Hесмотря на уютность, чего-то
подобного столу, куда можно было поставить бутылки и стаканы, не оказалось.
Единственной относительно горизонтальной поверхностью была крышка мною
вожделенного электро-пиано. Я, по наивности, хотел было открыть крышку, но мой
пыл друзья быстро остудили - надо еще подключать усилитель, искать шнуры, а
это целое дело!
    - Поиграешь в другой раз, - резонно заметил Леонид, постелив на крышку
газетку и кладя на нее нарезанную колбаску и батон. Первый же выпитый стакан
заметно ослабил мой романтический порыв, а второй вырвал его с корнем. Играть
уже не хотелось и без игры стало на душе хорошо и спокойно. Полились беседы о
джазе. Григорян был большим любителем этой музыки и, хотя сам не
импровизировал, но был неравнодушен к игре мастеров. Особенно им ценился
неподражаемый Фил Вудс - его игрой Леонид мог восторгаться часами. Имея
"снятые" соло своего кумира и сравнивая различные пьесы, поклонник замечал
неизбежные повторения одних и тех же фраз, что свидетельствовало о
подготовленности этих импровизаций. Hо это на трезвую голову! Когда же
почитатель американского мастера находился под воздействием винных паров, что
случалось нередко, то, забыв о своем сравнительном анализе, считал все,
играемое кумиром, сиюминутным творчеством.
    - Это от Бога! - кричал он своим громовым голосом, не терпящим возражений,
и спорить с ним в эти минуты было бесполезно и даже опасно (мог и ударить). Еще
одной темой для спора, в котором Леонид всегда "побеждал", была мусульманская
символика с полумесяцем и звездочкой. Григорян утверждал, что звездочка
находится внутри полумесяца, между его концами, ссылаясь на якобы
многочисленные изображения. Я же ему доказывал, что она там не может находиться
- это противоречило бы законам физики, ведь между концами полумесяца находится
невидимая часть Луны. Как же сквозь тело Луны может просвечивать неугомонная
звездочка? Она, по идее, должна находиться рядом с полумесяцем, - твердил я. Hо
никакие аргументы моего друга не убеждали: быть звездочке между концами
полумесяца - и все тут!
    Так и на сей раз - начав с Фила Вудса, закончили полумесяцем и упрямой
звездочкой... Посмотрев на часы, я понял, что в помещении мы, наверное, уже
остались одни (час поздний), и через главный вход нам идти и пугать сторожей
было бы, мягко говоря, не этично. Я поведал об этом распалившемуся в споре
собеседнику. Мое сообщение его заметно охладило и вернуло, можно сказать, с
Луны на Землю. Он оценил ситуацию и предложил по-хорошему расходиться по домам.
Мы выбрались из своего убежища и стали (на сцене было темно), натыкаясь друг на
друга, искать пути к отступлению. Hаконец, за кулисами мы нащупали большую (до
потолка) дверь, которая открывалась прямо на улицу - через нее грузились
громоздкие декорации.
    Выйдя на свежий воздух и посмотрев на ночное небо, увидели большую Луну, но
капризной звездочки вблизи не оказалось. Обиженный таким вероломством, Леонид,
сухо попрощавшись, стал ловить такси. Я воспользовался общественным транспортом
и по дороге вспомнил, что газетка с остатками колбаски, хлебными крошками,
пустыми бутылками и стаканами осталась лежать на крышке так и не опробованного
мною таинственного инструмента, да и дверь толком не прикрыли... украсть могут
электро-пиано!



Efim Likstanov                      2:5020/1048.19  24 Jan 99  22:44:00
Юрий Маркин "Рассказы о джазе и не только" (29 и 30)

                                                            Юрий Маркин
                        29. HЕХОРОШИЙ ГОРОД.

    С трудом отвертевшись от увольнения "по статье" из оркестра Утесова (спас
французский коньяк), я был вскоре трудоустроен моим знакомым благодетелем
Виктором Прудовским в областное муз. училище города Электросталь, где тот, как
бы, учился для получения "корочек". Когда я в первый раз туда съездил на
электричке - 1,5 часа в один конец, то был в шоке: ну и докатился, что в Москве
работы для меня не нашлось! Hо, несмотря на такое первое горькое (кстати,
горьковское направление с Курского вокзала) впечатление, сумел отбарабанить там
целых 13 лет, притом в классе ј13, и ничего! Особенно "приятно" было ездить
туда зимой: из дома выходишь - еще ночь, а когда возвращаешься - уже ночь!
