подмосковном  селе  Косицине,  испокон
века в котором жили невесть откуда взявшиеся  тут  молдаване.  (Факт,  что
обладатель аристократических манер и чуть ли не дворянского лоска (хоть то
и другое и кажется несколько наигранным) Годи - родился в деревне,  сперва
несказанно поразил  меня.  Но  позднее  я  понял  в  чем  дело:  мать  его
происходила  из  древнего  молдавского  княжеского  рода.  Хоть  жизнь   и
поставила ее на самую  нижнюю  социальную  ступеньку,  а  отсутствие  мужа
вынудило выполнять  самую  тяжелую  работу,  все  же  она  нет-нет,  да  и
напоминала сыну о его исключительной родословной.)
     Но куда же делся его отец? Кем  он  был?  Вопрос  этот  мучил  его  с
детства,  но  единственный  ответ  который  он  находил  был  слишком   уж
несуразным:
     - Марсианин твой отец, Паша, - отвечала ему мать, когда  приходил  он
со двора до слез задразненный соседской шпаной. И  для  убедительности  по
слогам произносила: И-но-пла-не-тя-нин.
     -  Знаем  мы  этих  "интиплитян"-то,  -  хмыкал,  подслушивающий,  по
обыкновению, соседский дед Ион. - Интиплитяне-то те  в  аккурат  семь  лет
назад тута телятник ставили...
     И если мать в это время стряпала пельмени, то била она деда  скалкой,
если стирала - чехвостила его мокрой тряпкой. Но  особенно  нехорошо  было
Иону, если в это время увесистой кленовой толкушкой она толкла картошку.
     ...Повзрослев немного, Паша понял, что легенду эту  мать  не  столько
для него, сколько для себя выдумала. Наверное, для того, чтобы хоть как-то
оправдаться за свое падение "из князей в грязь". А он, хоть и жалел ее,  а
все же, случалось, не сдержавшись, обрывал ее Ионовыми словами  (дед-то  к
тому времени помер уже), когда снова заводила  она  эту  свою  песенку  об
инопланетянах, отвечая на вопрос, удерживаться от которого он все никак не
мог научиться.
     По молодости ничего дворянского Павел в себе не  чувствовал  (так  же
как и инопланетного):  обычный  деревенский  парень.  И  лишь  повзрослев,
принялся тщательно культивировать в себе аристократические наклонности. Но
это - много лет спустя...
     Кличку "интиплитянин" в армии не знали, и там Павлу жилось проще.  Но
сама служба дурацкая была - в комендантской роте:  шагистика  и  наведение
порядка в штабе. В Косицино  родное  Павел  не  вернулся,  чужой  он  там.
Погулял  только,  наряд  свой  дембельский   показал   ("глянь-ка,   вишь,
интиплитянин-то павлином каким вырядился..."), собрал манатки и - в город.
"Учиться, мать, буду, - сказал, - человеком стану".
     ...И действительно  -  выучился.  И  начал  тихую  холостяцкую  жизнь
рядового инженера некрупного мясного комбината. И не вспомнил бы никогда о
невероятных материных россказнях, не случись с ним следующая оказия.
     Однажды,  в  пятницу,  в  конце  дня,  производя  осмотр  холодильной
установки, он необычно долго задержался в камере, зайдя  далеко,  к  самой
морозилке, за висящие туши. А мастер Копышев,  уходя,  просто-таки  забыл,
что Павел еще тут, и захлопнул дверь.
     Его насквозь заледеневшее тело Копышев  нашел  в  понедельник  утром.
Скрючившись, сидело оно у  самого  входа  в  камеру.  Пытаться  обнаружить
признаки жизни было просто глупо. И тело сразу свезли в морг.
     ...Сторож анатомического корпуса мединститута, где и находился  морг,
услышал ночью удары  в  дверь  изнутри.  Был  он,  во-первых,  не  робкого
десятка, во-вторых, к постоянной близости трупов привык  и  ничуть  их  не
боялся, в-третьих, знал, что всякое бывает и не раз слышал рассказы о том,
как живых людей принимали за мертвых. Поэтому - не  запаниковал,  а  отпер
дверь, и в коридор вывалился привезенный давеча замороженный.
     Около трех месяцев провалялся Павел Годи в  военном  госпитале  (куда
