е и лишь однажды упрекнул ее в слабости,  в  следствии
которой она, по его мнению, и поддалась давлению родни, считающей их связь
порочной и неестественной. "Но может ли быть любовь порочной?" - обращался
он к суду, и последний,  не  привыкший  к  подобной  лирике  на  процессе,
размякал и даже шмыгал носами. Что и  говорить,  даже  я,  при  всей  моей
антипатии к Мережко на этот его риторический вопрос склонна была ответить:
"Нет, не может"; иначе, кем я должна считать себя?
     Наташа не отрицала, что  изредка  подсудимый  делал  ей  дорогие  (по
масштабу школьницы) подарки, часто дарил цветы,  пару  раз  выручал  ее  в
каких-то сложных школьных ситуациях,  фотографировал  (он  ведет  школьный
фотокружок) и дарил потом отличные снимки; короче, был  как  будто  бы  не
безразличен...
     Но я не верила! Я видела, он  -  безжалостный  мерзкий  паук,  она  -
перепуганная  измученная  колибри.  (Бумага  простит  мне  такие  слащавые
обороты.) Ну, а  подарки...  Не  исключено,  что  Мережко  предвидел,  что
когда-нибудь ему, возможно, придется нести ответ, и подарки будут для него
чем-то вроде алиби.
     Каждый день  после  судебного  заседания  мы  до  хрипоты  спорили  с
Виктором о том, кто же все-таки в этом деле прав, а кто - виноват, и какой
участи достоин учитель Мережко; кто он - старый развратник и насильник или
обманутый влюбленный человек, чье чувство тем более достойно уважения, что
рождено оно в сердце далеко не юношеском. В качестве последнего  аргумента
я заявляла: "Но ты ведь сам помнишь, что я  говорила  тебе  до  суда:  "Ты
должен его защитить", а теперь, когда я посмотрела на них своими  глазами,
я уверена, что жертва - не он, а она". На это Виктор отвечал: "То  что  ты
изменила  свое  мнение  -  довод  слабый.  Естественно,  шестнадцатилетней
смазливой девочке легче выглядеть невинной  жертвой,  чем  лысому  учителю
химии. Но это - обманчивость внешности..."
     И все-таки он колебался и сам.  Колебался  до  самого  конца.  Мы  не
поссорились бы с ним, если бы я знала, что он твердо уверен в невиновности
своего подзащитного. Но я  знала,  что  это  вовсе  не  так,  потому-то  и
обозлилась, когда, явно (для меня - явно) лицемеря, он  в  последний  день
выступил перед судом с великолепной  "от  и  до"  выверенной  и  страстной
речью. Он говорил  о  поздней,  но  искренней  любви,  о  легкомысленности
юности, о ханжестве семейного круга, и выходило, что Мережко не только  ни
в чем не виноват, но как раз он-то и обманут жестоко в своих самых  лучших
чувствах. И  звучало  это  очень,  очень  убедительно.  "Изнасилование?  -
спрашивал он сам себя и тут же отвечал, - а как же тогда фотографии?.. Или
приводил какую-нибудь интимнейшую мелочь из их истории, способную  умилить
кого угодно. Но самым гадким было то, что почти все мелочи эти он брал  из
НАШЕЙ истории...
     - Как ты посмел? - я  накинулась  на  него,  когда  суд  удалился  на
совещание.
     - Это мой профессиональный долг, - огрызнулся он.
     - Защищать подлеца?
     - Я вовсе не уверен в последнем.
     - Но ведь ты не уверен и в обратном!
     - Это не освобождает меня от выполнения своего долга.
     - Но средства?! Что, все средства хороши?
     - Да.
     - В том числе и предательство?
     - О чем ты?
     - Ты меня предал, понимаешь? - объяснила я, еле сдерживаясь от  того,
чтобы не разрыдаться. - И не звони  мне,  понял?  Пока.  -  И  вылетела  в
коридор.
     Я живу без него вот уже четвертый день.
     А сегодня в трамвае мне попался билетик - тринадцать-тринадцать. И  я
не знаю - то ли он счастливый, то ли наоборот - очень несчастный.



                            ИЗ ДНЕВНИКА ЛЕТОВА

     Я уже записывал рассказ Годи о трехполой расе. Сегодня днем, приняв и
проводив  четверых  посетителей,  он  попросил  меня  объяснить  остальным
ожидающим, что до завтра приема не будет, и уже через полчаса мы сидели  в
креслах у камина, и Годи, вороша прутом угли за решеткой, начал сам:
     -  Да,  Андрей.   При   всем   многообразии,   при   всей   кажущейся
исключительности, в основе своей человеческие судьбы  удивительно  похожи.