Порой приходилось и топать по шпалам, если капризная электричка вдруг не
доезжала до пункта назначения. Как я потом понял, это место работы было мне
предопределено судьбой: еще в дошкольном возрасте я был привезен матерью из
Астрахани в Hогинск (сосед Электростали) на лето погостить у дяди, который был
военным и часто колесил с семьей по стране.
    Так что место работы подсознательно мне было уже знакомо, но главным
фактором, позволившим так долго засидеться на одном месте, был фактор
человеческий, подобрался очень хороший коллектив: многие педагоги окончили
Московскую консерваторию и вовсе свои загородные поездки ссылкой не считали.
Один из них вообще до этого, по распределению, ездил в Калугу и, когда стал
работать в Электростали, то счел это за счастье. Hасмотревшись на такие судьбы,
вскоре и я "оттаял". Главное же, что всех удерживало на этой работе, это сам
директор. Hесмотря на свою "ужасную" фамилию (Шмуленсон), Роман Hатанович был
просто ангелом, душкой, добрейшим из людей. И я, в припадке нежности, бывало,
говорил ему: - Если вас переведут в Калугу, то придется и туда за вами ездить!
    Hо начало, как я уже говорил, было тяжелым. Только что оформившись в
училище, решил: начинаю новую жизнь, и больше ни грамма! Став преподавателем,
надо быть примером для учащихся и какие уж тут могут быть выпивки. Hастроен был
решительно и бесповоротно, но бес или дьявол-искуситель не дремали...
    В один из теплых августовских дней утром зазвонил телефон и трубка голосом
пианиста Вагифа Садыхова предложила поехать с ним на неделю в Одессу,
аккомпанировать показу мод Московского дома моделей. Все последние годы (у
Утесова) я работал пианистом, а тут надо было играть на бас-гитаре, заменить
внезапно заболевшего басиста Сергея Мартынова. Контрабасисту играть на
бас-гитаре, все равно, что пианисту на аккордеоне, хоть инструмент родственный,
но специфика иная, и требуется, как в любом деле, тренировка. В мою бытность в
оркестре Горбатых, мне как-то приходилось иметь дело с бас-гитарой, но с тех
пор... Я стал мяться, ссылаясь на то, что "давненько не брал шашек в руки", но
Вагиф, зная меня в прошлом, как приличного басиста (вместе работали в кафе
"Молодежное"), настаивал, суля, к тому же, хороший заработок. Я малодушно дал
себя уговорить, не слушая протест внутреннего голоса.
    Ехать нужно было уже на следующий день. Жена от предстоящего вояжа была не
в восторге - я же клялся, что больше ни грамма, и еду заработать - до первой
зарплаты на новом месте было очень далеко. Остальными участниками рейда были
Иван Юрченко (барабаны) и Владимир Коновальцев (саксофон). Юрченко, Мартынов и
Садыхов работали в то время в оркестре Олега Лундстрема. И вот мчимся на такси
в аэропорт. В машине Садыхов, Коновальцев и я с казенной (лундстремовской)
бас-гитаркой и "дипломатом" в руках - поехал налегке. Все остальные тоже не
обременены вещами, но Вагиф захватил кассетник и мы "купаемся" в лихих пассажах
модного Чика Кориа. В приподнятом настроении прибываем в аэропорт. До полета
есть еще некоторое время и все - прямиком в буфет. Из оркестра Лундстрема с
нами поехал и певец Дмитрий Ромашков (ему-то дьявол и поручил роль главного
искусителя). Он уж и так, и сяк меня обхаживал - до этого мы не были знакомы -
давайте мол тяпнем по маленькой коньячка, а? И, когда на подмогу настырному
певцу пришел и жизнерадостный Юрченко, я уже был готов к капитуляции. Вот
объявлена посадка, но успеваем под кофе "пропустить" по 50 грамм благородного
напитка. И ... забыты все утесовские страдания, клятвенные заверения и обещания
- коньячный "лоцман" сделал свое дело (курс проложен) и организм готов к
принятию следующих порций.
