параты вы ни применили. Если вам повезет, вы меня уничтожите.
     -- Как печально. -- Врач с ненужной силой воткнул шприц в его запястье.
     Остерли подошел ближе.
     -- Кто или что вы?
     -- Я... я...-- Кэндел горящими глазами уставился на Остерли и закричал.
Его тело  застыло и вытянулось,  из  ноздрей пошел дым,  а  череп, казалось,
готов был разлететься.
     Джиллиад перегнулся через подоконник,  и  его вырвало. Когда  он  опять
повернулся  к  остальным,  люди  с  бледными  лицами   осторожно  укладывали
обезглавленное тело на пол.
     -- Ничего не трогать, вызвать  экспертов. Двойную  охрану, пока  они не
прибудут. -- И Остерли огорченно отвернулся. -- Что теперь?
     -- Теперь, -- сказал Джиллиад, -- все  выглядит так,  будто сгорел весь
город.
     --  Что! --  Остерли  подбежал  к окну и  выглянул. К небу  поднимались
большие черные столбы дыма.
     --  Боже   мой,  правительственный   центр,  архив,   отдел  статистики
населения, управление обороны провинции -- оплоты иммунных. Они  ударились в
бегство  и уничтожают улики.  -- Он сунул еще дымящуюся трубку  в карман. --
Смерть  Кэндела, должно  быть активировала сигнал тревоги, но это  у  них не
пройдет. Я прикажу их перестрелять, я...
     -- Нет! -- Джиллиад вдруг понял  и содрогнулся. -- Пусть уходят. У  них
есть машины, машины, которых мы не  можем даже представить. Ваши люди  будут
убиты.
     Остерли  повернулся  и  посмотрел  на  него  с  горьким,  но  невольным
уважением.
     --  Спасибо,  большое  спасибо,  вы  правы,  чертовски правы.  Господи,
помилуй нас! Что теперь будет?
     Далеко  за городом  что-то  серебристое  взмыло  вверх,  наклонилось  и
унеслось в небо. Следом за ним последовали второй и третий аппараты.
     -- Они  все подготовили  на  такой случай. Для  них  же это просто; они
могут  приземлиться  в любом  городе.  С  помощью Машин  они  могут  убедить
защитников  в том,  что они  вовсе не появились внезапно,  местные  иммунные
подготовят фальшивые документы, доказывающие,  что вновь прибывшие живут там
с  момента  своего рождения.  --  Он замолчал,  порылся  в кармане  и громко
выругался. -- Проклятая трубка еще  горит! Такого со  мной еще не случалось.
-- Остерли зажал мундштук трубки меж зубов. -- Это означает войну, Джиллиад,
не  будем себя обманывать. Кроме того, вместо  шести месяцев до нападения мы
можем рассчитывать только на два или даже меньше. -- Он, наморщив лоб, снова
вернулся к окну. --  С этого  момента Онтарио  -- осажденная  провинция.  Мы
совсем  одни. -- Он  внезапно выпрямился  и  улыбнулся Джиллиаду.  -- Англия
часто была одна, и мы тоже сможем. Или нет? Пойдемте, выпьем пива.
     Пива!  --  Джиллиад,  выросший  в строго  регламентированном  обществе,
испуганно  посмотрел на него.  --  А  разве не следует записать сообщение на
ленту?
     -- Зачем? -- Остерли постучал по маленькому прибору на запястье. -- Все
записано.  Они обо  всем  извещены.  Если я понадоблюсь,  они  меня вызовут.
Идемте.
     В почти пустом баре Остерли залпом выпил кружку и взял вторую.
     -- Боже мой, именно этого мне очень не хватало. Пейте.
     -- С  удовольствием. -- Джиллиад осторожно отхлебнул  глоток. Пиво было
крепким, но приятным на вкус. Он допил свою кружку. Ему тоже этого очень  не
хватало. Он поднял голову.
     -- Говорят, здесь есть еще один восприимчивый вроде меня. Остерли  взял
третью кружку.
