вершителя судеб. Из-за этого, наверное, Вьюра меня и возненавидела...
Ну а если городу грозит опасность, что мне делать? Предоставить его самому
себе?
   Тропинка  шла  теперь  вдоль   пологого   склона,   давая   возможность
поразмышлять.
   Город, усадьба, машина - как все  это  связывается?  Жители  оазиса  не
эксплуатируют горожан. Это и невозможно,  поскольку  последние  ничего  не
производят. Но чем тогда живут владельцы дворцов? Теми же хлебцами, что  я
видел у земледельцев?.. А знают ли крестьяне об усадьбе -  это  хорошо  бы
установить...
   Я и не заметил, как очутился в ущелье. Эоловый город остался позади  за
стеной камня. Шагалось легко.
   В мыслях мелькало то, что набралось за мои четыре дня здесь на Иакате.
   Во-первых,  горожане.  Одни  видят  все,   другие   нет.   Феномен   не
биологический, а из области социальной психологии.  Во-вторых,  заложенная
кирпичом библиотека, спрятанные в подвал настоящие произведения  искусства
- признак того, что когда-то был запрет на информацию. Затем этот  райский
уголок, со всех сторон окруженный холмами. Но главное - скрытая под землей
машина, что кормит горожан, определяя их  образ  жизни.  Такое  устройство
может  быть  обязано  своим  появлением   разным   причинам.   Как   некий
экстравагантный  излишек   мощного   научно-технологического   потенциала,
созданный обществом, которое уже не находит, чем заняться. Правда,  больше
похоже на утрату веры в человека, на попытку предотвратить катастрофу...
   Дунул ветер. Из ущелья я ступил в пустыню. Мокрый, с прилипшим к  спине
вещмешком стою у подножия высокой дюны. Начинаясь возле выхода из  ущелья,
длинным языком она косо легла до самого  блеснувшего  впереди  моря.  Мимо
такой я в день прилета не проходил, двигаясь  к  городу.  Значит,  корабль
должен быть справа.
   Лезу наверх.
   К западу "Аварийна" нет.
   Удивился, потом сообразил, что если, впервые  осматриваясь  в  компании
недружелюбных земледельцев, я не увидел на горизонте  песчаного  вала,  то
отсюда и корабль не должен просматриваться.
   На первый взгляд показалось, с обеих сторон безлюдно.  Потом  справа  у
моря заметил темную точку.
   Бегом у самого берега по влажному песку. Точка  росла,  превратилась  в
старика, сидящего у воды. Поздоровался,  спросил,  известно  ли  ему,  что
лежит за холмами в каменной пустыне. Мой собеседник стал  подниматься.  Он
был очень стар, ослаб. Я поспешил помочь ему, но не сразу  смог  утвердить
дрожащее высохшее тело в стоячем положении.  Выгоревшие  и  вместе  с  тем
по-детски наивные глаза смотрели на меня со страхом.
   - За холмами?.. Не знаю.
   - Нет?
   - Нет.
   - Ну и хорошо.
   Я ему не поверил. Как раз из-за этого  испуга.  Знает,  но  боится  это
признать. Мне уже следовало торопиться, однако нельзя было оставлять  его,
такого слабого, одного, на ногах. Сказал,  что  помогу  сесть,  но  старик
перехватил мою руку тонкими твердыми пальцами.
   - Подождите! Я сяду, сяду... Почему вы спросили, не знаю ли я, что там?
   - Просто так. - Я пытался его усадить, но он сопротивлялся.
   - Но я-то не знаю.
   - Понял.
   - Может быть, кто-то вам сказал, что мне что-то известно?
   - Никто.
   - А почему вы спросили именно меня?
   - Больше некого - пусто же кругом. Поэтому и спросил.
   Старик огляделся, но не успокоился. Еле-еле удалось его  усадить,  и  я
побежал дальше.  Получалось,  были  когда-то  здесь  на  Иакате  запретные
территории - или даже сейчас есть. Не только приближаться к ним,  но  даже
знать об их существовании считалось преступным.
   Справа поля, слева море. Длинными полосами лежали  выкинутые  на  песок
водоросли. Пахло гниением, солью. Берег  постепенно  повышался.  Чтобы  не
терять из виду окружающее, я перешел с прочной кромки  подсыхающего  песка
ближе к посевам анлаха. Там по-прежнему не  было  людей.  Видимо,  мужчины
проходят военное обучение возле  города,  женщины  с  детьми  остались  по
домам.