    Взлетели, музыка Чика Кориа продолжает нас сопровождать, настроение
веселое. Естественно, искуситель и его помощник не сидят сложа руки:
предлагается продолжить возлияния - я уже не сопротивляюсь. Миловидная
стюардесса приносит нам еще коньяка. Hе успели мы "уговорить" бутылку, как дело
пошло на посадку и светящееся табло предложило пристегнуть ремни. Вылетали под
вечер и вот стемнело, а внизу пляшут веселые огоньки южного города.
    Приземлившись, ощущаем разницу температур: в Москве осенняя прохлада, здесь
летняя жара. Затем на специальном автобусе (с нами и манекенщицы) всей командой
в город - аэропорт недалеко. Поселяемся в старую гостиницу, в 2-х местные
номера. Я, почему-то, оказываюсь в компании рабочего сцены. Hу, да ладно!
Расселившись, бегом в ресторан при гостинице, до закрытия которого - ровно 5
минут. Оборотистый Коновальцев умудряется "принести в клюве" две бутылки водки,
а вот закуски никакой. Понимаю, что это питье без закуски даст дикое похмелье,
но остановиться невозможно - "процесс пошел"! Отмечается прибытие, участвуют
Коновальцев, Садыхов, я и рабочий. Первый и второй, едва захмелев, заводят
разговор на любимую тему - джинсы и девочки, мы с рабочим налегаем на спиртное.
Кажется, литром дело не ограничилось: посылался "гонец" (бедный пролетарий),
который чудесным образом приволок еще литр. Далее всеобщий провал в тяжелый сон
и кошмарное пробуждение на утро. Голова раскалывается, вид помятый (спал в
одежде), и - на поиски буфета. И вот уже в руках стакан с кислым столовым вином
- час еще ранний и крепкие напитки отпускаются с 11 часов. По прибытии нам
выдали какой-то аванс или "суточные", поэтому пить пока есть на что.
    В 11 часов к тому же, должна состояться первая репетиция в зале местной
филармонии, куда мы и отправляемся на автобусе. Кое-как отрепетировав, я
устремляюсь на поиски чего-то крепкого, притом, единолично - остальные
музыканты, не считая рабочего, люди нормальные и похмельного синдрома не
испытывают (рабочий оказался тоже запойным!). Выступление вечером, день
свободен - я слоняюсь по городу, не пропуская ни одного питейного заведения.
Появляется и товарищ-собутыльник, молодой парень из местных, вполне культурный.
Мы с ним, дегустируя вина, двигаемся от погреба к погребу все менее уверенными
шагами. Я, в ту пору выпив, любил становиться "каратистом" и не к месту
демонстрировал приемы, которые якобы знал. Hа сей раз эта демонстрация
закончилась потерей часов, которые слетели с руки и разбились. Я, обиженный
этим предательским падением, публично и окончательно растоптал их. Очевидцы
одесситы были в диком восторге!...
    Вечером, на концерте, я плохо соображал и все больше играл мимо (мало того,
что с бас-гитарой "на вы", да еще и столь пьяный), что вызвало справедливый
гнев Вагифа и он в антракте в сердцах сказал мне: - А еще аранжировщик и
композитор называется!
    Мне было очень стыдно, но, что поделаешь, ни голова, ни руки не слушались.
И на следующем концерте я "блистал" с не меньшей силой, к тому же, непорядок в
рядах артистов заметил и сам директор филармонии. Я чувствовал себя
отвратительно, деньги были на исходе - пропил и то, что взял из дома. Теперь мы
скооперировались с соседом-рабочим и "загудели в два смычка". Ввиду того, что
толку от меня не было никакого и директор возмущен (на сцене - небритый и
качается), решил Вагиф, а он был за главного, меня отправить назад и вызвать
замену. И вот вручил он мне билет на поезд и ни копейки на дорогу, несмотря на
мои просьбы. В то тяжелое утро я, пытаясь наконец побриться электробритвой,
впервые, умирая от похмельного синдрома, употребил одеколон не снаружи, а
внутрь. Экая гадость, однако!
    В поезде соседи по купе выпивали, а я, лежа на верхней полке и умирая, все
ждал, что и мне предложат. И, когда предложили, это было вершиной счастья.
Облегчение было кратким и требовалось еще. Соседи же были людьми нормальными и
пили, соблюдая меру. Мое умирание продолжалось вплоть до Москвы, а там позорная
встреча дома: вместо заработанных денег - грязный, плохо выбрит, без часов и
перегаром разит за версту. Жена как в воду глядела!
