ыло 
оранжевым в отблесках догорающего костра. Он стоял на коленях.
	-  Почему... что такое, Джин? Что-нибудь случилось?
	-  Просто не надо сердиться. Я не хотел обидеть ее, но я не мог 
позволить ей смотреть, ведь так?
	-  Габи? -  Сирокко начала подниматься и увидела у него нож.
	В ее возбужденном сознании возникло несколько картин: 
обнаженный Джин, Габи лежит лицом вниз, голая и без признаков 
дыхания, у Джина эрекция. На его руках была кровь. Все ее чувства 
сосредоточились на остром лезвии. Ей казалось, что даже дыхание его 
пахнет кровью и яростью.
	-  Не сердись на меня,-  сказал он рассудительно. Я не хотел делать 
это таким образом, но ты заставила меня.
	-  Все, что я сказала...
	-  Ты сердишься,-  он вздохнул от этой несправедливости и достал 
второй нож -  Габи.-  Если ты подумаешь об этом, то должна винить 
себя. Ты что, думаешь, я сошел с ума? Ты женщина. Это мать научила 
тебя быть эгоистичной, да?
	Сирокко обдумывала, как бы безопасней ответить, но он, 
очевидно, не ждал ответа. Он отодвинулся от нее и приставил конец 
ножа ей под подбородок. Сирокко вздрогнула; Джин вдавил кончик в 
мягкое тело. Он был холоднее, чем его глаза.
	-  Я не понимаю, зачем ты делаешь это?
	Джин заколебался. Второй нож двинулся по направлению к ее 
животу. Ее взгляд остановил его. Сирокко облизнула пересохшие губы.
	-  Это справедливый вопрос. Я всегда думал об этом. Что не дано 
человеку? -  Он поискал ее взгляд, чтобы найти в нем понимание, и не 
найдя его, с обреченным видом сказал:
	-  А-а-а, зачем? Ты девушка.
	-  Попробуй,-  нож опять двинулся. Она почувствовала его на 
внутренней части бедра. По лбу у нее тек пот.-  Ты не должен делать это 
таким образом. Отложи ножи в сторону, и я дам тебе все, что хочешь.
	-  А-а-а! -  он закачал ножом из стороны в сторону, как мать, 
делающая укоряющий жесть пальцем.-  Я не глупый мужчина. Знаю я 
вас, женщин.
	-  Я клянусь. Таким образом у тебя все равно ничего не получится.
	-  Получится. Я убил Габи, и ты мне этого не забудешь. Ты знаешь, 
это не справедливо. Ты все время мучила меня. Мы всегда грубые, а вы 
всегда говорите нет,-  он презрительно усмехался, но это выражение 
опять быстро сменилось спокойствием. Насмешка нравилась Сирокко 
больше.
	-  Я просто лишнее существо. Когда вы оставили меня одного в 
темноте, я решил, что буду делать то, что мне нравиться. Я заимел 
друзей на Рее. Вы не собираетесь их сильно любить. С этого времени -  я 
капитан, так как я должен быть на первом месте. Ты будешь делать то, 
что я тебе скажу. Ну а теперь не делай глупостей.
	У Сирокко перехватило дыхание, когда острие ножа распороло ей 
штаны. Она думала, что знает, для чего он держит нож, и спрашивала 
себя, что лучше -  быть оцепеневшей и мертвой, или изувеченной и 
живой. Но когда со штанами было покончено, он больше не резал. Она 
опять сосредоточилась на ноже под подбородком.
	Он вошел в нее. Она отвернула голову, и нож последовал за ней. 
Было дьявольски больно, но это было не важно. Что имело значение, так 
это судорога, исказившая щеку Габи, ее рука, тянувшаяся в пыли к 
топорику, ее наполовину прикрытый глаз и свет в нем.
	Сирокко подняла на Джина глаза и без труда изобразила страх в 
голосе:
	-  Нет! О, пожалуйста, не надо, я не готова, ты убьешь меня!
	-  Раз я сказал, что ты готова, значит -  готова! -  он опустил голову 
и Сирокко рискнула взглянуть на Габи, которая, казалось, все поняла. Ее 
глаз закрылся.
	Все происходило как бы не с ней. Это не ее тело, подвергалось 
надругательству, только нож под ее подбородком был реальностью, пока 
он не станет уставать.
	Какова будет цена его поражения? -  спрашивала себя Сирокко. 
Правильно. Он не может ослабеть. Надо выбрать момент, когда его 
внимание будет отвлечено, но она не была уверена, что такой момент 
появится. Она начала двигаться под ним. Это было самой 
отвратительное, что она когда-либо делала.
