абли ждали недалеко от терминала.  ДМН-корабли  -
одноместные машины, давшие  имя  эскадрильям  Демонов.  Формально  корабли
назывались  "Космический  истребитель  ДМН-17",  но  пилоты   предпочитали
называть их как и себя - Демонами.
   Корабли выстроились на площадке, как алебастровые статуэтки.  На  земле
они были продолговатыми, с выдвинутыми крыльями; в полете же могли  менять
форму в зависимости от необходимости: расправлять  крылья  для  дозвуковых
скоростей, прижимать их к фюзеляжу для сверхзвуковых, сворачиваться в шар,
уменьшая поверхность при межзвездных перелетах, сплющиваться  в  эллипсоид
для уменьшения воспринимаемого системами слежения сечения или  для  боя...
Сейчас корпус был абсолютно гладкий; оружие спрятано в  хорошо  защищенных
нишах.
   Я подбежала к своей машине, скользнув рукой по  скользкой  поверхности.
Корпус  был  обшит   теллереном,   композитным   материалом,   пронизанным
микроскопическими волокнами  из  молекул  трубчатого  фуллерена.  Теллерен
отличался  малым  удельным  весом,  долговечностью   и   устойчивостью   к
воздействию высоких температур даже при гиперзвуковом входе  в  атмосферу.
Кроме  того,  он  самовосстанавливался,  что  было  особенно   важно   при
длительных  перемещениях  в  космосе  с  воздействием  микрометеоритов   и
космической пыли - гладкая поверхность заметно  улучшала  боевые  качества
машины. Как и их пилоты,  ДМН-корабли  являлись  редкой,  сверхсовременной
техникой, стремительной и смертоносной.
   Я остановилась на полпути от носа до хвоста машины. Если бы я не  знала
о крошечном серебряном разъеме на гладкой поверхности, я вряд ли  заметила
бы его. Стоило мне приложить к разъему ладонь,  как  он  тут  же  вошел  в
гнездо.
   "Контакт", - доложил мой центр.
   "Контакт  подтверждаю".  -   Ответ   пришел   от   Жабо,   корабельного
Искусственного Интеллекта.
   С чмоканьем  отворился  шлюз,  превратившийся  из  крошечного  круглого
отверстия в овал, способный пропустить человека. Внешний и внутренний люки
открылись одновременно: Жабо проанализировал состав атмосферы  и  счел  ее
пригодной для дыхания.
   Когда  я  забралась  в  каюту,   автоматика   активировала   внутреннюю
поверхность,  осветившуюся  рассеянным  светом.  Каюта  была  тесной.  Все
свободное место занимало оборудование:  кресла-коконы,  лежанка,  приборы,
ручное оружие, пульт питания, блок переработки отходов, вода и все прочее,
что необходимо для жизни в космосе.
   Я пробралась к пульту управления.  Когда  я  прикоснулась  к  мембране,
отделявшей его от каюты, материал разошелся так же, как  входной  люк:  ни
дать ни взять диафрагма скоростной телекамеры. Я  скользнула  в  пилотское
кресло.  Оно  охватило  меня  как  перчатка,  заключив   в   кокон:   слой
волокнистого материала, достаточно толстый, чтобы защитить от  перегрузок,
но не слишком толстый, чтобы не сковывать движения. Поверх него  скользнул
на  место  экзоскелет,  заключив  меня  в  раму  с  приборами.  На  голову
надвинулся шлем визора со светящимся табло телеметрии.
   Как только  кресло  зарегистрировало  мой  вес,  включились  телеэкраны
переднего обзора. Корабль Рекса находился у меня по правому борту;  машины
Хильды и Тааса - по левому. Я видела  раскиданные  по  равнине  космопорта
взлетные площадки и рулежные дорожки.
   У меня на шее застегнулся воротник пилотского  кресла,  подключив  свой
псифон  к  розетке  у  основания  моего  мозжечка.  Знакомый  голос  Жабо,
бездушный и спокойный, звучал теперь в моем мозгу: "Жабо подключен".
   "Подтверждаю", - подумала я. Мне не требовалось больше никаких проверок
или паролей. Жабо был  настроен  на  мой  мозг;  случись  кому  попытаться
задействовать его - и он просто заблокирует все корабельные системы.
   "Запуск в псиберпространство", - сообщил Жабо.
   На  этот  раз  я  вошла  в  Сколи-Сеть  черным  источником   мыслеволн,
возвышающимся  над  сетью  холмом   темноты.   Рядом   блеснула   вспышка,
превратившаяся в еще один источник, красного цвета.  Чуть  поодаль  возник
золотой, а за ним - зеленый.