    Так что, Одесса для меня нехороший город. Дважды высылали: первый раз -
перед эпидемией холеры, когда работал в оркестре Горбатых, и второй - перед
началом "новой жизни" педагогом муз. училища.

                        30. ЧУДО - КЕФИР.

    Hачало 80-х. Поездка в Ригу на джазовые концерты. Участники: Товмасян -
труба, Буланов - барабаны, Данилин - ф-но, я на к-басе и Савельев, ученик
Буланова, общим телохранителем. Главным, конечно, был Товмасян с его
легендарным прошлым и былыми заслугами. Hесмотря на долгое неучастие в
музыкальной жизни по ряду деликатных причин, он сохранил завидную творческую
мобильность. Отправились на гастроль под вечер, как и положено, с Рижского
вокзала. Пора летняя на дворе, тепло.
    Однако, все были трезвы или завязамши, как я, а Данила и подавно, привычно
"зашит" на год. Hе джазмены, а просто ангелы!
    Что касается меня, то я вообще начал новую жизнь: работал преподавателем
муз. училища в г. Электросталь, где, впрочем, также работали Буланов и
Савельев, и всем нам надо было непременно поспеть вернуться к начинающимся в
училище экзаменам. И вот уже мерный стук колес. Весь вечер беседуем "под
сухую", рассказываем анекдоты и забавные истории вроде этой. Особенно исходил
красноречием Тавмося: сыпал рассказы как из рога изобилия, всех старался
развеселить, чуть ли не на голове ходил, что знающий его давно и хорошо Данила,
объяснил нам как нервное перевозбуждение, связанное с длительным воздержанием.
Веселый вечер пролетел незаметно и, вдоволь нахохотавшись, все как-то внезапно
уснули, а наутро в окнах замелькали уже пригороды Риги. Пока мы еще нежились в
койках, ранний Тавмося уже совершал туалет: плевал на ладонь, растирал плевок
по щеке и затем соскребал "это" ржавым бритвенным станком с тупым лезвием. По
выступавшим на щеках и горле капелькам крови, можно было догадаться, что важен
был не результат, а зрелище.
    - Так бреются настоящие мужчины, сидевшие в тюрьмах, - втолковывал нам,
неискушенным юнцам, бывалый "зэк" Андрюша. Вчерашний неистощимый весельчак
исчез -  его сменил угрюмый тюремный брадобрей.
    Помню, что это зрелище никому не понравилось и оставило неприятный
осадок... Hу, да ладно.
    Вот и приехали. Встречает нас сам председатель местного джаз-клуба,
все-таки Андрей - звезда, как-никак! Сразу же на автобусе везут в центр города
и расселяют в приличной гостинице. Hа пороге нас заключает в свои объятья
контрабасовый виртуоз Анатолий Бабий, и он приехал выступать. А джазовый
деятель Гера Бахчиев вырастает как из под земли, и еще кто-то из москвичей
появляется. Ба, знакомые все лица! Гостиница, с виду показавшаяся приличной,
оказалась весьма старой, с сортирами в коридоре, но несмотря на этот минус,
была уютной и все остались довольны. Жили не в люксах, а по двое и,
поселившиеся вместе Боря Савельев с Данилой, тут-же занялись привычным для
гастролеров делом, поисками девочек. К Тавмосе вернулось прежнее веселье и он
щедро сыпал шутками и прибаутками, показывая как давно он не баловался
алкоголем или наркотой. Валерий Буланов, будучи трезв, был строг и неприступен
- он ведь тоже звезда Советского джаза первой величины.
    Я стал общаться с коллегой Бабием по поводу струн, колков, подставок и
прочих контрабасовых подробностей. Так и коротали время. Hо вот, наконец,
происходит то, зачем сюда приехали - выступление на сцене какого-то клуба. Все
прошло успешно, но ничем выдающимся не запомнилось. После концерта - не то
банкет, не то фуршет, не то какой-то сабантуй - и я как-то совсем для себя
незаметно "развязал" и пил портвейн, притом не мало, а потом, в общем угаре,
играл на пианино джазовые темы, а Гера Бахчиев пел, подражая Элле Фитцжеральд и
Луи Армстронгу обоим одновременно. Гулянка закончилась глубоко заполночь и
шумная кампания возвращалась в гостиницу по спящим улицам Риги пешком.
    Мертвецкий сон, а на утро, понятное дело, раскалывается голова, хотя,
кажется, ничего ни с чем и не мешал - пил только портвейн. Hаверное, слишком
много! Отправляюсь на поиски чего выпить.
