о снимки
    бережно  хранил.  Тут  же  очерк "Механохимические двигатели с биоточным
    управлением"  из  журнала  "Природа"  и  десятка  полтора других научных
    статей  со  столь  же  мудреными  названиями.  Наконец,  в  папке лежала
    пространная  газетная  рецензия,  в которой рассказывалось о выступлении
    шестирукого  музыканта,  игравшего  сразу на рояле, аккордеоне и гитаре.
    Впоследствии  Галя  рассказывала,  что  в  ту  пору  они  со Степаном не
    пропускали  ни  одной гастроли этого, как писали в афишах, "современного
    будды".  И  в  особый  восторг ее спутник приходил после концерта, когда
    музыкант  выдергивал  из  рукавов  свои  дополнительные хемомеханические
    руки и складывал их в чемоданчик.

    До  поры  до  времени  Степан ограничивался тем, что копил свои заметки,
    читал  их  и  перечитывал.  Но  когда  в секретную папку перекочевала из
    "Вечерней  Москвы"  корреспонденция  "Открытие  спортивного клуба "Живые
    крылья",  владелец  папки потерял покой. Генератор запахов был заброшен.
    И  пока мы разбирали его детали на карманные излучатели ароматов, Степан
    обивал пороги этого клуба.

    Что  и  говорить,  Додонов  умел  добиться своего. Клубное начальство не
    устояло  против его натиска. Уже через неделю Степан благополучно прошел
    медицинское  обследование  и  гимнастическую проверку. Еще неделю спустя
    он  выдержал  теоретический  экзамен  (чему  очень  помогли материалы из
    секретной  папки)  и  стал  кандидатом  в  члены  клуба.  Словом,  мы  и
    опомниться  не  успели, как наш герой приволок в свою комнату то, к чему
    были устремлены его помыслы.

    Насупленный,  взъерошенный,  готовый  к обороне от шуток, он водрузил на
    стол пакет с яркой цветной надписью: "Спортивные ринолиновые крылья МИ-7".

    Честно  говоря,  никто из нас еще не видел вблизи "почти живых" машин. В
    ту   пору  они  еще  были  уникумами.  Мы  знали  только,  что  все  эти
    искусственные  руки,  плавники,  крылья  действуют по принципу настоящих
    живых  мускулов.  Если  их  "кормить"  особыми  растворами,  они усердно
    работают,  повинуясь сигналам биотоков человеческого мозга. Федя Артюхов
    слышал  еще,  что  МИ-7  -  не  самая  последняя модель хемомеханических
    крыльев, что есть более удачные конструкции.

    Мы,   разумеется,   не  преминули  разъяснить  Додонову  недостатки  его
    приобретения, хотя он и сам о них отлично знал, конечно.

    Степан  стойко  отмалчивался  и,  не обращая внимания на наши разговоры,
    медленно  открывал  герметический запор пластмассового пакета, в котором
    находились  крылья.  Для  нас  было  новостью,  что  крылья  хранятся  в
    герметической  упаковке.  Было  любопытно  и  то,  как  они  выглядят  в
    "усыпленном"  виде.  Болтовня  умолкла.  Всех  обуяла  любознательность.
    Толкая   друг   друга   локтями,  мы  старались  поближе  подобраться  к
    священнодействующему Степану.

    Да,   крылья  имели  своеобразный  и  не  очень  красивый  вид.  Обильно
    смазанные  каким-то  прозрачным  желе,  сложенные  в  три  погибели, они
    напоминали большую медузу.

    Степан  расстелил  на  полу несколько газетных листов, осторожно положил
    на  них липкую медузу и сделал отчаянную попытку выгнать нас из комнаты.
    Мы  и в самом деле ему мешали - все, кроме Гали, чью посильную помощь он
    великодушно  принимал.  Было  понятно  его  возмущение.  И  все-таки  мы
    остались,  сбившись  в  кучку  возле  двери. Ведь сейчас должно начаться
    самое  интересное  -  деконсервирование,  а  попросту  говоря, оживление
    спящей машины.

    Махнув на нас рукой, Степан принялся за дело.

    С  распластанной медузы он снял ватными тампонами бесцветное желе. Пахло
    оно весьма неважно. Федя сказал:

    - Не надо было гробить генератор ароматов, Степан. Как раз пригодился бы.

    Никакого ответа. А Галинка гневно сверкнула глазами.