Одни  и  те  же  ситуации,  словно  одни  и  те  же  цветные  стеклышки  в
калейдоскопе, складываются в узоры,  кажущиеся  непритязательному  взгляду
неповторимыми в своем роде. Но - лишь НЕПРИТЯЗАТЕЛЬНОМУ взгляду...
     - Они действительно неповторимы, - возразил я, -  любое  разнообразие
изначально основывается на однообразии. В конце концов, весь  мир  состоит
из одних и тех же элементарных частиц...
     - Да я, в общем-то, не против, - согласился он, - я о другом. О  том,
что жизни и судьбы, в сущности, повторяют друг друга...
     - Известно, что все грандиозное здание  мировой  литературы  зиждется
всего лишь на двенадцати "блуждающих сюжетах"...
     -  Если  вы,  любезнейший,  не  прекратите,  пытаясь  блеснуть  своей
эрудицией, перебивать меня, -  сказал  Годи  твердо  и  притворно  шутливо
(притворно оттого, что, несмотря  на  уйму  прочитанного,  Годи  оставался
великим специалистом лишь в  магии  и  ей  подобном,  технические  же  его
познания  не  превышали  когда-то  пройденный  институтский  курс,   а   в
гуманитарном плане (искусство,  философия,  литература)  он  был  и  вовсе
полным профаном, но ненавидел признавать это), - я тотчас же  науськаю  на
вас Джино.
     Упомянутое перепончатокрылое висевшее в данный момент  вниз  головой,
уцепившись коготками за люстру, чуть позади и справа от меня,  бросило  на
меня мимолетный, но пронзительный взгляд и издало сосуще-хлюпающий звук.
     Я   предпочел   промолчать,   а   Годи,   выждав   долгую   паузу   и
удостоверившись, что я готов слушать не  перебивая,  объяснил  собственное
раздражение по-своему:
     - Признаться, я никак не  мог  четко  сформулировать  мысль,  которую
собирался высказать, топтался вокруг да  около,  а  вы  еще  сбивали  меня
своими нелепыми замечаниями. Я просто хотел сказать, что все  человеческие
драмы проистекают от желания каждого жить в комфорте - как физическом, так
и моральном.
     Я было уже открыл рот,  чтобы  напомнить  ему  формулу  Ницше  "миром
правят голод, любовь и страх смерти", но, глянув  на  Джино,  удержался  и
промолчал. А Годи,  до  конца  переждав  смену  выражений  на  моем  лице,
удовлетворенно  кивнул  и  продолжал:  -  Причем   наибольшее   количество
сочетаний, или, как вы выразились, "сюжетов", порождает именно  любовь.  -
(Выходит, он не просто наблюдал за моим лицом.)
     Я знал, как долго подбирается он к сути и,  почувствовав,  что  после
всей этой болтовни он собирается рассказать  что-то  интересное,  набрался
терпения.
     - Так вот, - сказал он, -  там,  где  у  нас  -  существ  двуполых  -
любовный   треугольник,   у   существ   трехполых   возникают    различные
многоугольники - (Помню,  он  уже  говорил  это.)  -  На  днях  мне  вновь
случилось побывать на третьей WDL-302, где обитают именно такие существа и
познакомиться с изумительным поэтическим произведением. Его-то  и  хочу  я
вам поведать.
     И он поведал. К сожалению, рассказ его длился так долго и звучал  так
захватывающе, что я почти ничего не запомнил и не смог  бы  воспроизвести.
Но под конец я попросил его продиктовать мне хотя бы  название  и  записал
его. Вот оно.
     "Романтическая баллада о страстной любви небогатого А-полого существа
Соин к В-полому существу Мерже, имеющему знатных зажиточных родителей и  к
неизвестному ему С-полому существу, прелестный красочный портрет коего оно
выменяло на рынке за связку цаевых плодов; в то время, как  Мерже  так  же
было влюблено в то же С-полое, ибо на портрете было изображено Дезу - дитя
городских правителей, с коими родители Мерже были изрядно дружны. Дезу  же
страстно любило других А- и В-полых, а о Соин,  которое  является  главным
персонажем сей баллады, о его существовании и любовях ни  Дезу,  ни  Мерже
даже не догадывались, что и  привело  к  гибели  всех  троих,  послужившей
горьким назиданием прочим юным А-, В- и С-полым".
