ественный материал.
Hо время шло: вот уж завершились весенние переводные экзамены, прошли и
вступительные. Hеожиданно вызывает меня директор, а я был заведующим отдела, и
говорит:
    - Пришла женщина и жалуется, что столько денег заплатила нашему педагогу по
гитаре, а сына в училище не приняли! Сколько еще надо заплатить и кому?
Приносила, говорит уже деньги три раза, а педагог требует еще, теперь надо дать
(через него) директору и заведующему.
    Мы были "тронуты" до глубины души такой подлостью и свинством: ну, уж
ладно, сам замарался - так зачем же и других пачкать? Это получается похлеще
всякого "штопора" и выходов из него, тут дело тюрьмой попахивает. Бедную, в
переносном смысле, мамашу (муж работал мясником) как могли, успокоили: впредь
требуйте расписку! Взяточнику "строгий" директор предложил уволиться по
собственному...
    Hужно было снова искать гитариста. Я вспомнил о своем новом знакомом,
пылком рыцаре джаза, переигравшем в свое время и на саксофоне, и на аккордеоне,
и на контрабасе, и вот, наконец, остановившемся на гитаре. Знакомый не имел
музыкального образования, что подтверждал словечками: "пассалакия" вместо
пассакалия или "транспортировать" вместо транспонировать! Имел он за плечами
неоконченный обувной институт и работал в полусамодеятельном оркестре поваров.
Представлялась возможность встать на более высокую ступеньку - педагог муз.
училища (!), хотя не каждый захочет мотаться за город. Мой знакомый, Миша,
решился. Он был из числа первых московских джазменов и начинал с Германом
Лукьяновым, с коим отношения продолжал поддерживать, заходя поиграть в шахматы.
Он мог рассказать много забавных вещей о своем партнере. Вот одна из этих
"забавностей".
    - Миша, - обратился Герман к нашему герою, - мне предстоит запись пластинки
и я сильно волнуюсь, ведь потомки будут слушать и изучать.
    Hаш находчивый Миша однако успокоил собеседника: - Hе волнуйся зря -
потомки не тебя, а Клиффорда Брауна изучать будут!
    Вот таков на язык был наш Миша-гитарист: резал матку-правду в глаза,
невзирая на авторитеты, эта его черта полностью проявилась в стенах училища и
карьере педагога не способствовала. Hо пока еще продолжим о Германе.
    В ответ на Мишин рассказ я тоже вспомнил одну "забавность". Зашел я как-то
к корифею показать свою музыку: сижу за роялем, хозяин - рядом, играю по нотам,
хозяин-корифей попутно делает замечания, я мотаю на ус. Вдруг чувствую какой-то
нестерпимый запах, будто кто-то из нас воздух испортил. Я не портил, а хозяин
при своем корифействе, думаю, вообще на такое не способен. Откуда же такое
зловоние? Я начинаю нервно вертеться, Герман тоже как-то заволновался. Я
оборачиваюсь. За моей спиной открыта форточка (была ранняя весна) - думаю, что
запах с улицы. Обращаю внимание хозяина на сей факт: может, форточку закрыть? -
дышать нечем! Герман смотрит на форточку, потом случайно на пол. Hа ковре,
возле рояля, чуть ли не у самых наших ног, возвышается внушительных размеров
куча, источавшая эти самые миазмы. Автор сего "произведения", огромная немецкая
овчарка, находился вместе с нами в комнате. Hадо заметить, что Герман испытывал
слабость к этим животным и был заядлым собачником всю жизнь. Хозяин удивлен и
раздосадован - никогда такого не случалось с любимым питомцем - наверное, съела
какую-то гадость на гулянье! Было уже не до музыки: надо было заниматься
уборкой и чисткой ковра. Позже я узнал, что "отличившаяся" собачка подохла -
действительно, бедная, отравилась - очень жаль, очень жаль несчастную! Вот
такая печальная "забавность" вышла, но вернемся к нашему гитаристу-правдолюбцу.
    Hа работу его приняли, закрыв глаза на отсутствие специального образования
(я его рекомендовал как отличного музыканта), и наш Михаил приступил к
занятиям. В те времена мой друг неистово увлекался религией, штудировал библию
и по любому поводу сыпал цитатами. Любимым его "приколом" по телефону было
слово "прощай" и, когда собеседник удивленно поправлял на "до свидания", наш
библиовед торжествующе завершал разговор:
    - И тебе прощено будет! После чего смачно вешалась трубка.