    Потом  оба  они носили из умывальника стаканом воду, вливая ее в машину.
    Послышалось  шипение.  Медуза начала из прозрачной делаться зеленоватой.
    Из  нее  полезли  отростки.  Это  и  были  лопасти  крыльев. В основании
    каждого  стали  чуть  приметно  пульсировать  искусственные  "сердца"  -
    насосы  биораствора.  У нас на глазах крылья выросли, сделались упругими
    и ярко-зелеными.

    - Смотрите, машина уже дышит, - нарушил молчание Степан.

    Верно, поверхность крыльев слегка трепетала.

    Степан  повеселел.  Видимо,  он  боялся,  что крылья не оживут, и теперь
    вздохнул свободно.

    - Деконсервация окончена!

    Он   показал   нам   инструкцию,   которая   заканчивалась   фразой:  "В
    деконсервированном   виде  машина  выполняет  шесть  движений  лопастями
    (скручивание,  раскручивание,  мах вверх, мах вниз, наклон и выпрямление
    передней   кромки)  по  сигналам  биотоков  специально  натренированного
    человека".
                                       II

    Специально  натренированным  должен  был  стать  Степан. И о том, как он
    становился   таковым,   стоит   вспомнить,   ибо   поначалу   это   было
    довольно-таки забавное зрелище.

    С  утра  пораньше  Степан  опоясывался ремнями крыльев, прижимал к своим
    голым  плечам  и  лопаткам присоски контакторов - приемников биотоков. И
    тут  начиналось  несусветное.  Крылья  принимались беспорядочно хлопать,
    махать,   скручиваться   в   рулоны   и  разворачиваться  во  всю  ширь.
    Сумасшедшая  биомашина,  воспринимая неорганизованные импульсы биотоков,
    таскала  своего несчастного хозяина по комнате, сбивала с места все, что
    способно   было   упасть.   Несколько   минут  спустя  в  комнате  царил
    страшнейший  беспорядок.  А  хозяин с красным от напряжения лицом тщетно
    сопротивлялся  безумным прихотям синтетических мышц могучего безголового
    тела.  И  не  усилиями  своих  мускулов, нет. Успокоить крылья надо было
    только  мыслью,  только работой собственного мозга. Эта цель - научиться
    останавливать  трепет  крыльев  усилиями мысли стояла первой в программе
    тренировок.

    Поначалу  многие  из  нас  во  главе  с  Федей  Артюховым  относились  к
    Степановой  затее  скептически.  Но  усмехаться  и  пожимать плечами нам
    пришлось  недолго.  С  каждым  днем  крылья становились послушнее. Через
    неделю  Степан  уже  умел  в  течение  нескольких  минут  держать  их  в
    повиновении. Мало-помалу у него выработался автоматизм.

    Помнится,   перед   экзаменами   по   истории   космологии   мы  увидели
    умилительную  картину.  Наш  герой  сидел за столом рядышком с Галочкой.
    Милая  пара  преспокойно  штудировала  конспекты,  а  на  плечах Степана
    красовались крылья - тихие, еле трепещущие, смиренно свернувшиеся в рулоны.

    В  ту  пору Степан стал непривычно разговорчивым и общительным - видимо,
    преднамеренно,  чтобы  приучить  себя сдерживать машину, совсем о ней не
    думая.  В  поисках  собеседников  он  разгуливал  по комнатам общежития,
    щеголял  свернутыми крыльями, которые смиренно торчали из дыр, сделанных
    в ковбойке.

    -  Братки,  -  кинул  он  нам  однажды  свое  любимое  обращение.  -  Вы
    понимаете,  что  это  такое - получить собственные крылья? Вы никогда не
    летали  во  сне?  Вы  же  рождены летать, а не ползать. В общем, братки,
    надо завести на факультете летательную секцию. Берусь раздобыть пять машин!

    -  Вот  что,  ангел,  -  сказал  Федя,  -  если  ты такой уж застрельщик
    летателей, дай хоть примерить крылья...

    Степан  нравился  нам  тем, что абсолютно не умел отказывать в просьбах.
    Его  генератор  ароматов  побывал  на  вечеринках всех факультетов, а на
    подводном  мотоцикле  и сейчас бороздят его приятели дно Москвы-реки. Но
    на этот раз последовал робкий отказ:

    -  Видишь  ли,  я  бы  дал  тебе эту штуку, но ты собьешь мне настройку,
    понимаешь?