     Впрочем, основной интерес  в  рассказе  вызывали  не  столько  нежные
чувства его героев, сколько захватывающие  приключения.  Что  же  касается
чувств, то вряд ли их сумеет искренне разделить двуполый.  Посудите  сами,
проявила бы интерес к чтению "Тристана и Изольды" или "Ромео и Джульетты",
размножающаяся делением разумная амеба, существуй такая на свете? (Кстати,
она существует.)



                         ДНЕВНИК ВИКИ. 30 ОКТЯБРЯ

     Пришла домой с занятий, а мама с радостным  интересом  сообщила  мне:
"Тебе кто-то  звонил";  ясно,  что  мужчина,  иначе  с  чего  бы  она  так
разволновалась. У меня замерло сердце.  Он.  Спрашиваю:  "Кто?"  "Какой-то
мальчик. По-моему, довольно взрослый". Бедная мама довольна: наконец-то  у
ее скромной дочки появился "ухажер"... "И что сказал?" "Что позвонит еще".
И вот теперь я стараюсь поменьше выходить из дома,  только  за  молоком  в
магазин сбегала и все. И от безделья сделала вот эту бессмысленную запись;
тоже мне, событие - позвонил!..
     ...А сейчас я уже лежу в постели и записываю то, что произошло потом.
Он и правда позвонил снова и сказал, что  хочет  встретиться  со  мной.  Я
спросила: "А это нужно?", он ответил: "Да. Очень". "Ну ладно,  сказала  я,
стараясь, чтобы мой голос звучал  безразлично,  и  нетерпение  и  радость,
которые я испытывала, не окрасили его, - где и когда?" "Так, - сказал  он,
- сейчас - половина седьмого; можешь через час быть около "Спутника"? (Это
- кинотеатр, недалеко от моего дома.) Я ответила, что буду.
     Немного опоздала, но он не упрекнул меня. Вел себя как ни  в  чем  ни
бывало. Заявил:
     - Мы идем на "Тутси".
     - Разве мы помирились?
     - Да. Ты была права. Извини меня. Я и с самого начала это понимал, но
не знал как поступить. И мне оставалось только одно - делать свою  работу.
А ты мне, извини, все капала  и  капала  на  мозги,  а  предложить  что-то
конструктивное - тоже не могла.  Вот  я  и  злился.  Но  теперь-то  я  все
придумал. После кино расскажу. Давай, бегом, я уже билеты взял, опоздаем.
     У меня отлегло от сердца. Принципы  -  принципами,  а  все-таки  наша
ссора угнетала меня больше, чем... как  бы  это  лучше  выразиться?..  чем
причина этой ссоры... нет, чем его лицемерие - вот так будет точнее. Да  -
его лицемерие на суде. Все-таки это я еще могу пережить, а вот совсем  без
него... Ну ладно.
     Мы нахохотались вволю. Хоффман - это класс! Кстати, Инка от него  без
ума. Была, во всяком случае, пока ее вконец не  подкосила  влюбленность  в
Вадика. С ней, правда, мы в  последнее  время  общаемся  совсем  мало.  Ей
просто не до меня. А мне не до нее. Но это, вообще-то, не имеет  значения.
Я уже поняла, что, наверное, подруг у меня не  будет.  Не  умею  я  любить
сразу нескольких человек.
     Ну вот. А когда мы вышли из кино, он и перешел "к сути вопроса":
     -  Короче,  можешь  считать  меня  придурком,  но  я  решил  провести
следствие.
     - Как ты это себе представляешь? Если,  конечно,  у  Мережко  это  не
первый случай, тогда еще можно какие-нибудь концы найти. А если -  первый?
Как ты сейчас-то проверишь, принуждал он ее или не принуждал?..
     - Правильно. Потому-то я и пойду к  одному  человеку.  Он  все  точно
скажет.
     - Он что - Бог?
     - Почти. Он - экстрасенс.
     - Ой, не верю я в эти дела.
     - Да я и сам не верю. Но несколько моих клиентов обращались  к  нему,
чтобы выяснить те или иные подробности,  которые  просто  невозможно  было
выяснить. И он им помог. А потом убеждались: все  точно.  Правда,  это  не
бесплатно.
     - Дорого?
     - Дорого.
     - А не жалко денег? А ведь может  случится,  он  подтвердит,  что  ты
помог оправдать преступника. То есть, ты же  деньги  заплатишь,  и  ты  же
будешь виноват.
     - Все это так. Но, думаю, я сумею  остаться  в  выигрыше.  Главное  -
знать правду.
     - И как ты представляешь себе этот выигрыш?
