Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
о объяснить другим
даже то, в чем ты сам неплохо разбираешься. Дело в том, что он ничего не
смыслил в преподавании.
О'Брайен стоял у края вырубки. За его спиной висело нечто вроде
классной доски - сплетенная из волокон циновка, растянутая между двух
стволов и обмазанная толстым слоем влажной глины. Острой палочкой О'Брайен
изобразил на ней цифры от единицы до десяти, а под ними то, что считал
основами арифметики:
1 + 1 = 2
1 + 1 + 1 = 3
Пятьдесят учеников сидели на земле, пребывая в разнообразных стадиях
невнимательности и недоумения. За их спинами - на дальнем конце вырубки -
виднелись дома поселка. На опушке прятались деревенские ребятишки, чьи
лица время от времени мелькали в кустах. Их любопытство не знало границ.
- Единица означает одну штуку чего-либо, - объявил О'Брайен. - Одна
хижина, один колуф, одна лодка. Один да один - два. Две хижины, два копья,
два колуфа. Ну-ка, Бану!
Юноша в первом ряду класса зашевелился. За время лекции на его лице
успело утвердиться выражение полного недоумения.
- Если у тебя есть одно копье, - продолжал О'Брайен, - и я дам тебе еще
копье, сколько копий будет у тебя всего?
- Зачем тебе давать мне копье, если у меня уже есть одно? - недоуменно
спросил Бану.
Вихрь комментариев и контрвопросов пронесся над студентами. Казалось,
он будет длиться вечно. О'Брайен с трудом преодолел раздражение.
- Ты охотишься на колуфа, Бану, и твой друг дал тебе свое копье
подержать, пока он будет наживлять крючок. Сколько у тебя теперь копий?
- Одно, - решительно ответил Бану.
- Эй, вы, там позади! - крикнул О'Брайен. Потом снова обратился к Бану:
- Бану, у тебя два копья. Один да один - два!
- Одно - копье моего друга, - опровергал Бану. - У меня только одно. У
меня всегда одно. Зачем мне два?
О'Брайен тяжело вздохнул:
- Погляди на свои пальцы. На каждой руке у тебя их по пять. Один плюс
один, плюс один, плюс один, плюс один. Пять. Пять пальцев на одной руке.
Если колуф откусит один, сколько останется? - Он вытянул вперед руку с
растопыренными пальцами, потом загнул один. - Четыре! Пять минус один
будет четыре! Считай!
Весь класс пялил глаза на пальцы Бану. Тот схватил один палец и
попытался его оторвать.
- Не могу оторвать, - сказал он наконец. - Все равно их у меня пять.
- Черт побери, неужто не понимаешь? Пять каких угодно вещей минус одна
будет четыре.
Ученик, сидевший у самого края вырубки, встал и шагнул вперед, не
спуская глаз с того, что было написано на доске. О'Брайен подошел к нему.
- В чем дело, Ларно?
- А что будет после десяти?
О'Брайен написал новые цифры от одиннадцати до двадцати и назвал их.
- Так-так, - воскликнул Ларно. - А после двадцати?
О'Брайен продолжал писать новые цифры, одновременно называя каждую.
Класс же терял интерес к этой проблеме. Разговоры стали громче, взвизгнула
какая-то девчонка, кто-то затеял игру с тыквочкой. На все это О'Брайен не
обращал внимания, желая поощрить интерес Ларно. Теперь уже вся доска была
исписана.
- Да, да, - повторял Ларно, - а после девяноста девяти?
- Сто. Сто один. Сто два...
- А после ста девяносто девяти?
- Двести.
- А после двухсот девяноста девяти будет триста? - спросил Ларно. - Да,
да! А потом четыре сотни? И пять? И если один и один дают два, то
одиннадцать и одиннадцать дают двадцать два, а сто и сто - двести? Да, да!
И если из пяти отнять один, то получается четыре, значит, отняв сто из
пятисот, мы получим четыреста. И если у нас на руках десять пальцев, то у
двоих их будет двадцать, а у нас у всех, не считая тебя, Форнри и Даллу, -
пятьсот! Да, да!
