ком.
   Наконец О'Брайен, прожевав  крошку  колуфа,  задумчиво  склонил  голову
набок, отломил кусочек побольше, отведал  еще  раз,  улыбнулся,  кивнул  и
протянул его  Старейшине.  Тот  тоже  продегустировал  и  тоже  улыбнулся.
О'Брайен принял блюдо с мясом  у  танцоров,  которые  кинулись  к  очереди
поваров и поварих, чтобы объявить имя победителя. Они же привели повариху,
чуть не лишившуюся ума от счастья, к трону. О'Брайен и Старейшина встали и
с почетом возвели ее на самое высокое сиденье. Зрители в  восторге  громко
хлопали ладонями по голым ляжкам. У здешних туземцев, как и у всех  людей,
высоко ценящих вкусную еду, лучшие повара всегда занимают  высшие  ступени
лестницы почета.


   Утром О'Брайен и Старейшина отправились на  пляж  и  сели  на  песчаном
бугорке лицом к морю. Бугорок густо порос чудесными  цветами  со  странным
сладким запахом. Разноцветные венчики тихонько покачивались  под  дыханием
легкого ветерка. Теплые солнечные  лучи  скользили  по  почти  неподвижной
воде.  Ярко  окрашенные  паруса  охотничьих  лодок  походили   на   цветы,
приколотые к груди горизонта. Слева сонно дышала раскинувшаяся на  пологом
склоне холма деревушка. Одинокий столбик дыма медленно поднимался к  небу.
Голые детишки обоих  полов  с  визгом  купались  в  прибое  или  парочками
застенчиво  прохаживались  по  песку,  искоса  поглядывая  на   Лэнгри   и
Старейшину.
   - Я очень стар, - устало заметил О'Брайен.
   - Ты самый старый из всех живущих, - охотно согласился Старейшина.
   О'Брайен с трудом улыбнулся. У туземцев слово "старый"  было  синонимом
"мудрый". Так что Старейшина  только  что  сделал  ему  самый  драгоценный
комплимент, но О'Брайен не чувствовал ничего, кроме горечи и усталости.
   - Я старик, - произнес он. - И я умираю.
   Старейшина быстро повернулся к нему и поглядел с печалью.
   - Никто не живет вечно, мой друг, - продолжал О'Брайен. - И ты, и  я  -
мы оба - и без того уже слишком долго обманываем огонь смерти.
   - Огонь смерти никогда не испытывает нехватки в топливе.  И  пусть  те,
кому удалось его обмануть, продолжают свое дело. Ты ведь говорил, что  оно
у тебя есть?
   - Да, у нас есть дело. Оно касается твоего народа. И моего, разумеется.
   Старейшина задумчиво кивнул:
   - Мы всегда внимательно слушаем, когда с нами говорит Лэнгри.
   О'Брайен встал и сделал  несколько  шагов  в  сторону  моря.  Он  долго
вглядывался вдаль.
   - Как ты знаешь, я прибыл сюда издалека и остался потому, что воздушный
корабль, доставивший меня сюда, больше летать не  мог.  Я  попал  на  вашу
планету  случайно,  так  как  заблудился  в  небесах,  а  у  корабля  была
неизлечимая болезнь.
   - Помню.
   - Придут и другие, - продолжал О'Брайен. -  И  их  будет  куда  больше.
Среди них найдутся и хорошие, и плохие люди, но  все  они  будут  обладать
страшным оружием.
   - И это помню. Я ведь был тут, когда ты сразил мафа.
   - Страшное  оружие,  -  продолжал  О'Брайен.  -  Перед  ним  наш  народ
беззащитен. Люди с неба захватят эту землю в ту  же  минуту,  как  она  им
понадобится. Они заберут холмы, и леса, и пляжи, и даже самое море - Мать,
дарующую нам жизнь. У них будут корабли, плавающие по морям и  ныряющие  в
их глубины. Они отравят воды моря, они  отгонят  колуфов  -  основу  нашей
жизни - в глубины океана, где охотники не сумеют их найти. Наших же  людей
они оттеснят в горы, где нет для человека пищи. Чужестранцы привезут  сюда
неизвестные раньше  болезни,  от  которых  целые  деревни  вымрут  в  огне
лихорадки. Эти люди завалят пляжи отбросами, они будут охотиться и плавать
в прибрежных водах, их жилища станут расти все выше и выше  -  выше  самых
огромных деревьев, и будет этих пришельцев больше, чем марналов  во  время
нереста. А наш с тобой народ вымрет.
