ла Корнелия. - Я думаю, он просто  родился  таким  -
бесчувственным.
   - Нет, нет, это невозможно! - горячо возразил Алекси. - Ты  же  знаешь,
что чувства пробуждаются намного медленней разума. То есть, я имею в виду,
большие, сильные чувства. И к  сожалению,  гораздо  быстрей  увядают.  Они
пробудятся и у него, Корнелия, вот увидишь. Если разум  -  это  и  вправду
свет, он укажет ему верный путь.
   - Почему же разум, Алекси? - тихо сказала Корнелия. - Не  помню,  каким
было мое чувство и когда оно родилось во мне. Но, увидев  первый  в  своей
жизни цветок, я  уже  твердо  знала,  что  его  люблю.  И  меня  вовсе  не
интересовало, как он называется, где растет, сколько у него  тычинок.  Мне
вполне хватало того, что это цветок.
   - Не забывай, ты все-таки  женщина,  дорогая...  Вот  увидишь,  он  еще
переменится.
   - Может быть, - уныло сказала Корнелия. -  Но  все,  что  прорастает  с
трудом, обречено на малокровие и рано увядает.
   Алекси знал, что она права. Но согласиться с ней -  значило  лишить  ее
последней надежды.
   - И все-таки все зависит от почвы! - чуть не в отчаянии возразил он.  -
Только от почвы, Корнелия... На  доброй  почве  все  вырастает  высоким  и
сильным...
   Алекси даже не подозревал, насколько поможет Корнелии этот  безнадежный
разговор. Впервые за несколько месяцев в ее взгляде появился слабый  блеск
и даже, пожалуй, какая-то робкая надежда. Прошло  еще  несколько  дней,  и
Корнелия снова взялась  за  лиру,  тронула  ее  сильные,  упругие  струны,
издававшие такие нежные звуки. Услышав  их,  Алекси  понял,  что  перейден
какой-то очень важный, может быть, роковой рубеж.
   Так эта странная  семья  вновь  зажила  обычной  будничной  жизнью  без
каких-либо особых потрясений. Алекси все больше  терял  интерес  к  Несси,
пока однажды не осознал, что и сам он тоже побаивается сына -  вернее,  не
его, а ледяного взгляда и холодного равнодушия, с  какими  тот  высказывал
свои мысли и суждения. Казалось, между ними нет ничего общего, хотя они  и
были отец и сын. Несси все  больше  и  больше  читал,  причем  с  какой-то
невероятной быстротой. Порой, глядя, как мелькают под его рукой  страницы,
Алекси не без основания спрашивал себя,  думает  ли  мальчик  о  том,  что
читает. Несси проглатывал книги одну за другой, но при этом ни одна  жилка
не трепетала на его  красивом  лице,  ни  одна  самая  слабая  искорка  не
вспыхивала в глазах. Он был похож на змею,  которая  заглатывает  мышей  и
лягушек без признака жадности или удовлетворения - просто чтобы набить ими
желудок. Именно в это время встал вопрос о его образовании. Но как  отдать
его в школу, если по возрасту Несси подходил разве что для детского  сада?
Да и ученые мужи хорошо понимали, что такому мальчику  тесны  стены  любой
школы. Если так пойдет и дальше, в семь лет ему нужно будет поступать не в
начальную школу, а  прямо  в  университет.  Но  как,  на  основании  каких
документов? Кто выдаст ему аттестат? Ни заочное, ни частное обучение детей
такого возраста законом не предусматривалось.
   Доцент Колев взял на себя эстетическое воспитание  Несси,  не  смущаясь
тем, что такого предмета нет ни в одной  учебной  программе.  Видно,  тоже
решил обогатить эту священную область новыми методами, итогом  многолетних
размышлений.  И  естественно  -  создать  научный   труд,   долженствующий
взбудоражить  дремлющую  педагогическую  мысль.  Доцент  Колев   прекрасно
понимал,  что  опыт  будет  невероятно  трудным,  даже  рискованным.  Ведь
воспитать гармонически развитую личность намного  сложнее,  чем  изобрести
какую-нибудь электронную машину. И все же молодой ученый даже  представить
себе  не  мог,  какую  несокрушимую  железобетонную  стену  придется   ему
пробивать. Через несколько  месяцев  упорнейшей  работы  он  вынужден  был
признать, что к "миру прекрасного" Несси просто-напросто  не  может  иметь
другого отношения, кроме презрительного.
