зять живым.
     -  Зачем? -  вскинулся Вард.- Для  широкой публики  Кирман мертв. Через
несколько  часов   тело  его  будет  предъявлено  журналистам  и  безутешным
родственникам, если таковые найдутся. Если мы  возьмем Кирмана  живым, нужно
быть абсолютно увреными в том, что он не сбежит опять.  А  это, учитывая его
возможности, о которых мы...
     - Я вообще не  представляю,  что делать! - воскликнул Вудворт.- Кирмана
слышали, похоже, десятки тысяч людей. Завтра слухи дойдут до Аляски!
     -  Слухи можно пресечь,- отмахнулся Сьюард.-  Хуже,  если  кому-то, как
Рихтеру, удалось записать.  Впрочем,  это не наша забота.  Думаю, что такого
рода записи удастся обнаружить. Давайте, господа, решать с Кирманом.
     - Можно ли без него восстановить работу? - поинтересовался Вудворт.
     -  А нужно ли? - вмешался Викланд.-  Вам  нужна  раса идеальных людей в
собственной стране?
     -  Ну,  я бы  не  стал  так  уж  слепо верить  всему, что  он  сказал о
собственном  характере,-  поморщился Вудворт.- Я ведь знал Кирмана раньше...
Думаю, что исследования нужны обязательно.
     - Они продолжаются,- подтвердил Сьюард.- На  базе работают. Может быть,
эксперты так  и не разберутся в  системе кодировки и распыления результатов,
которые  использовал  Кирман, но результат  его  со временем  повторят,  это
очевидно. Черт подери, уже двадцать первый век, и то, что сделал один, можно
повторить, если  это наука, а не мистика. Я скажу свое мнение: Кирмана нужно
найти и  уничтожить  без  предупреждения.  Я уверен, что  он  не лжет.  Сеть
прочесывания в районе  Карсон-Сити  была настолько плотной,  что ускользнуть
мог  только  мышонок  или  невидимка.  Кирман  прошел.  Судя  по  всему,  он
направляется к базе, и допускать его туда  нельзя.  Как  это  сделать, я  не
знаю. Если он что-то внушит охране...
     - Согласен,-  сказал Вард.- Полагаю, вы  не ждали нашего согласия и уже
отдали соответствующие распоряжения.
     - Не ждал,-  кивнул  Сьюард.- Не убежден, однако, что на этот  раз наша
сеть сработает так же эффективно, как обычно. Есть, господа, еще один аспект
проблемы. Пресса. Нужно учесть резонанс, который, без сомнения, возникнет.
     Сьюарда  беспокоила не  столько  армия газетчиков, сколько исчезновение
Крафта,  посланного им самим в Неваду, когда  ситуация выглядела  совершенно
иначе. Крафт -  очень опытный журналист, и если он находился в зоне внушения
Кирмана, то  прекрасно  понял смысл речи  и  ее сенсационность.  Слава Богу,
Крафт не Кирман и не обладает  неизвестными  способностями.  Однако его тоже
пока не  нашли. Известно лишь,  что  он  выехал из Сакраменто  в направлении
Карсон-Сити.
     -  Итак,- сказал Вард,  беспокойно сцепляя  и  расцепляя  пальцы,- вам,
господа,  предстоит  работа,  а  мне  -  доклад  президенту...  Жаль.  Такая
блестящая проблема. Новый человек! Делайте со мной что хотите, господа, но я
считаю: слова Кирмана о непременном перерождении психики - блеф. Возможно, у
прежнего Кирмана было в характере нечто такое, и  ваши люди  это упустили. А
сейчас  проявилось.  Организм  перерождается,  но  чтобы от  этого  менялась
психика, убеждения...
     -  Может,  вы и правы,-  сказал Сьюард,-  но вряд ли  нужно исходить из
такой посылки.
     - С трупом осторожнее,- сказал Вудворт.- Мало ли что.

x x x
     В  полдень  Кирман  остановил  поезд  и  спрыгнул  с  подножки.  Дальше
предстояло  идти пешком - до  базы  отсюда  ближе  всего, колея изгибалась к
юго-востоку, мимо озера Уолкер, а Кирман должен был пройти  миль двадцать на
юго-запад. Он помахал  рукой машинисту и  пожелал ему  - вслух - счастливого
пути.