   Старейшина молчал. Потом сказал:
   - Ты уверен, что все так и будет?
   - Не сегодня и не завтра, но это обязательно случится.
   - Да, это действительно большая беда! - тихо отозвался Старейшина.
   О'Брайен окинул взглядом божественную красоту  бухты  и  подумал:  "Эта
красота, эта никем не изгаженная земля, эти удивительные, милые,  красивые
люди... А человек, чтоб  ему  было  пусто,  бессилен,  особенно  ежели  он
умирает..."
   Старейшина тоже встал, и некоторое время они стояли рядом и  напряженно
молчали. Два старика на ярком  солнце,  ожидающие  скорейшего  наступления
благодатных сумерек. Потом Старейшина осторожно положил  ладонь  на  плечо
О'Брайена.
   - Неужели Лэнгри не сумеет предотвратить это?
   О'Брайен еще немного спустился по склону и встал на колени среди пышной
зелени. Один за другим срывал он дивные цветы, и  их  сверкающие  лепестки
тут  же  чернели  при  прикосновении  человеческой  руки,  срывавшей   их,
отбрасывающей прочь и тянущейся к следующим.
   Старейшина последовал за ним и тоже преклонил колени.
   - Не сможет ли Лэнгри...
   - Лэнгри сможет предотвратить это... если люди с небес  явятся  сегодня
или завтра. Если же их  прибытие  задержится,  Лэнгри  ничего  сделать  не
сможет, так как он умирает.
   - Теперь я понял. Тогда Лэнгри должен указать нам дорогу.
   - Дорога странная и очень трудная.
   - То, что должно быть  сделано,  мы  выполним.  Мудрость  Лэнгри  будет
освещать нам дорогу.
   - Странную и трудную, - повторил О'Брайен. -  Возможно,  наш  народ  не
сумеет осилить ее. Не исключено также, что тропа, намеченная Лэнгри, может
оказаться ложной.
   - Что нужно Лэнгри?
   О'Брайен опять поднялся на ноги.
   - Присылай ко мне молодежь. Каждый день по паре. А я буду  отбирать  из
них подходящих. Построй для них отдельную деревню. Этих юношей  и  девушек
придется кормить, потому что сами они охотиться не будут,  так  что  бремя
промысла колуфа и приготовления еды придется поровну разделить между всеми
деревнями.
   Они пожали друг другу руки и быстро разошлись в разные стороны.  Форнри
и мальчики-гребцы уже ждали О'Брайена на пляже. Они  немедленно  отчалили.
Подняли  парус,  ибо  ветер  дул   в   спину,   благоприятствуя   быстрому
возвращению. Лодка ходко вышла  из  бухты.  О'Брайен  обернулся  и  увидел
Старейшину, который неподвижно стоял на холме, подняв  руку  в  безмолвном
прощальном салюте.



        "2"

   Керн О'Брайен болтался в космосе с тех самых пор, как  ему  исполнилось
двенадцать, а к тому  времени,  когда  набрался  опыта  и  его  имя  стало
занимать самые почетные места в списочном составе корабельных  команд,  он
уже скопил небольшую денежку, на которую и приобрел потрепанный и вышедший
в тираж правительственный корабль-разведчик. Покупка,  сделанная  по  цене
металлолома, в общем, могла бы принести прибыль, если  бы  он  ее  тут  же
загнал на скрап, но О'Брайену  удалось  наскрести  еще  немного  денег  на
покупку продовольствия и топлива, а также на взятку диспетчеру, чтобы  тот
отвернулся, когда корабль взлетит.
   Вообще-то говоря, О'Брайен был  всего  лишь  механик-самоучка,  правда,
очень недурной, и не имел лицензии даже дотрагиваться до чего-либо,  кроме
ретронных решеток, но поскольку ему  нередко  приходилось  наблюдать,  как
пилотируют корабли, он решил, что вполне достаточно владеет основами этого
искусства. Корабль, подобно самому О'Брайену, обладал ослиным  упрямством,
но когда  Керн  выкладывал  ему  свой  немалый  запас  самых  непристойных
ругательств, а также давал панели управления несколько крепких пинков,  он
подчинялся и вел себя почти прилично. Самое  главное  заключалось  в  том,
чтобы заставить его двигаться в нужном направлении. Надо  полагать,  любой
школьник знал о звездной навигации больше, нежели О'Брайен, а поддержку он
находил только  в  древнем  "Сокращенном  курсе  астрогации  для  лиц  без
специального образования". Так что девяносто  процентов  времени  О'Брайен
вообще не знал, где  он  находится,  а  остальные  десять  -  лишь  смутно
догадывался об этом. Впрочем, особой разницы между  этими  состояниями  не
наблюдалось.