	-  Теперь мы видим истину,-  с мечтательной улыбкой сказал 
Джин.
	-  Не говори ничего, Джин.
	-  Как хочешь. Видишь, насколько лучше, когда ты не борешься?
	Казалось ей это, или ее кожа под ножом была уже не так натянута? 
Он отодвинул нож? Она осторожно проверила свою мысль, стараясь не 
выдать себя, и убедилась, что так оно и было. Чувства ее были 
обострены до предела. Малейшее облегчение давления воспринималось 
как будто с нее снимали огромную тяжесть.
	Его глаза были совсем рядом. Закроет он их когда-нибудь?
	Он закрыл, и она слегка сдвинулась. Но Джин тут же открыл глаза 
снова.
	Проверяет, черт его побери! Но он не увидел ничего 
подозрительного. В нормальной жизни из нее была паршивая актриса, 
но нож вдохновлял ее.
	Его спина изогнулась. Глаза закрыты. Нож не чувствуется.
	Ничего хорошего не вышло.
	Она ударила его по руке и повернула голову, лезвие задело щеку. 
Сирокко нанесла рубящий удар по его горлу, намериваясь раздробить 
его, но Джин вовремя увернулся. Она извивалась, билась ногами, 
почувствовала, как лезвие ножа распороло ей плечо. Потом она 
вскочила...
	Но не побежала. Ее ноги не чувствовали земли, мучительные 
секунды она ожидала удара ножа.
	Но его не последовало, она почувствовала опору под ногами, 
оттолкнулась от земли, нанеся одновременно сильный удар ногой и 
побежала. Еще в прыжке она оглянулась через плечо и увидела, что удар 
ее оказался сильнее, чем она представляла. Он оторвал Джина от земли, 
и он только сейчас приземлился опять. Габи все еще была в воздухе. При 
низкой гравитации адреналин бешено действовал на мышцы землян.
	Она не думала, что он знает, что Габи позади него. Он никогда бы 
не бросился так безоглядно в погоню за Сирокко, если бы видел в это 
время ее лицо.
	Они разбили лагерь в центральной площади дворца, на ярусе, где 
строение никогда не разделялось. Костер был в двадцати метрах от 
первой галереи комнат. Сирокко все еще бежала с ускорением, когда 
врезалась в первую стену. Она пролетела через десяток комнат, пока не 
ухватилась за перекладину. Она перевернулась на девяносто градусов, 
встала и полетела через три потолка, пока не схватилась за следующую 
перекладину. Она слышала грохот пробиравшегося за ней Джина, не 
понимающего ее маневров. Она поставила ноги на перекладину и опять 
оттолкнулась, облако стекол поднялось вместе с ней, медленно крутясь и 
переворачиваясь словно во сне. Она прыгнула в сторону и прежде чем 
остановиться, пролетела через три стены. Она прорвалась через стены 
слева от нее, поднялась на следующий ярус, затем то вверх, то вниз 
промчалась еще два яруса.
	Она остановилась, припав к перекладине, прислушалась. Вдалеке 
слышался звон бьющегося стекла. Было темно. Сирокко была в центре 
огромного лабиринта, который бесконечно простирался во все стороны: 
вверх, вниз, вправо, влево. Она не знала, где находится, но также не 
знала, где находится он, а это ей знать очень хотелось. Треск стал 
сильнее, и Сирокко увидала Джина, поднимающегося слева от нее. Она 
пикировала вниз, в правую сторону, цепляясь за перекладины двух 
ярусов, по инерции продолжая отклоняться вправо. Она остановилась 
отдохнуть, упершись босыми ногами в другую перекладину. Вокруг нее 
медленно оседало разбитое стекло.
	Сирокко не знала бы, что Джин совсем рядом, если бы стеклянный 
дождь не выдал его. Он подбирался к ней вдоль перекладины, но он 
оказался слишком тяжелым для неразбитого стекла, которое уже и так 
выдерживало осколки, образовавшиеся после прорыва Сирокко. Оно 
разлетелось в осколки и посыпалось вниз, как хлопья снега. Сирокко 
крутанулась вокруг перекладины и оттолкнулась ногами.
	Сильно оттолкнувшись, она перевернулась и увидала с 
изумлением, что он стоит на земле, что сделал бы и она, обладай она 
этой дьявольской интуицией и пересчитанными ярусами. Она вспомнила 
ощущение, когда он стоял над ней, потом, потом увидала топорик, 
занесенный над своей головой, и потеряла сознание.