его  почему-то  определили)  с  двусторонней  пневмонией  и   обморожением
конечностей. Но он был жив! И это было невероятно для окружающих. Для него
же еще более невероятным было то, что произошло с его сознанием в те часы,
когда тело, превращенное в ледышку, валялось сначала на полу  хладокамеры,
потом - на столе морга.
     ...Устав стучаться в дверь и придя к выводу, что это - бесполезно, он
подтащил ко входу подходящую по размеру тушу, сел на нее и  закрыл  глаза.
Смерть, пританцовывая от холода, стояла наготове за  его  спиной.  Но  это
была  обыкновенная  рядовая  смерть,  и  она   не   ожидала   от   клиента
последовавшей неприличной выходки.
     Он спал. Во сне он начал умирать. И тут что-то  подсказало  ему,  что
можно этого и не делать. Нужно только "рвануться"... и даже  не  изо  всех
сил, а просто неким особым образом -  со  специальным  "поворотом";  и  не
прямо,  а  под  определенным  "углом"  -  рвануться   разумом   из   тела,
по-особенному "выгнувшись"... Нет, все термины прошлой жизни выглядят  тут
нелепо. Но он ЗНАЛ, КАК все это  нужно  делать.  И  он  выгнулся  разумом,
дернулся под подсказанным  интуицией  углом...  Смерть,  отвесив  челюсть,
выронила косу,  а  дух  Павла  Годи  вместо  того,  чтобы,  как  положено,
отправиться к праотцам, подскочил к дверям  холодильной  камеры  и,  встав
ребром, без особого труда протиснулся наружу в полумикронный зазор.
     ...Как он себя ОЩУЩАЛ?  (И  это  слово  тоже  неупотребимо  в  данном
случае; ощущать по-настоящему можно только посредством органов чувств,  он
же весь сейчас был, собственно,  одно  ощущение,  чувство.)  Спрашивать  у
него, что он сейчас чувствует - было бы столь же нелепо, как о  количестве
вагонов в электровозе интересоваться у  электричества.  Но  он  ЗНАЛ,  что
сейчас он - прозрачная, очень тонкая субстанция, имеющая форму отображения
человеческой фигуры на плоскость. И в данный момент он  мчался  по  ночным
проулкам, точно зная, где искать человека, который  должен  вызволить  его
тело из белых объятий холода.
     И он добрался до  квартиры  мастера,  и  он  взбежал  по  лестнице  и
всосался в дверную щель, и... понял, сколь бессилен в попытках обратить на
себя внимание людей из плоти и крови. Он  не  мог  совершить  ничего,  что
вызвало бы шум  -  что-то  уронить,  чем-то  ударить,  ибо  руки  его  без
сопротивления проходили сквозь  любой  материальный  предмет;  он  не  мог
произнести слова или закричать, он  не  мог  разбудить  мастера...  Но  он
ощутил способность внедриться в разум спящего и  сделал  это,  но  тут  же
испуганно вернулся, обнаружив, что сознание спящего, как болото, всасывает
его и растворяет в себе, превращая в свой частный ночной кошмар.
     ...Так метался он в  отчаянии  из  угла  в  угол  комнаты,  порой,  с
разгону, просачиваясь наружу сквозь щели в оконной раме. И  все  же  иного
пути не было, и он изредка, собираясь с  силами,  осторожно  входил  то  в
сознание мастера Копышева (Владимира Васильевича), то  -  в  сознание  его
супруги Зинаиды Васильевны...
     Часов  в  пять  утра,  измученная  худыми  снами,  она  проснулась  с
пересохшим небом, с головной болью и испариной  по  всему  грузному  телу.
"Вова, - толкнула она в бок мужа, а тот застонал, - Вова, что это с нами?"
Тот проснулся и сразу вспомнил жуть, которую видел только  что:  будто  бы
он, случайно запертый, умирает в холодильной комнате.
     И тут - как ударило - понял, вспомнил: Павел!  И  торопливо  принялся
натягивать носки.
     ...Годи, выписавшись из  госпиталя,  сразу  же  отправился  в  родное
Косицино. Впервые. Он был плохим сыном.
     Он решил выяснить твердо: кем же был его отец?!
     Но, как объяснили ему сельчане, мать его уже полгода, как скончалась.