   Дело в том, что О'Брайен жаждал познакомиться с местами, которые  лежат
вне обычных космических трасс, дабы заниматься там не вполне законными ис-
следованиями, хотя в еще большей степени его влекла туда возможность  быть
хозяином самому себе и делать чего душе захочется. Когда кончались  запасы
продовольствия и топлива, он отыскивал  какой-нибудь  захолустный  частный
порт, где не было властей,  которые  могли  бы  потребовать  для  проверки
отсутствующую у него лицензию. Спрос же на хороших механиков наличествовал
всегда. О'Брайен  сажал  свой  корабль  и  работал,  пока  не  зарабатывал
достаточно, чтобы пополнить запасы  топлива  и  продовольствия,  а  затем,
никого не беспокоя, взлетал, направляясь в новые космические дали.
   Он занимался разведкой, обнюхал несколько дюжин астероидов, лун и малых
планет - то ли еще не открытых, то ли уже забытых. При этом он  даже  себе
не решался признаться, что в действительности  все  эти  поисковые  работы
были  лишь  предлогом,  который   давал   ему   возможность   наслаждаться
потрясающими ландшафтами неизвестных лун, лишенных атмосферы,  или  острым
ощущением опасности от путешествия по быстро вращающимся  астероидам,  где
пылающие закаты и нежные восходы сменяли друг друга почти непрерывно.
   Вряд ли кто-нибудь мог бы удивиться  больше,  чем  О'Брайен,  когда  он
вдруг наткнулся на богатейшую находку. Он мог бы проглядеть даже астероид,
целиком состоящий из платины,  но  мощное  месторождение  кристаллического
ретрона так разрегулировало приборы корабля, что даже О'Брайен обратил  на
это внимание. Теперь ему предстояло вернуться в цивилизованные Палестины с
таким богатством - огромным и неожиданным, - что он не имел  ни  малейшего
представления, на что его можно употребить.
   У О'Брайена не было ничего, чем можно было бы защититься от  излучения,
источником которого стал  трюм  его  корабля.  Он  не  имел  ни  малейшего
представления  о  том,  где  находится,  уже  тогда,  когда  стартовал   с
астероида. Поскольку же его приборы, благодаря ретрону,  совершенно  вышли
из строя,  то  пока  он  безрезультатно  боролся  за  экономию  топлива  и
поддержание машин в рабочем состоянии, корабль заблудился еще безнадежнее.
В конце концов О'Брайен  наткнулся  на  планету,  которая,  как  казалось,
давала надежду на выживание, и направил к ней корабль. По  правде  говоря,
это был его единственный шанс на спасение,  так  как  прибор  контроля  за
расходованием топлива давно испортился. Оно закончилось, когда корабль уже
почти завершил посадку.
   Туземцы встретили О'Брайена с восторгом. Он стал их  обожаемым  героем,
когда  обратил  свой  лазерный  пистолет  против  омерзительной   летающей
зверюги, которая ныряла в  воды  океана  за  колуфами  и  вырывала  у  них
огромные  куски  мяса.  Мафы  так   размножились,   что   стали   угрожать
существованию  населения  планеты,  которое  питалось   одними   колуфами.
О'Брайен  извел  весь  боезапас,  убивая  мафов  влет,  а  их  хризалид  и
вылупившуюся молодь  в  тех  неприступных  местах,  где  они  жили.  Таким
образом, многочисленное поголовье мафов было почти истреблено.
   Затем О'Брайен исходил вдоль и поперек единственный континент планеты и
не  нашел  там  ничего  ценного,  кроме  небольших  месторождений  угля  и
некоторых металлов. Никакой серьезный разведчик недр не обратил бы на  них
внимания, но благодаря им О'Брайен ввел туземцев в бронзовый век и дал  им
острые наконечники для охотничьих копий. Потом он обратился к мореплаванию
и научил туземцев строить лодки с балансирами, и лодки обрели остойчивость
в яростных схватках с колуфами.