    - Не понимаю, - ответил Федя.

    -  У  каждого  своя  система биотоков, и машину нужно к ней приноровить,
    приладить.    Это    дается    тренировкой:   машина   сама   помаленьку
    настраивается.   И  всякий  новый  хозяин  вынужден  заново  настраивать
    крылья. Вы же знаете, братки, что моя модель старая, тренировки с ней уйма.

    - Зачем же ты взял ее, такую плохую?

    - Какую дали.

    Галя  говорила  потом,  что Степан здесь скромничал и недоговаривал. Ему
    будто  бы  предложили архиновейшую модель. Он же предпочел старую, чтобы
    лучше     натренировать     себя    и    легче    приспосабливаться    к
    усовершенствованным машинам, если это понадобится.

    Шли  дни.  Энтузиаст  летания  целиком  отдался своему увлечению - думал
    только  о крыльях, ходил всюду с ними, даже на ночь оставлял их на себе,
    приучившись спать на животе.

    Итог  получился плачевный: тройка по звездной динамике и несданный зачет
    по теории нейтрино.

    Провал  зачета  произошел  при  довольно нелепых обстоятельствах. Степан
    явился   в  аудиторию  по  обыкновению  крылатым.  Получив  задание,  он
    разнервничался,  и  это  привело к неожиданному результату: крылья вышли
    из  повиновения,  да  так,  что  он  и  сам не заметил. Сначала тихонько
    развернулось  правое,  и  уткнулось  в лицо одной студентки. Не поняв, в
    чем  дело,  та  подняла  крик.  Степан  растерялся  -  и  тут же потерял
    управление   над   левым  крылом.  Оно  пронеслось  на  волосок  от  уха
    остолбеневшей старушки-преподавательницы.

    Целую  минуту  длился бунт крыльев. Невозможно было без хохота смотреть,
    как  незадачливый  летатель  пытался  восстановить  растерянную  систему
    биотоков.  К  счастью, все окончилось относительно благополучно, если не
    считать  опрокинутой  чернильницы.  Виновник  происшествия был, конечно,
    удален с зачета.

    Вскоре как карающий меч нагрянуло курсовое бюро.

    Первым  выступил  наш  аккуратный,  строгий,  знающий  во  всем  границу
    умница-секретарь.  Он  потребовал  от новоявленного кандидата в летатели
    прекращения  безобразий,  поднял вопрос об отправке письма в клуб "Живые
    крылья"  с  просьбой  до  летних  каникул  изъять  у  Степана  крылья  и
    воздействовать  на  него по спортивной линии. Потом встал Федя Артюхов и
    поддержал секретаря.

    Обстановка  складывалась  серьезная.  Отнять  у  Степы заветную игрушку,
    пожалуй,  было  бы  слишком жестоко. И когда его пригласили высказаться,
    все  ждали,  что  он будет просить о помиловании. Куда там! Он заговорил
    совсем  о  другом  -  о  координации  волевых усилий, о переформировании
    функций    двигательных    центров    мозга.   Вдавшись   неожиданно   в
    палеонтологию,  начал  доказывать,  что  в каменноугольный период предки
    человека были "почти" летающими ящерами.

    -  Стало  быть, - вещал Степан, - у нас остались следы забытых рефлексов
    полета. И они должны быть воскрешены!..

    Все  это  было совсем не на тему, но звучало небезынтересно. Мы слушали,
    развесив  уши.  Оратор  понял  это  и разошелся. Под конец он опять стал
    уговаривать ребят завести в нашем спортклубе секцию летателей.

    Предложение,  понятно,  признали  несвоевременным. А когда Степану снова
    задали  строгие вопросы о его учении и неугомонных дебоширах-крыльях, он
    ответил:

    -   Непроизвольных   движений   машины  больше  не  будет.  Первая  фаза
    тренировки  закончена.  Тренер  клуба  разрешил  мне  надевать на крылья
    резиновые  пояса.  А учебные дела обещаю подогнать за месяц. Даю честное
    комсомольское.

    Бюро  решило  поверить  Степану,  ибо  человек он был все-таки хороший и
    раньше не безобразничал.
                                      III

    Многим   на  этом  собрании  очень  хотелось  узнать,  что  такое  "фазы
    тренировки",  почему  первая уже закончена, в чем заключается вторая. Но
    вопросов  не  задавали.  Неудобно.  Ведь  как-никак  Степан  должен  был
    чувствовать себя провинившимся юнцом, а не мудрецом, просвещающим неучей.