                           ДНЕВНИК ВИКИ. 6 МАРТА

     Записалась на аэробику. Там есть девчонки - гибкие, как резиновые.  Я
рядом с ними чувствую себя коровой. Хотя я, в общем-то, в классе  считаюсь
стройной. Я бы хотела научиться двигаться, как наша тренерша:  у  нее  при
каждом шаге как будто волны по всему телу  прокатываются.  Это  называется
"грация". Во мне, по-моему, ее нет совсем.
     Я знаю, что я - симпатичная, но я четко понимаю, что  это  все  -  от
молодости, это совсем не женская красота. Женская красота складывается  из
осанки, походки, фигуры, умения одеваться и умения краситься. Пройдет  лет
десять, и если у меня всего этого не появится, вся моя красота исчезнет. А
я хочу быть красивой долго.
     Докопалась до Виктора: красивая я  или  нет.  Он  сказал,  что  очень
красивая. Я тогда спрашиваю: "А если бы я была некрасивой, ты бы дружил со
мной?" Он фыркнул: "Дружил..." Никак не могу привыкнуть к твоим пионерским
словечкам. А некрасивой ты быть не могла". "Как  это  не  могла?  Еще  как
могла бы!" "Это была бы уже не ты".  "Выходит,  самое  главное  во  мне  -
внешность?" "Как раз наоборот",  -  возразил  он,  а  дальше  выдал  такую
теорию, что мне даже понравилось. По  его  словам,  выходит,  что  внешняя
красота - выражение внутренней. Я хотела поднять его на смех: что ты  мне,
как на уроке литературы рассказываешь: "Не красота лица Наташи  привлекала
Пьера, а красота ее русской души...". Но он остановил меня: "Все не так, -
говорит. - Я не отрицаю, что внешняя красота - это очень много. Почти все.
ПОЧТИ. Вот тебе пример: человек, пока  он  жив  и  когда  умер,  -  совсем
разное, а ведь все в нем осталось такое же, до  атома.  Что  такое  жизнь,
никто не знает, и вещественно она никак не выражается, собственно,  она  -
"ничто", нечто неосязаемое. А без этого "ничто" человек - не человек. И  с
красотой - то же. Есть обаяние, это вроде бы - ничто, но без него  красота
- мертвая. Оно может быть даже сильнее красоты.  И,  мне  кажется,  оно  -
отражение на внешности  внутреннего  содержания.  У  тебя,  например,  все
органично: внешнее четко соответствует внутреннему".
     Называется "вешать на уши лапшу", и я прекрасно это понимаю.  Но  все
равно млею.
     Кстати, он пригласил меня вместе отметить 8-е марта. Вдвоем.  Сказала
об  этом  Инке,  она  говорит:  "Давай,  давай,  иди;  там-то  он  тебя  и
трахнет..." "Трахнет, трахнет..."  -  как  попугай  заладила.  Хотя,  если
честно, мне и самой показалось, что когда он меня приглашал,  вид  у  него
какой-то виноватый  был.  Он  как  будто  на  что-то  решился,  но  и  сам
чувствует, что это нехорошо. А я все равно согласилась. В конце концов,  я
же знаю, что ничего он мне не сделает. Он добрый. Конечно,  когда  мужчина
хочет женщину, он становится диким, я  знаю.  Но  не  станет  же  он  меня
насиловать, выворачивать руки и т.п. А значит, малейшее мое  сопротивление
его обломает. Да до этого и не дойдет. Он сам не захочет портить вечер.
     Вообще-то я не так  уж  и  дорожу  своей  девственностью:  тоже  мне,
сокровище. Но страшно. А главное, мне  ничего  этого  совсем  не  хочется.
Тогда - чего ради? А если уж это случится (все равно же  случится),  я  бы
хотела, чтобы была большая любовь. А у нас? У нас  -  симпатия.  Быть  его
любовницей я не собираюсь. А о браке не идет и  речи:  он  женат,  у  него
дочка; больная, к тому же (ноги не ходят). Название болезни  я  не  помню,
помню только, что, во-перовых она наследственная  -  у  кого-то  из  родни
Виктора было то же самое, а, во-вторых, врачи  обещали,  что  при  хорошем
уходе и лечении годам к четырнадцати-пятнадцати все пройдет. Так может  ли
он ее оставить? А значит - какой может быть брак? Да мне еще и самой рано.
     Короче, даже не знаю, правильно ли я сделала,  что  пообещала  прийти
(он дал мне какой-то адрес). Но, по-моему, все будет хорошо.
     Если бы мама нашла эти мои записи, она бы, наверное, сошла с ума.



