озга и почесала вялое  тело  мохнатыми
лапами. Она присела на корточки и подняла длинную волосатую морду.
     Руди побежал.
     Он бежал, наклонившись вперед, упираясь  костяшками  в  пол.  За  его
спиной рычала Крис. Он сбежал на второй этаж, потом на первый.
     Чтобы увидеть себя в зеркале в лунном свете, падавшем в окно, он стал
взбираться по стулу на камин. На окне сидела Наоми и длинным языком ловила
мух.
     Он отчаянно карабкался, потому что хотел себя увидеть. И, стоя  перед
зеркалом, он увидел, что стал прозрачным и пустым внутри, что уши  у  него
заострились и на их кончиках появились кисточки волос, что  глаза  у  него
стали огромными и болели от света.
     И тут он услышал рычание.
     Маленький стеклянный домовой  повернулся,  а  оборотень  поднялся  на
задних лапах и коснулся его, и он зазвенел, как хрусталь.
     Оборотень спросил:
     - Интересует тебя что-нибудь, кроме любви?
     - Пожалуйста, - взмолился маленький стеклянный  домовой,  но  большая
мохнатая лапа разбила его  на  миллион  радужных  обломков,  и  когда  эти
обломки разлетелись по замкнутой вселенной Холма, тьма начала сочиться  из
молчаливых деревянных стен...




                                  ФЕНИКС


     Я похоронил Таба в неглубокой могиле под текучим красным песком.  Она
не могла помешать ночным хищникам найти тело и разорвать его на части,  но
так я все же чувствовал себя лучше. Сначала я не мог смотреть на  Маргу  и
ее скотину-мужа, но нужно было двигаться, и  пришлось  переложить  большую
часть того,  что  нес  Таб,  в  наши  рюкзаки.  Нелегко  было  вынести  их
ненавистные лица, но еще десять миль по этой ненавистной  пустыне  сделали
невозможное возможным. Они  знали  то  же,  что  и  я...  нам  нужно  было
держаться вместе. Это единственный шанс выжить.
     Солнце  висит  над  нами,  как  гигантский  глаз,  пронзенный  острым
пламенным  лезвием...  истекающий  кровью  глаз,  окрашивающий  пустыню  в
кровавый цвет. Вопреки всякой логике, мне захотелось кофе.
     Воды.  Я  хочу  и  воды.  И  лимонада.  Стакан  лимонада  со   льдом.
Мороженого. Можно на палочке. Я трясу головой... Начались галлюцинации.
     Красные пески. Но это невозможно. Песок  бывает  желтый,  коричневый,
серый. Он не бывает красный. Если только не попадешь солнцу в глаз, и  оно
не зальет кровью весь мир. Я хотел бы оказаться в  университете.  Рядом  с
моим кабинетом - фонтанчик с охлажденной водой. Мне его так  недостает.  Я
ясно его помню. Помню прохладу алюминия, нажатие на педаль и струю воды. О
Боже, я ни о чем не могу думать, кроме этой прекрасной холодной воды.
     Какого дьявола я здесь делаю?!
     Ищу легенду.
     Легенда уже стоила мне всех сбережений, всего отложенного  на  черный
день. Это не черный день, это просто безумие. Безумие, которое уже  унесло
жизнь моего друга, моего партнера...  Таб...  смерть...  тепловой  удар...
Тяжелое дыхание, выпученные глаза,  высунутый  язык,  почерневшее  лицо  и
взбухшие жилы на висках... Я пытаюсь не думать об этом, но ни о чем другом
думать не могу. Вижу только его лицо. Оно висит передо мной в воздухе, как
демон жары, мертвое лицо, которое я засыпал красным песком. И оставил  его
во власти ночных хищников пустыни.
     - Мы остановимся когда-нибудь?
     Я оборачиваюсь и вижу мужа Марги. У него есть имя, но я его забыл.  Я
сам захотел забыть его. Это глупый безвольный подонок, с длинными  прямыми
волосами, по которым стекает пот. Он отбрасывает  волосы  со  лба,  и  они
свисают гладким покровом, завиваясь на ушах. Его зовут  Курт,  или  Кларк,
или еще как-нибудь. Не хочу знать. Не хочу видеть его на ней в  прохладной
белой постели где-нибудь в комнате с гудящим кондиционером,  где  их  тела
переплетаются в страсти... Не хочу  знать  это  ничтожество.  Но  вот  он,
тащится в десяти шагах за мной. Согнулся почти вдвое под рюкзаком.
     - Скоро остановимся, - говорю я, продолжая идти.


