одая, - может, чуть постарше
самой Цыганочки, - но вся подстать этой комнате: спутанные черные  волосы,
нечесаные,  кажется,  много  лет,  лохмотья  вместо  одежды  и   потухший,
безжизненный взгляд. Она глядела в упор  на  Цыганочку.  А  та  переживала
явившееся ей в  единый  момент  прозрение:  ни  комната,  ни  хозяйка  уже
давным-давно не помнят, зачем они существуют, не знают,  зачем  нужны  они
друг другу и всем остальным.
     - Ну, зачем пришла? - раздался надтреснутый голос из  угла  -  голос,
который отвык звучать.
     И, услышав его, Цыганочка поняла,  что  перед  нею  самое  несчастное
существо на свете - и прошел ее страх, и вспомнила, что это ее мать.
     - На тебя посмотреть пришла, - сказала она спокойно.
     - Для чего тебе на меня смотреть? Ты что, не знаешь, что это  опасно?
Или ты хочешь меня убить?
     - Нет, не хочу, - Цыганочка не знала еще, что говорить.
     - А-а... А  то  много  было  желающих.  Да  только  так  никто  и  не
собрался... К сожалению, - закончила она неожиданно.
     Цыганочка молчала, онемев от жалости.
     - Так чего ж тебе надо? - снова заговорила женщина.
     - Я хотела спросить, - решилась Цыганочка, - известно ли  тебе  такое
имя - Дробич?
     - Дробич... -  женщина  опустила  глаза.  -  Из-за  него  это  все  и
случилось. Ах, если бы не Дробич! -  она  покачала  головой.  Потом  вдруг
резко спросила: - А ты его откуда знаешь?
     - Это мой отец...
     - Что?! - женщина выпрямилась на стуле, пристально вгляделась в  лицо
Цыганочки. - Вот, значит, как... Вот ты какая стала... Ну да,  лет-то  уже
прошло - чуть не два десятка... - Она встала, чтобы подойти поближе,  даже
руки вперед протянула, но тут же  села.  -  Ты  зачем  пришла?  Стой,  где
стоишь, ко мне не подходи!
     Цыганочка взяла себя в руки и твердо сказала:
     - Я пришла узнать, что же у вас случилось.
     - Что же у нас случилось... - горько повторила женщина. - Ну, слушай.
Ты дочь, ты имеешь право знать. Ты должна знать. Только слушай там,  ближе
не подходи.
     И она начала рассказывать, замолкая надолго, чтобы вспомнить  детали,
и заново  переживая  свою  короткую  прекрасную  жизнь,  оборвавшуюся  так
страшно.



                               РАССКАЗ ЛЕТЕСТЫ

     ...Они жили тогда в Семихолме, вдвоем в хорошеньком домике, где всего
было вдосталь и никому не надо было завидовать. Она хозяйничала, весело  и
со вкусом, украшая их жизнь радостными мелочами, а он  обучался  наукам  в
Высшей Школе, обещая вырасти в крупного ученого. Недостатка они не  знали:
отец оставил Дробичу хорошее наследство, которого хватало и на жизнь, и на
учебу. Да и Дробич подрабатывал частными уроками. Но главное - была  между
ними любовь, такая, что  скрашивает  все  неурядицы,  как  могучий  прилив
покрывает мелкие рифы у входа в гавань.
     Потом родилась дочка. И глядя однажды на  крохотное  существо,  жадно
сосущее ее грудь, Летеста подумала, что вот и новая жизнь пришла,  и  надо
будет уступить ей место, а ее удел отныне - стареть.  Эта  мысль  испугала
Летесту, как пугает всякую женщину - она стала придирчиво изучать  себя  в
зеркале, и скоро нашла вокруг глаз паутинные морщинки,  и  убедилась,  что
фигура после родов стала уже не та... Чего она боялась больше  -  потерять
любовь Дробича? Да нет, в это она не верила. Скорее, страшно  было  терять
веселую уверенность в себе, с которой она так  сжилась.  И  ничего  нельзя
было тут поделать... Ничего?
