Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
й. Даже в
воспоминаниях трудно мне расстаться с родиной, но - "дело есть дело".
Итак, возвращаюсь в Сан-Ремо. Хотя - нет. Пока еще нет...
Воспользуюсь тем, что по крайней мере в воспоминаниях имею право
свободно передвигать барьеры времени. Немного задержусь на родине и опишу,
коль скоро подвернулся случай, свой путь к песне.
Еще перед окончанием школы я часто задумывалась, какую профессию
избрать. Меня всегда привлекали живопись, скульптура, металлопластика,
художественная керамика. Так что, окончив школу, я подала документы на
отделение живописи при вроцлавской Высшей школе искусств.
Но по глубоком размышлении мы с мамой решили, что следует избрать более
"конкретную" специальность, которая в будущем обеспечивала бы твердый кусок
хлеба, тем паче что у меня не было родственников, на которых я могла бы
рассчитывать в какой-нибудь непредвиденной жизненной ситуации. Одно
сознание, что у тебя есть семья, которая в случае чего окажет тебе помощь,
действует успокаивающе, хотя, естественно, рассчитывать надо прежде всего на
себя. Это было слишком хорошо известно моей маме, которая с ранней юности
должна была все решать самостоятельно и опираться лишь на собственные силы.
"Видишь ли, - рассуждала мама, - чтобы существовать на заработок
художника, нужно стать известным мастером, чьи работы быстро раскупаются. А
такое время не наступит скоро и даже... может быть, никогда не наступит,
хотя рисуешь ты, по моему мнению, очень хорошо".
Я взяла документы назад. Сдала экзамены на геологический факультет.
Обучение там длится шесть лет; специальность интересная и "конкретная", в
программе - широкий спектр знаний из различных областей наук: от философии,
логики, иностранных языков через курс высшей математики, физику, химию,
биологию и социально-экономические вопросы до сугубо специальных предметов.
А кроме того, студент-геолог должен уметь препарировать лягушек (сперва
скажу о том, что было для меня самым трудным) и не только делать логические
выводы из научных рассуждении, но и толковать их в соответствии с принципами
логики. Он должен знать не только о том, что Ксантиппа была женой Сократа,
но иногда процитировать некоторые его мысли. Должен не только нарисовать
криволинейный интеграл, но в случае необходимости применить его на практике.
Не помешает знать иностранные языки - они полезны при изучении обширной
специальной литературы. Весьма пригодится умение зарисовать профильный
разрез скалистого склона. А разве плохо - научиться песням, которые поются у
костра? За кружкой горячего чая они звучат, как нигде на свете (даже в
сравнении с наилучшими концертными залами мира). Излишне, пожалуй,
добавлять, что будущему геологу лучше иметь жизнерадостный, спокойный
характер.
Впрочем, здоровая физическая нагрузка, скажем двадцатикилометровый
марш, с перерывом для напряженных умственных усилий при определении
отдельных пород или поисков окаменелостей, принадлежащих минувшим
геологическим эпохам, может даже самого мрачного меланхолика привести в
состояние полнейшего душевного равновесия. А если в скале обнаружится контур
искомой окаменелости или даже ее фрагмент - ощущение безграничной радости
человеку обеспечено.
Геология, как известно, наука о земле. Но речь идет вовсе не только о
строении земли, о взгляде в глубь ее. Чтобы понять процессы, происходящие
там, в сердце вулканов, на дне моря и еще глубже, надо ориентироваться в
том, что происходит на поверхности земли, во всем, что касается человека,
являющегося частицей природы - земли, оказывающего немалое влияние на
формирование ее облика. Поэтому ничто человеческое не чуждо геологу. Знания,
полученные в течение академического года на лекциях, семинарах, в
лабораториях, закрепляются летней практикой, выездами "в поле".