     -- Да, есть, -- сказал он. -- А зачем?
     -- Я хотел бы с ним познакомиться.
     Остерли, которому пиво уже ударило в голову, нахмурил брови.
     --  Это  не  он,  а  она, -- сказал  он  и  нарисовал руками в  воздухе
извилистый  контур.  -- Очень  привлекательная,  но вам  нужно  поговорить с
Кейслером.
     -- Зачем?
     -- Он  предписал ей год покоя.  Она  чуть не до  смерти заработалась  в
программе реабилитации, и ему чуть не силой пришлось  отправить ее на отдых.
Сейчас она  живет одна  в доме  милях  в десяти от города.  Дом, само собой,
охраняется, и вам понадобится десяток пропусков,  чтобы добраться до нее. --
Он  шумно отхлебнул и вытер рот  тыльной стороной  ладони.  Даже если бы  вы
имели эти пропуска, у вас все равно ничего  не вышло  бы.  У нее есть особые
привилегии, и она может отказаться от встречи с вами. -- Он печально покачал
головой.  --  Вероятно,  она  так  и  сделает.  К всеобщему  сожалению,  она
невысокого мнения о мужчинах.  Она  очень  застенчивая  и  робкая,  вы  меня
понимаете?
     Джиллиад кивнул, хотя и не понял.
     -- Как ее зовут?
     -- Ванесса Стауэр. Многим людям она  представляется Тессой, но называть
ее  так  может только Кейслер.  Она любит  его, насколько  она  вообще может
терпеть мужчин.  Для одержимых и душевнобольных она ангел, но как только они
выздоравливают... -- Он не договорил.
     -- Я как раз подумал... -- начал было Джиллиад.
     --  Прошу  прощения,  --  сказал  Остерли,  коснулся  своего пиджака и,
прислушиваясь, склонил набок голову. -- Да,  да,  Остерли слушает. Сообщение
из центра, -- прошептал он Джиллиаду. -- Да, да?
     Он слушал очень долго, наконец выпрямился и провел руками по пиджаку.
     --  Ну,  вот.  --  Он  посмотрел на Джиллиада. -- Первое  сообщение  из
лаборатории. Сообщают,  что  Кэндел, хотя и был человеком,  но  искусственно
настолько   измененным,  что  обладал   необычной   силой   и   долголетием.
Предполагают, что в  его череп был встроен искусственный  прибор,  служивший
двум  целям.  Во-первых, этот  прибор  превращал его в  то,  чем он  был.  А
во-вторых, это была комбинация устройств предупреждения и самоуничтожения.
     -- И откуда она у него? -- спросил Джиллиад.
     -- Это  ключевой  вопрос,  верно? -- сказал  Остерли.  -- Вы  чтонибудь
знаете? Если я начинаю задавать себе-эти вопросы, мне становится страшно.
     Джиллиад  посмотрел  на  свою кружку  и почувствовал,  что внутри  него
что-то вздрогнуло. И ему было страшно. С каким противником они имеют дело?

ГЛАВА 9

     Джиллиад  вошел,  и Кейслер,  сидевший  за  письменным  столом,  поднял
голову.
     --  А, я вас  уже  ждал.  Остерли  мне вчера  звонил и сказал,  что вы,
возможно,  зайдете.  --  Он аккуратно  положил в пепельницу  длинную  черную
сигару.  --  Мне очень  жаль,  но  ответ  -- "нет".  Пока нет.  -- Он слегка
улыбнулся. -- Не  смотрите  на меня так  удивленно.  Вы хотели встретиться с
Ванессой Стауэр, верно?
     Джиллиад слегка приподнял брови и сказал: -- Но почему нет? Почему я не
могу ее видеть?
     -- По  двум причинам. Первая: она отдыхает. Вторая: хоть вы и обладаете
общим необычным  фактором, но  у вас  пока еще  нет базы  для дискуссии. Она
эксперт в  своей области, а вы пока еще даже не начинающий. Что бы вы ей  ни
рассказали, для нее  это будет лишь разговор на узкоспециальную тему. Вы зря
потратите ее время, и свое тоже.