     Незадолго до этого Дробич принес в дом Черную книгу,  два  экземпляра
которой  нашел  в  хранилище  Высшей  Школы.  Он   не   думал   заниматься
колдовством, но старинные тексты содержали много  ценных  сведений,  и  он
часто читал эту книгу по вечерам. А днем, когда Дробич был на занятиях, ее
стала листать Летеста. Но ничего не  могла  понять  в  древних  письменах.
Тогда она, вроде бы в шутку, допыталась  у  мужа,  как  пишутся  на  языке
Черной книги два слова - вечная  молодость.  Тот,  ничего  не  подозревая,
показал. Теперь она уже  листала  книгу,  внимательно  выискивая  знакомые
знаки. И в конце концов нашла.
     Но что  толку?  Дальше  опять  было  непонятно.  Тогда  она  выписала
несколько слов и вечером показала их Дробичу: что это значит?  Он  отвечал
рассеянно - росянка, болотный  вьюнок,  сердце...  Так,  слово  по  слову,
выпытала она заклятие вечной молодости,  и  как  его  наложить.  Там  было
что-то еще, но рассуждения ее не  интересовали,  да  и  книга  скоро  была
возвращена в хранилище. А ключ остался в ее руках и  при  желании  Летеста
могла отомкнуть тайную дверь.
     Она долго колебалась: все-таки  Черная  книга,  страшно.  Но  однажды
дочка (ей тогда было уже  два  с  половиной  годика)  заболела,  всю  ночь
проплакала, выспаться не удалось, а утром  Летеста  глянула  в  зеркало  и
увидела в нем уставшую женщину с синими тенями вокруг глаз.  Тогда  она  и
решила: будь что будет - наложу на себя заклятие. И стала готовиться.
     Несколько месяцев ушло на то, чтобы найти нужные травы  и  прочее.  В
один прекрасный (проклятый!) день она ушла в дубовую рощу и  сделала  все,
как было написано в книге. А когда, завершая колдовство,  капнула  себе  в
ранку под сердцем каплю сока росянки, почувствовала, как  закружилась  под
ней земля, и кружилась долго и быстро, так что не  могла  она  встать  или
хотя бы открыть глаза. Наконец кружение замедлилось  и  прекратилось.  Она
поднялась с земли и с удивлением обнаружила, что ранка совсем  затянулась,
но там, где проник внутрь  сок  росянки,  что-то  кружится  и  кружится  в
неостановимом движении, будто возник у нее в  груди  маленький  водоворот,
воронка, засасывающая пустоту. Разбитая,  пошла  она  домой  и  все  время
думала, что  заклятие  оказалось  обманом.  Летеста  не  чувствовала  себя
моложе. Но зато, войдя в город и встречая людей на улицах, ощутила, что  в
воронку под  ее  сердцем  попадает  что-то  -  будто  мелкий-мелкий  песок
сыпется.
     После этого Летеста прожила  дома  два,  и  три  дня,  ожидая,  когда
остановится это кружение. Но ничего не  менялось,  и  сыпался,  сыпался  в
воронку мелкий песок, особенно если дочь и муж были рядом. А почувствовала
она себя действительно лучше - сил прибавилось, разгладились  под  глазами
паутинки морщин. Значит, подействовало? Но как? А кружение под сердцем все
не останавливалось. Тут уж она испугалась  и,  набравшись  решимости,  все
рассказала Дробичу. Что тут было! Он готов был убить ее,  но  сказал,  что
завтра все выяснит -  может,  заклятие  можно  снять.  А  назавтра  пришел
мрачнее тучи и, усадив ее в дальнем углу, стал читать Черную книгу  -  то,
что она не успела перевести.