О'Брайен мрачно повернулся и пошел прочь.
- Да, да, - бормотал он. - А теперь пусть кто-нибудь скажет мне -
тупому механику, - как мне преподавать в классе, где есть один гениальный
математик и сорок девять недоумков?
О'Брайен начал учить их языку. Тут был порядок. Благодаря наличию
какой-то идиотской традиции, этот маленький народец, отрезанный от всей
галактики, был двуязычным. Он обладал своим языком, который не походил ни
на один знакомый О'Брайену, но существовал еще и церемониальный язык,
представлявший собой сильно искаженную галактическую речь, которая во всей
вселенной так и называлась галактическим языком. О'Брайен вырос, говоря на
нем, а человек, который не может обучить других своему родному языку, -
просто дурак. По сути дела, О'Брайен начал обучать туземцев галактическому
языку сразу же, как только появился в этом мире, и тот распространился
быстро сначала в его семье, потом в его деревне. Вся эта молодежь тоже
знала галактический или что-то очень близкое к нему. Они быстро овладели
разговорной речью в тех пределах, которые О'Брайен считал для них
необходимыми.
Обучал их О'Брайен и наукам, поскольку ни один космонавт, не имея
представления об основных принципах главных отраслей знания, вряд ли мог
надеяться прожить достаточно долго, чтобы успеть заразить других своим
невежеством. Ему пришлось обучать их таким вещам, о которых он сам имел
весьма слабое представление, например социологии, экономике,
государственному управлению. Он преподавал им даже политологию, для чего
пришлось взболтать в памяти какие-то опивки, оставшиеся от случайных
разговоров: фактики насчет конституций, договоров, статей конфедерации,
социализма, коммунизма, фашизма, теократии, олигархий, технократии и их
бесчисленных модификаций, вызванных необходимостью адаптации к различным
условиям, а также прочих подобных вещей, о которых он почти не имел
представления.
Учил он и военному делу, тактике партизанских действий, начаткам
колониального управления. Иногда он выводил весь класс прямо под звездное
небо и начинал рассказывать об истории разных народов, населяющих
галактику. Он думал, что эти наивные юные туземцы станут внимать с
раскрытыми ртами, пока он будет повествовать им о жестоких межзвездных
войнах, о фантастических животных бесчисленных миров и о солнцах, которых
больше, чем листьев в лесу. Однако время, когда они были способны все это
воспринимать, ночью было еще более ограничено, нежели днем.
- Вот, - говорил он им, пользуясь вместо указки копьем, - видите вон те
две яркие звезды и рядом более мутную? Если направить копье между ними
так, будто оно может летать, подобно космолету, о котором я вам уже
говорил, оно воткнется в звезду, которую я называю Солнцем. Вы ее без
большого телескопа не углядите. Согласно истории, или легенде, или просто
дурацким слухам, именно оттуда явились наши предки.
Эти яркие звезды называются Тарта и Ролонь. Когда-то их планетные
системы начали между собой войну. В войнах участвовали только космические
корабли. Каждая сторона имела столько кораблей, что сосчитать их просто
невозможно. - Тут О'Брайен замолчал, чтобы дать своим шепчущимся ученикам
утихомириться. - Кораблей были тысячи и тысячи, и каждый отстоял от
другого на такое большое расстояние, что его нельзя измерить никакими
цифрами, так как космос безмерно велик. И эти корабли стреляли друг в
друга огненными молниями. Металл, который был куда прочнее ваших
наконечников для копий, плавился и превращался в кипящую жидкость, а
команды кораблей - в обгорелые сучки. И во время каждой битвы нескольким
кораблям удавалось прорваться к материнским планетам и жечь их своими
молниями, сжигать там деревни больше наших лесов и дома выше наших
деревьев. И все это вместе с людьми превращалось в раскаленную жидкость.
Теперь в этих мирах никто не живет. А вон там, - указывал он в другом
направлении, - там лежит мир, который называется Уаторно, и в его океанах
живет зверюга, перед которой колуф - детская игрушка. Он в сотню раз
больше колуфа и может слопать охотничью лодку одним глотком.