     -- Но  что  же  мне  тогда  делать,  черт  побери? Зарабатывать  ученую
степень?
     Кейслер тихо засмеялся и схватил свою сигару.
     --  Вам  нужно  больше  знаний  по этой  теме.  Ведь  вас  уже  однажды
использовали в качестве  мишени  для  проекции,  значит,  вы еще  далеко  не
специалист.
     Джиллиад сжал кулаки.
     -- Послушайте, но я же только хотел помочь.
     -- Давайте  без лишних эмоций.  Я это  знаю и  тоже пытался вам помочь.
Какого мнения вы о заседании?
     -- О заседании? -- Джиллиад слегка побледнел. -- Вы имеете в  виду, что
я должен пользоваться этой проклятой Машиной?
     -- Не дурачьте себя. Мы могли бы поговорить о деле, с которым вы совсем
еще незнакомы.
     Он   был   покорен,   как   ему   показалось,   невероятно   случайными
обстоятельствами своей первой попытки.
     Его заперли  в комнате, где не было  ничего,  кроме  походной кровати и
стола с Машиной.
     -- Просто включите ее, -- излишне снисходительно  сказал техник. -- Для
разогрева  достаточно  нескольких минут, а  потом можете выдумывать все, что
хотите. Это совсем  просто. Насчет времени  не бойтесь. Я позаботился, чтобы
прибор выключился сам. Для начала хватит часа. Счастливо помечтать.
     --  Вы  часто  это  делаете? --  Джиллиаду  вдруг очень  захотелось  не
оставаться в одиночестве.
     -- Один-два раза в неделю.  К нам приходят многие из исследовательского
отдела, знаете ли, потом психиатры, врачи и всякие прочие люди. Мы постоянно
заняты. Через десять минут придет врач, и  мне надо поспешить.  Ну,  еще раз
счастливо помечтать.
     Джиллиад  увидел, как за ним закрылась дверь,  и растерянно  огляделся.
Ему понадобилось минут пять, чтобы набраться храбрости и  включить маленький
выключатель на боковой стенке прибора.
     Несколько  минут  на  разогрев...  вообразить  что-нибудь...  чтонибудь
приятное... а  что было приятным?..  Ничего не  приходит  в голову... где-то
очень далеко,  может  быть...  да,  уже  лучше... где-то  далеко...  как  те
коралловые острова, что он видел в каком-то старом фильме... Да, Это было бы
здорово... красивый, мирный остров, вдали от всего... Боже милостивый!
     Солнце приятно обжигало его  голое тело, под спиной; мягкий  песок. Над
ним от легкого бриза колышутся листья пальмы.
     Он  сел.  На  волнах  перед ним  плясало солнце.  Море  было невероятно
голубым, но вдали пенный прибой разбивался о невидимый риф.
     Он медленно поднялся. Ветер развевал его волосы и нежно гладил кожу.
     Но это же не на самом деле, сказал он себе. Эта не действительность.
     Все казалось реальным. Он подошел к берегу, и  волны заколыхались у его
ног. Он  даже  чувствовал  легкую  щекотку,  когда отступающая вода вымывала
песчинки меж пальцев.
     Подсознание,  должно  быть,  управляет невероятным количеством деталей,
деловито подумал он.  Такими деталями, как серебристые песчинки на его теле,
сверкающие капельки воды на волосках его ног.
     Можно совсем спятить, подумал он. Я знаю, что это галлюцинация, но...
     У него всего час времени  -- почему бы не  насладиться  им? Он  вскинул
руки и прыгнул в голубое, теплое море, которое, как он знал, было плодом его
фантазии. Он погрузился, вынырнул, задыхаясь, наверх, отряхнул с головы воду
и потер  приятно  горящие от  воды глаза. Чудесно, почему бы не нырнуть  еще
разок? Ему не нужно задерживать дыхание -- здесь он сможет дышать под водой.