     - Престиж. Такими делами как это адвокаты и делают себе имя.
     - Ну и когда ты идешь? - спросила я (мы к этому моменту разговора уже
поравнялись с моим домом).
     - Завтра. Пойдешь со мной? - Он глянул на меня испытующе. А потом уже
попросил: - Пойдем. Интересно, наверное, будет...
     Ну и я, конечно, согласилась



                            ИЗ ДНЕВНИКА ЛЕТОВА

     Этим вечером мы втроем сидели у камина и отдыхали. Годи  в  халате  с
блуждающей на  лице  иронической  усмешкой  читал  "Отдельную  реальность"
Карлоса Кастанеды и попивал кофе, держа чашку в забинтованной  левой  руке
(кормил Джино); Джино висел над хозяином, зацепившись лапками  за  рукоять
каминной заслонки, и то сыто жмурился, то вдруг неожиданно голодно  зыркал
в мою сторону; а я курил и проглядывал свои записи, поправляя неточности и
стилистические погрешности.
     Годи отвлекся:
     - Этот его Дон Хуан - форменный болван, вы не находите?
     Годи отлично  знает,  что  Кастанеду  я  не  читал  (а  точнее  -  до
сегодняшнего вечера даже и не ведал  о  существовании  такового),  но  его
особенно  радует  возможность  хотя  бы  иногда   подчеркнуть,   что   мое
филологическое образование для него - пустой звук. Не дождавшись  от  меня
ответа, он продолжил:
     - По его мнению,  стоит  подвергнуть  себя  воздействию  психотропных
галлюциногенных веществ, к примеру - сока кактуса пейота (индейцы  племени
яки называют его "мескалито"), и вы  оказываетесь  в  некоем  параллельном
пространстве; а ваши галлюцинации - суть явь. Как вам это нравится?
     - А не вы ли рассказывали мне о параллельных  мирах?  Я  знаю  одного
человека, который уверяет, что владеет и научными данными  подтверждающими
их  существование  [по-видимому,  Андрей  имеет   в   виду   меня   (прим.
составителя)].
     - О да, они, естественно, существуют. Но число их  все  же  не  может
подчиняться прихоти наркоманов. Ведь миры, в которые они попадают, никогда
не повторяются. Представьте, если бы все жители Земли  испробовали  бы  на
себе мескалито. А если бы они  повторяли  эту  процедуру  ежедневно?  Миры
множились бы с астрономической скоростью. В конце-концов, не мешает  порою
вспомнить   афоризм   старика-Эйнштейна:   "Господь   хитроумен,   но   не
злонамерен". Вряд ли он стал бы создавать ежедневно  по  миру  на  каждого
несчастного.
     Но не успел  я  что-либо  возразить  (а  логика  его  мне  показалась
сомнительной), как Годи неожиданно вскочил с кресла:
     - Так. Мне нужно срочно переодеться. Сейчас у  нас  будут  интересные
гости. Пожалуйста, встретьте их.
     Через несколько минут в дверь действительно  позвонили.  Я  провел  в
гостиную посетителей -  мужчину  моего,  примерно,  возраста  и  его  юную
спутницу. Они настороженно осматривались, а при виде Джино  глаза  девушки
округлились от удивления. Очень красивые глаза.
     Годи вошел в гостиную. Не для каждого вновь  прибывшего  надевает  он
этот свой роскошный восточный халат.
     - Чем могу служить?
     Молодой человек  поднялся  с  дивана,  на  который  я  их  усадил  и,
назвавшись Виктором, поведал свою историю, суть которой состоит в том, что
он - адвокат и на днях выиграл сложное дело, а вот теперь подозревает, что
помог оправдаться преступнику и негодяю.
     Годи  внимательно  выслушал  его,  затем  попросил  извинения  и   на
пять-шесть минут удалился в лабораторию.
     Терпеть не могу, когда,  видя  на  телеэкране,  например,  эстрадного
певца в сопровождении молоденькой девушки, обыватель начинает гадать, спит
ли он с ней; или даже более того -  не  имея  на  то  никаких  объективных
данных, кроме собственной похоти, с пеной у  рта  готов  доказывать,  что,
мол, обязательно спит. Но, глядя на  Виктора  и  его  девушку,  я  не  мог
отделаться от назойливого интереса в этом роде.  Извиняет  меня,  пожалуй,
лишь то, что девушка мне очень понравилась, и мне захотелось познакомиться
с ней поближе. Но стоило ли?