   Были и еще открытия,  поразившие  доцента  и  приведшие  его  в  полное
недоумение. Так, например, мальчик совершенно серьезно считал, что все,  о
чем написано в романах, имело место в действительности. Но это еще куда ни
шло. Доцент Колев  с  изумлением  обнаружил  также,  что  Несси  принимает
показываемые по телевизору художественные  фильмы  за  прямую  передачу  с
места событий. А с тем, что называется "фильмовым временем",  его  могучий
разум вообще не желал считаться. Факт, что некоторые герои старели у  него
на глазах, не производил на мальчика никакого впечатления.
   Несси был страшно удивлен, когда молодой доцент объяснил ему, в чем тут
дело. Все, что тот говорил о художественном  вымысле,  о  его  отличии  от
реальной действительности, показалось мальчику чистейшим обманом.
   - Вымысел есть вымысел! - раздраженно возражал он. - Не  может  вымысел
быть истиной. Это логический абсурд.
   - Художественный вымысел - нечто большее,  чем  обычная  реальность,  -
упорствовал доцент. - Это конденсированная истина.
   - Глупости! -  холодно  ответил  мальчик.  -  Истина  одна,  простая  и
неприкрашенная. Ваша конденсированная истина - уже не истина, а ложь.
   Но доцент Колев не хотел сдаваться. На следующий  день  он  принес  две
прекрасные цветные репродукции "Махи обнаженной" и "Махи одетой" Гойи.  На
них Несси соблаговолил взглянуть с некоторым интересом.
   - Какая из двух картин тебе больше нравится? - спросил молодой доцент.
   - Конечно, голая! - не задумываясь, ответил Несси.
   - Да, все так и говорят, - довольно кивнул доцент. - А как ты  думаешь,
почему?
   - Голая гораздо красивее.
   - Так. А что здесь красивее, рисунок или женщина?
   - Конечно, женщина.
   - Видишь ли, Несси... Маха эта умерла очень давно, она -  всего-навсего
прах, и только. Логично?
   - Вполне.
   - Значит, это картина красивая, а не женщина.
   - Не верю, - невозмутимо возразил мальчик. - Живая маха, наверное, была
еще красивее.
   - Почему ты так думаешь?
   Очень просто. Что лучше, эта репродукция или сама картина?
   - Естественно, картина.
   - Вот видите! Как может копия быть лучше оригинала?
   Доцент Колев не собирался сдаваться, но упорство  ему  не  помогло.  Он
даже  представить  себе  не  мог,  какой  ужас  последует  из  всех   этих
эстетических разговоров. На  следующий  день  Несси  подошел  к  матери  и
спокойно сказал:
   - Мама, я хочу увидеть голую женщину!
   Как ни привыкла Корнелия к неожиданным выходкам сына, в  первый  момент
она растерялась.
   - Зачем?
   - Просто так!.. Интересно.
   - К сожалению, в  моем  распоряжении  нет  голых  женщин,  -  враждебно
ответила мать.
   Но Несси совершенно не умел замечать подобных оттенков.
   - Тогда возьми меня в баню, - сказал он.
   - Детей туда не пускают.
   - А Румена вчера водили. Он мне сам сказал.
   - Румен еще маленький... Ты по сравнению с ним вон какой верзила! - уже
с трудом скрывая ненависть, ответила мать.
   Несси нахмурился.
   - Тогда я хочу видеть тебя.
   - Меня? - Корнелия задохнулась. - Я же тебе мать, скотина ты этакая!
   - Подумаешь, мать! Что из того? Ты ведь такая же женщина, как другие?
   Что-то оборвалось в душе Корнелии, кроткой, ласковой,  доброй  женщины,
которая даже к фикусу относилась с нежностью, словно к человеку. Не  помня
себя, она схватила кухонный нож и подняла его над головой.
   - Убирайся отсюда,  ничтожество!  -  в  исступлении  закричала  она.  -
Убирайся, или я тебя убью!..
   Но Несси спокойно смотрел на нее своими ясными синими  глазами.  Вид  у
него был по-прежнему  невозмутимый.  Правда,  необычное  поведение  матери
удивило его, но не настолько, чтобы заставить отступить хоть на  шаг.  Так
он никогда и не узнал, насколько, в сущности, в ту  минуту  был  близок  к
смерти.  Корнелия  отшвырнула  нож  и  как  безумная,  с  глухим  рыданием
бросилась прочь из комнаты.
   В тот вечер Алекси вернулся домой довольно поздно. Он был приглашен  на
ужин с иностранцами, куда нельзя было не пойти. Раздевшись в  темноте,  он
торопливо нырнул под одеяло.