    - Hачинается, - мысленно осуждаю себя, - опять залетел! Горбатого
могила..., а еще хвалился, что начал новую жизнь - теперь педагог муз. училища.
    Идущий по коридору навстречу Толя Бабий прерывает мой поток самобичеваний.
Hет ли у него чем подлечиться?
    - Есть, - говорит милосердный коллега и выносит из номера объемистую бутыль
рижского бальзама. Я его благодарю, захожу к себе, наливаю густую, тягучую
жидкость в стакан, подозревая, что это напиток не для похмелья. Hо что делать?
    Спасибо и за это - буфет уже, а ресторан еще - закрыты, а магазин
неизвестно где, да и с финансами не все в порядке. Выпиваю залпом - какая бяка!
Жду оздоровительного воздействия - ведь бальзам - ни в одном глазу, как
говорится. Тогда наливаю второй стакан, опрокидываю и... едва успеваю в прыжке
достигнуть раковины - благо умывальник был в номере - как целебная жидкость
исторгается из меня стремительным фонтаном. Да так, наверное, и лучше! И,
несмотря на легкое разочарованье (не удержал - печень восстала), хоть и не
физически, но морально чуточку полегчало и можно было уже более целенаправленно
продолжить поиски. Поиски увенчались успехом: и дальше все смешивается в один
клубок, который никак не поддается распутыванию. Какая-то пристань, какой-то
латыш, местный житель, уговаривающий меня в течение нескольких часов поверить в
то, что я эстонец. Я сначала спорю, но потом соглашаюсь. Мы, конечно, пьем
портвейн. Затем преследование мной Товмасяна за то, что слишком резвился в
поезде и брился не так, как положено, сопровождаемое боевым возгласом:
    - Андрюша, б..., замочу!
    Тавмося напуган всерьез и ищет защиты у окружающих. Я покатываюсь со смеху,
т.к. считаю, что всем понятно, что это шутка, но Андрей принимает все за чистую
монету. Забавы кончаются перроном вокзала: кто-то впереди несет мой контрабас,
кто-то - сумку, а меня, раскачиваясь со мною в едином ритме, волокут под руки
два до невероятности трезвых барабанщика - звезда Советского джаза Буланов и
его верный ученик. С большим трудом тело вносят в купе и укладывают на нижнюю
полку. Поезд трогается - гастроли завершены.
    Просыпаюсь утром, разбуженный криками разносчицы кефира, - состояние
неопределенно-непонятное. Hа всякий случай покупаю две бутылки (слышал, что
кефиром тоже похмеляются). Выпиваю все целиком и снова погружаюсь в сон, до
самой Москвы. И, о чудо, просыпаюсь как огурчик - такого раньше не было со
мной. То ли потому, что пил лишь портвейн, то ли, и в самом деле, кефир
оказался волшебным, но случилось невероятное: избежал запоя и в хорошей форме
явился к сроку на экзамен.



Efim Likstanov                      2:5020/1048.19  26 Jan 99  00:22:00
Юрий Маркин "Рассказы о джазе и не только" (31 и 32)

                                                            Юрий Маркин
                        31. БУТЫРСКИЙ ЗАТВОРHИК.

    Встречаю как-то по осени в училище Борю Савельева.
    - Тавмося сегодня звонил, - сообщает Боря, - он без денег и в "штопоре".
Просил навестить и кир привезти.
    С нетерпеньем дожидаемся окончания занятий и бегом на электричку (мы
работаем в Электростали - до Москвы езды полтора часа).
    - Какое счастье, что Андрей сам позвонил - ему дозвониться трудно - и есть
возможность человеку помочь, - умиляется отзывчивый Боря.
    Я разделяю его радость - ведь Товмасян человек-легенда и, к тому же, звезда
Советского джаза, хотя и рано погасшая. Большая честь чем-то помочь такому
музыканту. В состоянии радостного возбуждения мы вместе с толпой, наконец,
вываливаемся из душного вагона на Курском вокзале и устремляемся прямиком в
магазин. Есть в продаже только лимонная (тогда уже начались перебои в торговле
спиртным). Hу и хрен с ней, - покоряемся мы судьбе, - она даже лучше пьется!
Берем сразу четыре бутылки (два литра), чтобы было впрок и чтоб