   Местность опять понизилась, берег стал пляжем. Оглянувшись,  я  уже  не
увидел дюны.
   Потом задело за сердце - что-то важное пропустил.  Остановился.  Прошел
несколько шагов назад.
   Так и есть.  Двойной,  "двуствольный",  как  я  его  для  себя  назвал,
песчаный мыс. Две полосы параллельно уходят на глубину, узкий канал  между
ними, и дальше на воде  пятно  белой  пены  -  признак  близко  стоящих  у
поверхности камней. Видел все это  раньше  -  тогда,  в  первый  день,  от
гнавшихся за мной крестьян сначала именно сюда прибежал.
   Вот он, заброшенный клин, остановивший моих преследователей. Вон с  той
стороны женщина тогда несла хлебцы и вон туда пошла звать Рхра.
   Все, как было.
   Только без корабля.
   Несколько секунд стоял, выпучив глаза. Тупо шарил  взглядом  по  кустам
анлаха и кочкам на клину, будто лишь  слабость  зрения  не  позволяла  мне
увидеть "Аварийца". Сознание отказывалось признать факт.
   Здесь я его поставил! Прямо передо мной, где сейчас стою. И нету.
   Нечто оскорбительное было в том, что так  неторжественно  узнаю  о  его
отсутствии. Ни прочувствованных речей, ни оркестра. Нет, и только.
   Растерялся. Потом взял себя в руки. Ну-ка подумай. Взлететь корабль  не
мог. Без меня исключено.  Конечно,  на  Лепестке  хранится  копия  личного
электрохимического кода - "музыка". В аварийных случаях копию  используют.
Однако для этого кому-то надо связаться с базой, как положено. Не крикнешь
ведь туда, ручкой не поманишь через черную космическую бездну. Пять недель
на долет сигнала, столько же по меньшей мере до появления спасателей. А  я
здесь всего около ста шестидесяти часов.
   Что же могло случиться?  Разломали  "Аварийна"  на  куски,  взорвали  и
унесли обломки? Но с местной техникой - той, какую я видел, - его даже  не
оцарапаешь.
   Сквозь землю провалился?.. Ближе к истине. Усилиями тех,  кто  живет  в
усадьбе, могли  выкопать  яму  рядом  с  треногой,  как-то  туда  спустить
корабль.
   Бросился на клин.
   Кочки как кочки. Раскидистая желтая  трава,  на  которой  третьего  дня
падал, оскользаясь.  Крупный  черно-металлический  песок,  травяной  мусор
коричневыми соринками.  И  ни  единого  следа  посадки  или  взлета.  Даже
прожога, даже вмятин от лап.
   Позвольте, а как же я сюда попал?! Ангелы божьи перенесли с Лепестка?
   Потоптался на том месте, где, насколько помнилось, поставил "Аварийна".
Отошел. С расстояния шагов в двадцать посмотрел.
   Рассмеялся.
   Тургора у травы нет. Упругости. Не стоит, поникла.
   Все предусмотрели, замаскировали свою работу, а о том, что на жаре  без
воды трава опустится, не подумали. Много  было  трудов.  Прежде  чем  рыть
глубокую яму, осторожно снимали слой земли с дерном, относили  в  сторону,
чтобы таким же нетронутым после вернуть. А с кочками не получилось.  Корни
у здешних растений длинные, не выкопаешь.  Пообрывали.  Сочли,  что  трава
оправится.
   Вернулся к месту посадки. Теперь и  сверху  бросалось  в  глаза,  какая
трава потревожена, какая не тронута. Четко выделялось место, где  закопали
корабль.
   Кругом никого. Сел, посидел.
   Итак, книга не спрятана, остается пока со мной. Но повезло, что  именно
сегодня пришел. Через неделю трава окончательно  поднялась  бы,  ищи-свищи
тогда... Ну и знакомство с парнем, каменная долина и  -  самое  главное  -
усадьба.
   Той же дорогой обратно вниз, в каменную  чашу,  вглядываясь  в  эоловые
здания-скалы. Ближе ко дну долины остановился - вдруг заколотилось сердце.
