-  скорее  сюда!  Здесь  великий Аверин! Слышите, здесь живой
    Аверин!"  Она  восторженно, совсем по-детски вновь взглянула на Алексея:
    "Товарищ  Аверин,  вы  нам чуть-чуть расскажете, да?" Прибежали подруги.
    "Знакомьтесь,  -  поспешно, словно боясь потерять инициативу, продолжала
    темноволосая и сама первая протянула руку, - Вера..."

    А  второе  знакомство  состоялось  неделю  спустя  на  заседании  Совета
    звездоплавания.  Алексей  был  приглашен туда для обсуждения технических
    новинок.   Сменялись   докладчики.  Алексей  слушал  о  новых  магнитных
    двигателях,    автоматах    внутреннего    ракетовождения,   устройствах
    космической защиты.

    И  вот  он  увидел  на кафедре Веру. Это было полной неожиданностью. Она
    тотчас  узнала  его, сидящего во втором ряду, покраснела, но сразу взяла
    себя в руки и принялась спокойно излагать суть своего предложения.

    Ей  было  задано  много  вопросов,  в  том  числе  и трудных, каверзных.
    Какой-то  молодой  человек  со  слишком громким, как показалось Алексею,
    голосом  требовал  "дополнительных  обоснований".  Он  говорил  внятно и
    назойливо:  "Я  как  эсвечист  сомневаюсь в интегральной тождественности
    последовательных посылок..."

    Алексей  поймал  себя  на  явной антипатии к эсвечисту, хоть и не было к
    тому твердых оснований.

    Вера  же  отвечала на возражения вразумительно, обстоятельно и, главное,
    дружелюбно.   "Какая  умница",  -  подумал  восхищенно  Алексей.  И  это
    восхищение так и осталось в нем до конца.

    Он  проводил  ее  домой.  Она  шла - утомленная, немного ушедшая в себя,
    иногда  чуть спотыкаясь на своих высоких каблучках, - и опиралась на его
    руку.  Алексей  чувствовал  себя  счастливым  и  неловким.  Разговор  не
    клеился,   и  он  винил  в  этом  себя.  На  его  банальное  предложение
    "увидеться  еще"  она  как-то  удивительно  славно  кивнула головой - не
    сверху вниз, а снизу вверх.

    ...Гонг  счета  земных  суток  вывел  Алексея  из  оцепенения и вернул в
    действительность.
                               Человек - это цель

    Он  лежит  на  спине.  Перед  ним  матовая  ворсистая поверхность стены.
    Розоватый  свет  индикаторов  пульта  управления  ложится  отблесками на
    витки катушки электромагнитной тяжести.

    Если  опустить  взгляд,  видны  узорные секции теллуровой батареи. А еще
    ниже   глаза   натыкаются  на  черный  круг.  Этот  круг  -  иллюминатор
    астрономического отсека.

    Хочется  встать и подойти к иллюминатору. За ним - могильная темнота. Но
    если смотреть долго, то появляется еле различимый силуэт...

    Все  чаще  наступали  моменты,  когда Алексея неодолимо влекло еще и еще
    раз  заглянуть в иллюминатор астрономического отсека. Ни о чем другом не
    хотелось  думать.  Мысли  застыли,  они  остановились  на том дне, когда
    произошла встреча с антигазом.

    Изменилось  даже представление о времени. Раньше они с Верой считали дни
    с  момента  поворота,  когда  "Диана"  дошла  до вершины своего прыжка в
    разведывательном  рейсе  и  повернулась  лицом  к  Земле. Теперь началом
    времени стала катастрофа.

    На  пятый день этого нового календаря в голову пришла настойчивая мысль:
    крепче  привязать  Верино  тело.  Было  страшно,  что  покрывало  и  его
    застежки не выдержат толчков при включении двигателей.

    Алексей  проделал  эту  мучительную операцию. В астрономический отсек он
    прошел,  как  и  в  день  катастрофы, через космос, ибо прямой тамбурный
    проход  так и остался неисправленным. На обратном пути почувствовал себя
    плохо.  Странно  ударила  в  глаза  колющая звездная пустота... Началась
    тошнота и рвота. Раньше этого не было.

    Он  вернулся  в свой отсек потерянным и разбитым. Не мог забыть ощущения
    холодной  стеклянной твердости тела жены, которого ему пришлось касаться
    руками.