     Такого  душевного  подъема  Кирман никогда  еще не испытывал.  Все  ему
нравилось - и небо,  удивительно синее и глубокое, без  единого облачка,  со
слепящим почти по-летнему солнцем, и пригретые, какие-то "домашние" скалы, и
насекомые,  бегавшие, прыгавшие и летавшие кругом. Раньше Кирман  не замечал
их:  ему  казалось,  что  найти в Неваде живность  труднее,  чем на Северном
полюсе. Прошло почти  двое  суток с тех  пор, как он последний раз ел,  если
можно  назвать едой  питательный раствор,  который ему вводили в клинике, но
ощущения голода он не испытывал. Кирман решил найти по пути  какой-нибудь не
очень  колючий  эхинокактус  и попробовать его  на  вкус - для эксперимента.
Теперь  все,  что  он  делал,  являлось  экспериментом.  Сеанс  телепатии  с
населением  целого штата  тоже  был  экспериментом, и  Кирман  вовсе  не был
уверен, что его на самом деле слышали хотя бы десять человек. Рассчитывал он
в  основном на майора Рихтера и его коллег,  на журналистов, на политических
деятелей.
     Беспокоила судьба Бет, но эту проблему он пока обошел - приказал майору
оставить  девушку в  покое.  Отдавая  мысленные распоряжения,  он  испытывал
внутреннее неудобство,  будто  голым появлялся  на  людях.  Ему  трудно было
внушить,  чтобы человек  совершил  противоестественный  поступок. Трудно  не
физически,  трудно морально.  Он  не  знал,  что  ему  еще придется делать -
такого, что будет противоречить  новым моральным установкам.  Нам нужен весь
мир, думал он. Для нового человека нужна новая планета,  свободная от лжи. И
неужели для того, чтобы научиться не лгать, нужно лгать?
     Кирман  поднялся  на пригорок и остановился.  Милях в трех лежало озеро
Уолкер,  играя  зелеными о  голубыми бликами.  Здесь,  в камышовой  заросли,
водилась рыба, сюда  слетались птицы со всего штата и даже  из Калифорнии. В
камыше на берегу впадавшей в озеро реки Ист-Уолкер можно было бы скрыться на
время, если бы  не  военные  патрули -  даже отсюда Кирман  видел  армейские
грузовики  и солдат,  расположившихся цепью  вдоль  берега. Цепь тянулась на
север и, надо полагать,  опоясывала базу кордоном, проникнуть сквозь который
действительно было трудновато.
     Со  стороны  базы появились вертолеты,  а  значительно  выше,  милях  в
четырех над землей, шел самолет сопровождения, наверняка оснащенный системой
дальнего  обнаружения.  Хорошо  взялись,  подумал  Кирман.  Он и  теперь  не
чувствовал  беспокойства. Он еще  не  решил:  миновать  цепь  незаметно  или
позволить солдатам обнаружить себя. В прямом противостоянии он мог проверить
свои реальные возможности, но  сам  факт драки  без четкого  представления о
последствиях  вызывал  внутреннее  сопротивление.  Непременно  будут  ушибы,
ранения, а может  и  похуже... Этого нельзя было допустить,  и Кирман выбрал
скрытный вариант - вполне, как он думал, опробованный.
     А хорошо бы полететь отсюда напрямик через  озеро над стаями  птиц, над
голубой водой,  над  прелыми  запахами  осени.  И - на базу, спикировать над
поселком, Бет сейчас  стоит у окна, в глазах слезы, она еще не пришла в себя
после допросов Рихтера, в лаборатории ее не ждут, а  те несколько типов, что
топчутся под окном,- не помеха.
     Почему, подумал Кирман,  мне пришла в голову  идея о полете?  Неужели я
смогу?.. Почему бы... Ведь все мы летаем в детских снах. Значит, в организме
есть  память о прошлом, а скорее  - о  будущем, о потенциальной способности,
спрятанной  в  генетической  памяти,  как и  телепатия, телекинез,  и прочие
странные  возможности,  но  если  способность к  телепатии  все  же  изредка
прочитывается, то  умение  левитировать  не читалось, скорее всего, ни разу,
были только попытки и тогда - сны. Хорошо бы... Кирман понимал, что это игра
воображения, у снов  должно  быть  иное  объяснение, левитация  противоречит
законам природы.
     Размышляя,  Кирман  внимательно  следил  за  вертолетами.  Его  еще  не
увидели, но  машины приближались,  и  сейчас... через  три  секунды... через
одну...
     Меня здесь нет, подумал он, четко представляя, что видят сейчас экипажи
вертолетов:  скалы,  песок, эхинокактусы,  зеленую кайму  озера  и  покрытые
камышом  берега реки. Никого. Конечно,  приборы показывают,  что внизу стоит
человек. Но то приборы, техника, как всегда, ошибается. Никого там нет.