    Зато  на  другой  день после лекций нашего кандидата в летатели окружило
    плотное кольцо любопытных, и он с важным видом ответил на вопросы.

    Выяснилось, что всего фаз пять.

    Первая  -  привыкнуть  держать  машину  неподвижной. Степан уже научился
    этому (если не вспоминать о досадном событии на зачете).

    Вторая  фаза  -  усилием  воли,  а  затем  и  спокойным  приказом  мысли
    разворачивать  и  сворачивать  лопасти.  И  с  этим  делом Степа кое-как
    справлялся.

    Третья фаза - овладеть взмахами крыльев. Этого еще Степан не умел.

    Четвертая (самая трудная) фаза - прыжки и планирование.

    Пятая фаза - полет.

    Все  обучение  должно  занять  несколько  месяцев. В конце концов крылья
    станут   гибкими   и  подвижными,  полностью  подчинятся  автоматическим
    командам   биотоков   мозга,  органически  вольются  в  многоступенчатую
    иерархию анализа и синтеза нервных сигналов.

    Ну  и сложна же была машина! Степан показал нам ее принципиальную схему.
    Тончайшая  паутина  синтобиопроводников и хемогенераторов, хитроумнейшее
    переплетение   искусственных   мышц,  искусственных  нервов,  идущих  от
    контакторов,  сеть  каналов  биоснабжения, расходящихся от искусственных
    сердец и приемников питания.

    -  Обратите  внимание  на  "рты"  машины,  -  вразумлял нас Степан тоном
    маститого  лектора.  -  Силовой  сок  в  них  подается  под  давлением -
    впрыскивается  с  помощью  шприца.  О  "сытости"  или  "голоде"  крыльев
    сигнализируют  вот  эти  индикаторы. Если они оранжевые - значит, машина
    обеспечена соком. Если синие или фиолетовые - питания недостаточно.

    Мы  заглянули  в  глазки индикаторов и ясно увидели, что они были совсем
    синие.

    - Что ж ты ее моришь голодом!?

    - Режим! Все строго по часам.

    Но  тут  прибежала  Галя  и  заявила, что как раз в данный момент Степан
    злостно нарушает режим питания крыльев.

    - Ты заболтался, уже полчаса как тебе пора кормить...

    И летатель отправился потчевать свою машину таинственным силовым соком.

    К  трапезе  крыльев  мы допущены не были. Тем не менее мы ушли, впитав в
    себя еще одну крупицу степановского энтузиазма.

    Следующие  фазы тренировки Степана проходили для нас незаметно. Вечерами
    он  исчезал  в  своем  клубе и занимался под руководством тренера. Мы не
    замечали тогда, что вместе с ним пропадала Галя.

    Близился конец шестого семестра. Все старательно готовились к экзаменам.

    Степан  же  даже в самые горячие дни не прекращал тренировок. И вместе с
    ним  усиленно  тренировалась  Галя, которую благодаря заботам Степана не
    только  приняли  в  клуб  "Живые крылья", но и наделили отличной машиной
    МИ-10  -  со множеством новшеств, чуткой, легкой в управлении, требующей
    куда   меньше  усилий  в  тренировке.  Тогда  мы  этого  не  знали.  Все
    выяснилось  после  последнего экзамена на традиционном спортивном балу в
    Лужниках.

    Сумерки  ласкового  июньского дня были раскрашены зеленью парка, напоены
    разноголосицей  хоров  и  оркестров.  Звонкий  смех, аплодисменты, слова
    спортивных команд...

    Наши  ребята  затеяли на набережной летучие акробатические соревнования.
    Они  только  начались, как вдруг через рупоры послышался спокойный голос
    диктора.

    -  Через  пять  минут  со  шпиля  университета  стартует  следующая пара
    летателей.   Астрофизический  факультет,  группа  тридцать  два.  Галина
    Круглова  и  Степан  Додонов,  крылья МИ-10 и МИ-7. Повторяю. Через пять
    минут...

    Позабыв  о  соревнованиях,  мы  принялись  смотреть  на  площадку  шпиля
    университетского здания.

    - Вон, вон они, - раздались крики.