Летняя практика оставила у меня самые приятные воспоминания, несмотря
на то что рюкзак с пробами грунта бывал частенько весьма тяжел. Я забыла
добавить, что геолог должен быть сильным. Необязательно культуристом, но
крепкие мускулы иметь неплохо, а уж иммунитет против мороза, дождя и
пронизывающего ветра во время многокилометровых переходов с полным
снаряжением - просто обязательно.
Приобретенная таким образом физическая закалка, несомненно, пригодилась
мне, когда мы ездили с концертами по городкам и селам Жешовского воеводства.
Особенно в зимнюю пору.
После третьего курса у нас была непременная практика в угольных шахтах.
Вместе с двумя другими девушками я получила направление на шахту "Анна" в
Верхней Силезии. На нашем курсе девушек было больше, нежели юношей, несмотря
на то что это скорее мужская специальность. (Теперь-то я должна это
признать!)
Руководство шахты приняло нас очень тепло, обеспечило жильем в
гостинице, питанием и... время от времени практикой в забое.
Первый "визит" туда явился для нас тяжким испытанием. Молодой шахтер,
который нас сопровождал... минуточку, здесь, похоже, нужно подыскать иное
слово, потому что мы ведь не шли - мы ползли на животе, неловко помогая себе
локтями и коленями, которые к вечеру распухли. Мне приходилось гораздо
трудней, чем маленькой, миниатюрной Богусе или немногим отличающейся от нее
Янечке. Ох, и досталось нам тогда...
Зато последующие дни мы отлеживались в своем номере с абсолютно чистой
совестью, дожидаясь, когда заживут наши руки и ноги. Мы испытывали даже
нечто вроде удовлетворения, даже, пожалуй, гордость от сознания хорошо,
самоотверженно исполненного долга. Все закончилось благополучно. После этой
практики мое уважение к шахтерскому племени многократно возросло. Восхищали
их мужество, выдержка, чувство товарищества, свойственные представителям
этой одной из наиболее тяжелых для человека профессий.
Нередко мне задают вопрос: "Не жалеете ли вы, что не стали геологом?
Ведь вы не работали и дня по своей специальности. Разве это не зря
потраченное на учебу время?"
Отнюдь. Время было затрачено не напрасно. Напротив, я очень рада, что
мне было дано хоть на краткий миг заглянуть в интереснейшую книгу, какой
является наука о нашей земле. Это позволило мне узнать о многих проблемах,
касающихся жизни на планете - ныне и в минувшие эпохи. Другие науки и
занятия, более необходимые для меня сейчас, например музыка или живопись, не
расширили бы настолько мой кругозор, не укрепили бы мое мировоззрение в той
мере, как геология.
Незадолго до окончания университета, на очередном вечере поэзии и
музыки, в котором я принимала участие, ко мне обратился коллега Литвинец,
режиссер и актер в одном лице, с предложением сотрудничать в его
"Каламбуре". Я очень обрадовалась, ибо это означало войти в коллектив,
который существует, совершенствуется и у которого интересные и престижные
планы. Вместо ожидания случайной оказии спеть будут регулярные репетиции со
всем ансамблем, и я стану пусть и самой маленькой, но все же полезной
частицей хорошо отлаженного, деятельного коллектива.
Я стала ходить на репетиции. Как раз приближалась ювеналия*, и
"Каламбуру" предстояло показать свою программу в Кракове, а посему
репетировали интенсивно и подолгу. На репетиции, естественно, собирались
поздним вечером, после того как заканчивались занятия в различных вузах
Вроцлава. Я должна была петь две песенки собственного сочинения. Вскоре,
однако, я поняла, что не в состоянии увязать учебу с моими новыми
артистическими задачами прежде всего потому, что на последнем курсе работы
было невпроворот. А тут ранним утром, после бессонной ночи, вместо того
чтобы устремиться в университетскую библиотеку, я едва ли не ощупью
(засыпала уже в трамвае) добиралась до постели, из которой меня нельзя было
извлечь никакими силами. Следует прибавить, что со сном у меня нет проблем.
Поспать я люблю.
