то приклеены
к своим кинокамерам.
   - Я делаю то, что обязан делать. У вас автоматы, у меня кинокамеры.
   - Прошу прекратить бессмысленные препирательства, - сказал  Морозов.  -
Обстановка   усложнилась.   Нападения   плутонян   на   автоматы   требуют
ответственного решения. Что будем делать, коллеги?  Ставлю  на  обсуждение
вопрос о прекращении геологической разведки.
   - Да как же это, Морозов? - вскинулся Драммонд. На  его  сухое  длинное
лицо пал зеленоватый свет навигационных приборов. - Тут под ногами  сплошь
редкие металлы. Вот! - Он быстро развернул  походный  планшет.  -  Сегодня
пошла полоса колумбитов с богатейшим содержанием ниобия.  Видите?  Дальше,
вот здесь, кажется, начинаются германиты, завтра я намерен  это  уточнить.
Ни в коем случае нельзя прекращать разведку!
   - То есть продолжать, пока аборигены не перебьют всех роботов,  не  так
ли?
   - Нет, сэр, я этого не сказал. Роботы нуждаются в защите -  вот  в  чем
проблема. Осмелюсь предложить: все вездеходы направить к  месту  разведки,
окружить автоматы таким, знаете, подвижным кольцом. Тогда эти мохнатые  не
осмелятся нападать.
   - Лучше называть их просто аборигенами, Драммонд. Итак, вы  предлагаете
прекратить все работы, кроме геологической разведки, и сосредоточиться  на
охране автоматов.
   - Ну уж нет, - раздался басовитый голос Баркли из темного угла рубки. -
Я свои исследования не брошу ради того, чтобы крутиться вокруг роботов.
   - Так же  и  я,  -  сказал  Коротков.  -  Пока  позволяет  время,  надо
добиваться контакта.
   - Контакта мы вряд ли добьемся, - прохрипел  второй  пилот  Чейс.  -  А
разведка дает явные результаты. Редкие металлы - это, знаете ли...
   - Дайте мне миллион за эти рудники и купите для меня обратный билет,  -
негромко сказал третий пилот Черных.
   - Что такое? - взглянул на него Морозов. - А, опять  Марк  Твен.  Очень
приятно, когда пилот так начитан, но я  бы  хотел  услышать  ваше  мнение,
Олег. Есть оно у вас?
   - Есть. - Черных быстрым движением взбил свои рыжеватые  бакенбарды.  -
Редких металлов здесь, как видно, много, но они останутся  вещью  в  себе,
если плутоняне не откликнутся на наши  пламенные  призывы  о  дружбе.  Мое
мнение: продолжать все начатые работы, не  отдавая  предпочтения  какой-то
одной. Лично я готов вступить в гвардию  по  охране  автоматов.  Это  даже
приятнее, чем сидеть в лодке.
   - Нет, - мотнул головой Морозов. - Вы командир десантной лодки, и  ваше
место там. Мы не можем оставлять ее без присмотра.
   - По мне, - вставил Чейс, - не страшно, если эти парни выжгут автоматы:
им же не больно, черт побери. Но Драммонду это больно, и  я  его  понимаю.
Ладно. Нас тут двое пилотов, коммодор, и вы все  равно  торчите  в  рубке,
даже если вахта моя, так вот - отпустите меня на этот гнусный шарик.  Буду
нести у Драммонда полицейскую службу.
   Морозов в раздумье смотрел на звезды, плывущие в иллюминаторах.
   - Так, - сказал он. - Все высказались? Володя,  ты  почему  молчишь?  -
обратился он к Заостровцеву.
   - По-моему, - сказал тот тихим своим голосом, - сосредоточиться надо не
на разведке, а на контакте.
   - Что ты предлагаешь конкретно?
   - Мне еще надо обдумать...