    На   фоне  неба  вырисовывались  фигурки  со  стрелками  крыльев,  такие
    маленькие  подле  громады шпиля. Вот одна из них бросилась с балкончика.
    Крутой  вираж  - и она взмыла ввысь. Орлиные мерные взмахи крыльев несут
    ее над Москвой-рекой и возвращают к балкончику шпиля.

    А  вот  две  фигурки  кидаются  в воздушную ширь, мчат к нам на стадион,
    парят  над зеленым лугом, куда мы сбегаемся и изо всех сил кричим "ура".
    Какое  нам дело до того, что на бал слетелось еще несколько пар крылатых
    счастливцев  из  других институтов. Мы следим только за своими. Мы машем
    им,  зовем, торжествуем. Ведь это наш Степан, наша Галочка, наши Дедал и
    Икар двадцатого века!

    Спустившись на землю, летатели попали в объятия восхищенных зрителей.

    - Качать ангелов!

    Мы изрядно "раскачали" героев дня.

    В  конце концов это им надоело, и они освободились неожиданным способом:
    моргнули  друг другу, быстро расправили крылья, взмахнули ими, овеяв нас
    воздушной  волной,  и  отпорхнули  в  сторону. Каково! Это вызвало новую
    бурю восторга.
                                       IV

    Надо  сказать,  что еще за два года до известных читателю событий Степан
    записался  в  очередь  на  лунную  экскурсию.  Тогда  он  с  пеной у рта
    доказывал,  что  современный  человек обязан в молодые годы собственными
    глазами увидеть экзотические пейзажи пустынь и хребтов Луны.

    Но  очередь  подошла  как  раз  к  моменту  освоения  крыльев. И, скрепя
    сердце,  Степан  отказался  от  космического  паломничества. Предстоящие
    каникулы он не мыслил без полетов.

    Для  Гали  проблема  лета  была решена раньше: вместе с вами она ехала в
    альплагерь  на  Гималаи,  в  район Второго тектонического заповедника. И
    ласковое  Галино  упорство  привело к тому, что в нашу группу попросился
    Степан.  Разумеется,  мы  с  радостью  приняли его. Даже Федя Артюхов не
    возражал.

    Что и говорить, события этого лета запомнились надолго.

    Маршрут  похода,  разработанный  еще  зимой,  поднимался  по труднейшему
    юго-западному  склону  Джамалунги  к  ее  вершине,  а затем спускался по
    северному    склону    до    экспериментальной   стокилометровой   шахты
    Сейсмонадзора  (в  конце  пути мы рассчитывали познакомиться с новинками
    предсказания и предотвращения землетрясений).

    На  первых  этапах Степан и Галя были изумительны. Подъемы, на которые у
    нас  уходили  часы,  они  преодолевали  за несколько взмахов крыльев. Мы
    трудились,  изнемогая  от  напряжения, а они порхали вокруг и резвились,
    как  дети,  как птицы. В характере Степана вдруг даже обнаружилось нечто
    птичье-легкомысленное.  Он даже петь начал, чего прежде за ним совсем не
    замечалось.  Лезешь,  бывало,  по  отвесной стене, потом обливаешься под
    палящим  солнцем,  еле  нащупываешь  крохотные  неровности  для опоры, а
    вверху  раздаются  беззаботные степановские рулады, да вдобавок сиплые и
    фальшивые.

    И откуда он знал эти модные танцевальные песенки?

    - Степа, пой про себя, - кричали мы ему.

    - Про меня ничего не написано! - отвечал он с петушиным нахальством.

    - Галинька, уйми иерихонскую трубу!

    Но  Галя  хохотала,  полагая,  вероятно, что и фальшивое пение к лицу ее
    неповторимому Степану.

    Однако  настал  день, когда песни умолкли. И вовсе не потому, что Степан
    внял нашим просьбам.

    Федя  Артюхов  сумел  так  пристыдить  легкомысленных летателей, что они
    целых  три  дня  держали  крылья  свернутыми  и храбро делили с нами все
    трудности  обычного  человеческого  восхождения.  А  на  четвертый день,
    когда  мы  забрались уже довольно высоко, неожиданно произошло печальное
    событие.

    Согласно  уговору  в  этот  день  бескрылый  период  летателей кончился.
    Утром,  когда Галя, готовя завтрак, разворачивала пе-пе (так мы называли
    свою    походную