вышел ужасно долговязый
мужчина, актер,  возле которого, став без  каблуков, я сама себе  показалась
ниже среднего роста!
     Подобное героическое "самоуничижение" я практиковала отнюдь не впервые.
По  окончании  международного  фестиваля в  Остенде (Бельгия)  в  1965  году
происходило вручение наград - в чудесном помещении курзала.  Всех участников
фестиваля  пригласили на сцену. С  минуту мы стояли среди многоцветия ламп и
вспышек "блицев". Потом на сцену поднялся бургомистр и зачитал очень милую и
сердечную  речь,  после  чего вручил певцам награды  за  три первых  места -
выполненные  из  металла  парусные корабли на  мраморной  подставке.  Первую
награду -  "Золотой парус" - завоевала  тогда Моника  Лейрак, "Серебряный" -
гречанка Ники Кашба,  хорошо известная нам  по  Сопоту, "Бронзовый" достался
мне. Приветствуя по этому случаю награжденных, господин бургомистр обратился
к истории суровой  и прекрасной Канады, потом к прекрасным традициям Древней
Греции,  помянул Орфея. Я  была восхищена его поэтическими  сравнениями.  Но
когда дошла очередь до "Бронзового  паруса",  бургомистром внезапно овладело
мучительное  чувство приниженности.  Терпеливо  выслушав  его  сетования,  я
ответила  с полным пониманием:  "Что же я  могу для  Вас  сделать?  Пожалуй,
только   это..."   Тут   я   моментально   сбросила    золотые    туфли    с
шестисантиметровыми  каблуками и  встала  рядом в одних  чулках. Эффект  был
точно такой, как и  на этот раз, в Италии. Публика чрезвычайно развеселилась
и выглядела вполне довольной. (Все комментарии в обоих этих случаях оставляю
при себе.)
     В конце концов кому-нибудь может прийти  в голову вопрос: "Если ей было
там так плохо, почему же она продолжала это, во имя чего?"
     У меня была цель, которая "оправдывала средства".
     Семья  моя состоит из мамы и бабушки. Отца я потеряла, будучи  двух лет
от роду. Так что все, чего мне удалось достигнуть в жизни, мое образование я
получила  благодаря заботам, любви и тяжкому труду этих  двух самых  близких
мне женщин.
     Выпавшая нам судьба не была слишком милостива. В ней отразилось все то,
из чего складывалась жизнь сотен тысяч людей в годы последней войны, вкупе с
голодом, изгнанием, подчас гибелью целых семей.
     И вот теперь мне хотелось, имея на то возможности, хоть в малой степени
смягчить, стереть  воспоминания  мамы  и бабушки  о тяжелом прошлом,  создав
лучшие  условия жизни.  Я  хотела купить квартиру. Тот, кто никогда  не имел
своего угла, понимает, что  значит для  человека собственное жилье.  Можно в
течение  всего  дня  быть  на  людях,  но  после  работы  необходимо   иметь
целительную возможность отключиться, замкнуться в четырех стенах собственной
комнаты, устроенной по твоему вкусу. С возрастом потребность в этом делается
все более отчетливой, насущной. Моей бабушке уже восемьдесят четыре  года, и
она еще никогда не жила в комфорте. Ошибется тот, кто подумает, что я имею в
виду многокомнатную  виллу с  садом, бассейном, террасами, хоть  я  вовсе не
против "люкса".  Считаю даже,  что всякий человек на  земле должен  обладать
хотя бы одним собственным деревом.
     Я  же мечтала об обыкновенной трехкомнатной квартире  с горячей водой и
необходимыми удобствами.
     Именно это мое пламенное желание давало мне силы не замечать "маленьких
препятствий".  Я  вынуждена  была спешить, чтобы возможно быстрее заработать
деньги. Человек,  у  которого  за плечами восемьдесят  четыре  года  тяжелой
жизни,  давно перешел  на вторую половину своего земного пути. Я очень люблю
бабушку, которая меня, собственно, и  воспитала  и  от которой  я получила в
наследство  ее  характер. Моей  матери пришлось  посвятить  себя  работе, не
всегда соответствовавшей ее образованию.
     У читателя, конечно, может возникнуть вопрос: "Почему же она раньше  не
купила квартиру, ведь выступает на эстраде уже шесть лет?"