	Сирокко пришла в себя внезапно, пронзительно крича, чего с ней 
никогда раньше не случалось, Она не знала, где находится, но она опять 
находилась в брюхе зверя, и не одна. Там был и Джин, который 
спокойно объяснял, почему он намерен изнасиловать ее.
	Он насиловал ее. Она перестала кричать.
	Она была уже не в стеклянном дворце. Вокруг ее талии была 
обвязана веревка. Земля справа от нее уходила вниз. Далеко внизу было 
темное серое море Реи.
	Габи была рядом с ней. Две веревки обвивали ее талию. Одна из 
них тянулась по склону к тому же дереву, к которому была привязана и 
Сирокко. Вторая была натянута над темнотой. В высохшей крови на ее 
лице слезы промыли дорожки. За одну из веревок был заткнут нож.
	-  Это рюкзак Джина, Габи?
	-  Да. Он ему больше не понадобиться. Как ты себя чувствуешь?
	-  Мне уже лучше. Подними его, Габи.
	Габи подняла на нее глаза.
	-  Я не хочу лишаться веревки.


	Его лицо было разбито в кровь. Один глаз заплыл, второй едва 
смотрел. Нос у него был сломан и три передних зуба выбито.
	-  Он вполне этого заслуживает,-  заключила, глядя на него, 
Сирокко.
	-  Это ничто по сравнению с тем, что я намеривалась с ним 
сделать.
	-  Открой его рюкзак и перевяжи это ухо. Оно все еще кровоточит.
	Габи попыталась было возмутиться, но Сирокко остановила ее 
непреклонным взглядом:
	-  Я не собираюсь его убивать, даже не думай об этом!
	Габи разрубила ему ухо топориком. Она сделала это ненамеренно. 
Она намеривалась рассечь ему голову, но промахнулась. Джин стонал, 
пока Габи перевязывала его.
	Сирокко принялась просматривать содержимое его рюкзака, 
отбирая вещи, которые можно было использовать. Она оставила 
продукты и оружие, отбрасывая остальное в сторону.
	-  Если мы оставим его в живых, он будет преследовать нас, ты 
знаешь это.
	-  Может, я и определенно могу это предотвратить. Он должен 
отправиться через кряж.
	-  Так какого дьявола я...
	-  С парашютом. Развяжи ему ноги.
	Она приладила ему упряжь. Он опять застонал, и она отвела 
взгляд, чтобы не видеть, что делает с ним Габи.
	-  Он думал, что убил меня,-  сказала Габи, завязывая последний 
узел на повязке.-  Он так считал, но я успела повернуть голову.
	-  Как рана?
	-  Не очень глубокая, но крови было дьявольски много. Я была 
оглушена, и мое счастье, что я была так слаба, что была не в состоянии 
двигаться после того как он... после...
	У нее потекло из носа, и она вытерла его тыльной стороной руки.
	-  Очень скоро я потеряла сознание. Следующее, что я увидела -  
это то, как он изгибался над тобой.
	-  Я рада, что ты вовремя пришла в себя. Спасибо, что еще раз 
спасла мне жизнь.
	Габи уныло посмотрела на нее, и Сирокко тут же пожалела, что не 
нашла других слов, чтобы выразить свои чувства. Габи, казалось, 
чувствовала личную ответственность за то, что произошло.-  Это было 
нелегко,-  подумала Сирокко,-  спокойно лежать в то время, когда 
насилуют любимого тобой человека.
	-  Почему ты оставляешь ему жизнь?
	Сирокко посмотрела на Джина, и ее охватила внезапная ярость, 
она с трудом подавила ее, снова взяла себя в руки.
	-  Я... ты ведь знаешь, он никогда раньше не был таким.
	-  Я не знаю этого. Он всегда внутренне оставался отвратительным 
животным, иначе как он мог сделать такое?!
	-  Мы все отвратительные животные, но мы сдерживаем себя, а он 
больше не смог. Он разговаривал со мной, как маленький мальчик, 
которому больно -  не зло, а именно как больной человек, потому что он 
не собирался этого делать. Что-то случилось с ним после катастрофы, 
также, как что-то случилась и со мной. И с тобой.
	-  Но мы не пытались никого убить. Послушай, пусть отправляется 
вниз с парашютом. Ладно. Но я думаю, что он должен оставить здесь 
свои яйца.
	Она покачала в руке нож, но Сирокко покачала головой.
	-  Нет. Я никогда особенно не любила его, но мы вместе работали. 
Он был хорошим членом команды, а сейчас он душевнобольной, и...
	Она отела сказать, что в этом есть и часть ее вины, что Джин 
никогда бы не стал душевнобольным, если бы она соблюдала на корабле 
спокойствие, но она не смогла сказать это...