   Вскоре  вопрос  о  потенциальных  спасателях  потерял   для   О'Брайена
значение. Он был Лэнгри, у него была семья, была своя деревня, его окружал
величайший почет.  Еще  в  относительно  молодом  возрасте  он  мог  стать
Старейшиной, но мысль,  что  он  -  чужестранец  -  станет  править  целым
народом, казалась ему  неприемлемой.  Его  отказ  только  усилил  уважение
туземцев. А О'Брайен стал еще счастливее.
   Потом возникло беспокойство. Естественные ресурсы  планеты  были  столь
скромны, что вряд ли могли стать причиной для ее колонизации.  Она  вообще
мало годилась для жизни людей, так что если бы не колуфы и множество видов
тыкв, никто бы тут не выжил. Из тыкв туземцы делали различную утварь, мясо
колуфа было единственным  источником  питания.  К  счастью  для  туземцев,
галактического рынка тыкв не существовало. Но  к  несчастью  для  них  же,
планета  имела  другой  вид  ресурсов,  которые  можно  назвать   поистине
бесценными.
   Этот мир был бесконечно красив. Ровные  песчаные  пляжи.  Теплые  воды.
Очаровательный климат. Здесь  можно  было  создать  превосходные  курорты.
Больше того, по сути дела, вся  планета  могла  стать  одним  колоссальным
курортом. Парадокс заключался в  том,  что  те  же  самые  черты  природы,
которые так затрудняли жизнь местного населения, должны были привлечь сюда
толпы туристов.
   Человек был чужд этому миру.  Надо  полагать,  туземцы  происходили  от
какой-нибудь космической экспедиции или группы колонистов,  забытых  здесь
сотни лет назад. Кроме колуфов - и то после длительного периода очистки  и
выдержки их мяса - да кое-каких корней и ягод, фауна и флора планеты  были
смертельно ядовиты для человека. К счастью, и человек был ядовит для них в
не меньшей степени. Люди могли купаться в здешних морях без всякой  опаски
- разве что боясь утонуть. Даже самые хищные звери не осмеливались трогать
человека. Капля крови, частичка кожи человека для таких животных  означали
болезнь и смерть,  причем  в  местных  условиях  первая  сменялась  второй
мгновенно.
   Людям приходилось дорого платить за свою безопасность, так как  планета
была очень бедна съедобными  продуктами.  Корни  только  нескольких  видов
растений годились для изготовления крайне невкусной  муки,  а  их  горькие
плоды и листья можно было использовать при подготовке  мяса  колуфа.  Были
еще мучнистые ягоды,  почти  безвкусные,  из  которых  получался  отличный
хмельной напиток. Вот, пожалуй, и все.
   Однако если наладить завоз сюда необходимых съестных припасов, избежать
соприкосновения  с  ядовитыми  шипами  и  колючками  и  предохраняться  от
смертельно опасных микроорганизмов (а хорошо поставленный курорт  это  мог
легко наладить), то вся планета целиком могла бы превратиться  в  рай  для
туристов. Для людей, привыкших к суровой экологии  засушливых,  бесплодных
или вообще лишенных атмосферы  миров,  лишь  минеральные  ресурсы  которых
могли привлечь к себе множество колонистов, эта планета была  бы  волшебно
прекрасна. Те, кто смог бы хоть на какое-то  время  покинуть  герметически
закрытые купола в занесенных песком поселках или  холод  подземных  пещер,
были бы счастливы набраться сил в богатой  кислородом  и  ароматом  цветов
атмосфере перед возвращением в жестокую среду обычного обитания.
   Тут на морских берегах выросли бы роскошные огромные  отели,  а  мелкие
гостиницы, пансионы и дачные коттеджи поползли бы вверх по склонам  холмов
туда, где сейчас  пылают  своей  разноцветной  листвой  девственные  леса.
Миллиардеры дрались бы на аукционах за лучшие куски пляжей, чтобы  строить
там свои особняки, а все побережье усеяли бы бесчисленные тела загорающих.
Прогулочные суда предлагали бы разнообразнейшие  круизы,  подводные  лодки
зазывали бы желающих познакомиться  со  странной  и  увлекательной  жизнью
здешних морей, в доках навалом лежали бы лодки для любителей рыбной ловли.
Хотя местный животный мир и не годится для еды, но сама охота на подводных
чудовищ - спорт увлекательный. Курортная жизнь могла бы  продолжаться  тут
круглый  год,  так  как  климатическая  сезонность  была  слабо  выражена.
Многомиллиардные прибыли гарантированы.