В этом месте О'Брайен сделал паузу и услышал чей-то голос, донесшийся с
края вырубки: "Кто-то должен поговорить со Старейшиной. У Лэнгри с головой
нелады".
Случилось то, что было предопределено: класс стал распадаться. Каждое
утро О'Брайен тревожно вглядывался в лица учеников, чтобы узнать, кто еще
не явился на занятия. Но свое дело он делал все так же упорно.
О'Брайен отдавал обучению столько времени и сил, сколько мог. Частенько
ему приходилось импровизировать. Пожалуй, даже слишком часто. Пока он
работал с классом, Ларно стоял на краю вырубки и решал на личной доске
математические задачи. О'Брайен с не очень-то надежной помощью
"Сокращенного курса астрогации для неучей" составлял условия заданий,
решая которые, Ларно покрывал математическими символами все пространство
доски, к большому изумлению тех учеников, которые все же набирались
терпения и следили за его выкладками. Потом Ларно прерывал О'Брайена и
говорил: "Я решил эту задачку. Давай другую".
Тогда О'Брайен протягивал руку и брал свой "Краткий курс".
- Ладно. Скорость твоего корабля 50.000 единиц. Местоположение то же
самое. Вычисли, сколько топлива потребуется ему, чтобы достигнуть планеты
X и выйти на орбиту.
- Ладно, ладно. А та задачка? Я ее верно решил?
- Откуда мне знать, черт бы тебя побрал, - ворчал О'Брайен, возвращаясь
к своей лекции.
Поймав Бану спящим, что бывало частенько, он рычал на ученика:
- Бану, как фамилии этих адвокатов?
Бану незамедлительно просыпался и без запинки говорил:
- Кларус, Храанл, Пикроули, Маклиндоффер и Уэблистон. Город Швалофро,
мир Швало, сектор 9138.
О'Брайен лихорадочно возносил хвалы за ниспосланные ему блага. У него
был гениальный математик, который решал задачи, неподвластные самому
О'Брайену, и гениальный запоминатель, который помнил вещи, услышанные даже
во сне. Это было очень хорошо, так как Бану спал почти всегда. Он ничего
не забывал, хотя и не понимал ровно ничего из того, что запомнил. Копаться
в его памяти было делом утомительным.
Остальные ученики были явными и безнадежными идиотами.
- Адвокаты... - начал О'Брайен.
Внезапно он сложился почти пополам и вцепился руками в нижнюю часть
живота. К нему бросились Форнри и Далла, но он стряхнул их, выпрямился,
вытер с лица пот и продолжал:
- Адвокаты скоро станут для вас важнее воздуха, которым вы дышите, а
эта адвокатская фирма не побоялась, защищая мои интересы, предъявить иск
правительству целого мира. Она посмеет судиться ради вас со всей
Федерацией Миров, но вот найти ее будет трудно - я с ней имел дело давно,
название могло поменяться.
Адвокаты стоят денег, но вы этого не понимаете, поэтому я покажу вам
то, что вы должны понять. Вот, смотрите!
Он развернул тряпицу и показал всем пригоршню чудесных кристаллов.
- Присмотритесь к ним хорошенько, - продолжал О'Брайен, обращаясь к
ученикам, сидевшим разинув рты. - Это кристаллы ретрона. Благодаря им
существуют космические перелеты. Залежи кристаллов редки, они дороги, и их
легко превратить в деньги в любом финансовом центре галактики.
В задних рядах вспыхнула перебранка, так что О'Брайену пришлось
остановиться, пока там выясняли отношения, что закончилось шуточками и
хихиканьем. Среди учеников-мальчишек было много любителей подразнить
девчонок, а те обожали флирт, так что некоторые парочки продолжали
флиртовать даже на лекциях. Впрочем, О'Брайен еще не успел забыть
собственную молодость.
- Кредиты - это такие деньги, которые адвокатам нужны в большом
количестве. В обломках моего корабля таких кристаллов достаточно, чтобы
купить услуги множества адвокатов. Кристаллы надо будет спрятать в
безопасном месте - например, в пещере под высоким холмом. Обломки корабля
не годятся - их ведь осмотрят первыми, когда прилетят новые космонавты, а
если не спрятать ретрон поглубже, то найдутся такие приборы, с помощью
которых излучение кристаллов будет легко обнаружено.