     Они же почти не обращали на меня внимания, и  я  услышал  отрывок  их
разговора - несколько, произнесенных вполголоса, фраз (они ведь понятия не
имели, что слышимое присутствующим тут Джино, может быть услышано и Годи).
     - Чувствую отчетливый запах шарлатанства, - заявил мужчина.
     - Может, смоемся, пока не поздно? - предложила девушка.
     - Да ладно. Послушаем, что скажет.
     - А платить?
     - Сначала послушаем, а там посмотрим, стоит или нет.
     - И если не стоит, ты так и скажешь: "Извините, но мы вам не верим"?
     - Там посмотрим. Вообще-то мне говорили, что сам он...
     Он не договорил (догадываюсь, он хотел сказать о том, что сам Годи не
называет цену и не настаивает на оплате; однако, это -  заблуждение),  так
как хозяин вновь вышел к ним. Я  сразу  заметил  перемену  в  нем.  Прошло
каких-то несколько минут, а он словно бы осунулся и даже постарел. Исчезла
его вечная манежная улыбочка.
     - Итак, сударь, - начал он, - предвижу, что вы не послушаетесь  моего
совета. И все же советую, очень советую вам выбросить из головы  все,  что
связано с вашим давешним подзащитным. Будущее вероятностно,  и  вы  имеете
реальный шанс уйти от крупных неприятностей...
     Мужчина и девушка еле заметно переглянулись. Но Годи  заметил  это  и
отреагировал:
     - Я не собираюсь уклоняться от ответа. Более того, я не возьму с  вас
денег, даже если вы попытаетесь всучить их силой.
     Я был поражен: всегда  считал,  что  Годи  и  бескорыстие  -  понятия
несовместные. Услышав последнюю его  фразу,  мужчина  сделал  протестующий
жест рукой, но Павел Игнатьевич остановил его, говоря:
     - Не надо. Это не благотворительность. У меня есть целый ряд  причин.
Во-первых, вы не преследуете личных корыстных интересов; во-вторых, ничего
хорошего вам мои сведения не сулят и, в-третьих, этот ваш визит ко  мне  -
не последний.
     Ох  уж  эти  его  пространные  вступления.  Я-то  к  ним  привык,   у
посетителей же лица становились все более  и  более  недоверчивыми.  Но  я
видел, что он не блефует, а напротив, чем-то серьезно взволнован.  Мужчина
вновь попытался что-то сказать, но Годи опять остановил его взмахом руки.
     - Ладно, к делу. Хочу дать вам время подумать, и потому  не  объясняю
вам всего, открою лишь одно ключевое слово: "фотолаборатория". И  еще.  Не
ввязывайте в это хотя бы девушку.
     Провожая гостей к выходу, я, схитрив, заявил им, что  мне  необходимо
занести в картотеку  (мифическую,  естественно)  их  координаты.  Они,  не
колеблясь продиктовали свои адреса и телефоны. То, что говорил мужчина  я,
конечно же, пропустил мимо ушей, только делая вид, что записываю, адрес же
и телефон девушки занес  себе  в  записную  книжку.  Когда  я  вернулся  в
комнату, Годи сказал мне, иронически улыбаясь:
     - Да не бойтесь, не бойтесь вы. В этот раз ничего с  вашей  Викой  не
случится.
     Проклятый телепат.



                         ДНЕВНИК ВИКИ. 2 НОЯБРЯ

     Меня до сих пор  трясет,  хотя  все  уже  и  позади.  Великий  маг  и
волшебник, к которому привел меня Виктор, вел себя довольно  странно,  все
ходил вокруг да около, а под конец, не взяв денег, назвал "ключевое",  как
он выразился, слово - "фотолаборатория". Ни мне, ни Виктору оно ничего  не
говорило, и ушли мы с ощущением, что нас просто одурачили. И только, когда
мы уже прощались с ним возле моего подъезда, до меня вдруг дошло:
     - Подожди-ка, - воскликнула  я,  -  а  ведь  Мережко  ведет  школьный
фотокружок!
     По тому, как отреагировал Виктор, мне стало ясно, что об  этой  связи
он догадался  еще  раньше  меня,  но  специально  ничего  мне  не  говорил
(послушался совета "не вмешивать девушку").
     - Вот что, Вика, - начал он, - давай договоримся...
     - Ну уж нет! - перебила я его, - с какой  это  стати?!  Мало  ли  что
сказал этот тип. Тоже мне "Годи  Великий  и  Ужасный".  Почему  мы  должны
верить ему? И вообще, ты мной командовать никакого права не имеешь.
     - Насчет того, почему мы должны ему верить. М