	-  Я даю ему шанс ради того, которым он был. Он сказал, что у 
него внизу есть друзья. Может быть, он просто бредил, а может быть, 
они и в самом деле есть у него на Гее. Освободи ее руки.
	Габи выполнила ее приказание. Сирокко скрипнула зубами и 
толкнула Джина ногой. Он начал скользить и, казалось, не понимал, что 
происходит. Он закричал, когда позади него растянулся парашют, затем 
исчез за изгибом каната.
	Они так и не увидели, раскрылся ли парашют. Две женщины долго 
сидели молча. Сирокко боялась что-нибудь произнести. Она могла бы 
разрыдаться и не смогла бы остановиться, а сейчас этому было не время. 
Надо было заняться ранами и закончить путешествие.
	Голова Габи была в относительном порядке. Не помешало бы 
наложить швы, но все, чем они располагали, это был дезинфицирующий 
раствор и перевязочный материал. На лбу у нее останется шрам.
	То же самое будет и у Сирокко от удара об стеклянный пол дворца. 
Останется шрам и под подбородком, который протянется до левого уха и 
также поперек спины... Но ни один из порезов не был достаточно 
серьезным.
	Они позаботились друг о друге, взгромоздили на спины рюкзаки и 
Сирокко посмотрела на вытянутый вверх канат, по которому им еще 
предстояло карабкаться, прежде чем они достигнут спицы.
	-  Я думаю, что нам следует вернуться во дворец и отдохнуть, 
прежде чем опять приступить к восхождению,-  сказала она.-  Пару дней, 
чтобы восстановить силы.
	Габи тоже посмотрела вверх.
	-  О, конечно. Но следующая часть пути должна быть легче. 
Спустись сюда, я нашла лестницу.


Глава 20

	Лестница выходила из кучи песка у самой верхней границы 
стеклянного замка и стрелой тянулась вверх, пока не исчезала из вида. 
Каждая ступенька была шириной в полтора метра и пятьдесят 
сантиметров в высоту, казалось, она была вырезана на передней части 
каната.
	Пройдя немного по лестнице, Сирокко и Габи начали понимать, 
что, по всей видимости, лестница принесла им мало чего хорошего. Она 
изгибалась на юг, ступени становились реже. Скоро они станут 
непроходимыми.
	Но ступени оставались на одном уровне. Вскоре они вышли на 
выступ в виде террасы, с одной стороны которого поднималась огромная 
стена, а с другой был отвесный обрыв. Не было никаких перил, вообще 
никакой защиты. Они прижались поближе к стене и трепетали при 
каждом порыве ветра.
	Затем выступ начал превращаться в тоннель.
	Это происходило постепенно. Справа все еще было открытое 
пространство, но стена начала изгибаться над их головами. Под канат, 
извиваясь, тянулась тропа.
	Сирокко пыталась представить себе, как это должно быть: все 
время подъем, но винтообразный, вокруг наружной части каната.
	После очередных двух тысяч шагов они оказались в кромешной 
тьме.
	-  Лестница,-  бормотала Габи.-  Они построили это сооружение и 
приставили лестницу.
	Они остановились, чтобы достать свои лампы. Габи наполнила 
свою и подрезала фитиль. Время от времени они будут зажигать их. Габи 
и Сирокко надеялись, что у них хватит масла, пока они отсюда 
выберутся.
	-  Наверное, это были здоровые ребята,-  предположила Сирокко.
	Она чиркнула спичкой и поднесла ее к фитилю.-  Наиболее 
вероятно, что произошло что-то непредвиденное, что они потеряли силу.
	-  Да, и я рада, что они здесь,-  согласилась с ней Габи.
	-  Наверное они были здесь все время, но ниже все покрыто землей, 
это значит, что здесь долго никого не было. И выросшие деревья должно 
быть претерпели мутацию.
	Габи подняла лампу и посмотрела сначала вперед, затем назад, где 
еще был виден клин света. Глаза ее сузились.
	-  Смотри, похоже, что мы движемся под углом. Лестница 
изгибается вдоль наружной части, затем прорезается налево и входит в 
тоннель.
	Сирокко задумалась и пришла к выводу, что Габи права.
	-  Похоже, что мы можем оказаться в самом центре.
	-  О, да? Помнишь место ветров? Весь ветер проходит где-нибудь 
здесь.
	-  Если бы этот тоннель вел к этому месту, то мы бы уже об этом 
знали. Нас бы уже выдуло.