[* Ювеналия - весенние студенческие праздники.]
Итак, радость моя постепенно тускнела. А здравый разум, который весьма
мешает людям сцены (так мне представляется), все настойчивее рисовал картину
недалекого будущего, когда мои товарищи будут праздновать получение
дипломов, а меня в их числе наверняка не окажется. Однако на праздники в
Краков я решила поехать, чтобы не подвести ансамбль.
Все шло очень весело и приятно вплоть до моего номера. Это было мое
первое публичное выступление в настоящем театре. И вот, едва я вышла на
сцену, как вокруг начали твориться странные вещи. Для атмосферы моих баллад
вполне подошел бы полумрак, но почему же полная темнота? В первые мгновения
я еще различала какие-то лица, но затем очутилась в черной, глухой пропасти.
Я забыла текст песни и вообще забыла, ради чего сюда пришла. Кто-то
из-за кулис подсказывал мне начальные строки.
Не помню уж, сколько раз я сбивалась, не помню реакции публики, не
помню, как преодолела десяток шагов обратно, за кулисы. Помню, что была
обижена на весь свет, но прежде всего корила себя за то, что не оправдала
ожиданий, что не смогла подарить зрителю выношенного, что... проиграла.
Я не пошла вместе со всеми веселиться после концерта. Вернулась в нашу
туристскую гостиницу, взобралась на свою верхнюю койку и уснула в угнетенном
состоянии духа.
Нехватка времени и... торжество здравого разума над "душой артистки"
явились основной причиной моего выхода из "Каламбура".
Но была дополнительно эдакая мини-причина, ставшая заметной лишь в
перспективе времени. Ведь мы, женщины, крайне редко решаемся на что-нибудь
исключительно ради самого дела. Чаще же всего за внешним фасадом наших
поступков кроется мужчина. Из любви к нему мы совершаем чудеса ловкости,
дипломатии, отваги (!) и самоотверженности. Учимся управлять реактивным
самолетом, ежели он желает резвиться в поднебесье и вблизи разглядывать
облака; ради него с успехом притворяемся глупейшим существом в мире -
домашней гусыней, несмотря на то что сами увлечены кибернетикой.
У меня такого стимула не было (может, отсюда и победа здравого
разума?), хотя и я способна на "возвышенные порывы души"... Некогда я
записалась в университетский клуб спелеологов. Посещала собрания, с огромным
интересом слушала доклады и даже приняла участие в подземной экскурсии
(хотя, вытирая, например, пол под кроватью, чувствую себя точно в могиле,
задыхаюсь).
А все оттого, что руководителем секции спелеологов был Петр. Однажды
теплым майским днем, во время экскурсии, я испытала минуты блаженства.
Чтобы позволить новичкам спуститься вниз, в пещеру, следовало
первоначально потренировать их на поверхности, научить влезать на скалы и
съезжать оттуда - на собственном, природой для того созданном приспособлении
(правда, обвязавшись канатом, который весьма больно врезался в это самое
"приспособление"!).
Ах, как же ловко у нас все получалось!
Стояла чудесная солнечная погода, с чего бы тут задумываться о синяках,
царапинах, разорванных брюках... Все были довольны, веселы; шутки и остроты
перелетали по кругу, как отбитые в подаче шарики пинг-понга.
Наступил вечер. Теперь мы должны были испытать свои знания на практике,
спуститься в довольно глубокую пещеру. Разожгли костер, дабы те, кто
поднимутся наверх, сразу могли отогреться и обсохнуть. Я не пошла с первой
группой, а, заглянув в темный, сырой, низкий лаз, решила, насколько удастся,
оттягивать неприятный момент. В душе я надеялась - а, собственно, почему? -
что мне не придется ползти по грязи и, подобно червю, исчезнуть в этой
страшной черной дыре. К тому же здесь, наверху, было очень славно. Весело
потрескивал огонь, заливая всех оранжевым теплом, а Петрусь, который
выполнил свою трудную задачу - он подстраховывал самых смелых - и теперь
подошел к нам отдохнуть, растянулся возле костра, положив свою рыжую голову
мне на колени. Не сделай этого Петрусь, я бы наверняка что-нибудь придумала
в оправдание своего дезертирства. Но раз уж меня отличили... Вскоре я
ползла, извиваясь, как гусеница, в глубь грота. Маленькое пятнышко неба
исчезло из виду. Единственным утешением был факт, что там, наверху, Петрусь
держит веревку, которой я была обвязана.