   - Хорошо, думай. - Морозов помолчал немного. - За прекращение  разведки
никто не  высказался.  Ладно,  попробуем  продолжать.  Завтра,  Роджер,  -
взглянул он на Чейса, - отправляйтесь с Драммондом, раз уж сами вызвались.
Станко будет вам помогать...
   -  У  меня  завтра  телепередача  на  Землю,   сюжет   -   тау-станция,
строительство Дерева, - сказал Станко. - Некогда мне охранять роботов.
   Круглолицый  румяный  Грегори  Станко,   канадец   из   Манитобы,   был
превосходным оператором. В свои  тридцать  с  чем-то  лет  он  изъездил  с
кинокамерой весь земной шар, снимал на Луне и на Марсе.  Он  был  весел  и
удачлив. Пройдя по трудному конкурсу в состав Третьей Плутоновой,  Грегори
в первый же  день,  когда  собрался  экипаж,  заявил,  что  происходит  из
украинского рода и зовут его, собственно, не Грегори  Станко,  а  Григорий
Штанько. Он неплохо говорил по-русски.
   - После передачи, Гриша, поедешь  к  Драммонду,  -  сказал  Морозов.  -
Баркли и Короткой продолжают свою программу. Черных -  вахта  в  десантной
лодке, пятиминутная готовность и связь. Мы с Заостровцевым  -  корабельные
вахты и работы. Прошу учесть: темп роста Дерева  не  оставляет  нам  много
времени. Придется интенсифицировать работу. Это все.
   На зарядку роботов уходило  много  энергии,  и  поэтому  надо  было  ее
экономить. Искусственную тяжесть Морозов разрешал включать только на время
обеда.
   В кают-компании плафон уютно освещал круглый стол, на  котором  дымился
бачок с фасолевым супом и золотились  на  тарелках  бифштексы.  Бутылки  с
красным вином и ваза с желтыми яблоками высились в середине стола, как  бы
напоминая своим видом о далеком,  домашнем.  Роджер  Чейс,  отхлебывая  из
фляги, ел мало, но ревниво следил за тем, чтобы остальные члены экипажа не
оставили на своих тарелках ни кусочка. Чейс знал, какое значение в космосе
имеет еда - не только вкус, но и привлекательный вид, - и  он-то,  опытный
космический волк, умел ее приготовить как следует.
   Его удивило и огорчило,  что  Баркли  сегодня  против  обыкновения  ест
плохо, вяло ковыряет вилкой бифштекс.
   - Тебе не нравится соус, Джонни?
   - Нет, соус хорош, - ответил Баркли. Отрезав кусок  мяса,  он  отправил
его в рот.
   Морозов  ел,  поглядывая  на  пейзаж,  висевший   на   кремовой   стене
кают-компании - солнечную лужайку.
   - Вы обещали хорошую новость, Джон, - сказал он.  -  Что-нибудь  насчет
тоннеля? Вы прошли его до конца?
   С Джоном Стюартом Баркли Морозов был знаком давно  -  с  того  далекого
дня,  когда  он,  молодой  пилот,  прилетел  на  Тритон,   чтобы   вывезти
заболевшего  доктора  Морриса.  За  минувшие  годы  Баркли   стал   видным
планетологом, специалистом по газовым  гигантам,  -  он  открыл  несколько
спутников и  сублун,  исследовал  загадочный  десятый  спутник  Сатурна  -
Фемиду, он издал уйму научных работ, в их  числе  толстый  том  "Нептуново
семейство". Большую часть прожитой жизни Баркли провел в космосе. На Землю
прилетал раз в год, бурно проводил три-четыре месяца - и вновь  погружался
в безмолвие далеких миров. Было ему уже за сорок, но время не брало  Джона
Баркли - разве что вплело в его пышную черную бороду седые нити.
   - Нет, - сказал он, отодвигая тарелку с недоеденным  бифштексом.  -  До
конца я еще не дошел, но тоннель определенно тянется к горному склону, где
у них выработки. - Он отхлебнул вина из бокала. - А хорошая  новость  -  у
Короткова.