     Самолет  сопровождения  слишком  высоко,  хотя что  значит "высоко", на
какое расстояние он способен внушать? С майором Рихтером у него был  контакт
- это около  семидесяти миль, а  здесь всего четыре или около того.  Ерунда.
Пилоты самолета тоже ничего не видят на своих экранах.
     Кирман представил лица летчиков, когда они вернутся на базу и  займутся
записывающей аппаратурой. Там-то все останется.  Можно внушить что-то людям,
но  не  электронике.  Или  и  ей можно?  Не  отвлекаться.  Излишняя  вера  в
собственные  силы  - опасный враг. Меня нет. А лучше,  если  бы не было  их.
Чистое небо.
     Что-то изменилось. Для солдат, офицеров, следивших за воздухом, пока не
изменилось ничего. Но  Кирман  видел:  курс самолета изменился, и неожиданно
машина  свалилась  в  пике,  ринулась  к   земле.   Кирман  ощутил  холодное
спокойствие пилота, которое сродни  безотчетному ужасу  и отличается лишь не
утерянной пока способностью владеть собой.  Срыв машины в пике был для  него
внезапен, как  удар молнии, хотя, если бы у него было время поразмышлять, он
вспомнил  бы,  что  сам только что передвинул  сектор  газа  и  подал вперед
штурвал. Самолет падал почти отвесно, крылья не находили опоры в воздухе. До
земли оставалось мили две, и  ничего не  удавалось сделать.  Командир  отдал
экипажу приказ катапультироваться, услышал три  хлопка,  сообщил  на  базу о
катастрофе, все это  заняло секунды, в течение которых он безуспешно пытался
вывести машину.
     Кирман смотрел вверх, время для него  остановилось. Самолет падал почти
неподвижно, три отделившихся предмета падали рядом, их вертело, один парашют
раскрылся, но повис  длинной струей, второй был сразу смят ударной волной от
падавшего самолета,  третий не  раскрылся  вовсе.  Кирман  не мог остановить
падение, но, сам  еще не  осознавая  своих  действий,  попытался  подхватить
человека,  у которого не  раскрылся парашют. Тот  будто повис  на мгновение,
отставая от  самолета. Самолет врезался в  скалы примерно  в миле  к северу,
взрыв поднял  в  воздух тучу  камней  в бурой обертке пламени. Трое летчиков
упали в этот огненный цветок.
     Господи, подумал Кирман, я не хотел этого! Но он знал, что именно этого
хотел. Он хотел, чтобы его не нашли,  и именно это желание заставило  пилота
свалить машину в пике.
     И еще Кирман понял то, что  и раньше жило в нем подспудно, сдерживаемое
не страхом, хотя, может, и им отчасти, но, скорее, неспособностью  понять до
конца собственные  силы.  Это было знание того, что Уолтон покончил  с собой
из-за его, Кирмана, неосторожного проклятия. Импульс ненависти, свойственный
Кирману из  ушедшего  навсегда прошлого,  достиг Уолтона  и бросил в  пучину
бессознательного - не мог Джо, будучи в здравом уме и твердой памяти, сунуть
голову в петлю.
     Стоя  на вершине холма  и  глядя на бушующее пламя, Кирман думал о том,
что никто не подскажет ему правильной линии поведения,  потому  что он - это
все будущее человечество,  все, что еще не  выросло, что еще только пытается
пробить себе путь через наслоения генетической информации. Весь мир будущего
- в нем. И каждый свой шаг, каждый поступок, любую мысль, самую сокровенную,
скрытую в глубине его огромного  и нераскрытого  еще  подсознания, он обязан
контролировать, подчинять законам морали, той морали, которую  он должен сам
для  себя  установить, потому что  нет  морали вне общества, а общества  ему
подобных еще не существует.
     Лицо  Уолтона  было перед ним  и  лица четверых пилотов. Он видел  лица
ясно, хотя  и не мог знать этих людей. У командира экипажа были русые волосы
ежиком, нос покрыт почти незаметными, но очень  частыми веснушками, а второй
пилот был  черным и очень гордился своей службой в разведывательной авиации.
Сейчас их нет, оба они и еще двое стали пеплом только потому, что собирались
пойти  против  Кирмана.  Пытались  уничтожить  все  будущее  человечество...
Впрочем, это только слова, а в миле от Кирмана люди превратились в пепел.