    ...В  движении  стрелок  часов сменялись бесцветные, однообразные сутки.
    Подчиняясь  напоминающим звуковым сигналам, Алексей продолжал машинально
    выполнять очередные обязанности.

    В  промежутках  между  работой  и  бессистемным,  случайным сном подолгу
    стоял  у окна в астрономический отсек. До боли сдавливал пальцами виски.
    Отходя  от  окна,  включал  на  полную  мощность  динамиков какую-нибудь
    музыку и как пьяный ничком лежал на широком гамаке амортизатора.

    Резь в затылке и позвоночнике началась после одного из таких приступов.

    Это  была  очень сильная боль - внезапная, будто удар ножом. Она длилась
    несколько секунд, а потом угасла. Но не полностью.

    Примерно   два   часа  спустя  резь  повторилась.  Во  время  подготовки
    последнего  кодированного  сообщения  на Землю произошел второй приступ.
    Он был не столь болезнен, как первый, но след оставил более тяжелый.

    После этого приступы стали повторяться часто.

    Алексей,  как  и  всякий  астронавигатор,  был немного врачом. Во всяком
    случае,  основы общей и космической медицины он знал. Но симптомы недуга
    выглядели  необычно.  Не  сумев поставить себе диагноза, он перепробовал
    наугад   несколько   средств   из  бортовой  аптеки  -  против  нервного
    истощения, против лучевого поражения, даже против желудочных нарушений.

    Облегчения не приходило. Но, самое страшное, это его не удручало.

    Апатия плотнее и плотнее обволакивала сознание.

    Был  случай,  когда,  передвигая  рычаг  энергоснабжения,  он  разбил на
    пульте  глазок  индикатора.  Однако  ему  и  в голову не пришло заменить
    глазок.  К чему? Ведь это ничего не изменит. В душу вползала покорность.
    Не  хотелось  есть, не хотелось и заставлять себя есть. Часто охватывала
    сонливость.

    В  тягучем  бессилии  прошло  двое  или трое суток. На двенадцатый после
    катастрофы  день резь в спине усилилась. Алексей прилег на амортизатор и
    вскоре впал в забытье.

    Сон   был   неспокойным.   Опять   приснилась  Вера.  Сосредоточенная  и
    серьезная,  она  сидела  за аппаратом для чтения микрофильмов. Вдруг она
    посмотрела  в  упор  на Алексея. Страх застыл в ее глазах, которые вдруг
    начали  мертветь,  делаться  пустыми  и  расплывчатыми.  Сверху поползли
    языки  липкой мглы. Алексей почувствовал, что проваливается куда-то, что
    ему  надо  сейчас же, немедленно проснуться. Усилием воли он выбрался из
    цепких объятий сонного дурмана.

    Проснулся  с  неописуемой  резью  в  позвоночнике.  Всего  его крутило и
    крючило.  Это  был  новый,  неведомый  приступ,  куда более тяжелый, чем
    прежние.  Он  бушевал  полчаса,  оставив  в  верхней  части спины острую
    пульсирующую боль. Настал критический момент.

    Гибель  жены,  физическая  мука,  невыразимая безысходность космического
    одиночества   смешались   воедино,   превратились  в  общее  нестерпимое
    страдание.  Алексей  отчетливо ощутил, как близок он к полному отупению,
    сумасшествию  и  гибели.  Мотая  головой,  стряхивая  с  себя  безумие и
    смерть,  он  издал вопль: "Не потерять себя! Не потерять себя! А-а-а..."
    Снова  и  снова  метался  в металлической скорлупке корабля исступленный
    крик человека.

    Исстрадавшийся  организм  входил  в новое состояние. Отупение и отчаяние
    уступали   место  какому-то  подобию  спокойствия.  Возвращавшаяся  воля
    рождала решимость.

    Алексей  быстрыми  шагами  мерял тесное пространство. Два шага к пульту,
    два шага к амортизатору. Еще раз, еще раз. Шаги твердели.

    Вслух  громко  начал говорить сам с собой: "Не смей терять себя, не смей
    терять цель. Человек- это цель..."

    Говорить  не  переставая!  Заполнить  собственным голосом эту сводящую с
    ума тишину...

    "...Человек  - это цель. Не следствие, а причина. Не почему, а для чего.
    Жить  надо  не  почему-то,  а  для  чего-то.  Ты  заболел,  но ты обязан
    выдержать   остаток   пути...   Надо   работать.   Без  конца  работать.
    Восстановить жизненный ритм и режим... Сейчас ты будешь есть..."