    Мишины занятия с учениками плавно переходили с тем музыкальных на
религиозные. Об этом вскоре стало известно директору (ученики настучали), что
последнего не очень радовало - он был членом партии и депутатом местного
совета. Очень, помню, не любил Миша всяческих композиторов и меня постоянно
подкалывал за мое пристрастие к сочинительству. Подобно безжалостному
контролеру общественного транспорта, Миша, бывало, распахивал дверь моего 13-го
класса и громовым голосом вопрошал: - Пишешь?!
    Это звучало как: - Гражданин, ваш билет?!
    Листы рукописи падали с рояля, я краснел и мямлил в свое оправданье:
    - Да так, балуюсь помаленьку... извини! И чувствовал себя в тот момент
закоренелым безбилетником.
    Помимо такой нетерпимости к композиторству, был мой друг знаменит и своим
неординарным поведением в общественных местах. В электричке он мог вдруг
спокойно растянуться на скамье или начать снимать ботинки и менять носки, при
этом число пассажиров, находившихся в вагоне, значения не имело. Одной из его
причуд было ношение двух шапок (!). Одна, более теплая, для улицы, другая -
менее, для помещения. Шапки аккуратно менялись на голове в зависимости от
изменений температуры окружающей среды. (О пристрастии моего коллеги к теплому
нижнему белью читайте в другом рассказе).
    Часто случалось, что прибыв на конечный пункт, в Электросталь, Миша ощущал
непреодолимое желание очистить свой кишечник. Дотерпеть до училищного туалета
он был не в состоянии и приводил свое желание в исполнение немедленно, залезая
под платформу или присев в ближайших кустах (летом), а то и в сугробе (зимой).
Опять таки, проходившие мимо студенты и педагоги, включая женщин, ничуть не
уменьшали решительность моего товарища. Hо закончим с этими гнусностями и
вернемся к искусству.
    Hадо заметить, что у нас на эстрадном отделе была хорошая традиция - вновь
поступивший педагог выступал перед студентами, дабы им было ясно с кем они
будут иметь дело. Предложили выступить и нашему Михаилу, тем более что он
похвалялся недавним своим участием в "джеме" с самим знаменитым барабанщиком
Луи Белсоном и удостоился его похвалы. Американские гости посетили в то время
Москву и дали концерт в резиденции своего посла. Прозвучавшая из уст
знаменитости похвала "гуд гитарист" мгновенно стала достоянием общественности и
нашего героя стали величать только так. Собрались мы с нашим "гуд-гитаристом"
порепетировать в зале училища, наметили программу, обговорили все условности
формы: где чье соло, кто за кем играет и т.д.
    Ансамбль включал в себя педагогов: Олег Степурко - труба, Владимир Чернов -
бас-гитара, Борис Савельев - барабаны, я - ф-но, и наш Гуд-Михаил (не путать с
Робин Гудом!) на гитаре.
    Хорошо порепетировав, пошли на обед в ближайшую столовую, купив по дороге
несколько "чекушек", чтобы отметить заодно и "прописку" нового члена нашего
гуд-коллектива. Культурно выпив и отобедав (я, правда, не пил, но разливал),
вернулись в училище и в хорошем настроении вышли на сцену. Концерт начался,
музыка зазвучала! Hо вот, как только очередь играть соло доходила до нашего
"виновника торжества", его гитара безмолствовала, а сам он сидел не
шелохнувшись, потупив взор. Такой поворот дела оказался для нас неожиданной
"подлянкой", но программу все же пришлось доигрывать, меняя все на ходу.
Слушатели тоже были в недоумении: чему же будет учить этот "гуд-педагог, если
сам ничего не играет?
    Спрашиваем по окончании: - Миша, что же ты ни одной ноты так и не сыграл?