     Хватит,  решил  Кирман.  Мучительные  эти мысли  не  заняли и  секунды,
вспухли  как  неожиданная  болезненная  опухоль и были  вырезаны  скальпелем
сознания. Не о том нужно думать. Прошлые ошибки не оправдывают будущих.
     Кирман, не  скрываясь, пошел к  берегу. Вертолеты опустились  вблизи от
места  катастрофы.  Никто,  судя по обрывкам  мыслей и настроений, не связал
гибель самолета с Кирманом. Нелепая, бессмысленная гибель.
     Кирман  миновал  первую  цепь  солдат  -  это  были десантники,-  успел
отразить их мгновенную настороженность,  успокоил кивком, даже  не мыслью, а
тенью  ее, с  разбега  плюхнулся в холодную воду  Ист-Уолкер  и  побежал  по
скользкому   дну,  все  больше  погружаясь,  и  удивился,  что  бег  его  не
замедлился, напротив, возросшее сопротивление будто  придало ему  упругость,
вода  приятно  холодила  разгоряченное  тело. Шарахались  прочь  обезумевшие
птицы,  заросли  камыша  остались  в  стороне,  а потом вода сомкнулась  над
головой, и перед глазами замелькали рыбешки. Никаких признаков удушья Кирман
не испытал и только теперь  обнаружил, что, собственно, и не дышит  вовсе. И
давно  это?  -  изумленно подумал  он. Память  отозвалась, он вспомнил,  что
последний вздох сделал ночью, засыпая странным сном на тропе в пустыне.
     Он шел вперед, вокруг становилось темнее, но Кирман видел все. Он видел
тепло,  тянувшееся  откуда-то  слева,  и,  приглядевшись,  различил  контуры
большого  ящика, который тускло  светился, потому что был на полтора градуса
теплее воды. Отходы, понял Кирман.
     Через три  минуты он достиг противоположного  берега,  начались заросли
камыша, которые  пришлось обогнуть,  и наконец голова Кирмана показалась над
водой.  Берег - он понял это еще  раньше -  был  пустынным, только  птицы  с
клекотом  носились  над  мелководьем.  Десантников  здесь  не  было,  Кирман
оказался внутри оцепления.
     Господи, думал Кирман, ноги несли его со скоростью велосипедиста, мысль
в этом не участвовала, на свете нет ничего дороже  человеческой  жизни, а  я
отнял ее у пятерых. Я обязан сделать так, чтобы никто на Земле никого больше
не убивал. Если я не сделаю этого,  значит,  все напрасно.  Я должен сделать
так. Должен, думал он. Должен...

x x x
     Первым делом Крафт  проверил  запись.  Все оказалось в порядке,  только
темп  необычный  - он никогда не говорил  так  быстро.  Впрочем, несмотря на
скороговорку, он по профессиональной привычке не глотал окончаний и нарочито
усиливал трудные для восприятия на слух места.
     На развилке все еще была суматоха,  но за прошедшие  минуты число машин
уменьшилось. Может быть,  не все поддались гипнозу? Может, лишь он один стал
жертвой этого... гм... вмешательства?
     Материал был бомбой, его  совершенно необходимо  использовать. Вопрос -
когда. Возвращаться ли на заправочную станцию, где есть телефон, и звонить в
редакцию,  в  Нью-Йорк,  или  продолжить  путь,  надеясь  на  дополнительный
материал?  Очевидно,  что Кирман  где-то в районе базы. Мчаться  к  телефону
смысла  не  имело  - скорее  всего,  телефон  редакции  прослушивают,  тогда
начнется охота и  на него. Даже  если этого не  произойдет,  одна лишь  речь
Кирмана  не произведет нужного  эффекта,  если там  же не будет информации о
судьбе лауреата и других подробностей этой невероятной истории.
     Только сейчас Крафт вдумался в смысл того, что услышал.
     Новый  Кирман  ненавидел  смерть.  Ненавидел  ее  и  Крафт  -  в  любом
проявлении, даже если это  была естественная смерть от  старости. Гибель  на
войне  он  ненавидел  втройне  -  слишком  многое  пришлось повидать  ему  в
молодости. Репортером армейской хроники он прибыл  в 1972  году во Вьетнам и
два года писал  о трупах  - о трупах  вьетконговцев,  сожженных напалмом,  и
трупах  американских морских пехотинцев, погибших в засадах, ночных стычках,
а то и на собственных базах, атакованных внезапным ракетным ударом. Говорят,
что к крови привыкаешь. Крафт не привык.