    Он  обращался  к себе тоном приказания. Его "я" разделилось на две части
    - приказывающую и выполняющею.

    Открыл  кухонную  нишу. Включил плиту. Дрожащими руками приготовил чашку
    бульона,  разломал  на  куски  хлебец. Давясь, преодолевая тошноту, съел
    все это.

    "Сейчас ты проверишь магнитный тормоз. Его пора включать".

    В  тесноте узкого кольцеобразного коридорчика машинного отделения трудно
    было   повернуться.  Снова  заболела  спина.  Алексей  чуть  не  потерял
    сознание  и  присел  на  корточки.  Стиснув  зубы,  он  довел  до  конца
    регулировку тормозной автоматики.

    Выбрался  наверх,  в  отсек.  Отказал  себе  в  передышке и сразу сел на
    выверку курса. Точно установив координаты "Дианы", включил тормоза.

    Боль чуть ослабла.

    Алексей  снова  начал  говорить  - громко, быстро, не слишком вдаваясь в
    смысл  слов.  Мысли,  которые он высказывал вслух, сводились к тому, что
    близок  Малый  Космос  -  солнечная  система, что "Диана" начала снижать
    свою  сказочную  субсветовую  скорость, что Солнце светит уже как звезда
    первой величины.

    "Надо  менять  календарь,  - продолжал Алексей. - До финиша около десяти
    дней.  Будешь  считать  с конца - десятый, девятый, восьмой... Все время
    будешь работать..."

    Чтобы   плотнее  занять  время,  Алексей  выдумал  дополнительные  дела:
    профилактический  ремонт  двигателей, двойной контроль курса. Подготовил
    аппаратуру  для  двусторонней  связи  с  Землей.  Включил  радиопеленг и
    приемник.  Пока  динамики  молчали,  но не сегодня-завтра до "Дианы" мог
    уже дойти голос приближающейся родины.

    В  последнем  кодированном  сообщении  на  Землю  Алексей особенно точно
    обрисовал  картину  движения  звездолета.  Если  на  Земле  не  забыли о
    "Диане",  если  там  принято  последнее сообщение, то скоро, очень скоро
    земными  радиопеленгаторами будет засечен его пеленговый сигнал. А затем
    к звездолету будет послана первая направленная передача.

    Тогда  можно будет говорить с кем-то, с каким-то потомком, с гражданином
    родины,   прожившей   после  него  целое  столетие.  А  пока  надо  было
    продолжать разговаривать с самим собой.
                                      Тема

    Нет,  далеко  не все свои мысли Алексей выговаривал вслух. Память о Вере
    была  молчаливой и затаенной, так же как неутихающая боль в верху спины.
    Ничего не прошло. Изменилось лишь отношение к себе.

    Алексей  все  время  помнил, что астрономический отсек открыт, что перед
    входом  в  солнечную  систему  его  необходимо  закрыть.  Иначе  в отсек
    попадет пыль, а при влете в земную атмосферу - горячий воздух.

    Закрывать  отсек  придется  снаружи, и для этого нужно снова выбраться в
    космос.  Сделать это надо незамедлительно. В последующие дни будет много
    дел,  связанных  с  посадкой.  Кроме  того,  Алексей  знал, что он очень
    возбужден,  и  хотел  воспользоваться  этим преимуществом, которое могло
    оказаться  временным. Он чувствовал, как в глубине организма, где-то под
    броней наигранной бодрости, копится его непонятная болезнь.

    Казалось  бы,  выход  в  космос  не  выглядел чрезмерно трудной задачей.
    Алексей  это  делал  много  раз.  Тревога  его была вызвана не логически
    осознанной    опасностью,   а,   скорее,   обостренным   подсознательным
    инстинктом   самосохранения,  темным  предчувствием  чего-то  недоброго,
    ждущего его за бортом звездолета.

    Он  тщательно подготовился к выходу. Выключил торможение, ибо с корабля,
    резко  замедляющего  полет,  выход в космос невозможен. Зажег прожекторы
    наружного освещения "Дианы".

    Облачение  в  космический  костюм  оказалось  болезненным,  как никогда.
    Особенно трудно было продевать руки в плотно облегающие рукава.