В  полукилометре  от  тропинки  между  черными  кольями  скал  ясно  видна
освещенная клонящимся от зенита солнцем желтая отвесная скала.  И  там  на
самом верху, у неба, идеально ровная полоска пятен. Окна и ничто другое!
   Может быть, все-таки  не  эоловый,  а  настоящий  город?  Но  погибший,
вернее, тихо скончавшийся  тысячелетие  назад.  Так  захотелось  оказаться
рядом с окном, вступить через подоконник в подробность той минувшей жизни.
Но на это часы нужны - только чтобы до  стены  добраться  через  завалы  и
пропасти. А там как взлететь на сотню метров наверх?.. Побежал дальше.
   В Иакату удалось войти лишь поздним вечером. Застава!
   Когда знакомым плоскогорьем спустился к  полям  анлаха,  издали  увидел
вооруженных мотыгами крестьян - по двое ходили в посевах. А слева, ближе к
шоссе, от народу черно. "Видящие" организовали охрану  полей  в  несколько
линий. Если горожане попробуют прорваться на поля, в  нужное  место  сразу
можно бросить подкрепление.
   Пошел сквозь анлах, согнувшись, потом пополз. Недалеко от города лег  в
кустах, выжидая момент, чтобы без большой драки проскочить к окраине.
   Солнце садилось за городской башней. Воздух стал прохладнее, земля была
теплой, почти горячей. Широкая полоса  тени  от  ближних  домов  легла  на
посевы. Двое крестьян молча прошли мимо, остановились шагах  в  десяти  от
меня, глядя в сторону города. Наверху полог неба переходил от  зеленого  к
синему,  сиреневому,  пурпурному  оттенками,  цвета  которых  не  выразишь
словом. Сама бесконечность таилась в глубине, прозрачности, тонкости  этих
оттенков - была жажда смотреть и смотреть  не  отрываясь.  Лист  анлаха  у
самого лица заключал в  себе  сокровенные  загадки  природы,  которых  нам
никогда до конца не познать. Море слева застывало разноцветными  полосами,
словно осторожно налитый в гигантскую чашу  расплавленный  металл.  Полная
тишина. Мгновение остановилось между прошлым и будущим, почти невыносимыми
были красота и величие окружающего. Вдруг забыл, кто  я,  где  нахожусь  и
зачем.
   Один из стражей неподалеку громко откашлялся - звук пролетел над полем,
как большая быстрая птица. Сказал другому:
   - Здесь спелые. Завтра можно ломать.
   Включилось время. Посыпались секунды.
   Вскочил, помчался к стене домов. Из второй линии заставы трое бросились
навстречу. Проскочил. Сзади кинули мотыгу.  Мимо.  Вдоль  границы  посевов
набегало еще несколько человек, ожила, двинулась толпа у берега.
   А у меня все рассчитано.
   Окраина пуста. У сквера шумно и людно. И все молодежь, взрослых  только
единицы. Доносится пиликанье какого-то инструмента, несколько пар танцуют.
Разговоры, споры. У памятника передают друг другу  газету.  Пристроился  к
одной группе, дождался своей очереди.
   На  первой  странице  отчет  о  сегодняшнем  дневном  заседании   СОДа.
Начинается цитатами из выступлений.
   "Песок наступает на нас со скоростью тридцать три метра в год. Если так
дальше, через двести лет города не станет".
   "Как представитель только что созданной Народной Партии требую для  нее
места в газете".
   "Самостоятельность или букун!"
   Небольшой двухколонник с подписью  "Доброволица  Тайат",  озаглавленный
"Давайте  вспомним",  призывал  молодежь  активно  общаться  с   пожилыми,
выспрашивая их о прошлом, собирать по чердакам  и  подвалам  старые  вещи,
нести их для консультации в организованную для  этого  Музейную  Комиссию.
"Не зная, откуда, - утверждала "доброволица", - не поймем, куда".
   - Хотите пить? Это сок анлаха.
   За локоть меня теребил мальчишка с бокалом из  толстого  стекла.  Рядом
другой с помятым, но чистым чайником. Видимо,  двое  как  раз  обследовали
чердак - начало самостоятельной деятельности.
   Взял бокал, но тут же сунул обратно. Невдалеке  шла  девушка,  какая-то
отдаленная от царящего вокруг оживления. Поглядывала по сторонам.
   Догнал.
   - Вьюра...
   Посмотрела на меня.