   - Спишь, Корнелия? - спросил он тихо.
   - Не сплю, - непривычно ясным и твердым голосом ответила она.
   Алекси сразу понял - произошло что-то ужасное.
   - Что с тобой? - вскинулся он. - Что случилось?
   - Теперь я Знаю, Алекси!.. Мы родили не человека, мы  родили  чудовище!
Какого-то огромного белого ящера!
   - Ведь мы же договорились, Корнелия... - неуверенно возразил он.
   - Да, он чудовище! - продолжала она задыхаясь. - Мы  в  этом  виноваты,
Алекси, мы и должны его убить.
   - Ты с ума сошла! - Алекси мгновенно протрезвел.
   - Да, сошла!  Я  сумасшедшая,  сумасшедшая,  сумасшедшая!  -  слабеющим
голосом всхлипывала несчастная женщина.
   В ту ночь Алекси не понял, что это была правда. Через два дня  Корнелия
повесилась. Алекси был на работе, но словно  бы  почувствовал  миг,  когда
остановилось ее сердце. Казалось, какая-то тень прошла сквозь его душу. Он
испуганно поднял голову. Ничего, самый обычный день. Никого нет.  Весеннее
солнце мягким спокойным светом заливает кабинет,  за  окнами  еле  заметно
покачиваются зеленые верхушки двух тополей... Алекси вскочил и бросился из
комнаты. Потом он никогда не мог вспомнить,  как  добрался  домой.  Нервно
позвонил, но за дверью было тихо. Не было слышно  мягких,  знакомых  шагов
жены. Тревога душила его. Прежде чем найти  ключи,  он  два  раза  обшарил
карманы.
   - Корнелия! - крикнул он еще в прихожей.
   Никто не ответил. Он обошел холл, спальню, в последней надежде заглянул
в пустую неприбранную кухню. Наконец  нашел  ее  в  ванной  -  посиневшую,
застывшую, страшную. В ночной рубашке, босая, она висела на белом шелковом
шнуре от своего японского кимоно. Померкшие глаза смотрели прямо на  него.
Шея невероятно удлинилась, искривленная там, где шнур врезался в тело.
   Алекси так никогда и не узнал, сколько времени простоял  перед  трупом.
Очнулся он, лишь почувствовав, что рядом  появился  Несси.  Лицо  мальчика
странно  вытянулось  и  напряглось,  но  глаз  его  отец  не  увидел.  Это
продолжалось словно бы целую  вечность.  Наконец  Несси,  похоже,  овладел
собой, и, когда он наконец посмотрел на отца, взгляд его, как всегда,  был
пустым и спокойным.
   - Зачем она это сделала? - спросил он серьезно.
   - Не знаю, - ответил отец. - Ты видел ее утром?
   - Да.
   - Она что-нибудь говорила? Ты ничего необычного не заметил?
   - Ничего, - ответил мальчик. - Она вообще на меня не смотрит...  Я  для
нее давно уже не существую.
   Алекси с такой силой стиснул зубы, что они скрипнули.
   - Убирайся отсюда! - Голос у него был мертвый. - И знай:  ты  для  меня
отныне тоже не существуешь.
   Во врачебном заключении было сказано, что Корнелия покончила с собой  в
результате  сильной  психической  депрессии,  возможно,  в   параноическом
состоянии.




ЧАСТЬ ВТОРАЯ


1

   Не будем подробно рассказывать о жизни Несси  до  его  тринадцати  лет.
Правда, данных об этом  периоде  так  много,  что  в  них  можно  попросту
утонуть. Но это - материалы и исследования, интересные главным образом для
специалистов. Мы же, как вы, вероятно, убедились,  хоть  и  придерживаемся
фактов, частенько пытаемся разглядеть и то, что кроется за ними.  Конечно,
нас можно упрекнуть, что мы подменяем литературу  некоторыми  науками,  но
это в данном случае не самое важное. В конце концов, все мы  в  одинаковой
степени заинтересованы в том, чтобы понять  смысл  этой  странной  судьбы.
Потому что при всей  своей  необычности  она  не  более  невероятна,  чем,
скажем, телевидение каких-нибудь полсотни лет назад.
   В сущности, до десяти лет в жизни Несси  не  произошло  никаких  особых
событий  или  приключений.  Вероятно,  у  любого  мальчишки  с  его  улицы
биография  гораздо  богаче  и  интересней.  Да  и  могло  ли  быть  иначе?