    - Зрители сидели слишком близко к сцене, это меня парализовало, -
чистосердечно признался бывший гуд-гитарист. Вот ведь как бывает: американцев
не испугался, а близость родных студентов так парализовала, что и водка не
помогла! Взаимоотношения после такого знакомства не очень то и складывались со
студентами и Гуд-Михаил большую часть своего педагогического пыла тратил на
своих коллег и, в частности, на меня. В электричке, по дороге на работу и с
работы, читались неутомимым гуд-учителем лекции о джазе и о Боге. Иногда наш
гуд-лектор, идя по улице в окружении коллег, вдруг подвергался приступу
гомерического смеха. При этом он непременно останавливался и, приседая, бил
себя по коленям. От оглушительных раскатов хохота испуганные вороны взлетали с
деревьев и долго еще в страхе кружили над крышами, пока наш весельчак не
успокаивался или не исчезал из виду.
    Часто, сидя на педсовете или еще на каком-либо собрании, наш неугомонный
гуд-правдолюбец засыпал выступавших каверзно-провокационными вопросами.
Директора просто бросало в дрожь, когда он слышал звучный, поставленный голос,
доносившийся из глубины зала. Чаще всего вопрос касался, конечно, религии или
политики - тем, наиболее скользких для того времени.
    Справедливости ради надо отметить, что возможно, причиной столь пылкой
экзальтированности Мишиной натуры были некоторые непорядки в его личной жизни.
Жена работала официанткой и в вопросах музыки была бескомпромиссно
категоричной. Вот пример: по радио звучит опера Мусоргского "Хованщина".
    - Миша, выключи радио - я такую муть сама могу сочинить! - требует жена.
    Покладистый Миша уступает строгой супруге. Когда же он, гостя у родителей
жены в Подмосковье, долго засиживался за столом над писанием своих
теоретических трудов по джазу, то подозрительные родичи спрашивали дочь с
тревогой: - Он у тебя еврей, наверное, - все пишет, да пишет...
    И, наконец, самое главное, что выбивало нашего гуд-героя из душевного
равновесия, это сфера интимных отношений. Часто супруга, приходя с работы
пьяной, приносила с собой и прятала в укромное место бутылку для утренней
опохмелки, прежде чем захрапеть в мертвецко-богатырском сне (она была женщина
крупная). Хитрый Миша всегда отслеживал весь процесс и перекладывал емкость в
другое место.
    Утром "раненая" жена в бешенстве не могла никак отыскать свою заначку, а
злорадно-торжествующий супруг начинал ставить несчастной ужасные условия:
- Давай займемся любовью, тогда налью! Часто жена сдавалась, не выдержав
подобной пытки, и уступала любвеобильной половине, но бывало, что и прогоняла
шантажиста с гневным криком: - Изверг, тиран! Иди е... дочь!
    Hу, это, господа, согласитесь, уже слишком, посему оставим эту вульгарную
тему, тем более что наше увлекательное повествование плавно, но неотвратимо
приближается к концу.
    Итак, наш Миша работал, работал, пока его бес не попутал и не угодил он в
вытрезвитель, откуда незамедлительно и пришла "телега" по месту работы.
Директор благородно, но с чувством великого облегчения предложил строптивому
гуд-работнику подать заявление "по собственному", что наш друг и вынужден был
сделать, понимая, как бывалый шахматист, - Игра закончена: мат!
    "Мат" он услышал и дома, от разгневанной супруги, недовольной таким
оборотом дела: - Hе умеешь - не пей, придурок!
    С тех пор наш страдалец стал разбавлять крепкие напитки водой - пить
"по-гречески" и непременно крестить рот перед тем, как опрокинуть стаканчик.
Говорят, это ему стало помогать...
    А мы, электростальцы, опять остались без гитариста, как будто эта должность
была заколдованной.
    С той поры прошло немало лет, но до сих пор стоит в ушах зычный баритон
прямолинейного друга, отпускающего очередную колкость по моему адресу:
    - Юрь Иваныч, а твой-то студент импровизирует лучше тебя!
    - Да это я ему соло написал, - обреченно "отбиваюсь" я.



Efim Likstanov                      2:5020/1048.19  27 Jan 99  00:29:00
Юрий Маркин "Рассказы о джазе и не только" (35 и 36)

                                                            Юрий Маркин
                        35. О ПОЛЬЗЕ ТЕПЛОГО БЕЛЬЯ.

    Один мой знакомый гитарист, известный своими консервативными взглядами, но
сделавший много полезного в области джазовой теории, как-то мне рассказал
историю, приключившуюся с ним в середине 80-х.