   "Реджабо - здесь", - доложил Рекс.
   "Голджабо - здесь", - это уже Хильда.
   "Гринжабо - здесь". - Таас.
   "Доклады  приняты",  -  отозвалась  я.   Наш   четырехсторонний   обмен
продолжался какую-то долю секунды.
   В  углу  моего  ментального  дисплея  вспыхнул  псимвол,   изображающий
маленький замок. "Защитные барьеры включены. Присутствие  отряда  Жабо  не
воспринимается другими абонентами сети".
   "Связь", - подумала я.
   "Реджабо подключен, - отозвался Жабо. -  Голджабо  подключен.  Гринжабо
подключен".
   Теперь все четыре машины связаны в  единую  систему.  Я  отрегулировала
связь так, чтобы мысли Рекса,  Хильды  и  Тааса  служили  фоном  для  моих
собственных.   Для   пробы   я   сконцентрировалась   на   голосе   Тааса,
переговаривавшегося со своим Жабо,  и  он  тут  же  усилился.  Я  ослабила
концентрацию, и его голос снова превратился в шепот. Все  в  порядке.  Все
три ментальных  дисплея  находились  в  пределах  моей  досягаемости,  при
необходимости я смогу вызвать их в любой момент.
   Понадобились годы подготовки, чтобы научить мое сознание  отделять  все
образы, звуки, запахи, вкусы и ощущения этого ментального  дисплея  -  то,
что Демоны называют психосредой, - от моих реальных ощущений. Я  научилась
мыслить  самостоятельно  на  постоянном  фоне  этой   среды.   Большинству
псибернавтов  это  так  никогда  и  не   удается   -   вот   почему   нас,
пилотов-Демонов, так мало.
   Я потерла виски.  За  все  приходится  платить:  уровень  энергии,  как
психической, так и энергии корабельных систем, необходимый для поддержания
такой связи, ограничивает количество абонентов четырьмя Демонами.  К  тому
же ни один человек не в состоянии вынести  такого  напряжения  долго.  Эта
связь лишает нас малейшей интимности,  соединяя  напрямую  с  эмоциями  не
только друг друга, но и с эмоциями врагов. Но все же  работающая  связь  -
настоящее  чудо.  Мы  можем   общаться   везде   и   всегда,   при   любых
обстоятельствах, мгновенно.
   "Готовы?" - спросила я.
   "Реджабо готов", - доложил Рекс.
   "Голджабо готов".
   Выждав пару секунд и не получив третьего доклада, я подумала: "Таас?"
   Еще секунда, потом: "Гринжабо готов".
   "У тебя проблемы?"
   "Нет. Просто замешкался с подключением".
   Нормальная задержка для нового члена отряда. Однако в той  ситуации,  к
которой  мы  готовились,  она  может  оказаться  фатальной.  При   обычных
обстоятельствах я ни за что не допустила бы неопытного пилота к выполнению
такого задания. Но у нас не было  выбора.  Я  надеялась  только,  что  его
первый боевой вылет не окажется последним.
   "Проверка систем". Заставляя каждый корабль проверять  не  только  свои
системы, но и системы  остальных  трех  машин,  мы  уменьшали  вероятность
ошибки.  Проверка  велась  по  пяти  основным  параметрам:   навигационные
системы, кибернетика, оружие, связь, гидравлика.
   "Проверка инверсионных двигателей", - подумал Жабо.
   Инверсия. Даже после многолетнего знакомства с этим  принципом  он  все
еще завораживал меня. Жабо сыпал цифрами телеметрии, а мои  мысли  покорно
следовали за ним, словно ребенок за волшебной  дудочкой.  Мы  не  покорили
световой барьер - мы просто обошли его стороной. Достижение  сверхсветовых
скоростей, при которых масса корабля становится  бесконечной  относительно
более   медленных   объектов,   протяженность   равна   нулю,   а    время
останавливается, столетиями представлялось абсолютно невозможным.
   Все эти столетия человечество ошибалось.
   Решение оказалось до  обидного  простым.  При  сверхсветовых  скоростях
масса и энергия становятся  мнимыми  величинами,  квадратными  корнями  из
отрицательных чисел. Для попадания  в  сверхсветовую  вселенную  оказалось
достаточно добавить к скорости мнимую часть.  И  только.  Корабль  огибает
световой барьер словно аэромобиль, сворачивающий с дороги, чтобы  обогнуть
дерево. За одним исключением: для звездолета  "дорога"  означает  реальную
Вселенную.