                            ИЗ ДНЕВНИКА ЛЕТОВА

     ...Да, что-то не слишком беллетристический (как было  обещано)  вышел
рассказ. Ладно. Дальше дело было так.
     Поверив в свое неземное происхождение и исключительность,  Годи  стал
пытаться вновь совершить нечто столь же немыслимое, но ничего  у  него  не
выходило. Тогда-то и решил он  изучить  и  освоить  практически  все,  что
известно людям в экстрасенсорике, магии, переселение душ, другими словами,
в области сверхъестественного.
     Вряд ли существовал  когда-либо  на  свете  более  истовый  самоучка,
нежели он. Ведь, буквально изнуряя  себя,  Годи,  в  отличии  от  обычного
школяра, знал  точно,  что  он  УЖЕ  обладает  некими  сверхъестественными
способностями.
     Он  штудировал  йогу,  он   изучал   наследие   Рерихов,   он   добыл
неопубликованные записки Вольфа Мессинга, он читал трактаты кришнаитов, он
встречался со всеми доморощенными  и  приезжими  шарлатанами,  он  пытался
переводить древние каббалистические  знаки,  изображения  которых  удалось
переснять  с  микрокопий   в   научной   библиотеке...   И   он   безбожно
экспериментировал на себе. Однажды, отчаявшись, он решил повторить причину
(как он ее для себя вычислил) того самого, давнего своего,  перевоплощения
- медленное умирание и уверенность в  неминуемости  смерти.  Забравшись  в
горячую ванну, он лезвием вскрыл себе вены. Однако, потеряв  сознание,  он
провалился в глухую черноту, не обещавшую мистических откровений. Чудо  же
явилось в иной и неожиданной ипостаси: в  обличии  соседей  снизу.  Он  не
выключил в ванне воду, та побежала через  край  и  затопила  нижний  этаж.
Соседи, устав звонить и стучать, решили, что хозяина нет и дверь выломали.
Его спасли.
     В другой раз, начитавшись англоязычной демонической литературы, он  в
течении пяти дней питался исключительно собственной кровью,  сливая  ее  в
стакан  из  вновь  перерезанной  вены  и  произнося  предписанные  грязные
заклинания. Но он так и не научился от этого, как  обещала  подлая  книга,
моментально и безошибочно определять дату время и причину  будущей  смерти
своего собеседника.
     Что-то  не  давалось  ему.  Что-то  не  давалось.   Давались   только
откровенные  фокусы,  не   имеющие   ничего   общего   с   паранормальными
способностями или мистикой. И в них он напрактиковался так, что,  не  имея
никаких иных стремлений, но  имея  необходимость  чем-то  зарабатывать  на
жизнь, стал артистом труппы захудалого провинциального цирка. Почти десять
лет пилил он ящики с гетерами и, совершая глупые пассы, превращал в  куриц
носовые платки... Но параллельно, параллельно  он  продолжал  с  упорством
обреченного изучать СВЕРХЪЕСТЕСТВЕННОСТЬ.
     Возможно, это  помогло  ему.  А  может  быть,  кто  знает,  наоборот,
помешало тому что свершилось, свершиться еще раньше. Как бы то ни было, но
однажды ночью сновидение явило ему пылающую изумрудно-зеленую пятиконечную
звезду с белым, напоминающим стилизованную букву "M", знаком в  центре;  и
он услышал удивительную нечеловеческую музыку вечности, и некий  голос  (а
может быть и не голос) на этом фоне объяснил  ему:  то,  что  он  видит  -
эмблема его высшего наставника, с которым отныне  будет  он  находиться  в
постоянной и непрерывной телепатической связи...
     Годи стал контактером. Но днем связь его  была  односторонней:  некто
смотрит вместе с ним его глазами,  но  они  не  общаются.  Это  происходит
ночью. И тогда он узнает все новое и новое о мире (точнее - о мирах)  и  о
себе. Иногда мне кажется, что покровительство высших сил несколько тяготит
его, он ведь безумно горд. Но ни разу он не высказал этого впрямую.
     Присев у камина с чашечкой кофе, Годи порой рассказывает мне о  своих
путешествиях во Вселенной. Признаться, поначалу мне казалось, что все  это
он попросту сочиняет. Наверное оттого, что начал он с  рассказов  наиболее
парадоксальных, подавая их в слегка ироничной манере и не сразу  объяснив,
откуда он излагаемое почерпнул.
     Так поведал он мне о некоей расе разумных  человекоподобных  существ,
эволюция которых пошла по своеобразному пути.  Как  известно,  старение  и
смерть от старости - необходимый атрибут земной жизни, ибо смена поколений