Я вам говорил о правительствах. В других мирах система управления не
такая, как у вас, где лидеры вырастают сами, а не выбираются и не
назначаются.
Поэтому вам надо...
Режущая боль вернулась, класс на этот раз пришлось распустить, а
слабость была такая, что Форнри и Далла с трудом уложили О'Брайена в
гамак. Он лежал с закрытыми глазами, с лицом, покрытым потом, с руками,
сжимавшими низ живота, но все еще продолжал шептать:
- Так много надо сделать и так мало времени. Законы, правительства,
экономика, колониальная администрация да еще куча всего, а я ведь всего
лишь тупой механик, к тому же умирающий. - Внезапно его глаза раскрылись и
он сел рывком. - Сегодня не было еще пятерых. Где они?
Форнри и Далла обменялись виноватыми взглядами.
- Возможно, они понадобились в своих деревнях, - сказал извиняющимся
тоном Форнри. - Охота...
- Охота! Что такое пустое брюхо в сравнении с рабством или со смертью?
Неужели они не понимают, что не будет никакой охоты, если не будет Плана?
- Они не понимают, чего ты хочешь от них, - ответил Форнри. - Возможно,
если бы ты рассказал им о Плане...
- К этому они еще не готовы. Мне надо было начать раньше.
Он снова опустился в гамак и закрыл глаза. Тут же услышал шепот Даллы:
"Может быть, Старейшина поможет?" Форнри ответил ей: "Он помогает, чем
может, но ему трудно заставить их сидеть тут, если дома в них есть нужда.
Завтра будет еще хуже".
Вернулась боль.
Однажды число учеников сократилось до пятнадцати, а на следующий день
упало до одиннадцати. Все чаще и чаще возвращались боли. О'Брайен, если
мог, игнорировал их и упрямо продолжал делать свое дело.
- Вам надо научиться понимать, что такое правительство Федерации.
Существуют миры, являющиеся ее независимыми членами, есть миры -
ассоциированные члены, а есть "зависимые миры", то есть принадлежащие
другим мирам.
Ученики тосковали, многие откровенно спали. Он понимал, в чем тут
проблема (или ее часть): он просто никуда не годный преподаватель, но с
этим ничего уже не поделаешь, да и времени нет.
- Вам надо начать с положения ассоциированного члена, а затем подать
просьбу о приеме в качестве независимого члена Федерации, иначе, клянусь,
может получиться так, что вы превратитесь в чью-нибудь собственность. Я не
знаю, каковы сейчас требования, предъявляемые к членам Федерации, и это
одна из причин, по которым вам понадобятся адвокаты. Бану?
Бану монотонно перечислял имена и адреса.
- Знаю только, что вы должны уметь читать и писать. Все население,
включая детей, достигших школьного возраста. То, что вы уже владеете
галактическим, конечно, хорошо, но уметь разговаривать - все же мало. Тот,
кто не умеет читать и писать, никогда не узнает, что происходит в
галактике, и не сумеет защищать свои интересы. Так или иначе, требования в
отношении грамотности существуют - вероятно, процентов девяносто населения
для приема в члены Федерации. С сегодняшнего дня мы вводим уроки
чистописания, и когда вы его освоите, начнете учить других, учить
ежедневно, как только у вас найдется свободная минута. Обучиться должны
все.
А еще вам надо узнать все о бюрократии. Бюрократы существуют при каждом
правительстве. Чем больше правительство, тем выше численность бюрократов.
Все, что дает правительство, бюрократы расхищают, причем иногда они сами
этого не сознают. Если вы не будете знать, как бороться с бюрократией, она
украдет у вас этот мир прямо из-под носа. Существует такое Колониальное
Бюро, которое вроде бы должно контролировать администрацию зависимых
миров, а на самом деле...
Боль, казалось, пропитала все его существо. О'Брайен схватился за живот
и прошептал:
- Все зря...