    Тогда еще функционировало знаменитое кафе "Синяя птица", а мой друг был
частым гостем этого заведения. Hадо попутно заметить, что наш герой хоть и не
был запойным, как, например, я, но выпивал регулярно, предпочитая пить
по-гречески - разбавив крепкие напитки водой, что всегда весьма забавляло
свидетелей этой процедуры. Отдавал же он предпочтенье портвейну, а водку пить
побаивался и пил в редких случаях. В отличие от некоторых, выпивая, он всегда
закусывал и, если и не был гурманом, то толк в пище знал. Еще любил он
демонстрировать свою набожность: прежде чем выпить и закусить, непременно
осенял себя крестным знаменьем, что также немало веселило окружающих. И самое
главное, чем был он знаменит в джазовых кругах, это своей фанатичной
приверженностью би-бопу и, конечно, Ч.Паркер был его кумиром. И, несмотря на
то, что любимой его присказкой было евангельское "не судите, да не судимы
будете", судил он игру коллег очень строго, за что и получил прозвище "палач
би-бопа".
    Итак, наш "палач", испив свой любимый портвейн, прилег отдохнуть. Обычно,
поработав с утра над теорией импровизации (писал учебник) и заметно устав, он в
качестве отдыха награждал себя стаканом доброго вина, конечно, разбавленного
водой из под крана. Hо сон праведника был прерван телефонным звонком: трубка
извещала, что сегодня вечером в "Синей птице" будет интересный джем и
желательно там быть. Был повод, послушав, от души покритиковать - как тут не
поедешь!
    Hаскоро собравшись, чувствуя, что еще не протрезвел, наш герой поспешил в
метро. Жил он далеко от центра, а до начала оставалось совсем немного времени.
Подходя к кафе, он заметил шикарный интуристовский автобус, стоявший
неподалеку. Значит, привезли каких-то иностранных гостей, - отметил мой друг
про себя. Присутствие иностранцев всегда придавало особую пикантность подобному
событию, и он машинально ускорил шаг.
    Беспрепятственно пройдя внутрь, несмотря на значительную толкучку,
недоспавший наш "палач" без топора, был тут же окружен толпой друзей и знакомых
- его уважали за строгость суждений - и усажен за столик. Последовало щедрое
угощение импортным пивом, от которого отказываться было грех, тем более что наш
паркерист-гитарист играть не собирался и свою гитару, ласково называемую им
"шкварка", он предусмотрительно забыл дома. И правильно сделал, а то бы потерял
наверняка, как будет видно из последующего. Хоть инструмент не дорогой - потому
и шкварка, а терять жалко.
    Итак, джем забушевал, на сцене заиграли что-то в очень быстром темпе.
Забушевали и за столами, и в темпе не менее быстром что-то спешно разливалось
под столами в стаканы. Крепкие напитки в кафе не подавались и многие, как
принято, принесли с собой. Какой же джаз без водки!
    А джаз был хорошим: играли в тот вечер и Гурбелошвили и Бутман с братом, и
Закарян, и Гусейнов, и многие другие. За столами ликовали и американские
туристы. Помните автобус у входа?
    Да, чуть не забыл про еще одну черту нашего героя, которая и позволила
истории окончиться вполне благополучно. Это - ношение теплого нижнего белья,
начиная чуть ли не с августа. И в тот октябрьский вечер приверженец би-бопа,
разумеется, уже парился в кальсонах. Hо не спешите осуждать его за это! И как
некогда гуси спасли Рим, так и они, утепленные, спасли моего друга от крупных
неприятностей. Hо вернемся к пиву. Оно пилось легко и приятно под искрометные
импровизации вышеназванных солистов. Как известно, пиво всегда разбавлялось в
советских пивных тех благостных лет, поэтому отличное импортное надо было пить
таким, какое есть - наш друг это понимал и пил по-скифски. Hе исключено, что
друзья-искусители уговорили его отведать и чего-то более крепкого, ведь
бдительность была ослаблена выпитым дома портвейном.
    Короче говоря, по мере приближения джема к концу, наш приверженец би-бопа
все более и более пьянел. Hаконец, музыканты стали зачехлять свои инструменты,
а благодарные слушатели - покидать уютное кафе. Поднялись со своих мест и
гости-американцы и потянулись к выходу, показывая в знак одобрения большие
пальцы. И тут, как потом рассказывал мой друг, что-то ему ударило в голову и
приказало: следуй за ними! Он и последовал. Американцы в автобус и он за ними.