    "Что  ж,  -  громко  сказал  Алексей, - костюм предназначен для здоровых
    людей".  Зарядил  свежий  патрон  в  пистолет-двигатель.  Обмотал вокруг
    пояса  "вожжи"  - пару длинных пластмассовых шнуров, предназначенных для
    привязывания  человека к звездолету. Во время экспедиции Алексей ни разу
    не   пользовался   вожжами.   И   он   и   Вера  целиком  полагались  на
    пистолеты-двигатели.

    В  тамбуре  Алексей сначала немного успокоился. Там привычно гудел насос
    откачки  воздуха.  Потом  с  шипением  ворвалась  в скафандр дыхательная
    смесь.   Но   вот   машинный   шум   утонул  в  образовавшемся  вакууме.
    Отодвинулась  выходная  заслонка.  За  ней  во всей своей грозной наготе
    встала черная сверкающая бездна.

    И тогда начало сбываться то, чего он инстинктивно страшился.

    Иглы   звезд   сразу   обожгли  глаза.  Казалось,  к  роговице  прилипли
    раскаленные  искры,  жгучие  и  ядовитые  песчинки.  Навернулись  слезы.
    Невесомые,  они  не  стекали  вниз, а от моргания обволакивали ресницы и
    веки.  Светящаяся  вселенная будто сжалась в кулак, потеряла расстояние,
    глубину, ширину.

    Алексей  зажмурился,  но  тут  же заставил себя вновь взглянуть на небо.
    Свет мира потерял дискретность, сделался сплошным, неразборчивым, мутным.

    Подобное  случалось  с  ним  только  раз - во время предыдущего выхода в
    космос,-но  в гораздо меньшей степени. И это была, видимо, неведомая ему
    прежде космическая близорукость.

    Повернулся  к  корпусу  корабля.  Прищурился.  Постарался  хоть в грубых
    очертаниях  увидеть  эту  титановую  махину,  которой  он сейчас касался
    руками,  привязывая  вожжи  к  одному  из  поручней.  Ведь  "Диана" ярко
    освещена  наружными прожекторами. Он помнит, как включал их. Нет. Ничего
    нет. Ничего не видно. Одни расплывчатые разноцветные пятна.

    Близорукость  ли  это?  Только ли она? Его охватил ужас. Несколько минут
    он  беспомощно  качался в пустоте, притянув к животу колени и запрокинув
    голову.  Когда  приступ  отошел,  не было уже никаких огней. Свет погас.
    Кругом стояла кромешная тьма.

    Слепой!..

    Он тряс головой, вертел глазами, смыкал и размыкал веки...

    "Слепой",  -  он  повторил  это  слово  вслух.  Скафандр не резонировал.
    Ощущение было такое, как если бы уши и нос кто-то заткнул ватой.

    "Слепой,  -  еще  раз  повторил Алексей И тут же заорал в глухую полость
    скафандра:  -  Никакого отчаяния! Не смей! Очень хорошо, что ты привязан
    на вожжах..."

    На  ощупь разыскал витающие петлей вожжи, притянулся к кораблю. Потрогал
    невидимыми руками его неровную невидимую твердь. Снова заговорил:

    "Это  же  чудесно,  что  ты успел привязаться и висишь на вожжах. Каково
    было бы тебе без них, а?!"

    Он  ухватился  за  эту  возможность  разжечь  собственный оптимизм. Да и
    верно, без вожжей, не видя "Диану", он потерял бы ее. Почти наверняка.

    "Очень  удачно, что ты не заблудился в космосе. Тебе сказочно повезло. И
    как это ты догадался обмотаться вожжами? Отличное предзнаменование!"

    Он  не  жалел слов. Так говорить легко и полезно. Удобнее гнать страшную
    мысль  о том, что слепому будет просто невозможно выверять курс корабля,
    вести его на посадку.

    "Долой дальние цели, - кричал себе Алексей. - Даешь ближние!"

    Может   быть,  малая  часть  этого  очередного  возбуждения  и  не  была
    искусственной.  Разрешилось  томительное ожидание. И от этого стало чуть
    легче.

    "Ты  набрал  полный  комплект  несчастий.  Это  тоже  рекорд.  Ты просто
    счастливчик..."

    Алексея  неприятно  передернуло  от  этого  случайно вырвавшегося слова.
    Слишком разошелся. Как мерзко, когда Вера...

    "Ну ладно, работай..."