Форнри и Далла бросились к нему. Скрюченный болью, О'Брайен простонал:
- Неужели никто из них не вернется сюда?
- Все говорят, что, быть может, завтра, - отозвался Форнри.
- Завтра я могу умереть. А может, и вы все погибнете.
Он сбросил руку Форнри и, шатаясь, побрел к бревну, лежавшему посреди
вырубки.
- Слишком долго я медлил, а теперь времени уже не осталось. Мне не
удалось заставить вас понять, как велика опасность.
К этому времени все ученики уже проснулись. Некоторые толпились возле
О'Брайена.
- Это бедный мир, - бормотал тот, - но он обладает одним бесценным
качеством. Это рай. Его моря и пляжи изумительны. Климат чудесен. И весь
он прекрасен.
Старик с трудом поднялся на ноги. Форнри кинулся, чтобы удержать Лэнгри
от падения, но тот устоял на ногах и вырвал руку. С пугающей серьезностью
он сказал:
- В тот момент, когда кому-нибудь придет в голову построить тут первый
курорт, вы будете обречены. Этот человек - ваш враг, и вы должны сражаться
с ним до последней капли крови. Если вы позволите ему открыть один курорт,
их станет десять или сто, прежде чем вы заметите, что тут что-то
происходит. Вас заставят перенести ваши деревни в леса, и даже если и
разрешат пользоваться морем, то с охотой все равно будет покончено.
Курортники отгонят колуфов, а вы погибнете от голода. Но я бессилен, я не
сумел передать вам свой ужас перед таким будущим.
Он с трудом сел на бревно. Ученики стояли неподвижно.
- И вот с такой-то публикой мне предстоит работать, - с отвращением
сказал О'Брайен. - Бану, который все помнит, но ничего не понимает. Форнри
- мой праправнук, преданный, все время рядом, хоть и предпочел бы
отправиться на охоту. Человек, который все понимает, но тут же забывает.
Форнри смахнул слезу.
- И Далла. - О'Брайен еле встал и нежно обнял ее за плечи. Девушка,
плача, спрятала свое лицо на его груди. - Она тут не для того чтобы
учиться, а чтобы облегчить мои страдания, но болезнь зашла так далеко, что
вам этого и не представить. - Он повернулся к остальным: - И вы все. Вы
преданно будете со мной рядом, пока не найдете предлога, чтобы уехать. Вот
и все, что у меня есть, и я буду стараться использовать вас как можно
лучше. Идите же ко мне.
Он сидел на бревне, а молодежь толпилась вокруг. О'Брайен кивнул
Форнри, и тот подал ему старый, весь истрепанный судовой журнал. Все эти
годы О'Брайен частенько использовал его в качестве своего дневника. Там
были тщательно сделанные записи Плана, который мог спасти этот мир.
- Я собираюсь дать вам План, - снова заговорил он. - Вы все еще не
подготовлены к тому, чтобы понять его суть. Он большой, сложный, вам
трудно будет в нем разобраться. Я надеюсь лишь на то, что, когда он вам
понадобится, вы сумеете вникнуть в то, что там сказано. Если ваше внимание
станет рассеиваться, постарайтесь хоть Бану удержать от сна. Кто-то же
должен все это выслушать и запомнить.
Я буду повторять вам то, что тут сказано, снова и снова, с мельчайшими
деталями, которые придут мне в голову, а когда кончу, стану повторять все
снова и снова опять: столько раз, сколько успею. И пока шевелится мой
язык, я буду объяснять вам этот План.
И тогда - клянусь Богом своим и вашим - я буду считать свое
предназначение выполненным.
"3"
С самых юных лет своей жизни Форнри страшился Лэнгри.
Мало кто из детей мог похвастаться живым прапрадедом, а тем, у кого они
были, приходилось заботиться о трясущихся дряхлых стариках, в мозгу у
которых не осталось ничего, кроме страха перед смертным пламенем.
А Лэнгри - это Лэнгри. Во время охоты на колуфов он был лучшим
гарпунщиком, и удар его гарпуна никогда не пропадал даром. Он первым
бросился спускать на воду лодку, чтобы спасти ребятишек, которые оказались
в волнах во время одно