     Под  укрытием  причудливой  скалы  посреди  безжизненного  ничто   мы
устанавливаем переносную химическую печь, и Марга готовит ужин.  Невкусное
высохшее мясо - плохой рацион для подобной экспедиции. Это еще один пример
глупости ее скотины-мужа. Я жую, жую и хочу забить мясом его уши. Десерт -
нечто вроде пирога. Немного воды. Последняя вода. Я жду,  что  эта  свинья
предложит вскипятить нашу собственную мочу, но, к счастью, он не  знает  о
такой возможности.
     - Что мы будем делать завтра? - ноет он.
     Я не отвечаю.
     - Ешь, Грант, - говорит Марга, не поднимая голову. Она знает,  что  я
могу не выдержать. Какого дьявола она не говорит ему, что  мы  знали  друг
друга раньше? Почему  не  говорит  хоть  что-нибудь,  чтобы  нарушить  это
молчание? Сколько это может продолжаться?
     - Нет, я  хочу  знать!  -  требует  этот  паразит.  Он  говорит,  как
капризный ребенок. - Это вы завели нас сюда! И должны вывести!..
     Я не обращаю на него внимания. Пирог по вкусу напоминает замазку.
     Подлец швыряет в меня пустую жестянку:
     - Отвечайте мне!
     Я бросаюсь на него. Прижимаю коленом горло.
     - Послушай, сопляк, - я не узнаю  собственного  голоса,  -  перестань
зудеть мне в уши. Хватит с  меня.  Если  мы  вернемся  с  победой,  ты  же
заявишь, что это ты все организовал. А если мы погибнем здесь,  ты  будешь
обвинять меня. Теперь мы знаем, что нас ждет, и поэтому  молчи.  Ешь  свой
пирог, лежи или умирай, но не разговаривай, иначе я разорву тебе глотку!
     Не знаю, понял ли он меня. Я чуть не сошел с ума от ярости, ненависти
и жары. Его лицо почернело.
     Марга оттащила меня.
     Я возвращаюсь на свое место и смотрю на звезды. Их нет.  Неподходящая
ночь для звезд.
     Несколько часов спустя она садится рядом со мной. Я не сплю, несмотря
на  пронизывающий  холод  и  возможность  забраться  в  спальный  мешок  с
подогревом.  Мне  нужен  холод  -  чтобы   заморозить   ненависть,   сбить
температуру убийственного гнева, кипящего во  мне.  Она  сидит,  глядя  на
меня, пытаясь разглядеть в темноте, открыты ли мои глаза. Я открываю их  и
говорю:
     - Что тебе нужно?
     - Я хочу поговорить с тобой, Ред.
     - О чем?
     - О завтра.
     - Не о чем говорить. Либо доберемся, либо нет.
     - Он испуган. Ты должен...
     - Ничего я не должен. Ты не дождешься от меня благородства,  которого
нет у твоего мужа.
     Она закусила нижнюю губу. Ей больно. Я знаю  это.  Я  все  отдал  бы,
чтобы коснуться ее волос.
     - Ему так не везет, Ред. Любое  дело  оборачивается  неудачей  в  его
руках. Он думает, что это его последний шанс. Ты должен понять...
     Я сажусь.
     - Леди, я был как раб на галере. Ты ведь знала это. Ты знала,  что  я
твой по самые уши. Но я недостаточно хорош для тебя... Подумаешь,  ученый,
профессор!.. Я не был одет в пурпурную тогу.  Хороший  парень,  когда  нет
никого более подходящего. Но как только появилась эта скотина  с  золотыми
зубами...
     - Ред, прекрати!
     - Конечно. Как прикажешь. - Я ложусь и  отворачиваюсь  к  скале.  Она
долго не шевелится. Кажется, она уснула. Меня тянет к ней, но я знаю,  что
сам захлопнул дверь между нами. Но она делает новую попытку:
     - Ред, все будет хорошо?
     Я поворачиваюсь и смотрю на нее. Слишком темно, чтобы  разглядеть  ее
лицо. Легче разговаривать с силуэтом:
     - Не знаю. Если бы твой муж не сократил  запасы...  это  все,  что  я
просил у него за треть прибыли, ты помнишь? Только снаряжение...  Если  бы
он захватил все необходимое, Таб не умер бы, и у нас сейчас было бы больше
шансов. Он лучше всех знал, как пользоваться магнитной  решеткой.  Я  тоже
знаю, но это его изобретение, и он привел бы нас с  точностью  в  четверть
мили. Если нам повезет, если мы достаточно близки к цели, чтобы  исправить
мои ошибки в выборе курса, быть может, мы и придем.  Или  будет  еще  одно
землетрясение, или мы наткнемся на оазис. Все возможно. Все в руках богов.