   Разумеется, туземцев пришлось бы  изгнать,  а  может,  даже  и  извести
совсем. Вообще-то законы для их защиты  существовали,  а  весьма  солидное
Колониальное Бюро занималось наблюдением за действием этих самых  законов,
но   О'Брайен   слишком   хорошо   знал,   как   функционируют    подобные
государственные бюрократические изыски. Мелкие космические  хищники  вроде
него самого, амбиции которых заключались в том, чтобы  ухватить  несколько
валяющихся на поверхности  кредитов,  подвергаются  огромным  штрафам  или
попадают в тюрьму, тогда как богатые концерны получают лицензии и  хартии,
отыскивая какие-нибудь легальные обходные пути или  просто  давая  взятки.
Зачастую они уволакивают свою добычу, опираясь  на  те  же  самые  законы,
которые должны защищать бедных туземцев.
   Морские купания, охота и прочие забавы  туристов  оттеснят  колуфов  от
побережья и вынудят их искать места  кормежки  в  открытом  море,  и  если
туземцы не научатся их там  промышлять  или  не  сумеют  коренным  образом
изменить свой пищевой рацион, а заодно структуру своего общества  и  образ
жизни, то они просто вымрут от голода.
   А  О'Брайен  очень  сомневался,  что  подобные  радикальные   изменения
общественного строя возможны. Лет через сто - двести ученые, которых очень
волнуют уже случившиеся  трагедии,  хотя  они  и  игнорируют  происходящие
сегодня, громко станут оплакивать печальную судьбу туземцев. "У  них  была
такая великолепная цивилизация! С такими оригинальными, просто уникальными
особенностями! Ах,  какая  потеря!  Необходимы  такие  законы,  чтобы  это
никогда не повторилось!"


   Молодежь приезжала  отовсюду,  из  всех  деревень.  Лодки  вылетали  на
песчаный  берег,  сверкая  влажными  лопастями  весел   и   сопровождаемые
бесшабашными песнями гребцов. Иногда их насчитывалось с десяток - красивых
и гордых юношей и очаровательных девушек, покрытых  бронзовым  загаром  от
многих дней, проведенных на солнце. Это были опытные охотники  и  искусные
ткачи, ибо в этом обществе люди любого пола могли выбирать себе работу  по
вкусу.
   Все  они  принадлежали  к  тому  возрасту,  когда  счастье  безоблачно,
возрасту, который туземцы именуют Временем Радости, так как  у  них  много
времени для отдыха, танцев, пения и  флирта,  а  выполнение  общественного
долга еще только маячит впереди. И хотя они охотно вытаскивали свои  лодки
на берег возле мыса и застенчиво представали пред очами  Лэнгри,  оказывая
ему всяческий почет, но он-то знал,  что  никакой  разговор  о  завтрашних
горестях и невзгодах не отвлечет их помыслы от радостей сегодняшнего дня.
   Его вопросы повергали их в удивление. Они с  большим  трудом  усваивали
новые для них концепции. Они, потея, пытались научиться произносить  новые
для  них  созвучия.  Им  приходилось  переносить   неслыханные   испытания
выносливости,  силы,  памяти,  сообразительности.  О'Брайен  проверял  их,
отвергал, а на их место прибывали новые, пока он наконец не  отобрал  себе
пятьдесят учеников.
   В лесу - подальше от  соблазнов  моря,  берега  и  деревни  -  О'Брайен
построил крошечный поселок. Там он  и  поселился  со  своими  пятьюдесятью
учениками, заставляя их учиться от  восхода  до  заката,  а  иногда  и  до
полуночи. Туземцы из деревни доставляли им пищу, тогда как люди  из  более
отдаленных мест приезжали, чтобы помочь эту пищу готовить.  Форнри  всегда
был  на  месте,  готовый  помочь  во  всем,  а  Далла  незаметно  подавала
прохладительный напиток и влажные листья,  которыми  Лэнгри  вытирал  лоб,
когда уставал, а другие ждали, когда он отдохнет. Боли в животе  приходили
и  уходили.  Когда  они  были  слабы,  О'Брайен  их  старался   переносить
незаметно, когда же игнорировать боль становилось невозможно, он распускал
учеников и ждал, пока она хоть немного утихнет.
   Формально обучение самого О'Брайена кончилось  тогда,  когда  он  вырос
настолько, что смог удрать от своего классного  наставника,  но  потом  он
учился всю жизнь  и  в  своих  странствиях  умудрился  накопить  кое-какие
сведения по самым разным вопросам. Но он никогда не думал, что запас  этих
знаний столь мал. Кроме того, он понял, как иногда трудн