     Попытаюсь  объяснить.  Увы,  буду  вынуждена  разрушить  миф  о  легких
заработках певцов и астрономических суммах их  гонораров. (Извините, что тем
самым  доставлю   вам  разочарование.)   Доходы  эстрадного  певца,  который
относится к своей работе добросовестно и с полной ответственностью, которому
чужды  халтура  и  принцип  "все  хорошо, за что  платят", не  отличаются от
средних доходов любого поляка. А при этом всякое планирование и рациональное
ведение хозяйства совершенно исключается, поскольку никогда не знаешь, какой
суммой  в этом  месяце  ты  можешь  располагать.  К  тому  же  с  профессией
артиста-"кочевника"  сопряжены немалые  издержки (взять хотя бы проживание в
гостиницах, туалеты, обязательные для фоторекламы, очень часто за  свой счет
заказанные аранжировки песен и прочее, и прочее).
     То, о чем я написала,  отнюдь не является слезливыми жалобами по поводу
"тяжкой участи бедного певца". Никто ведь насильно не заставлял тебя выбрать
именно  эту  профессию,  и  большинство из нас не захотело бы  ни  за  какие
сокровища в мире сменить  ее на другую (даже если имеется в запасе еще одна,
более "почтенная"). Мы, конечно, не  крезы, но делаем то, что доставляет нам
радость - мы имеем возможность  петь и, что еще важнее, знаем, что пение для
нас и является целью, а не средством для ее достижения.
     Я  упоминаю об этом лишь  затем,  чтобы объяснить,  как  вышло,  что  я
решилась  подписать  контракт на три года, хотя всякий раз разлуку  с родной
страной переношу как стихийное бедствие.
     Карьерой певца на  Западе управляют законы  бизнеса.  При благоприятной
конъюнктуре и капельке везения  даже одна записанная на пластинку популярная
песенка  может  принести  относительно  большой  заработок,   ибо  пластинка
расходится  в  этом  случае  огромными  тиражами,  а  исполнитель наравне  с
композитором и  автором текста получает  определенный процент от  количества
проданных пластинок. На это я и рассчитывала.
     Разумеется,  легендарные  (впрочем,  соответствующие  действительности)
сногсшибательные  доходы  зарубежных  певцов  -  удел  лишь немногочисленных
баловней  судьбы,  тех,  кто стал  широко  популярен. К  примеру  Том Джонс,
который сейчас на вершине  славы, получает - как сообщалось в нашей прессе -
десять  тысяч  долларов за  одно  выступление.  Это очень  много,  даже если
отбросить   налоги,   оплату   целой   армии   музыкантов,   аранжировщиков,
композиторов  и так  далее.  Урожайные  годы,  как правило, длятся  недолго.
Взамен уже приевшихся,  хоть и  талантливых, появляются новые  лица -  как в
калейдоскопе.  Надо  спешить,  зарабатывать  теперь,  сегодня -  скопить  на
"черный  день",  который  наступит,  когда публика  совсем потеряет  к  тебе
интерес. Поэтому делается все, чтобы как  можно дольше продержаться  в свете
юпитеров.
     Необходимо  всеми  доступными  способами,   любой   ценой   подогревать
любопытство зрителя-слушателя. В целях  рекламы хороши все средства. Увы, не
каждому  достает  сил  выдерживать  такую  борьбу. Некоторые сами сходили со
сцены. Например, Луиджи Тенко.
     Во  время моих  предыдущих  "больших"  гастролей,  например  поездки  в
Англию, США и Канаду, я  получала  за свои  выступления  только суточные. Их
хватало  на проживание,  а  порой (крайне  редко,  ибо  билеты  дорогие)  на
посещение театра или мюзикла.
     Фестиваль  для певца - вообще дело неоплачиваемое.  Сам факт  участия в
нем уже является достаточным вознаграждением. Поэтому я охотно участвовала в
фестивалях и поездках  с группой артистов за границу. Это всегда становилось
интересным, надолго запоминающимся событием. Неважно, что финансовая сторона
оставляла   желать   лучшего.   Например,  певцов,  принимавших   участие  в
международном фестивале в Остенде, разместили в  маленьких  гостиницах,  где
уже заранее были  оплачены  завтраки и ужины.  Зато  обед подавали за  общим
столом в прекрасном помещении курзала.
     На  многочисленных  встречах коктейли и всяческие другие алкогольные  и
неалкогольные  напитки  подавались  также  за  счет  устроителей  фестиваля.