     Вот тут-то она и поняла, в какой кошмар угодила.  Люди,  околдованные
этим заклятием,  назывались  Пожирателями  Жизней,  их  или  убивали,  или
изгоняли  прочь,  подальше  от  других.  Колдуны  пользовались  им,  чтобы
отомстить злейшим врагам. Но самое страшное Дробич прочитал в конце. Всего
одно слово: "Неснимаемо". Правда, было там с новой строки и еще три слова:
"Секрет хранят норики". Однако больше Дробич узнать ничего не смог.
     Сказал он ей - уходи. Сама  уходи,  от  людей  подальше,  иначе  тебя
убьют. Тот песок, что чувствуешь ты - это время чужих жизней.  Тебе  этого
не простят.
     Дробич забрал дочку, и навсегда  уехал  из  хорошенького  домика,  из
города, из Всхолмья. А она пожила немного - и стала ловить на  себе  косые
взгляды соседей. Тогда, не дожидаясь худшего, она бросила домик и отыскала
брошенную  хижину  в  Гнилой  балке.  Там  нашел  ее   старый   поклонник,
неудачливый  соперник  Дробича  по  имени  Корич.  Она  ему   честно   все
рассказала, он сказал  -  ну  и  пусть.  Мол,  его  любовь  сильнее  любых
заклятий. Теперь совсем уже дряхлый стал, старый... А ведь моложе  ее.  Он
ей еду носил, иногда ночевать оставался. Но теперь  все  реже  приходит  -
видно, пожить еще хочет.
     А она - знает, что давно ей надо убить себя, прекратить эту муку.  Но
все никак не решится, хотя надежды нет никакой. Так и осталась -  молодой,
красивой, но для всех живущих хуже чумы. Хотя, Корич еще остался...


     - А как же... - начала Цыганочка, но замолчала - все было очевидно  и
страшно.
     - А никак, - ответила Летеста. - Послушала - и ступай. Ступай,  а  то
чувствую - сыпется песочек. Твоя жизнь в меня перетекает. А зачем она мне?
Мучиться подольше? Ступай, только... Ты уж меня прости -  поцелую  я  тебя
разочек, а потом иди.
     Она встала, подошла вплотную к Цыганочке (та с  места  сдвинуться  не
могла) и крепко поцеловала в губы. Потом отшатнулась и сказала через силу:
     - Иди теперь. Спасибо, что навестила...
     У Цыганочки от ее поцелуя  потемнело  в  глазах,  а  когда  вернулось
зрение, то она увидела вдруг, что в  окошко  хижины  уже  бьет  солнце.  И
удивилась вяло - как  же  так,  она  же  недолго  здесь  пробыла.  Ах  да,
перетекло ее время...  И  вспомнила,  что  обоз  отправляется  утром.  Тут
раздался бешеный стук в двери, и послышался голос Радича:
     - Эй! Выходи! Уходить надо! - войти он не решался.
     Цыганочка помедлила еще чуточку, сказала матери:
     - Я буду помнить про тебя, и жалеть, - повернулась  и  вышла  наружу.
Здесь в нее вцепился Радич, потащил по  тропинке,  убиваясь:  "Как  я  мог
уснуть!" Она послушно  торопилась,  но  думала  о  другом,  и  даже  когда
выяснилось, что обоз уже ушел, осталась равнодушной. Радич велел ей  ждать
здесь, перед дворцом, и ушел. Цыганочка и ждала, ничуть не переживая, хотя
молодой цыган отсутствовал долго. Потом он вернулся на лохматом  цыганском
коньке, усадил ее в седло впереди  себя  и  принялся  нахлестывать  бедную
животину.