дает возможность существовать все новым и новым индивидам. В том  мире,  о
котором рассказал мне Годи, смерть также является  необходимым  атрибутом,
но механизм его воплощения несколько иной. Просто все в  этом  мире  -  от
низших земноводных до высших гуманоидов в определенный срок кончают  жизни
самоубийством. Смерть родного и тут - большое горе для близких, но никто и
помыслить не может о том, что можно было бы не убивать себя:  самоубийство
в определенный срок - такой же древний и  мощный  инстинкт,  как  инстинкт
самосохранения и продолжения рода.
     Что показалось мне наиболее забавным - так это рассказ  Годи  о  том,
как тут относятся к тем, кто не желает-таки (это случается  крайне  редко)
убивать  себя.  Их  считают  серьезно   больными.   И   лечат.   Умертвить
насильственным путем их никто не  пытается:  негуманно  убивать  больного.
Такие больные проживают три, четыре, а то и пять обычных сроков жизни,  не
старея и пребывая в отличной физической форме. Но  нет  на  свете  существ
несчастнее их: они чувствуют себя изгоями, позорящими свой  род.  В  конце
концов, терзаемые этим  чувством,  они  выполняют-таки  свой  естественный
долг.
     Другой его рассказ был о трехполых существах с третьей планеты звезды
WDL-302. Будучи крайне эмоциональными,  они  создали  бездну  литературных
произведений и произведений иных видов искусств о  несчастных  влюбленных,
не сумевших найти третьего партнера одинаково пламенно желаемого первым  и
вторым. Или желаемого ими обоими, но влюбленного лишь в  одного  из  двух.
Вариантов  тут  масса,  и  то,  что   у   нас   называется   "классическим
треугольником", на WDL-362 заменяет несколько десятков самых разнообразных
многоугольников.
     Рассказал мне Годи и о некоей планете-мозге, точнее, планете-мозжечке
- единственной планете желтого карлика Сигма. Так  случилось,  что  жизнь,
развившись тут, пошла экстенсивным путем, и вершиной эволюции стало  нечто
подобное лемовскому Солярису. Однако параллельно с развитием  мыслительной
способности у этой  планеты-мозга  развивалась  и  способность  управления
гравитационной силой. И вот,  в  какой-то  момент  планете  стала  грозить
гибель от случившегося на ее светиле протуберанца.  Мощнейшим  напряжением
интеллектуальных  способностей  и  способностей  управления   гравитацией,
планета-мозг сумела изменить свою траекторию и избегнуть гибели. Но Сигма,
остывая, становилась все более и более непредсказуемой,  вспышки  и  пучки
жесткой радиации, опасной для всего живого, случались все чаще, и  планете
все  чаще  приходилось  заниматься  "увертыванием"  от  этих   губительных
явлений. И  вот  уже  более  миллиона  лет  мозг,  который  мог  бы  стать
величайшим  разумом  Вселенной,   специализируется   лишь   в   управлении
собственным движением, то есть превратился в гигантский и довольно  глупый
мозжечок.
     Все эти небылицы Годи я  повторяю  для  того,  чтобы  стало  понятно,
почему я сперва относился к ним скептически. Но  позже  Годи  раскрыл  мне
природу своих знаний и стал рассказывать мне о своих  ночных  путешествиях
серьезнее и подробнее.
     Вернемся к его истории. Сейчас он  оставил  цирк  и  зарабатывает  на
жизнь частной практикой.  Имея  необходимость  поддерживать  свое  бренное
тело, он не брезгует ни слежкой, ни частным сыском, ни даже шантажом.
     Историю же его преданного друга - вампира Джино я изложу в  следующий
раз.



                           ДНЕВНИК ВИКИ. 11 МАРТА

     Мама точно умрет, если прочтет мои записи.  Это  точно.  Наверное,  я
больше не буду вести этот дурацкий дневник. Засуну  куда-нибудь  подальше,
чтобы никто не нашел. А лет через пять - найду и прочитаю. Посмеюсь, может
быть.
     Наверное, я больше никогда не пойду к Виктору. Я не ожидала,  что  он
такой.
     Инка приставала, чтобы я рассказала, как  все  было  восьмого,  но  я
наврала, будто не ходила. Вот так.




                               ЧАСТЬ ВТОРАЯ


                         ДНЕВНИК ВИКИ. 5 ОКТЯБРЯ

     Собиралась достать эту тетрадку не раньше  чем  лет  через  пять.  Но
столько не выдержала. Мне хватило каких-то полгода для того, чтобы понять:
все что происходит - к лучшему. Мне