Уползла я в полной уверенности, что назад мне никогда, никогда не
вернуться. Но еще горше было сознавать, что Петрусь все равно ни о чем не
догадывается.
Близились каникулы. Большинство студентов на летние месяцы подыскивали
себе какую-нибудь работу, чтобы "подштопать" дыры в своем бюджете. Мои
товарищи решили поехать в сельскую местность, на "градобитие", как
назывались работы по выяснению ущерба, нанесенного стихийными бедствиями.
Я бы тоже, вероятно, отправилась на "градобитие" (хотя меня и
отталкивало всякое занятие, связанное с математическими действиями), если бы
не Янечка.
Да, именно Янечка, моя сокурсница, жившая в соседнем доме, с самого
начала нашего знакомства (то есть с седьмого класса) считала, что мое
истинное призвание - петь. Не отрицаю, пела я всегда охотно, когда бы и кто
бы того ни пожелал: и на школьных, а позднее и на студенческих торжествах, и
дома для гостей. Впервые я исполнила песенку, будучи еще малолеткой, на
детском новогоднем празднике, под огромной елкой. Моя мама тогда была
учительницей начальной школы, и в ее обязанности входила между прочим
организация детских праздников, спектаклей и т.д. Но никогда не думала я,
что пение станет моей профессией. Я пела исключительно для собственного
удовольствия, мне даже в голову не приходило, что к пению можно относиться
как-то иначе.
Тем временем Янечка, отнюдь не принадлежавшая к числу смелых, так
называемых пробивных людей, отправилась однажды, без моего ведома, в
дирекцию Вроцлавской эстрады и попросила, чтобы меня прослушали. Получив
обещание, она в назначенный день привела меня туда силой (силой убеждения,
разумеется, поскольку была гораздо ниже меня), и я предстала пред
художественным руководством.
Меня включили в новую, только еще формировавшуюся программу. Мне была
гарантирована астрономическая, по моим тогдашним понятиям, сумма: четыре
тысячи злотых в месяц. Кажется, по сто злотых за каждое выступление.
Конечно же, я была очень признательна Янечке, хотя недовольно бурчала
всю дорогу. Согласилась, естественно, без раздумий, ибо и "градобитие" со
сложными вычислениями отпало, и, что самое важное, мне предстояло исполнить
со сцены девять красивых мелодических песенок. Да вдобавок мне за них еще и
платили!
В концерте принимало участие несколько певцов, четверо артистов балета,
группа музыкантов и два актера, которые все эти отдельные номера сплавляли в
нечто целое: Ян Скомпский в роли доблестного морехода Синдбада и Анджей
Быховский в роли-экипажа. В портах, куда заходил корабль, звучали песенки,
танцевали девушки, играла музыка - как это бывает в любом порту мира.
Поэтому приходилось молниеносно сменять ко- стюмы и петь (в зависимости
от страны) на испанском, итальянском, немецком, русском языках, а в
заключение, в родном порту, - на польском.
Поскольку концерт представлял собой не обычную сборную программу, а был
объединен сюжетом, то мы возили декорации, имитирующие палубу судна. Для
всех участников были сшиты специальные костюмы, с помощью которых мы сменяли
не только национальность, но и цвет кожи. Больше всего хлопот и смеху
доставляло переодевание и грим для "африканского порта". В страшной спешке
необходимо было сбросить предыдущий костюм, натянуть темно-коричневое трико
и выкрасить лицо, шею, уши и ладони гримировальной краской, невероятно
похожей на сапожную ваксу "Киви". Танцовщицы располагали к тому же еще
черными завитыми паричками.