     Они проезжали маленькие селения, и всюду несчастный Радич  спрашивал,
далеко ли обоз. В одном из селений им сказали, что они, если  поторопятся,
могут нагнать его у Переметного поля,  и  цыган  принялся  с  новой  силой
нахлестывать коня. Но ничто не вечно: едва выехав из  лесу  на  Переметное
поле, конь под ними завалился на  бок  и  захрипел.  Поднявшись  на  ноги,
Цыганочка некоторое время наблюдала, как  Радич  хлопочет  вокруг  конька,
пытаясь поднять его, и спокойно пошла  дальше,  через  поле,  отметив  про
себя, что он закричал вдруг далеко  позади:  "Куда  ты?  Не  ходи!"  -  но
подумала только, что она это уже слышала.
     Цыганочка миновала могилу фельдмаршала с обломками пушки  и  вступила
на дорогу через болото. Она была уверена, что догонит обоз -  когда  конек
завалился, ей показалось, что она увидела мелькнувшую  между  деревьев  на
другой стороне поля телегу. Но она шла и шла, а обоза все не  было.  Потом
появилось на дороге странное существо с арбузно-круглой головой, в  чем-то
пятнистом, и направлялось оно прямо к ней навстречу. Цыганочка не боялась,
пока не увидела его  глаза  -  черные,  с  прорезанным  вертикально  белым
зрачком. Тогда она запоздало поняла, что перед  нею  Ботало,  и  закричала
отчаянным  криком,  но  глаза  уже  сверлили  ее,  лишая  воли,   а   губы
зашевелились, произнося что-то не очень понятное и путаное, но  как  будто
умное, и ей интересно стало. Она замолчала, стала  вслушиваться.  Говорило
Ботало гнусаво и без выражения, время от времени в нем  как  будто  что-то
прокручивалось со странным неживым шорохом, обрывая речь на полуслове:
     - Куда ты хшш...хшш существо торопишься. Всю жизнь -  торопишься.  Но
если жизнь есть движе  хшш...хшш  ние,  то  всякое  движение  стремится  к
некоему пределу. А истинный хшш...хшш предел всякому движению  есть  покой
хшш...хшш.  Зачем  же  так  много  двигаться,  чтобы   хшш...хшш   достичь
недвижимости. Надо просто оста хшш...хшш новиться. Я могу дать тебе  покой
сразу хшш...хшш  сейчас.  Покой  созерцание  безропотность  хшш...хшш  вот
истинные ценности. Ничего не надо  решать  хшш...хшш  ни  о  чем  не  надо
тревожиться. За тебя все решат о тебе  позаботятся.  Только  смотри  созер
хшш...хшш цай постигай. Пойдем со  мной  хшш...хшш  я  устрою  твою  жизнь
по-новому. Не верь разговорам несведущих. Хшш...хшш у меня хорошо...
     Цыганочке было  приятно  верить  Боталу.  Ему  хотелось  верить.  Она
сделала шаг, другой - и пошла за ним, как привязанная, прямо в болото,  по
которому Ботало шло словно посуху.
     Когда на крик подбежали  люди  с  обоза,  который  действительно  был
недалеко, они  только  успели  увидеть,  как  сомкнулась  над  ее  головою
болотная ржавая ряска. Приварок рвался спасать ее, лез в болотную жижу, но
его удержали. И правильно: незачем пропадать обоим,  а  Цыганочку  уже  не
вернешь.


     Сметлив  и  Верен,  возвратившись  в  город,  снова  остановились  на
постоялом дворе у Грымзы  Молотка.  Не  те  они  вернулись,  что  уходили:
позадумчивей стали, помолчаливее. Даже Сметлив, которого на обратном  пути
грело ожидание встречи с Цыганочкой, а о Верене и говорить ничего.
     Обнаружилось, что денег у них опять нет, и Верен  засел  за  сети,  а
Сметлив целых два дня ходил кругами  вокруг  дома  Цыганочки,  надеясь  на
случайную встречу. Но она так и  не  состоялась.  А  на  третий  день  его
окликнул Учитель. Увидев отца Цыганочки, Сметлив сначала  обрадовался,  но
тут же сердце его сжалось  от  недоброго  предчувствия:  Учитель  выглядел
постаревшим, во взгляде  была  боль.  "Что-то  с  Цыганочкой",  -  подумал
Сметлив, но нашел в себе силы вежливо поздороваться:
     - Долгих лет!