     После окончания войны  он вернулся домой, едва успел на похороны отца -
тот сгорел от рака за считанные недели, не успев  попрощаться с сыновьями. А
год  спустя,  и  тоже от  рака,  умерла мать. От рака, который, оказывается,
вовсе и не болезнь...
     В 1983 году погиб брат - он был кадровым военым и тоже ненавидел войну,
но  служил ей, потому  что  не умел ничего другого. Он погиб в  Бейруте  под
развалинами  американского  штаба,  взорванного  ливанцами... Крафт  работал
тогда в "Чикаго дейли  ньюс", вел  политическую хронику. Он  писал о взрыве,
сдерживая  эмоции, прекрасно понимая, что  проклятиями не вернуть  Майка.  В
наши дни - он имел возможность убедиться в  этом -  эмоции не ценятся. Нужны
факты, причем даже и не всякий факт действует  так, как того  хочется. Крафт
был очень разборчив в выборе тем, писал всегда точно  и образно  - если факт
надежен и интересен, то не помешают и эмоции.
     Его  репортажи имели успех, он перешел  в  "Нью-Йорк таймс", но карьеры
так и не сделал. В свои  годы он  мог руководить отделом, но это не было его
призванием. Его призванием было давать информацию.
     Что  делать?  - подумал Крафт. Он вник наконец в смысл того, что сказал
Кирман.   Человек  будущего.   Существо   с  неограниченными,   по-видимому,
возможностями. Такого репортажа он никогда не делал. О таком не писал никто.
И не напишет, подумал Крафт. Хотя...
     Многое зависит от того, сколько человек слышали речь. Вся страна? Штат?
Во  всяком  случае,  со  стороны  служб  безопасности  было  бы  проявлением
беспечности  позволить  журналисту  уйти  или дать информацию в свою газету.
Может, позвонить Симпсону в Сакраменто и продать материал ему? Не получится.
Наверняка  они уже  вышли  на Симпсона. Звонить куда-то еще, рискуя потерять
репортаж вовсе? Да и нет у него больше надежных знакомых. Итак, возвращаться
бессмысленно.  Ему не оставили выбора - они хотели, чтобы он стал свидетелем
поимки Кирмана, и он им станет.
     Крафт  увеличил  громкость   в   приемнике.   Радиостанция  Карсон-Сити
передавала  новости, это  была  местная хроника, и Крафт  не дослушал ее  до
конца.  Значительно ближе к  базе расположен Хоторн, но  частоту, на которой
там ведутся передачи,  Крафт не  знал. Из Сан-Франциско  передавали  музыку.
Крафт посмотрел на  часы. В  Нью-Йорке  вечер, станция CBS  начнет программу
новостей через пять минут. Подождем.
     Крафт вытащил из диктофона кассету с  пленкой, тщательно запаковал ее в
полиэтилен,  внимательно  осмотрев  все  возможные щели,  а потом, выйдя  из
машины, отвинтил крышку бензобака и бросил туда пакет. Горючего было  много,
пакет погрузился без хлопка.
     Программа  CBS была короткой, вел ее Билл Харди, которого Крафт неплохо
знал.  Харди присутствовал вчера на брифинге,  говорил  о Кирмане в вечерней
программе, значит, обязательно скажет и сегодня.
     В  клинике  Рокфеллеровского университета рано утром  скончался лауреат
Нобелевской  премии биолог  Ричард  Кирман.  Американская  наука потеряла...
Любопытным оказался  краткий комментарий. Оказывается, Билл сам посетил морг
клиники,  где  журналистам  показали  тело  Кирмана, совершенно  истощенного
болезнью. Харди взял интервью у вдовы ученого, оно будет передано в вечерней
программе для женщин. Через полтора  часа, отметил Крафт. Программа новостей
кончилась, пошла музыка.
     Что  ж,  ясно.   Если  они  решились  на  фальсификацию  трупа  и  даже
сговорились  с  Лиз  Кирман, то  реальному  Кирману не  жить. Идея  человека
будущего никого не вдохновила. Охота продолжается.
     Крафт включил мотор, решив  разыграть  неведение. Он  едет  в  Шеррард,
чтобы  увидеть, как  поймают  полумертвого от  страшной болезни биолога.  За
сутки  он  проделал  длинный путь,  радио  Нью-Йорка  не  слушал, а  местные
программы ничего о судьбе Кирмана не говорили.
     Когда Крафт доехал до развилки, там уже не осталось ни одной машины. Он
предъявил водительские права и журналистскую карточку