Я относилась к своей работе с полной ответственностью и потому
неимоверно педантично, как если бы от этого зависел успех всего концерта,
покрывала толстым слоем краски все, что не было закрыто трико. Но, несмотря
на добросовестность и старание, я, вероятно, выглядела весьма комично и вряд
ли даже отдаленно напоминала негритянку, ибо на тщательно закрашенной шее
абсолютно нелогично торчала светловолосая голова. Мне, помнится, не хватило
парика.
Программа была почти уже готова до того, как "зачислили" меня, так что
вскоре я заявила домашним: "Завтра выезжаем! Сначала в Нижнюю Силезию, а
потом на Побережье!"
Впервые я уезжала надолго. Я всегда была "домашней", даже в общежитии
никогда не жила. Так что моя поездка стала событием, равным по масштабу
трансконтинентальному путешествию.
Программа наша понравилась и в Нижней Силезии, и на Побережье. Работы у
всех было выше головы. Едва успевали переодеваться и гримироваться для
очередной сценки. Может, это было и к лучшему: все свершалось в таком
бешеном темпе, что на раздумья и волнения просто не хватало времени. Не
подумайте, будто я нисколечко не волновалась, о нет! Но это уже было совсем
иное состояние, нежели тогда, в "Каламбуре".
Вспоминаю, как получила я свою первую зарплату. Мои первые, собственным
трудом заработанные злотые. Мы выступали тогда в каком-то маленьком городке
на Побережье, и вот, прямо из комнаты нашего руководителя, выдававшего
деньги, я отправилась на поиски каких-нибудь подарков для мамы и бабушки. В
тот же день послала домой подарки, а одновременно и остальную сумму.
Обычно говорят, что первая любовь запоминается на всю жизнь. Согласна,
однако считаю, что не одна только любовь. Переполнявшее мою душу там, на
почте, чувство радости и удовлетворения было столь сильным, что вряд ли оно
забудется.
Когда закончилось турне и я вернулась домой, бабушка, увидев меня,
усталую, похудевшую, заломила руки. Относительно же тех четырех тысяч
злотых... Я убедилась, что это был весьма приличный заработок, но (увы!) в
условиях нормальной, стабильной жизни.
Думается, что люди, не сталкивающиеся непосредственно с жизнью
эстрадного артиста, туманно представляют себе, как проходит его день в турне
или "на выездах". Труппа размещается в одном каком-либо месте, в гостинице -
это "база", откуда артистов возят на выступления и куда они потом
возвращаются. Выезжают в точно установленный час, в зависимости от того, как
далеко ехать, однако стараются выехать пораньше, чтобы остался резерв
времени на непредусмотренные задержки, к примеру авария машины, неожиданное
отсутствие одного из членов труппы и т. д. Туристические автобусы не всегда
обеспечивают максимум удобств. Модель машины, на которой путешествовала наша
группа, наверняка вела свое происхождение со времен подготовки к первой
мировой войне. Возвращаясь ночью на "базу", мы, бывало, дрожали от холода. И
хотя в автобусике существовало отопление в виде толстой, тянущейся посередке
трубы, мы неохотно пользовались исходящим от нее теплом. Стоило кому-нибудь
из нас, усталых, сонных, неосторожно коснуться трубы рукой или ногой, как
тут же раздавался возглас: "Ой, жжется!"
Приехав на место, нужно сперва разложить вещи, проверить микрофоны,
прорепетировать с музыкантами те фрагменты песен, в которых не очень
уверена, и лишь потом, если останется время, можно забежать в ресторан
перекусить. После концерта (иногда двух или трех) запаковать вещи, умыться
(если есть где) и снова - на "базу". Бывало, приедем поздно, ресторан
закрыт, и тогда ужин заменяли бутерб