	Габи посмотрела на уходящую в высоту лестницу, на которую 
падали блики от горевшей лампы, потом принюхалась.
	-  Здесь довольно таки тепло. Интересно, не станет ли жарче?
	-  Нет иного пути узнать это, как только идти вперед.
	-  Угу...- Габи покачнулась и лампа чуть не выпала у нее из рук.
	-  С тобой все в порядке? -  спросила Сирокко, положив ей на плечо 
руку.
	-  Да, я... нет, черт побери! Нет.-  Она прислонилась спиной к 
теплой стене тоннеля.-  У меня кружится голова и подгибаются колени. 
Она вытянула вперед свободную руку и посмотрела на нее; рука слегка 
дрожала.
	-  Наверное, одного дня отдыха было недостаточно.-  Сирокко 
внимательно посмотрела на Габи, оглядела коридор тоннеля и 
нахмурилась: -  Я надеялась до отдыха выйти на другую сторону и 
вернуться на вершину каната.
	-  Я смогу.
	-  Нет,-  решила Сирокко,-  я сама не очень хорошо себя чувствую. 
Вопрос состоит в том, делать ли нам привал здесь, в коридоре, где так 
жарко, или выйти наружу?
	Габи оглянулась на длинный спуск позади них.
	-  Я не против немного попотеть.
	Хотя было невыносимо жарко, надо было подумать о костре. Они 
не дебатировали этот вопрос. Сирокко достала из рюкзака Джина 
небольшие веточки и мох и принялась разводить костер. Вскоре, 
потрескивая, разгорелось небольшое пламя. Она изредка подбрасывала 
туда небольшие веточки, разбивая убогий лагерь. Они разостлали 
подстилки, вынули миски и ножи, продукты для ужина.
	Хорошая команда,-  подумала Сирокко, сгорбившись наблюдая 
как Габи нарезает кубиками овощи в оставшееся со вчерашнего дня 
кипящее жаркое. Руки у Габи были маленькие и проворные, под ногти 
набилась коричневая грязь. Они больше не могли тратить воду для 
мытья.
	Габи вытерла тыльной стороной ладони лоб и посмотрела на 
Сирокко. Она неуверенно улыбнулась. Когда Сирокко улыбнулась ей в 
ответ, улыбка Габи стала шире. Один глаз у нее почти полностью 
закрывала повязка. Она опустила в похлебку ложку и громко сербнула.
	-  Эту редиску лучше хрумкать сырой,-  сказала она.-  Давай твою 
тарелку.
	Она щедро налила добавку и они опершись спинами друг о друга 
ели.
	Было очень вкусно. Слушая потрескивание костра и стук ложек о 
деревянные тарелки, Сирокко была рада расслабиться и ни о чем не 
думать.
	-  У тебя нету соли?
	Сирокко порылась в рюкзаке и нашла мешочек с солью, а кроме 
того, две завернутые в листья забытые конфеты. Она протянула одну 
Габи и рассмеялась, увидев, как загорелись у той глаза. Она отставила 
свою тарелку и развернула конфету, засахаренную фрукту, поднесла ее к 
носу и понюхала. Она пахла слишком хорошо, чтобы так сразу съесть ее. 
Она раскусила ее пополам и рот наполнился ароматом абрикос и 
сладкого крема.
	Габи была просто на грани истерики, видя как наслаждается 
Сирокко.
	Сирокко съела вторую половинку, затем стала бросать жадные 
взгляды на конфету Габи, которую та положила рядом с собой. Габи изо 
всех сил старалась не рассмеяться.
	-  Если ты собираешься оставить это на завтрак, то тебе придется 
не спать всю ночь.
	-  О, не беспокойся. У меня просто достаточно манер, чтобы знать, 
что десерт надо есть ~после~ обеда.
	Минут пять она разворачивала конфету, затем еще минут пять 
изучала ее, не обращая внимания на ужимки Сирокко. Сирокко походила 
на кокер-спаниэля за обеденным столом и на бездомную женщину перед 
витриной кондитерской лавки, у нее перехватило дыхание, когда Габи 
наконец положила конфету в рот.
	Они смеялись до колик в животе. Габи, очевидно, была на седьмом 
небе от счастья, от оказанного ей внимания; лицо ее пылало от смеха и 
возбуждения, глаза искрились.
	-  Почему она не могла просто расслабиться и наслаждаться?
	Мысли Сирокко, видно, отразились на ее лице, потому что Габи 
моментально посерьезнела. Она коснулась руки Сирокко и 
вопросительно на нее посмотрела, затем медленно покачала головой. 
Никто из них не решился заговорить, но Габи своим видом говорила 
кра