Выбери десяток богов, печка послужит тебе  алтарем,  и  начинай  молиться.
Возможно, к утру тебя кто-нибудь услышит и поможет нам выбраться.
     Она уходит от меня. Я лежу, ни о чем  не  думая.  Когда  она  ложится
рядом с ним, он стонет и поворачивается к ней во  сне.  Как  ребенок.  Мне
хочется плакать. Но такая ночь для этого совсем не подходит.


     Легенды о погибшем континенте я слышал с детства. Легенды  о  золотых
городах, о  невероятных  жителях  этих  городов,  о  поразительной  науке,
которая была навсегда потеряна для нас, когда  континент  затонул.  Я  был
зачарован, как любой  ребенок,  необычным,  неизвестным,  волшебным.  И  в
поисках  ответа  я  занялся  археологией.  Наконец,  я  обнаружил  теорию,
утверждавшую, что в туманном и удивительном прошлом на месте этой  пустыни
было море. Мертвые пески - дно давно исчезнувшего океана.
     Таб оказался первой реальной связью с мечтой. Он был одинок,  даже  в
университете.  Хотя  у  него  была  постоянная  должность,   его   считали
мечтателем:  хороший  специалист  в  своей  области,  он  всегда  выдвигал
безумные фантастические теории о полях искривленного времени и о том,  что
прошлое никогда не умирает.  Мы  подружились.  Ничего  удивительного.  Ему
нужен был кто-нибудь... и мне тоже. Мужчины могут любить друг друга,  и  в
этом нет ничего сексуального. Он был моим другом.
     В конце концов Таб показал мне свой прибор. Темпоральный  сейсмограф.
Теория его была дикой, основанной на математике и сложной  логике.  Ничего
подобного я не встречал. Он говорил, что время имеет. Что тяжесть столетий
распространяется не только на живую материю, но и на скалы. А когда  время
испаряется - так он это называл, - могут  подняться  огромные  континенты.
Его  теория  объясняла   постоянные   изменения   поверхности   Земли.   Я
предположил, что, возможно, мы сумеем найти источник легенд...
     Таб рассмеялся, захлопал в ладоши, как ребенок, и  мы  начали  работу
над проектом. Постепенно все вставало  на  места.  В  пустыне,  которую  я
считал наиболее перспективной, были постоянные землетрясения.
     В конце концов мы убедились: это происходит.
     Погибший континент поднимается снова.
     Нам необходимы были средства. Нам их не только не предоставили... нас
сочли сумасшедшими, и наша карьера оказалась под угрозой. И  тут  появился
этот скотина-муж. Казалось, все, до чего он дотрагивается, превращается  в
золото. Я не знал, на ком он женат. Мы заключили договор. Мы даем  научное
обоснование и составляем поисковую группу.  Он  финансирует.  И  когда  мы
отправились на раскопки, он привел ее.
     Из-за Таба я не мог отказаться. Теперь Таб мертв, и я  тоже  на  краю
смерти с двумя людьми, которых ненавижу больше всего на свете.
     Следующий день был не хуже предыдущего. Хуже быть не может.
     Вскоре после полудня на нас напали звери.


     Мы вступили в область наиболее  сильных  толчков,  в  соответствии  с
показаниями магнитной решетки. Я следил за данными прибора  Таба  -  этого
удивительного изобретения, за которое он поплатился жизнью, - когда  Марга
обратила мое внимание на черные точки  на  горизонте.  Мы  остановились  и
смотрели, как они  медленно  увеличиваются.  Вскоре  мы  поняли,  что  это
свора...
     Еще позже с растущим страхом мы рассмотрели отдельные фигуры.  Я  был
испуган и обрадован одновременно. На поверхности Земли  таких  существ  не
было, по  крайней  мере,  в  цивилизованные  времена.  Они  с  невероятной
скоростью, скачками приближались к нам. И когда мы смогли лучше разглядеть
их... Марга закричала ужасно. Волосы поднялись у меня на затылке.  Ее  муж
пытался бежать, но бежать было некуда. Мы в ловушке на этой равнине. И тут
они набросились на нас и начали рвать.
     Я отбивался складной лопаткой, размахивая ею, и почти отрубил  голову
одному из отвратительных существ. Слюна, кровь и шерсть покрывали меня.  Я
ослеп от ужаса, и их  свирепый  лай  заглушал  все,  кроме  криков  Марги,
которую они рвали на части.