    Перехватывая  руками  поручни, он медленно полез к люку астрономического
    отсека.
                                 Держись, сынок

    Надо  обязательно нащупать третью кнопку слева... Третью кнопку слева...
    А-а-а...  Больно  спину... В темноте ничего не видно. Нет, не в темноте,
    а в слепоте...

    "Я должен найти третью кнопку слева. Слева..."

    Алексей  поднялся  было  перед  пультом на колени, но боль опять сковала
    его. Он обмяк, повалился на бок и заскрежетал зубами. Очень больно...

    Снова слышится в отсеке слабый голос:

    "Нажать кнопку..."

    Он пытается выполнить приказ, данный самому себе.

    Боль  в  спине  так  крепко держит его, что он не может уже говорить. Он
    даже   забыл,   зачем   надо   нажать   кнопку.  Выполняющая  часть  его
    раздвоившегося "я" знает лишь, что это нужно сделать обязательно...

    Он   забыл  почти  все.  Забыл,  как  задвигал  массивные  створки  люка
    астрономического    отсека,    как   ощупывал   пневматические   присосы
    герметичности.   Забыл,   как   в   изнеможении   перехватывал  поручни,
    переползая по наружной обшивке звездолета в свой люк...

    Прошлое  и  будущее  еле теплились в подсознании. Реальны лишь ближайшие
    цели:  закрыть  тот  люк,  проверить, доползти до своего люка, наполнить
    воздухом  тамбур,  снять  костюм...  Все  делалось  в  бреду бессвязного
    разговора, в борьбе с припадком, который стал непрерывным, непреходящим.

    Эта  кнопка - включение торможения. Оно было выключено во время выхода в
    космос.  Алексей  вспомнил  о  том, что надо включить торможение, тут же
    дал себе приказ и потерял связь между причиной и следствием.

    "Нажать  третью  кнопку  слева!.."  Если бы не эта кнопка, он, вероятно,
    совсем потерял бы сознание. Было бы легче, обморок послужил бы отдыхом.

    Космический  костюм  снят не до конца. Правая нога сжата тесным сапогом.
    По  полу  отсека  растянулась  вывернутая  наизнанку ринолиновая шкура с
    прозрачным  шаром  скафандра.  В  руках  и  ногах  запутались вожжи. Это
    мешает   двигаться.  Но  он  не  чувствует  помех.  Надо  дотянуться  до
    кнопки!..   Невнятное  бормотание,  которое  то  становится  громче,  то
    затихает,    смешивается    со    слабым    потрескиванием    включенных
    громкоговорителей.  Он  вновь  поднимается  на  колени,  шарит руками по
    доске пульта. Шепчет: "Мне нужна третья кнопка слева..."

    И  вдруг откуда-то издалека, нарастая и крепчая, в отсек врывается новый
    звук. Человеческий голос! Чистый, молодой, взволнованный женский голос:

    -  ...корабль  "Диана".  Вызывается космический корабль "Диана". Говорит
    третья  лунная  станция  астросвязи. Вы слышите меня, Алексей Николаевич
    Аверин? Отвечайте на своей частоте...

    Голос пропадает, но через несколько секунд опять возникает.

    - ...Аверин, отвечайте...

    Алексей  полулежит  на  полу.  Он снова упал, не дотянувшись до заветной
    кнопки.  Но  приказывающая  и  осознающая  часть  его  "я" пробуждается.
    Мускулы  на  лице  сжимаются,  открываются неподвижные, невидящие глаза.
    Собранные крупицы силы расчищают дорогу мысли и вниманию...

    -  ...Алексей  Николаевич  Аверин, нас тревожит ваше молчание. Вы должны
    слышать нас. Отвечайте на частоте седьмого канала...

    Чтобы  ответить,  надо  включить  микрофон  и передатчик. Чтобы включить
    микрофон  и  передатчик,  надо подняться к пульту и нащупать радиощиток.
    Размещение  его  тумблеров  он  знает  на память. Надо только подняться.
    Подняться!  И  для  включения  торможения и для ответа Земле... О, опять
    вызов. Совсем громко и отчетливо...

    -  ...третья  лунная  станция  астросвязи. Вызывается Алексей Николаевич
    Аверин, корабль "Диана". Отвечайте на частоте седьмого канала...

    Нет, он сейчас не может подняться... Молчание... И опять:

    -  ...Слушайте нас, Алексей Николаевич Аверин. Слушайте нас. Несмотря на
    отсутствие   ответа   "Дианы",  комиссия  Совета  з