   Биолог Станислав Коротков,  коренастый  блондин  лет  тридцати,  сидел,
навалившись грудью на стол, и с аппетитом поедал хрустящее мясо с  фасолью
под соусом. С улыбкой он взглянул на Морозова и сделал знак:  мол,  сейчас
дожую и все вам расскажу.
   - Да ничего, не торопитесь, - сказал  Морозов.  -  Хорошая  новость,  в
отличие от плохой, может и подождать.
   - Придется долго ждать, шеф,  пока  этот  обжора  насытится,  -  сказал
Баркли. - Давайте уж я...
   - Ну нет, - самолюбиво  возразил  Коротков,  вытирая  салфеткой  полные
губы, - сам расскажу. Ничего, если по-русски?
   Все члены экспедиции - одни лучше, другие хуже - владели языком  другой
стороны. Возражений не было.
   - Так вот. Весь день я показывал  фильмы.  Установил  экран  на  бойком
месте, между тау-станцией и  выработками,  и  аборигены  ходили  туда-сюда
беспрерывно. Как и вчера, ноль внимания. Все время прохаживаются мимо эти,
"жезлоносцы", и, по-моему,  остальные,  масса,  так  сказать,  не  смотрят
фильмы потому, что боятся начальства. Хотя не  исключаю  и  того,  что  им
просто некогда глазеть: рабочий ритм очень жесткий.
   - Третий вариант: им неинтересно, - вставил Баркли.
   - Этот вариант - самый сомнительный, но  тоже  должен  быть  принят,  -
продолжал Коротков. - На заходе солнца я уже готовился  прекращать  сеанс,
как вдруг появился зритель. Шла та часть фильма,  где,  знаете,  наплывами
показывают эволюцию человека - от питекантропа к  неандертальцу,  потом  к
кроманьонцу, - ну вот, и один "жезлоносец"  остановился  перед  экраном  и
стал смотреть.
   - "Жезлоносец"? - переспросил Морозов.
   - Да. Я снял его и после обеда покажу  вам  пленку.  Он  смотрел  фильм
шестнадцать минут. Потом с двух сторон подскочили двое,  тоже  с  жезлами.
Несколько секунд они стояли тесной кучкой, а потом все трое ушли.
   - Очень интересно, - сказал Морозов. - Шестнадцать минут - это  уже  не
случайное любопытство мимоходом, а, пожалуй,  фиксированное  внимание.  Вы
смогли бы, Станислав, узнать этого зрителя среди прочих "жезлоносцев"?
   - Вряд ли. Было темно, Алексей Михайлыч. Но вообще-то в свете экрана  я
разглядел его, насколько возможно. Шерсть у  него  короче,  чем  у  других
аборигенов...
   - Ну, это у всех "жезлоносцев",  -  сказал  Грегори.  -  Они  не  такие
лохматые.
   - Не такие, - кивнул Коротков. - Из этого можно сделать  вывод,  что  у
них тау-заряд посильнее, чем у остальных. В свое время Лавровский  отрицал
такую гипотезу, но теперь...
   - Оставим Лавровского.
   - Хорошо, Алексей Михайлыч. Я не вижу ничего удивительного в том, что у
правителей, которые, по-видимому, занимаются накоплением и  распределением
энергии, более сильный заряд. Они не прикованы к одному рабочему месту, им
нужно быстрее передвигаться...
   - Передвигаются они быстро, - мрачно заметил  Драммонд.  -  Очень  даже
быстро.
   -  Они,  несомненно,  более  развиты,  и  потом  -  еще   одно   важное
преимущество: им некого бояться. Наш зритель не  боится,  потому  что  сам
начальник, и ему не надо спешить, как  изготовителям  блоков.  Он  проявил
именно _интерес_. - Коротков взглянул на  Баркли.  -  Слышите,  Джон?  Вот
почему не могу согласиться с вашим огульным "им неинтересно".