   - Идемте. В городе полно видящих.
   Пошагали. От сквера повернули в узкую пустынную улицу. Солнце уже село.
Сделалось темно.
   - Книга пропала. Я как раз  придумала,  куда  спрятать.  А  ее  унесли.
Взломали пол в вашей комнате... Вы,  наверное,  под  пол  спрятали,  когда
уходили?
   - Вот она. - Хлопнул себя по груди.
   - Какое счастье! - Она протянула руки, как будто собираясь  взять  меня
за плечи, но опустила. - Тогда сейчас будем прятать. Идемте ко мне.
   Заторопились. Она скороговоркой рассказывала:
   -  На  Совете  страшные  споры.  Уже  четыре   партии   претендуют   на
руководство,  завтра  будет  десять.  Народная   Партия   и   Крестьянское
Благополучие  грозятся  создать  свое  правительство.  -  Резко  повернула
направо в переулок. - Все серьезное заваливают криком. Это видящие или те,
кто от них. - Быстро вошли в какой-то двор, вышли через другие  ворота.  -
Правда, начинаем  обрастать  соратниками.  Пришла  женщина-экскурсовод  из
музея, готова помогать. Ее  зовут  Оте...  Разные  люди  что-то  приносят,
предлагают.
   Снова повороты - налево, направо. Подумал, что возвращаемся  к  скверу.
Но в новом дворе девушка остановилась.
   - Вот мы пришли. Это я оглядывалась, путала дорогу, потому что  следят.
Не я им, конечно, нужна. За вами охотятся. Вы  еще  не  все  знаете.  Того
старика, у которого мы вас вчера ждали, уже нет. Убили...  Подождите  меня
минуту. Мать с отцом уже легли.
   Наверху в четырехугольнике неба  мерцали  звезды.  Прогулялся  уснувшим
двором, зашел в черноту подворотни.
   Итак, моего старика уже нет на свете. Первая жертва перемен.
   Выходит, были и есть подвижники на Иакате.  Из  поколения  в  поколение
шло. Была великая цивилизация - запасник музея и  машина  свидетельствуют,
потом тяжелейший кризис. В ту эпоху голодные ни о чем другом,  кроме  еды,
не думали. А кто-то все-таки гасил пожары в библиотеках,  что-то  старался
запомнить, умирая, сообщал сыну, дочери. Так,  как  старику  его  дед  про
книгу-комплект. И пронесли сквозь безнадежные столетья.  Когда  думаешь  о
таком, мурашки по спине.
   С чем-то большим, светлым девушка появилась в дверях.
   - Вот.
   - Что это?
   - Пожарный костюм. Одна женщина нашла у себя, принесла  в  редакцию.  И
веревка.
   - Зачем?
   Оглянулась на темные окна.
   - Давайте отойдем вот сюда. Пусть родители  вас  увидят.  Сказала,  что
буду не одна. Но они все равно смотрят, проверяют. Пожилые, беспокоятся за
меня. Я им еще не все  рассказываю...  По-моему,  в  таком  костюме  можно
пробиться сквозь звук.
   - В машину?
   - Да. И там спрятать книгу. -  Подала  мне  сверток.  -  Видите,  какой
толстый материал. Идемте... Наши сейчас на  острове.  Змтт  тоже  с  ними.
Организуют охрану жуговой рощи. Прошлой  ночью  там  кто-то  срубил  почти
треть деревьев.
   Шли переулками. Я  рассказывал  о  своих  приключениях.  Кончил.  После
молчанья она сказала:
   - Выходит, что человек, который направил вас на тропинку, хотел,  чтобы
усадьба была обнаружена.
   - Может быть. Скорее всего так.
   На знакомой мне улице у здания с колоннами длинная шумная очередь. Окна
главного корпуса освобождены от  кирпичей,  из  библиотеки  столбы  света.
Внутри флигелей мелькают фигуры. Понял, что убирают  "Попечителя",  вешают
картины из запасника. Настоящий будет музей.
   Вьюра хотела идти к подземному коридору кратчайшим путем.  Я  предложил
спуститься мимо башни на затоптанный пляж, пройти подальше  вправо  и  уже
оттуда к зданию в пустыне. Чтобы от города не было следов.
   Вода в море  была  такой  теплой,  что  даже  не  чувствовалась.  Через
полкилометра поднялись на