   Разумеется,  математические  выкладки  оказались  куда  проще,   нежели
создание  работающего  двигателя  или  борьба  с  причудливыми   эффектами
сверхсветового полета. Но когда наши предки справились с  этим,  дорога  к
звездам была открыта.
   Мы используем земное слово "инверсия"  -  "выворотка",  "обращение",  -
поскольку оно идеально описывает суть процесса.  "Инверсия"  характеризует
математическое    соотношение    между    сверхсветовым    и    досветовым
пространствами, выведенное земными учеными во второй  половине  двадцатого
века.
   По сути, двигатель выкидывает корабль из реальной Вселенной в мнимую. В
момент перехода возникает болезненное состояние бытия,  когда  мы  отчасти
реальны,  а  отчасти  мнимы.  Подобное  состояние,  мягко  говоря,  сильно
дезориентирует; мне не хотелось бы  проверять,  что  случится,  если  этот
переход не будет практически мгновенным. Поэтому,  прежде  чем  нырнуть  в
сверхсветовое пространство или вынырнуть  из  него,  мы  приближаемся  как
можно ближе к "дереву", то есть разгоняемся до скоростей настолько близких
к скорости света, насколько позволяет топливо.
   К несчастью, это означает, что  выход  из  инверсии  на  релятивистских
скоростях  сопровождается  выбросом  значительного  количества  энергии  и
элементарных частиц. Поэтому выходить из инверсии вблизи твердых  объектов
равнозначно катастрофе. Собственно, то же относится не  только  к  твердым
телам, но и вообще ко всему за исключением почти полного вакуума.
   Инверсия  радикально  изменила  характер  боевой  техники.   Технология
усовершенствовалась  до  такой  степени,  что  нормальные  люди   уже   не
справлялись с боевыми нагрузками. С появлением боевых  кораблей  и  ракет,
способных инверсировать из сверхсветового  пространства  на  околосветовой
скорости, такие  понятия,  как  "линия  фронта",  потеряли  всякий  смысл.
Средства  обороны,  развивавшиеся  параллельно  со  средствами  нападения,
позволили сохранять наши обитаемые миры в относительной  безопасности.  Но
стеречь весь космос мы не могли. Огромные космические секторы были  лишены
границ, обозначавших, что принадлежит Эйюбе, что - Сколии, а что - Земному
Союзу.
   "Инверсионный двигатель в норме", - доложил Жабо.
   "Проверка  фотонной  тяги".  Хотя  вблизи  планет  корабль  использовал
водородные  двигатели,  в  открытом  космосе  он  приводился  в   движение
фотонными.
   "Фотонные двигатели в норме и готовы к инициированию".
   "Топливо?"
   "Состояние полей позитронных баков в норме".
   "Отлично". Внутренность  магнитных  баков  сама  по  себе  представляла
вселенную, место, бывшее одновременно реальным и мнимым и  существовавшее,
только пока работал инверсионный двигатель. Ситуация была куда проще,  чем
с людьми, поскольку элементарные  частицы  не  испытывают  психологической
травмы от сознания наличия у них одновременно реальных и мнимых частей.
   Селектор улавливал в космическом пространстве релятивистские электроны,
а магнитные баки выделяли в зону сгорания позитроны.  Материя/антиматерия.
Они  взаимодействовали,   выделяя   фантастическое   количество   энергии,
создававшее  тягу.  Барьеры  из  гамма-лучей  и  сверхпроводящие   решетки
защищали корабль  от  собственных  тепловых  выделений,  в  то  время  как
двигатель сообщал ему фантастическое ускорение.
   Последним  важнейшим  элементом  корабля  являлась  стазисная  катушка,
сохранявшая  неизменной  квантово-волновую  функцию   корабля   в   момент
ускорения. Перегрузки при ускорениях не  могли  повредить  нам,  поскольку
наша молекулярная конфигурация  на  время  стазиса  фиксировалась.  Мы  не
застывали: наши атомы продолжали вибрировать, вращаться и делать  то,  что
они делали в  момент  активации  катушки.  Атомные  часы,  измерявшие  ход
времени в стазисе, продолжали работать. Но ни  один  из  атомов  не  менял
своего квантового состояния, что означало: наш корабль и все,  что  в  нем
находится, становятся жесткими  даже  при  мощных  нагрузках,  которые  мы
испытывали. Без такой защиты перегрузки просто стерли бы нас в порошок.