     Учитель не ответил на приветствие и не стал ждать вопроса. Он сказал:
     - Нет больше Цыганочки... - и подбородок его задрожал.
     - Как - нет? - Сметлив уже ожидал плохого, но не настолько.
     - А так... - И рассказал ему Учитель, как нашел недавно  на  столе  у
себя записку, что Цыганочка с соляным обозом едет в Семихолм, и  с  обозом
же вернется. Но обоз вернулся три дня назад, а она - нет...
     - Так может... - начал Сметлив, но Учитель его перебил:
     - Обозники слышали ее крик. Но когда вернулись - увидели, только, как
утащило Цыганочку Ботало.
     - Ботало? - Сметлив задыхался. - Что же она - отстала?
     Учитель пожал плечами: вроде бы так.
     - А зачем она вообще поехала?
     - Мать ее там, в Семихолме...
     Темень стояла в глазах у Сметлива, не знал он теперь, куда идти и что
делать. Хорошо, Учитель сказал:
     - Пойдем ко мне, посидим...
     Они долго  пили  старое  вино,  и  потихоньку  вернулась  к  Сметливу
способность соображать. Стал он вспоминать,  что  рассказывал  про  Ботало
Смел, выпытывать недостающее у Учителя. Тот отвечал безразлично, не видя в
вопросах Сметлива пользы, но рассказал однако, что люди, попавшие в лапы к
Боталу, не совсем мертвы - если Ботало лопнет, они вернутся к жизни,  хотя
это, так сказать, теория. А на деле ни разу никто одолеть Ботало не  смог.
Само же оно помрет нескоро - живет Ботало и по  четыреста,  и  по  пятьсот
лет, а нынешнее совсем еще новенькое, меньше  века.  Возникает  эта  тварь
сама по себе, из болотных газов, мертвых  корней  и  грязи,  а  потом  при
удобном случае выходит на свет.
     - А вот насчет одолеть... Что для этого нужно?
     Э-э... Пустое дело. Ботало считает, что оно всегда во  всем  право  и
терпеть не может, если ему возражают. И  даже  не  возражают,  а  хотя  бы
просто отвечают. Оно ужасно тогда раздражается и может лопнуть, но как это
- никто никогда не видел. Потому что от взгляда Ботала  человек  цепенеет.
Были умники, говорили: глаза, мол, надо закрыть -  и  все  в  порядке.  Да
только их и видели: Ботало и болтовней своей затаскивает.
     - Но зачем это все Боталу нужно?
     Смут его знает. Говорят, искренне Ботало  верит,  что  призвано  дать
людям счастье. А счастье понимает по-своему. И поскольку люди не  понимают
Ботало, оно затаскивает их в свое счастье болотное силком.  Э-эх,  да  что
говорить об этом. Все равно толку нет. Цыганочку не вернешь, одно остается
- бобылем век доживать...
     До ночи просидели они, а потом Сметлив  пошел  на  постоялый  двор  -
пьяноватый, но на удивление трезвый в каком-то уголке головы. Там он снова
и снова вспоминал все, что говорил Учитель про  Ботало.  Какая-то  догадка
посетила Сметлива во время его рассказа, или не  догадка,  а  только  тень
догадки - но что-то такое мелькнуло, что показалось исключительно  важным,
важнее даже, чем постигшее их обоих горе. Что бы такое могло быть?
     Когда он вернулся, Верен уже спал. Сметлив не стал его будить, а  лег
потихоньку и стал думать. Сам не заметил, как уснул, а на  следующее  утро
проснулся с той же мыслью, и крутил ее так и эдак весь  день,  чем  бы  ни
занимался - обедал или пил брагу, гулял по ярмарке или ставил сеть в Живой
Паводи (поскольку возобновил свой договор с Грымзой Молотком).  Но  в  тот
день ни до чего не додумался.