Казалось бы, предусмотрено все. Тем не  менее,  когда  настал день  отъезда,
"звезда"  была вынуждена сама  взять свой багаж и  топать пешком  (у меня не
было денег на такси) до назначенного места.
     Подобный факт должен  бы вызвать чувство неловкости.  Однако  я  ужасно
развеселилась при виде  огорченно-изумленной мины  на лице привратника. Так,
обладая  чуточкой юмора и элементарным пониманием иерархии ценностей,  можно
рассматривать подобные ситуации с философской точки зрения и не видеть в них
причин  для  огорчения.  Впрочем,  я была лишь гостем  в  этом  чужом  мире.
Постоянно помнила,  что  через  несколько дней  или недель  вернусь домой, к
более важным для меня проблемам.
     Не могу не вспомнить при случае о самых приятных зарубежных гастролях -
поездке с группой  в тридцать человек  в  США  и Канаду. Собственно,  должна
заметить  сразу, что я имею в виду не пребывание на территории США и Канады,
а само путешествие на  "Батории", Сколько бы раз ни довелось мне встретиться
потом  с  участниками  этого турне,  всякий раз мы растроганно вспоминали  о
днях, проведенных на лайнере: наши обеды за общим  столом, подававшиеся  нам
божественные десерты, игру в "бинго" и даже девятибалльный шторм!
     Я делила  каюту с  Касей Бовери. Я внизу,  Кася наверху. В  продолжение
шести дней в океане бушевал шторм. Наша каюта размещалась на верхней палубе,
однако  же  волны  с  шумом  хлестали  по  иллюминаторам.  По  каюте  летали
разнообразные  предметы:  баночки   с  кремом,   духи  (до   того  тщательно
расставленные перед  зеркалом),  книжки,  туфли,  стулья  - все, что не было
привинчено  к полу.  Увы,  поддерживать  порядок нам было не  под  силу.  Мы
дисциплинированно лежали в своих койках, бдительно следя, чтобы не свалиться
на  пол.  Стоило  хоть  чуточку  приподнять  голову,   как  уже  требовалось
немедленно нестись в ванную.
     О,  много десертов пропустили мы с Касей в течение этих шести  дней! Но
не на всех океан действовал так фатально. Кажется, даже в тех случаях, когда
большинство мест в салоне пустовало,  туда регулярно и пунктуально  являлись
пан  Владислав  и  пан  Люциан.  И  вовсе  не  ради  светского общения.  Оба
отличались неизменно чудным аппетитом.
     В великолепном  зале Circolo della Strampa  в  Милане  я  познакомилась
также  с синьором  Энцо  Буонассизи. Это  главный  критик  и  рецензент всех
культурных  событий  в Милане,  сотрудник "Коррьере делла сера".  Необычайно
симпатичный,  добрый  и   благожелательный  человек.   После  того  как  нас
официально представили друг другу, после  вежливого  обмена мнениями  насчет
путешествия,  гостиницы,  климата  и  т.д.  я, заметив  в поведении  синьора
Буонассизи  некое беспокойство,  поняла,  что  самый  важный, принципиальный
вопрос еще впереди. И в самом деле, минуту  спустя я услышала  произнесенное
тихо  и с надеждой в  голосе; "Вы любите готовить?"  Мой неосторожный смех и
легкомысленное  признание:  "Нет,  не люблю"  -  отразились  на  лице  моего
собеседника таким глубоким разочарованием, что на следующий вопрос, заданный
уже без тени надежды, формальности ради: "Но вы хотя бы умеете готовить?", я
солгала мгновенно и без запинки, предвидя, что в противном случае произойдет
катастрофа.  Сообразила,   конечно,  что   для   проверки   моих  кулинарных
способностей  все равно  не  будет  ни  времени,  ни возможности. А  к  чему
беспричинно огорчать ближних?
     В  оправдание  своего  кошмарного  faux  pas*  прибавлю,  что  мужчина,
топчущийся у плиты, не  вызывает у меня никаких возвышенных чувств. Не знаю,
способен ли  был бы сам Грегори Пек, возьмись он рассуждать  о превосходстве
грибного соуса над  любым другим, увлечь меня (естественно, если бы для того
существовали потенциальные  возможности).  В Италии  я  встречалась  с  этим
странным явлением довольно часто. Даже Рануччо обожал готовить!
     [* Промах (франц.).]