     Каким-то образом мне  удалось  отогнать  их.  Трупы  покрывали  песок
вокруг меня, а некоторые собакоподобные существа  еще  поднимали  разбитые
головы и рычали. Я добил их.
     И тут увидел ее. Она еще жила... Успела сказать, чтобы я  позаботился
о нем... ее муже. И ушла от меня навсегда.
     Мы двинулись дальше - ее муж и я. Уж не знаю, о чем я  думал.  Но  мы
пошли. И на следующий день нашли то, что искали.
     Он поднимался из алых песков. Полгода назад мы прошли  бы  прямо  над
его башнями и куполами и не знали бы, что под нашими подошвами поднимается
к свету забытый мифический город. Еще полгода  -  и  его  улицы  полностью
выйдут из-под песка. Он поднимался, как пузырь в воде.
     Разрушенный, опустошенный, разбитый,  огромный  молчаливый  свидетель
расы, жившей до нас. Доказательство того, что несмотря на свое могущество,
раса эта кончила свои дни в пыли и забвении.  Я  понял,  что  случилось  с
собакоподобными  существами.   Не   природный   катаклизм   погубил   этот
удивительный город. Всюду виднелись бесспорные следы войны.  Наш  дозиметр
бешено трещал. Я не смог сдержать сухой усмешки над их глупостью. При виде
этого  великолепия,  так  бессмысленно  отброшенного  в  сторону,  у  меня
перехватило дыхание.  Да,  время  циклично.  Человечество  повторяет  свои
ошибки.
     Ее муж уставился на удивительный город.
     - Вода! - хрипло пробормотал он. - Вода!
     И побежал к городу.
     Я окликнул его. Негромко. Пусть идет. Пусть  торопится  к  миражу.  Я
медленно пошел вслед за ним.
     Возможно, его убила радиация, или ядовитый газ вырвался из подземного
кармана под мертвой улицей волшебного города. Когда я наконец нашел  тропу
в город, при помощи дозиметра обходя места с сильной  радиацией,  я  нашел
его. Раздувшегося, почерневшего в предсмертной агонии, которая все же была
недостаточна, чтобы я был доволен его последними минутами.
     Я подобрал несколько неоспоримых  доказательств:  реликты,  предметы,
приборы, неизвестные даже самым мудрым в университете. И  пошел  назад.  Я
доберусь. Я знаю, что доберусь. Теперь я один. И должен дойти. Ради  Таба,
ради нее... даже ради него. Я вернусь в  Атлантиду  и  докажу,  что  время
циклично. Что из песков поднимается легендарный Нью-Йорк.




                              Харлан ЭЛЛИСОН

                                ЭРОТОФОБИЯ




     - Все началось еще с моей матери, - с  отвращением  произнося  каждое
слово начал свой рассказ Нейт Клейзер. Брр, и чего только стоит вспоминать
об этой мерзости! Мало того, что сейчас он был на приеме у психиатра, мало
того, что его уложили на ярко-зеленую кушетку, мало того, что  он  страдал
от естественной для каждого мужчины неловкости, но ему еще приходилось все
рассказывать, задыхаясь от нахлынувших чувств, врачу-женщине, и, вдобавок,
начинать рассказ со своей матери.
     - А часто ли вы... ну...  сами  с  собой?  -  спросила  врач  Фелиция
Бреммер, выпускница Шпицбергеновского Колледжа Психологических Проблем.
     - Да не нужно мне это! В том-то и дело. - У него опять возникла  боль
в голове, где-то в глубине за правым глазом. Пальцы левой руки зажили свой
жизнью, независимой от его воли, и заскребли по зеленой кушетке.
     - Давайте еще раз вернемся к  Вашему  рассказу,  -  попросила  доктор
Бреммер. - У меня нет полной  уверенности  в  том,  что  я  Вас  правильно
поняла.
     - Ну, хорошо. Вот, к примеру, - он попытался встать,  но  она  твердо
положила свою мягкую руку ему на грудь и он был вынужден продолжать  лежа.