   - Пусть  будет  по-вашему.  Но  скажите  на  милость:  допустим",  этот
шерстяной малый повадится смотреть ваши дивные фильмы. Допустим,  он  даже
возжаждет установить с вами контакт. А дальше что? Как вы будете  понимать
друг друга?
   - Я предложу ему объясняться рисунками, -  пожал  плечами  Коротков.  -
Главное - чтобы он пожелал. Возжаждал, как вы правильно заметили.
   Молчавший в течение всего обеда Заостровцев сказал:
   - Станислав, если ты кончил обедать, покажи, пожалуйста, пленочку.
   - Сейчас, - сказал Коротков.


   От  горного  склона  к   тау-станции   нескончаемо   ползли   "поезда",
составленные из блоков, и блоки растекались по Дереву, наращивая его ствол
и ветви. За минувшую ночь  Дерево  заметно  подросло.  Это  сразу  увидели
разведчики, когда, приземлившись, вывели из десантной лодки вездеход  и  в
скудном свете взошедшего солнца подъехали к тау-станции.
   - Осталось нам работать здесь два-три дня, не больше, - сказал  Баркли,
вытащив из шлюза вездехода коробки с приборами.  -  Видите?  Нижние  ветви
начали клониться книзу, скоро они отделятся и станут излучателями.
   - Но ведь это не обязательно означает,  что  они  двинут  излучатели  и
сожгут нас, - сказал Коротков.
   - Не обязательно. Но - вероятно. На вашем месте,  Станислав,  я  бы  не
очень рассчитывал на контакт и уж тем  более  -  на  взаимопонимание.  Эти
парни хотят жить так, как  живется,  и  им  не  нравится,  когда  приходят
незваные гости.
   - Не может такого быть, чтобы две цивилизации не нашли общего языка,  -
твердо сказал Коротков. - Помогите, пожалуйста, вытащить экран.
   Они установили экран, Коротков включил проектор, и дело пошло. Это были
цветные стереофильмы, специально снятые для инопланетного разума, - фильмы
о Земле. Прекрасная киноповесть о  том,  как  в  первичном  теплом  океане
возникла, зашевелилась жизнь, и как она,  видоизменяясь  и  усложняясь  на
протяжении тысячелетий, выползла из воды на сушу, и как естественный отбор
утверждал все новые и новые жизнеспособные виды, и как, наконец,  появился
человек - носитель разума, этакий венец творения в звериной  шкуре  вокруг
бедер и с длинным копьем в волосатой ручище. Потом шел фильм о восхождении
человека от первобытных пещер до  высот  современной  цивилизации.  Эпопея
завершалась фильмом об истории  освоения  Солнечной  системы  -  тщательно
продуманным фильмом, из коего явствовало, что  не  грубые  завоеватели,  а
мудрые  исследователи  высаживались  на   планеты   и   их   спутники,   -
исследователи, всегда готовые  протянуть  дружественную  руку  братьям  по
разуму. Любое разумное существо, просмотрев эти фильмы,  должно  было,  не
раздумывая и не опасаясь подвоха, кинуться на шею землянину.
   Но что-то не спешили плутоняне кидаться на шею  братьям  по  разуму.  В
сумеречном черно-сером мире расцветал ярчайшими красками  квадрат  экрана,
беззвучно лилась симфония Земли, но она не привлекала внимания аборигенов.
Угрюмые,  мохнатые,  они  проходили  мимо,   оттаскивая   от   тау-станции
выработанные энергоблоки, ни на миг не останавливаясь, поглощенные  своими
делами. О чем они думали? И думали ли вообще?..