   "Прерываю стартовый режим", - доложил Жабо.
   "Что происходит?" - спросила я. В моем сознании проявилось  изображение
земного спутника, показанного так реалистично, что я  видела  заклепки  на
его корпусе. Под  спутником  появилось  кодированное  послание.  Пока  эта
белиберда плыла по моей психосреде, Жабо давал одновременно  письменный  и
устный перевод депеши.
   Бред сивой кобылы. Послание касалось  меня.  Земляне  посылали  в  КИКС
рапорт о моем аресте. С  греческого  на  сколийский  его  переводил  лично
Тиллер Смит.
   "Жабо, кой черт эта картинка появилась именно сейчас?"
   "Когда я перехватывал передачу, твой центр среагировал на  имя  "Тиллер
Смит".
   Я обратилась к своему центру. "Почему ты среагировал на Тиллера Смита?"
   "По твоей шкале интересов он имеет восемьдесят два процента".
   Чушь. Почему он вычислил, что Тиллер Смит так интересует меня?  Сейчас,
когда я готовилась к бою, мне меньше всего нужна была дурацкая картинка со
спутником.
   "Проверка модуля  отбора  информации,  -  подумала  я.  -  И  вовсе  не
обязательно давать Тиллеру Смиту такой высокий индекс".
   "Проверка. -  Потом:  -  Модуль  отбора  информации  в  норме.  Причина
появления информации - твоя реакция на содержание подаренной им книги".
   С чего это книга нечитабельных стихотворений так возбуждает мой  центр?
"Убрать все команды, связанные со "Стихами на Стекле".
   "Принято". Изображение спутника исчезло.
   "Праймери Валдория, - подумал Таас. - Я не могу  избавиться  от  вашего
спутника. Он мешается у меня на дисплее".
   "Какие команды ты пробовал?"
   "Стоп, Отмена, Прервать, Выход,  Пока,  Система,  Вырезать,  Вытолкать,
Черт подрал".
   "Черт подрал? Что еще за команда?"
   "Это я так ругаюсь".
   Я улыбнулась. "Попробуй "Стереть".
   "Получилось". Его псимвол "Стереть" появился на  моем  дисплее:  пышная
дама в легком одеянии и с ведром краски. Она провела кистью по юбке  и  та
исчезла. Вслед за юбкой исчезла и дама.
   Я рассмеялась. "Все готовы к взлету?"
   "Готов", - подумал Рекс.
   "Готов", - подумала Хильда.
   "Готов", - подумал Таас.
   "Тогда пошли".
   "Включаю водородные двигатели", - доложил  Жабо.  Для  маневров  вблизи
планет корабль использовал водородный двигатель, тяга которого создавалась
потоком раскаленной плазмы.
   Диспетчерская разрешила нам взлет с двенадцатой площадки.  Но  пока  мы
рулили туда, в моем аудиокоме затрещал голос диспетчера:
   -  Простите,  праймери  Валдория.  Вашей  четверке   придется   немного
подождать. Двенадцатая занята.
   - Вас понял. - Мы притормозили.
   "Что, черт возьми, происходит?"
   Жабо дал мне изображение нескольких кораблей, изготовившихся  к  взлету
на площадке, мимо которой нам предстояло выруливать на двенадцатую.
   На борту виднелась эмблема купцов - выгнувшая  спину  пантера.  Корабли
ждали старта в предрассветном воздухе; свет прожекторов  отражался  от  их
корпусов, как от ледяных глыб. Самым изящным был веретенообразный корабль,
излюбленное  средство  передвижения  аристо.  Его  окружали  три   тяжелых
сторожевика. Учитывая, что большинство  хайтонов  летали  в  сопровождении
только одного сторожевика, максимум двух, я не сомневалась в том, кого  же
несет "Веретено".
   "Куокс", - произнес в моем сознании Рекс.
   "Да".
   "Мы ведь можем расстрелять его прямо здесь", - мелькнула мысль Тааса.
   Я нахмурилась. "То, что ты предлагаешь, - простое убийство".
   "Да", - согласилась Хильда.
   "Ну и что?" - не сдавался Таас.
   Я не  верила  своим  ушам.  Они  не  шутили.  Они  предлагали  взорвать
гражданский  корабль  -  просто  так,  неспровоцированно.  Убить   видного
межзвездного лидера.
   "Прекратить!" - рыкнула я на них.