     Как и на следующий.
     Как и на третий.
     Тогда он отчаялся и стал просто  горевать,  безуспешно  заливая  горе
ячменной брагой.  А  наутро  через  день  или  два,  гуляя  по  ярмарке  и
равнодушно взирая на товары, вдруг подумал, что на ней чего-то не хватает.
Попытался вспомнить - чего, и  не  вспомнил.  Хотел  отбросить  бездельную
заковыку, про которую и думать-то стыдно, когда горе такое, но  она  никак
не отлипала. Тогда Сметлив стал вспоминать как  все  было:  вот  здесь,  у
этого прилавка стояла Цыганочка, когда он увидел ее с яблоком в руке. Там,
дальше, рядком сидели могулы. А вот тут был...  был...  ах,  да.  Мужик  с
попугаем. Сметлив над ними до слез смеялся. Мужик с попугаем?!
     И все в единый момент встало в его  голове  на  места.  Тень  догадки
окрепла  и  превратилась  в  счастливую  мысль,   в   удивительный   шанс,
позволявший еще надеяться. Поняв это, Сметлив кинулся к первой  попавшейся
тетке, скучавшей над кучкой молодых огурцов:
     - Слушай, тетенька, а где тот мужик - ну, помнишь? - с  попугаем  тут
все торчал.
     Торговка оказалась словоохотливой:
     - Это какой же с попугаем? Желток, што ль? Дома сидит, небось, где  ж
ему быть. А на што он тебе?
     - Попугая хочу купить, - нетерпеливо ответил Сметлив. - Где он живет,
скажи!
     Но тетка не отпустила его прежде, чем поведала,  заходясь  от  смеха,
что попугая этого  продал  дураку  Желтку  моряк-эльмаран  за  сумасшедшие
деньги - сказал, слышь, будто он будущее предсказывает. Пока Желток понял,
что его обманули, корабля того уже - ищи-свищи!  А  Желток  поклялся,  что
вернет свои деньги назад. Вот и торчал на ярмарке чуть не месяц,  думал  -
еще дурак найдется. Только недавно ходить перестал. А живет он...
     Выяснив все  что  нужно,  Сметлив  отправился  на  Потрошку  -  район
городской бедноты. Там он довольно долго плутал среди узких  кривых  улиц,
завалившихся плетней и просторных, как  озера,  луж,  пока  нашел  наконец
требуемый дом. Хозяин встретил его хмуро:
     - Ну, я Желток. Чего надо?
     - Попугая хочу купить.
     Желток сжал мосластые кулаки:
     - Издеваешься, хвост собачий?
     - Нет, я серьезно.
     - Хм... - Желток поскреб в затылке. - А цену знаешь?
     - Знаю. Она меня устраивает. Попугай-то - жив?
     - Жив, жив... Что ему станет? Прям сейчас заберешь?
     - Сейчас у меня денег с собой нет.
     - Ну вот, как будут - так и  приходи,  -  и  злой  Желток  с  треском
захлопнул дверь у Сметлива перед носом.


     Опять все уперлось в деньги. Но случай был такой, что стоило  плюнуть
на все. Пятьдесят монет он занял у Учителя - ничего ему не  объясняя.  Еще
семьдесят одолжил у Грымзы Молотка. Последние  тридцать  отнял  у  Верена,
успевшего продать пару сетей. Верен возмущался, что нечем будет платить за
комнату, но Сметлив не слушал. А когда он явился со своей покупкой,  Верен
вообще вышел из себя. Он спросил сухо и коротко:
     - Ты что, сдурел?
     - Сдур-рел? - подхватил попугай с довольным видом.
     Сметлив молча сел за стол с попугаем на плече, взял кусочек сахара на
ладонь и подставил ему. Тот принялся долбить сахар клювом,  удовлетворенно
мурлыкая:
     - Сахар-рок, сахар-р