   Коротков поставил на треногу ящик биологического интроскопа и,  вытянув
из него трубу, навел ее на ближайшего  плутонянина.  Это  была  новинка  -
телеинтроскоп, позволявший просвечивать и делать снимки на  расстоянии  до
десяти метров. Коротков медленно поворачивал аппарат,  глядя  в  окуляр  и
удерживая проходившего аборигена в поле зрения. Так, есть еще один снимок.
На Земле, после сложной обработки, снимки станут отчетливыми и,  наверное,
дадут представление о "внутреннем устройстве"  плутонян.  Теперь  же  надо
было накопить их побольше.
   Пусть Баркли, не верящий в контакт с аборигенами, посмеивается над ним,
Коротковым. Пусть обзывает "незадачливым,  но  терпеливым  киномехаником".
Он, Коротков, и верно, терпелив, потому что не хуже самого  Баркли  знает,
как пагубно для ученого нетерпение, - вспомнить хотя бы  Лавровского.  Да,
терпения у Короткова хватит Что же до "незадачливости", то -  это  мы  еще
посмотрим, дорогой Джон. Даже если  не  удастся  установить  контакт,  он,
Коротков, привезет из экспедиции хороший материал. Разумеется, не он  один
будет  работать  над   расшифровкой   снимков,   анализировать   механизм,
позволяющий плутонянам заряжаться энергией, -  но,  будьте  уверены,  его,
Короткова, имя не затеряется на задворках науки.
   Между тем Баркли надел на  спину  ранец  с  сейсмографом  и  с  трубкой
вибратора в руке направился к  тому  месту  между  тау-станцией  и  горным
склоном, где вчера прервал обследование  тоннеля.  Он  сверился  с  картой
фотосъемки местности и медленно пошел, волоча вибратор по грунту,  посылая
ультразвуковые импульсы. Ранец был  тяжелый,  идти  было  трудно,  да  еще
приходилось  точно   выдерживать   направление   и   измерять   пройденное
расстояние. Баркли пока не знал и, более того, не очень рассчитывал на то,
что когда-нибудь  узнает,  для  чего  тут  прорыт  тоннель.  Наверное,  он
каким-то образом связан с тау-станцией, с Деревом этим самым.
   Что  до  Дерева,  то  у  Баркли  были  некоторые   соображения   насчет
цикличности его роста и разрушения. Еще старик  Моррис  говорил  когда-то:
саморазряд. Похоже, что так оно и есть - каждые пятнадцать лет  происходит
саморазряд гигантского аккумулятора, каковой  представляет  собою  Дерево.
Раз в сорок пять лет,  то  есть  в  конце  каждого  третьего  цикла,  этот
саморазряд  особенно  грандиозен,  он  сопровождается   сильным   выбросом
тау-излучения, как было в прошлый раз. Странная избыточность...
   Для чего-то  аборигенам  нужно  накапливать  энергии  больше,  чем  они
способны потребить. Сошальский и его сторонники считают, что  "жезлоносцы"
намеренно  держат  остальных  аборигенов,  основную  массу  населения,  на
голодном энергетическом пайке - чтобы только-только  хватало  для  работы,
для  беспрерывной  выделки  блоков,  -  а  излишки   накопленной   энергии
безжалостно сбрасывают в Пространство.  Не  исключено.  Но  -  слишком  уж
просто...
   Помня  о  строжайшем  запрете,  Баркли  не  прикасался  к  блокам,  но,
пользуясь  походной  аппаратурой,  рассмотрел  их  и   сфотографировал   в
рентгеновских и инфракрасных  лучах.  Он  был  хорошо  тренирован  и  умел
работать в экстремальных  условиях.  Здесь,  однако,  на  Плутоне,  Баркли
приходилось трудно, как нигде в других гиблых уголках Системы. И не только
в повышенной силе  тяжести  было  дело  -  Баркли  понимал,  что  огромное
напряжение вызвано  _враждебностью_  этой  планеты.  Враждебность  была  в
угрожающем росте Дерева. Она таилась в огоньках, перебегающих  по  горному
склону, в сутулости и узкоглазости аборигенов, в нескончаемости их работы,
в длинных прыжках "жезлоносцев".  Враждебность  была  разлита  в  угрюмом,
навеки застывшем пейзаже, не знавшем иных красок, кроме черной и серой.