   Все мои приборы показывали, что двенадцатая площадка свободна. Ничто не
мешало нам стартовать с нее. Я не сомневалась, что диспетчерская просто не
хотела, чтобы мы оказались вблизи кораблей купцов. Возможно, они  боялись,
что мы поступим именно так, как предлагали Таас и Хильда.
   Вокруг площадки вспыхнули сигнальные огни.  Корабли  окутались  клубами
пара. Потом один из сторожевиков ушел вверх, опалив площадку огнем из дюз.
Остальные корабли последовали за ним. Вибрация  от  взлета  сотрясала  мое
тело и сознание.


   Мы неслись сквозь космос наперегонки с эскадрами Куокса.  Инверсировав,
мы могли развивать любую нужную скорость, только бы  она  не  была  меньше
скорости света.
   Если бы кто-нибудь на Делосе смотрел на нас, им показалось бы,  что  по
мере приближения к скорости света  наши  корабли  делаются  все  короче  и
короче, все тяжелее и тяжелее. Зато после того, как мы превысили  скорость
света, длина наших кораблей для стороннего наблюдателя  снова  увеличилась
до нескольких тысяч  километров,  а  масса  -  уменьшилась  до  нескольких
граммов. Для нас же ничего не менялось, лети мы хоть в миллион раз быстрее
света.  В  конце  концов,  друг  относительно  друга  корабли   почти   не
перемещались.
   На скорости в 141 процент световой время тоже менялось. Мы могли лететь
сквозь космос хоть целый век, в то время как на  Делосе  прошел  бы  всего
один час. Доведись нам достигнуть бесконечно большой  скорости  -  и  наши
лишенные массы истребители протянулись бы на всю Вселенную.
   Но тут нас ждала проблема. Вблизи светового барьера время текло для нас
медленнее, чем для Тамса. Мы инверсировали на  слишком  большой  скорости,
так что растяжение времени швырнуло нас  на  несколько  часов  в  будущее,
отняв бесценные минуты, которых нам и так не хватало.
   "Жабо, рассчитай обратный курс, - подумала я. - Компенсируй  растяжение
времени".
   "Курс проложен".
   "Отлично". На сверхсветовых скоростях  мы  могли  попасть  относительно
Тамса и в прошлое. Если бы  сторонний  наблюдатель  продолжал  следить  за
нами, он увидел бы любопытное зрелище: пока мы  продолжали  свой  полет  к
Тамсу, где-то в системе Тамса  появилось  сразу  восемь  кораблей:  четыре
обыкновенных и четыре из антиматерии. Материальные  корабли  и  их  пилоты
были совершенно идентичны отряду Жабо. Собственно, это и были мы.
   Пока   материальные   корабли   продолжали   свой   путь    к    Тамсу,
антиматериальная эскадрилья возвращалась на Делос, летя хвостами вперед  и
накапливая  горючее  (вместо  того  чтобы  расходовать  его),   словно   в
прокручиваемом в обратную сторону кино. В той точке, где я отдала  команду
проложить  обратный  курс,  наблюдатель  с  Тамса  увидел  бы  вспышку  от
аннигиляции встретившихся  анти-  и  просто  кораблей.  Энергия  протонов,
полученных в результате взаимного уничтожения,  компенсировала  их  потерю
при создании новых кораблей и их анти-двойников.
   Поскольку относительно кораблей мы не двигались, мы не видели  ни  этих
причудливых появлений, ни исчезновений. Мы просто летели с Делоса на Тамс.
В любом случае результат был бы примерно одинаков: наша четверка прибывала
на Тамс спустя какое-то время после старта с Делоса.
   Хотелось бы мне прибыть на Тамс ДО того, как мы  вылетели  с  Делоса  -
тогда, возможно, нам  и  хватило  бы  времени  на  эвакуацию  планеты.  Но
нарушить причинно-следственную связь, выйдя из инверсии до входа в нее, не
удалось еще ни одному аппарату. Все, что мы могли - это  выйти  как  можно
ближе к месту назначения сразу  же  за  тем,  как  инверсировали  у  точки
отправления. На деле это требовало некоторого времени, от нескольких часов
до нескольких дней. Хотя кораблям  Куокса  предстояло  преодолеть  большее
расстояние, их оснащение позволяло оптимизировать маршрут по времени.
   Но мы имели одно преимущество, о котором они не могли и мечтать.
   Корабль,  находящийся  в  сверхсветовом  пространстве,  недосягаем  для
электромагнитных сигналов. Теоретически с ним  можно  было  бы  связаться,
послав в его