     Скажем, принимаясь за десерт, то есть уже удовлетворив перед тем голод,
всякий  нормальный,  уважающий  себя  мужчина  немедленно  берется  наводить
порядок  в  политике;  всякий  же третий итальянец  (моя точная  статистика)
начинает  обсуждать  вкус  поданных  блюд,  добавляя  свои  импровизации  на
заданную (читай - съеденную) тему. В лучшем случае разгорается  дискуссия на
предмет женско-мужских взаимоотношений.
     Должна  признать,  что,  как  я  убедилась  позднее, синьор  Буонассизи
обладал не  только большой склонностью  к  кулинарному  делу, но  прямо-таки
настоящим талантом.  Он является автором  нескольких кулинарных  книг  - где
дает собственные, оригинальные рецепты,  - несравненным знатоком кухни  всех
регионов Италии и, разумеется, великим гурманом.  Он - член  жюри на  каждом
съезде гурманов. Не знаю,  правда, какое бы в этом случае употребить  точное
название, но  думаю, что спокойно могу  возвысить эти  кулинарные съезды  до
ранга  фестиваля.  Иногда отдельный  регион  Италии выставляет  свои  блюда,
иногда собираются мастера  сковородки со всей  страны. И тут уже  необходимы
подлинная  увлеченность и...  хороший  желудок,  дабы оправдать  требования,
предъявляемые к  членам жюри. Хотя синьор Буонассизи никогда от судейства не
отказывался, силуэт его не имеет ничего общего с обликом Фальстафа.
     Синьор Буонассизи, кроме того, высокочтимый писатель и поэт. Перед моим
отъездом  он  подарил мне свой труд под названием "Пятьдесят лет итальянской
песни" - прекрасное, богато иллюстрированное  издание  в форме альбома, куда
включены и фотографии и записи певцов. Однажды он пригласил  меня в редакцию
"Коррьере  делла  сера"  и показал все отделы,  познакомил  с  сотрудниками,
начиная от портье и кончая директором. Позже пригласил к себе домой на обед,
им  самим приготовленный. Представил меня жене Лии,  дочери  Эльвире, жениху
дочери и... самому главному члену семьи - песику.
     Песик был  маленький, с коричневой кудрявой шерстью,  кажется,  пудель.
(Прошу  меня простить, если ошиблась, но с полной  уверенностью могу назвать
только   таксу.)   Песик,   как   я  сразу  заметила,  располагал  огромными
привилегиями - главным образом в силу  своего редкого музыкального  таланта.
Достаточно было сказать: "Ну а  теперь спой что-нибудь хорошее", как пуделек
тут же  садился  на  задние  лапки,  поднимал мордочку и  начинал невероятно
тоскливо выть.  Пел  он самозабвенно, так,  что прервать  его было  довольно
трудно; удавалось это лишь с помощью  какого-нибудь лакомства. Ему не  чужда
была  и профессиональная зависть:  заслышав  любую  музыку,  он  моментально
настраивался враждебно по отношению к источнику звука, будь то пластинка или
приемник.  По-видимому,  он  не  переносил  конкуренции в собственном  доме.
Приходилось предварительно запирать его в дальней комнате.
     С большим удовольствием  вспоминаю также еще  одно приглашение супругов
Буонассизи. На этот раз  - в ресторан. Мне приготовили сюрприз, так что я не
знала заранее, где окажусь. А оказалась в трактире, словно перенесенном сюда
со старой  картины:  полумрак,  длинные деревянные  столы с  лавками  вместо
стульев, на подпирающих потолок деревянных столбах висят пузатые, оплетенные
соломой бутыли с  вином, а с потолка свешиваются  целые гирлянды  чеснока  и
лука.  Подавали  нам  разнообразные  блюда,  названия которых  мне ничего не
говорили, ибо слышала я их впервые, но вкуса они были отменного.
     Впрочем, описывать  эти блюда нет  смысла - их  надо просто попробовать
самому.  Поскольку  я  не  большая   любительница  деликатесов,  мне   очень
понравилась эта  простонародная  еда, острая,  сдобренная перцем, как и язык
"исповедующих" ее  людей.  Этим  вечером  мой  авторитет  в  глазах  синьора
Буонассизи  сильно возрос. Мне  все  казалось  вкусным, и  довольный  синьор
Буонассизи пододвигал мне все новые и новые блюда: "Ну хотя бы попробуйте".