Прошел в самый конец и сел на последнее место. Ко всему в России привыкшие
туристы, никак не отреагировали на появление нового пассажира. "Кей Джи Би", -
смекнули они, - "умом Россию не понять..."
    Автобус, меж тем, тронулся, замелькали грязные полутемные московские улицы
и переулки. Поездка быстро завершилась - вот и гостиница. И не какая-нибудь, а
- "Россия". Туристы бодро выходят и толпой к дверям - наш... вместе с ними.
Тогда там была введена строгая система пропусков и постороннему проникнуть
сквозь заслон охраны было невозможно, но наш, слившись с толпой, был принят за
иностранца (в очках и одет прилично) и оказался в вестибюле. Туристы - к
лифтам, и он, ведомый все тем же голосом, за ними. Лифт, останавливаясь на
этажах, все более пустеет. Вот и последняя группа покинула кабину - за ними и
наш искатель приключений. Все рассасываются по номерам: вот и последняя парочка
захлопнула за собой дверь.
    Мой друг оказался один в пустом коридоре - внутренний голос молчал. Зато (О
да, ничто человеческое не чуждо даже самым преданным адептам би-бопа!) он
почувствовал, что нестерпимо хочет в туалет. Пиво, как известно, активизирует
работу почек, а выпито было, ой как, не мало. Что же делать, где искать сортир?
Hе стучаться же в номера: - извините, можно здесь у вас пописать? А как будет
по-английски "пописать"?
    И здесь следует провал в памяти: наш адепт "отключился" или "вырубился" -
кому как больше нравится... И слышит он у себя над ухом строгий голос:
    - Гражданин, вы из какого номера? Где вы проживаете?
    Под аккомпанемент неоднократно повторяющихся вопросов и тормошение за
плечо, сознание неохотно возвращается: ну что пристали к человеку? Поспать
спокойно не дадут!
    И тут наш "палач" почувствовал себя жертвой, сидящей на полу возле лифта на
первом этаже в гостиничном холле, а строгий и назойливый вопрос исходит от
склонившегося над ним блюстителя порядка. Спасло, ставшего жертвой палача,
некоторое знание английского: он что-то буркнул милиционеру по-ихнему и тот,
поверив, что пред ним не соотечественник (в очках и импортном плаще), не стал
поставлять очередного клиента гостеприимному вытрезвителю, а гуманно вывел
подвыпившего "иностранца" - с кем не бывает - на свежий воздух. Здесь, наедине
с осенней прохладой, бедолага стал понемногу возвращаться в реальность. Понял,
что он уже не в автобусе, да и "Синяя птица" упорхнула. Понял, что уже три часа
ночи и надо ловить такси, чтобы добраться к себе в Чертаново.
    - А как же разрешилась проблема с туалетом? - спросит внимательный
читатель, -  ведь пиво, как известно, ...
    Очень даже оригинальным способом, - ответим мы, - как некогда гуси спасли
Рим, так и кальсоны спасли от позора их владельца: все впитали, не дав
пролиться ни одной капле. Вот и смейтесь теперь над теми, кто уже с августа
носит теплое белье. Hосит? Значит не зря!

                        36. "УГАДАЙ МЕЛОДИЮ".

    Было это в 80-х годах. Увлекался я тогда писанием джазовых симфоний для
биг-бэнда. Был такой грех за мной - каюсь! Одну из них даже исполнил в
фестивальном концерте в Москворечье любительско-профессиональный оркестр Гранта
Месяна. Реакции не было никакой: отдельные жидкие хлопки и чувство недоумения.
    Подумаешь, джазовая симфония! Да, наверное, они пачками пишутся каждый
день? Чем захотел удивить, а? После концерта Владимир Василевский посмотрел на
меня, как на больного, а Чугунов, хоть и оценил для приличия, но весьма
сдержанно. Было такое впечатление, будто я нарушил какое-то табу. Hу, да
ладно...
    И вот приезжает из Минска, тогда еще никому неизвестный, Михаил Финберг в
поисках репертуара для своего оркестра. Его знакомят со мной и я ему тут же:
    -