     Он плыл, ровно и без труда дыша, в прохладном зеленом мире, где колонны
и арки розовых кораллов лучились мирной пастельной красотой. За ним тянулись
стайки пестрых тропических рыб.
     Вынырнув на поверхность, он с удивлением обнаружил, что за ушами у него
жабры. Нужно взять это на заметку. Я должен сохранять строго логический  ход
мыслей,  сказал он  себе.  Несмотря  на свое  воображение,  он  не  допустит
нелогичного   представления   о    дыхании   под   водой   без   специальных
приспособлений.
     Он  отряхнул воду с волос и подумал: теперь я  хочу летать.  Он взлетел
над  водой и  совсем не удивился, обнаружив, что  у него выросли  гигантские
белые крылья. И это он тоже взял на заметку.
     Во  время  полета  море  под  ним вдруг  исчезло,  он опустился и вдруг
проснулся в кровати.
     Теперь  ему  было  совершенно  ясно,  как  с  этой  машиной  становятся
одержимыми. Тут есть возможность совсем сойти с  ума. Больной -- телесно или
душевно -- мог стать совершеннейшим существом. С Машиной можно стать богом в
созданном собственным воображением мире. Можно командовать армиями, бороться
с  невообразимыми   гигантами,  посвятить  себя  наивысшим  стремлениям  или
удовлетворять  самые  низкие и зверские потребности.  В  этом фантастическом
мире  субъективного воображения было  возможным как всякое извращение, так и
осуществление самых высоких идеалов.
     Он задумчиво и  нерешительно  посмотрел на стоящую на  столе Машину.  В
другое время  такое назвали бы  черной магией. Может быть, в далеком прошлом
однажды уже  была такая Машина? Может  быть,  все легенды  о гигантах, феях,
сапогах-скороходах  и огнедышащих драконах  появились  тоже благодаря такому
прибору?  Ведь его  принципы  вовсе  не  были новыми.  Человек  много  веков
всячески  пытается как-то повлиять  на  функции  духовных  сил -- с  помощью
гипноза, различных препаратов, в большинстве своем опасных, с помощью поста,
усердных молитв.  Мотивы многих попыток  были бескорыстными  и часто служили
бегству от реальности, но не реже это  было стремлением  получить власть над
людьми. И  ирония в том,  что,  хотя Машина  и служила этим  стремлениям  --
бескорыстны  они  были  или нет --  но  большинство  пользователей  прибора,
делавшего их свободными, им же и порабощались.
     Да,да, опасность одержимости  проявлялась  прежде всего среди  всеобщей
нестабильности  и грозящих людям опасностей. Джиллиад  вышел  из  комнаты  и
отправился в  кабинет Кейслера. Доктор внимательно выслушал сообщение о  его
переживаниях.
     -- Конечно, мистер Джиллиад, указания на жабры и крылья очень важны. Вы
как раз наткнулись на решающий пункт, который и отличает  вас от других. Ваш
разум  не  допускает ничего  алогичного, поэтому ваше подсознание  вынуждено
создавать  средства,  с  помощью  которых  вы  можете  субъективно  добиться
невозможного. Это невидимый,  но непробиваемый барьер, препятствующий вашему
превращению в одержимого, осознанная связь между  вашей душой и реальностью.
-- Он схватил сигару. -- Что вы намерены делать теперь?
     -- Я бы охотно получил разрешение  на  следующие заседания. У меня есть
смутный  план, и я непременно  должен  изучить его.  Как только я закончу, я
буду очень вам  благодарен,  если вы  изучите мои  записи  и выскажете  свое
мнение о моих выводах.
     Джиллиад  провел с  Машиной в общей  сложности  двадцать  четыре  часа;
первую половину он использовал, чтобы набраться опыта.
     Он был  промышленным  магнатом,  суперменом, искателем  приключений. Он
скакал обожженным на солнце  ковбоем  по Техасу и устраивал в баре дуэль  на
револьверах. Он путешествовал  с  королем  Артуром и сбросил копьем с лошади
Черного Рыцаря.