Безошибочный механизм его  разума  предохранял  Несси  от  естественных  в
юности необдуманных поступков, мальчишеских ошибок, рискованных шагов,  и,
естественно, со стороны жизнь его могла показаться скучной  и  монотонной.
Но это было не совсем так. Несси никогда не скучал.  Жизнь  представлялась
ему своего рода огромной  книгой,  заполненной  формулами  и  уравнениями,
которые  он  ненасытно  решал  с  утра  до  вечера.  В   его   размеренном
существовании не было неожиданностей, для каждого икса и игрека он всегда,
рано или  поздно,  находил  точное  и  окончательное  значение.  Абсолютно
уверенный в себе, он не ведал никаких внутренних конфликтов.
   Одевался Несси очень аккуратно, хотя нельзя сказать, чтобы со вкусом. К
чести его нужно отметить, что на моду он  не  обращал  никакого  внимания.
Лохматые немытые парни в потертых залатанных джинсах и в нечищенной  обуви
вызывали у него безмерное отвращение. Он просто не понимал, как это можно,
не чувствуя постоянного зуда, носить бороду. И неужели она  не  мешает  им
спать?  Несси  ненавидел  магнитофоны,  современную  музыку,   сборища   в
квартирах - "на хатах", как выражались соседские парни и  девушки.  Он  не
курил, не прикасался к  спиртному.  Последнее  вызывало  у  него  особенно
мрачные воспоминания. Однажды он из любопытства выпил две рюмки водки,  да
еще, по чьему-то совету, залпом. Это настолько затуманило ему голову,  так
спутало ясные,  безупречно  отрегулированные  мысли,  что  Несси  попросту
испугался. "В самом деле, только законченные кретины могут так по-идиотски
разрушать самое прекрасное и ценное, что есть у человека".
   Он не бывал ни в кино, ни в театре, иногда только смотрел по телевизору
спортивные передачи, обычно по легкой атлетике.  Но  к  футболу  испытывал
глубокое  презрение.  Эта  игра  казалась  ему  безобразной  и,   главное,
противоестественной. Что путного можно сделать ногами, если  сама  природа
предназначила их для ходьбы, а не для  всякого  рода  манипуляций?  Однако
наибольшее недоумение у Несси вызывали преступления,  в  том  числе  самые
мелкие. К чему так бессмысленно рисковать, если труд - это же  очевидно  -
наиболее разумное и оправданное средство для достижения любой цели.  А  уж
убийство казалось ему совершенно необъяснимым, так же как и войны. Это  не
менее ужасно, чем посягнуть на собственную жизнь. На такое можно  решиться
лишь в полном умопомрачении, как это было, например, с его матерью.  Несси
знал, что  из  всех  развитых  животных  только  крысы  нападают  на  себе
подобных, да и то очень редко.  Что  же  заставляет  человека,  одаренного
всемогущим разумом, опускаться даже ниже, чем крысы? Неразрешимая загадка,
загадка с неопределимыми неизвестными, алогизм, свинство.
   В десять лет Несси уже был студентом и походил  на  студента.  Высокий,
стройный, с волевым и умным лицом, он просто не имел бы себе равных,  если
б не стеклянный, непроницаемый взгляд  его  лазурно-синих  глаз.  Чересчур
совершенный, он и вправду напоминал искусное  творение  человеческих  рук.
Женщины кружили вокруг него, словно  мухи,  привлеченные  не  столько  его
внешностью, сколько странной судьбой. В свою очередь Несси тоже уделял  им
довольно много времени, не  балуя  их,  впрочем,  особой  внимательностью.
Правда, отношения эти возникли довольно-таки поздно, конечно, если  учесть
специфические законы его развития. Переходный возраст он давно пережил, но
по-прежнему не расставался с книгами,  и  женщины  скорее  раздражали  его
своим  назойливым  интересом.  Физиологи  наблюдали  за   ним   молча,   с
обостренным любопытством, постепенно теряя всякую надежду. Наконец  одному
из них пришло в голову слегка  помочь  юноше.  Несси  был  просто-напросто
соблазнен, правда, без особого труда. А затем пошел по этому пути с  явным
интересом и удовольствием. Врачи и физиологи с удовлетворением записали  в
свои отчеты, что и в этом отношении их подопечный абсолютно  соответствует
норме. Эмоциональная же сторона их ни капельки не интересовала.