- Вы известны как специалист по  проблемам  сходным  с  моей,  ну  скажем,
имеющим отношение к сексу,  так?  Прекрасно!  И  только  для  того,  чтобы
увидеться с вами, я беру билет на самолет и лечу из Торонто  в  Чикаго.  В
самолете находятся две приятные девочки, стюардессы. Сразу же одна из них,
Крисси, фамилию не помню, начинает предлагать мне всякие подушечки, разную
вкуснятину, а ее напарница, Лора Ли, приносит большой бокал шампанского. И
все это только мне, и больше никому ничего! А потом,  наклоняясь  к  моему
столику, чтобы поставить бокал, одна из них еще исхитрилась  укусить  меня
за ухо. Через десять  минут  они  уже  дрались  из-за  меня  на  кухне,  а
пассажиры в это время  вовсю  нажимали  на  кнопки  вызова,  но  абсолютно
безрезультатно. Девочки все же появились через некоторое время, но  только
затем, чтобы спросить, какой бифштекс я предпочитаю, с кровью  или  хорошо
прожаренный, а заодно предложить мне мятные конфетки... это в  самом  деле
крайне неловкая ситуация.
     И в том же духе продолжается весь этот дурацкий  полет.  Девочки  уже
готовы пустить в ход кислородные маски и придушить  друг  друга  шлангами,
только из-за того, чтобы просто выяснить кто же из них двоих останется  со
мной в Чикаго. Я уже не чаю выбраться живым из этого проклятого  самолета.
Самолет идет на посадку, девочки так никого и  не  обслужили,  и,  конечно
пассажиры рады бы давно меня прикончить, если бы только не одно "но" - они
все уже давно меня любят, и я знаю точно, что без борьбы  по  трапу  я  не
спущусь.
     Но меня спас маленький негритенок, который летел  со  своей  мамой  и
подмигивал мне всю дорогу. Он им обблевал и кресло  и  проход,  и  все  на
свете... Так вот, пока они засыпали это хозяйство молотым  кофе,  чтоб  не
пахло, я тихонько улизнул.
     Доктор Бреммер медленно покачала головой:
     - Какой ужас! Просто ужасно!
     - Ужасно?! Да, это страшно, черт возьми! Я к вашему сведению,  вообще
живу в постоянном страхе, что когда-нибудь они меня залюбят досмерти!
     - Ну, - сказала доктор Бреммер, - а может Вы все же  немного,  совсем
чуть-чуть, драматизируете события?
     - Что это Вы делаете?
     -   Ничего,   мистер   Клейзер,   совершенно    ничего.    Попробуйте
сосредоточиться на Вашей проблеме.
     - Сосредоточится? Вы шутите, я и так ни о чем другом думать не  могу.
Хорошо хоть что я зарабатываю на жизнь карикатурой - работу можно высылать
почтой, если бы только мне приходилось выходить на  улицу,  смешиваться  с
толпой, меня стали бы рвать на части уже через десять минут!
     - Я думаю, что вы все-таки преувеличиваете, мистер Клейзер.
     - Конечно, Вам легко говорить, Вы не были в моей шкуре,  но  со  мной
так было всегда, сколько я себя  помню.  Я  всегда  был  самой  популярной
личностью в классе, меня первого приглашали на белый  танец,  меня  всегда
зазывали в бейсбольные и другие команды, так как мое участие почти  всегда
приносило успех, а учителям всегда было мало моих знаний, им еще  хотелось
и моего тела...
     - В колледже, да? - уточнила доктор Бреммер.
     - Черта с два! В детском садике! Я не знаю больше не  одного  случая,
чтобы мальчика в четвертом классе силой затащили в  женскую  раздевалку  и
там изнасиловали... Вам этого не  понять,  черт  возьми!  Они  точно  меня
залюбят... до смерти!
     Голос Нейта  звучал  резко,  неистово  и  доктор  Бреммер  попыталась
успокоить своего пациента.
     - Когда люди бояться, что за ними  постоянно  следят,  что  их  хотят
обидеть или даже убить, - что бывает в крайних параноидальных  случаях,  -
тогда все понятно - это типичная паранойя. Такое случается на каждом шагу,
особенно в наше время. Но то, что Вы мне рассказываете,  нечто  особенное,
нечто совершенно противоположное. Я с таким пока не сталкивалась и даже не
знаю, как это назвать.
     Нейт устало прикрыл глаза:
     - И я не знаю.
     - Возможно все же это - эротофобия, боязнь быть любимым, - продолжила
доктор Бреммер.
     - Класс! Даже название придумали! А мне-то, что за польза  от  этого?
Меня волнует секс, а не ваша терминология!
     - Мистер Клейзер, - попробовала смягчить ситуацию доктор  Бреммер.  -
Вы же не предполагаете, что результаты скажутся  мгновенно.  Нам  придется
поработать вместе...
     - Вместе?! Черт, да мне вообще не следовало тут валяться... на  вашем
диване!
     - Прошу Вас, спокойней, мистер Клейзер.
     - А что это Вы делаете, собст