     Да,  с сердечной  благодарностью  вспоминаю я  синьора  Буонассизи, его
гостеприимство,  искреннее  участие, которое проявил он,  видя  мое одинокое
блуждание по бескрайнему  морю чужих обычаев и языковых  трудностей. Человек
всегда  в  состоянии  понять  другого человека,  невзирая на  географические
различия,  несхожесть  обычаев,  религии, языка...  Надо  только захотеть, и
этого будет достаточно.
     Но  вот,  к великой моей  радости,  срок  первого  пребывания  в Италии
приблизился к концу.  Вскоре  я  должна была вернуться в Варшаву,  а затем к
моим близким во Вроцлав.
     Последняя ночь в гостинице... Вещи я быстренько упаковала  еще накануне
и теперь просто не могла спокойно усидеть на месте. Номер  у меня был чистым
и удобным, с  ванной, выложенной  голубым  кафелем. Но  сама улица выглядела
довольно  мрачно, так что окно я чаще всего держала занавешенным.  Однажды я
заметила,  что  в  доме  напротив (улочка была  очень узкая)  некий господин
развлекается, наведя  на чье-то окно бинокль. Не  утверждаю,  что именно  на
мое,  но сама мысль, что за тобой могут подглядывать, была не из приятных. И
существовала еще одна причина.
     Спустя  несколько  дней  после  моего  приезда  в  одном  из  домов  на
противоположной стороне скончалась пожилая дама. В таких случаях  снаружи на
воротах вывешиваются определенного цвета стяги и расстилают дорожку, которая
протягивается  даже на улицу. В тот  раз полотнища  были темно-фиолетовые, а
дорожка черная. На меня  это производило такое  гнетущее впечатление, что  я
задернула  портьеры,  дабы таким  образом оградить  себя  от  вида  траурных
полотнищ, печальных, как сама смерть.
     Подобное произошло  четырежды в том самом  доме. Поэтому  мои окна были
занавешены все то время, пока я там  жила. Траур  позднее был  снят, но  при
одном взгляде на те ворота портилось настроение.
     Вскоре все  -  и  хорошее,  и  плохое  -  должно было  отойти в область
воспоминаний. Рубежом, отделяющим их от реальности, был для меня аэропорт, а
точнее  - борт  польского  самолета. С него  начиналась  для меня  Польша  -
единственно  значимая реальность, независимо  от того, приносила она радости
или горести. Реальность, желанная в любом своем проявлении.
     Я стремилась домой, чтобы получить заряд энергии,  любви, переполнявшей
письма, вообще - чтобы отогреться!
     В  Польше,  конечно,  ждали  меня  и  обязанности. Некогда  я  получила
приглашение от профессора  Тадеуша  Охлевского  принять участие  в  концерте
старинной музыки. Музыкального образования  у меня  нет, голос поставлен  от
природы,  и  лично моей заслуги  в том -  никакой.  Пение  не доставляет мне
трудностей,  я в  одинаковой  форме  что  днем,  что  ночью.  Мне  не  нужно
предварительно "распеться", проявлять особую заботу о горле и т. д.
     Все  же,  думала я, этого недостаточно, чтобы петь арии  Скарлатти,  те
самые, за которые певицы берутся после многолетних занятий вокалом.
     Мои  опасения  немного поубавились после  того, как профессор Охлевский
объяснил,  что сочинения  Доменико  Скарлатти  (которые  он  предлагал  мне)
являются камерными, что они исполнялись некогда именно в камерной обстановке
для  небольшого  круга  слушателей  и  что  их  можно петь  без  специальной
подготовки. Он  утверждал, что именно в манере  исполнения,  когда вокальная
техника  не  подавляет  естественного звучания и  интерпретации  вещи, может
заключаться свое очарование. Во  времена Марыси  Собеской*  эти арии  скорее
всего так и исполнялись.
     [* Имеется в виду Мария Собеская (1641-1716), жена короля Яна Собеского
(1629-1696).]
     Я не была абсолютно  убеждена в том,  что имею право обратиться к ариям
Доменико Скарлатти, но музыка оказалась столь прекрасной, ансамбль "Con moto
ma contabile" так  мил и дружелюбен, а  пан  профессор так обаятелен... И  я
рискнула.
     Профессор похвалил  меня  - и после концерта в  Малом  зале  Варшавской
филармонии, и после трансляции по телевидению из Вилянова*.
     [*  Вилянов  -  загородный дворец  под  В