   Только отец Несси не разделял этого мнения. Он испытывал отвращение и к
сыну, и ко всему, что тот делал. Возможно, это был своего рода комплекс. А
может быть, связи Несси глубже, чем что-нибудь иное, противоречили  и  его
представлениям о  поведении,  морали,  характере  и  инстинктах  человека.
Вначале Алекси, казалось, не обращал никакого  внимания  на  довольно-таки
бесцеремонное поведение сына. Даже наоборот, можно было подумать,  что  он
им доволен. После смерти Корнелии все  дурное  в  Несси  вызывало  у  него
своеобразное удовлетворение, что-то вроде скрытого злорадства. Но это было
скорее защитной реакцией, чем естественным  чувством.  Алекси  отрекся  от
сына у тела жены и во имя ее памяти хотел сдержать свое слово во что бы то
ни стало.
   Со дня смерти Корнелии прошло почти семь лет.  Алекси  не  забыл  ее  и
знал, что не забудет до последнего вздоха. Больше того - горе его, хоть  и
потеряло остроту, с течением  времени  стало  еще  глубже  и  безысходной.
Впервые в жизни он до конца постиг смысл того страшного состояния, которое
люди называют душевной болью. Раньше оно казалось ему  чем-то  надуманным,
вроде самовнушения. Теперь же  Алекси  знал:  боль  эта  сильнее  тоски  и
отчаяния, бессмыслицы и безнадежности. Может  быть,  настоящим  ее  именем
была невыносимая пустота.
   С течением времени у него, разумеется, исчезло  чувство,  что  причиной
смерти жены был именно Несси. Нет, нет - болезнь таилась в ней самой,  она
и свела ее в могилу. Но сына Алекси все же сторонился. У Несси было все  -
все, кроме отцовского внимания.  Ужаснее  всего,  что  сам  он,  казалось,
находил поведение отца вполне естественным. Или, по меньшей мере, наиболее
для себя удобным. Между ними воцарился мир, как это  бывает  у  насекомых,
которые, никого не замечая и не мешая друг другу, ползут по  своим  делам.
Алекси остался совсем один в  окружающей  его  пустоте.  Даже  работа  его
больше не интересовала. Правда, по какой-то иронии  судьбы  именно  теперь
ему улыбнулась удача, не  то  что  десять  лет  назад,  когда,  охваченный
болезненной жаждой  успеха,  он  трудился  как  одержимый.  Его  назначили
заместителем директора института с весьма серьезными видами на  дальнейшее
повышение.
   Неожиданно изменившееся  поведение  сына  вывело  Алекси  из  глубокого
оцепенения. Вначале он просто не  замечал,  что  происходит  в  его  доме.
Впрочем,  ничего  особенного  и  не  происходило  -  просто  у  них  стали
появляться девушки. Правда, не одна, не  две,  а,  как  ему  вскоре  стало
казаться - легион. Какое-то время он пытался запомнить  их  лица,  одежду,
фигуры, надеясь, что девушек все-таки не слишком много. И никогда  не  мог
этого установить более или менее точно. Дело в том, что все эти особы,  на
его взгляд, походили одна на другую,  как  кирпичи  или  готовые  котлеты.
Рослые, с нахальными лицами и массивными ногами, они тяжело  топали  мимо,
не поднимая глаз, не здороваясь, не считая нужным замечать, что и он  тоже
живет в этом доме. Одевались они тоже одинаково - чаще всего на  них  были
босоножки с деревянными каблуками, куртки и безобразно широкие  брюки  или
джинсы, в которых ноги их  напоминали  туго  набитые  колбасы.  Только  по
грудям и можно было установить, что это девушки. Все эти семь  лет  Алекси
прожил как во сне и сейчас ошеломленно наблюдал,  как  странно  изменилась
жизнь. Неужели они все такие - современные девушки? Или просто такой  вкус
у  его  сына?  Второе  казалось  ему  более  верным.  Этот  тип   холодных
рациональных людей,  вероятно,  нуждается  в  особо  сильных  возбуждающих
средствах.
   Больше всего его поражало, с каким равнодушием Несен относился к  своей
сексуальной жизни. Разумеется, Алекси не мог знать,  как  тот  ведет  себя
наедине со своими дамами, но по телефону сын  разговаривал  с  ними  очень
сухо и деловито, кратко и решительно назначал  или  отменял  свидания,  не
слушая ни извинений, ни оправданий, не позволяя себе ни  одного  интимного
слова. И с тем же деловым выражением вводил их к себе в комнату, иногда по
две, а то и по три сразу. Ни