   Враждебной была сама незаконность существования этой  планеты  на  краю
Системы, где полагалось бы гореть спокойным зеленоватым светом  очередному
газовому гиганту, на четыре пятых состоящему из метана и аммиака.
   Он услышал в шлемофоне голос Короткова:
   - Джон, как у вас? Морозов требует доклада.
   - Все в порядке, - сказал Баркли. - Я скоро вернусь.
   Он уже дошел до подножия хребта, на склоне которого работали аборигены.
Наверное, надо было подняться выше, чтобы  получить  данные  о  тоннеле  -
обрывается ли он тут или продолжается дальше  под  хребтом?  Но  уж  очень
устал Баркли. Он тяжко дышал, по щекам неприятно  текли  струйки  пота,  и
ноги отказывались тащить вверх отяжелевшее тело. Он с усилием поднял  руку
и взглянул на часы. Черт, время течет незаметно на  этой  клятой  планете:
оказывается, он уже пятый час бредет с сейсмографом за спиной.
   Баркли  выключил  сейсмограф   и   потащился   обратно.   Его   обогнал
"жезлоносец" - остановился  метрах  в  пяти,  как  бы  поджидая  Баркли  и
выставив, как ружье, разрядник. Венчик волос вокруг  лысой  головы  был  у
этого аборигена седой, и бурая шерсть тоже отливала сединой.
   "Что, старичок, - мысленно обратился к нему  Баркли,  замедляя  шаг,  -
бегаешь все? Зажился на свете, а? Только не надо меня пугать, я тут ничего
не трогал из вашего имущества..."
   "Старичок" ткнул палкой в сторону  Баркли.  Неприятно  выглядел  кончик
разрядника - обожженный, покрытый копотью набалдашник. Потом  "жезлоносец"
длинным прыжком отскочил, дал дорогу. "Да нет, - подумал Баркли,  медленно
волоча ноги, - с  этими  ребятишками,  по  макушку  начиненными  энергией,
столковаться невозможно".
   На юге, в двух-трех километрах,  виднелся  в  ярком  свете  прожекторов
задранный в зенит нос десантной лодки. А впереди Баркли увидел  экран,  по
которому плыли прекрасные земные пейзажи, и две фигуры в белых  скафандрах
возле него. Второй - это, конечно, Грегори. Вон его вездеход  с  массивной
решетчатой  башней-антенной.  Наверное,   он   уже   отправил   на   Землю
телерепортаж о тау-станции, успел побывать у Драммонда  и  теперь  приехал
сюда, чтобы запечатлеть Великий  Контакт.  Предполагалось,  что  вчерашний
Единственный Зритель снова придет смотреть фильмы.
   - Ну что, - спросил Баркли, подойдя к коллегам, - пустует кинозал?  Или
уже приходил тот зевака?
   - Пока не приходил, - сказал Коротков. - Вот, Грегори говорит,  сегодня
их много скопилось там, где идет разведка. Человек пятнадцать.
   - Весь совет министров, - подтвердил Грегори.
   - Должно быть, и наш зритель там бегает. Ничего, подождем. Придет.
   - Блажен, кто верует, - пробормотал Баркли. - Были сегодня нападения на
роботов?
   - Нападений не было, - сказал Грегори, - но  черт  их  знает,  что  они
замышляют.
   - Пойду отдохну немного, - сказал Баркли.
   В кабине вездехода он с жадностью выпил банку витакола  и  повалился  в
кресло. Но уже минут через десять заставил себя  подняться  и  выложил  на
столик ленты, снятые с самописцев сейсмографа. Некоторое время он работал,
отмечая на карте новые