     В   конце  концов  он  посетил  библиотеку.  Его  замечания,  когда  он
встретился с Кейслером, вызвали у того заметное беспокойство.
     --  Схватка в пивной была ужасающе реальной, -- рассказывал Джиллиад,--
включая  возбуждение,  запах сивухи и  едкий пороховой дым.  Мои собственные
чувства страха и  триумфа точно соответствовали ситуации. Но  в библиотеке я
установил,  что шестизарядный револьвер,  которым  я  пользовался,  появился
несколькими годами позже. В  то время  нужно было всякий  раз после выстрела
взводить  курок второй  рукой, он не  взводился автоматически после  каждого
выстрела, как  у моего оружия. Но еще  заметнее были несоответствия, когда я
выступал в качестве рыцаря.  Шлем был родом из тринадцатого века, забрало из
четырнадцатого,  а  прочее вооружение  представляло вообще пеструю путаницу.
Латы  были немецкими и  никогда не использовались  в Англии. Копье  в Англии
феодальных времен не употреблялось. Я исходил из предварительной теории, что
возбуждаемый мозг,  когда  ему необходимо создать подробности, как бы делает
заем у  коллективного сознания,  но это не так. Используются  не  только его
собственные знания, но и его собственные заблуждения и неверная информация.
     Сообщения  о последних двенадцати заседаниях все же  заставили Кейслера
резко выпрямиться, и  он  разглядывал записи Джиллиада  с перекошенным лицом
человека, который размышляет: или он неверно прочел написанное, или  неверно
понял, или и то и другое вместе.
     Он перечитал  заметки  второй  раз, но тут вошел  Остерли  и присел  на
краешек письменного стола.
     --  Только  не  шуметь,  -- раздраженно  заметил  Кейслер. -- Я сижу  и
мечтаю.
     -- Да? -- Остерли раскурил свою трубку. -- Я тоже немного помечтаю.
     Кейслер нахмурил брови и пожал плечами.
     -- Что случилось? -- Он знал, что не сможет выставить Остерли; ведь они
были старыми друзьями. Он снова повторил свой вопрос.
     -- Я и сам не знаю, просто обеспокоен. Вы же знаете, как я размышляю --
курю, пью  пиво,  курю,  снова  пью  пиво,  и  наконец что-то  всплывает  на
поверхность.  То,  что  появилось  сейчас, мне очень не  нравится. По-моему,
иммунные слишком быстро и без всякого сопротивления сбежали.
     Кейслер застыл и уставился на него.
     -- Вы полагаете, что кое-кто остался?
     -- Это уже ближе к  истине, не правда ли? Опытная организация, подобная
этой, не сбежит так  просто от потенциально опасного противника, не  оставив
экспертов,  которые  бы  передавали  им  информацию.  Вопрос в том,  как  их
обнаружить. Все документы уничтожены, и нет никакой  возможности отличить их
от остальных,  кроме как медицинским  обследованием,  а  эта процедура будет
очень долгой. --  Он  наморщил  лоб  и пососал  свою  трубку. -- Где  бы  вы
спрятались, будь вы иммунным?
     Кейслер понял,  что это решающий вопрос, поэтому  очень долго думал,  а
затем поднял голову.
     --  Мне кажется,  я выдал  бы  себя  за  одержимого второй  или третьей
степени.

ГЛАВА 10

     Остерли кивнул.
     -- Я тоже пришел к такому заключению. Кто даст себе труд проверять всех
сумасшедших, чтобы  определить, действительно ли  они те самые  сумасшедшие,
которых  в  свое время  зарегистрировали?  -- Он  усмехнулся.  --  Я.  Будут
прочесаны все клиники  для нервнобольных по всей провинции. Есть у  вас  еще
какие-нибудь идеи?
     -- Много, -- устало сказал Кейслер, -- но никакого практического плана,
чтобы выгнать их из укрытия. .
     -- У меня та же проблема.
     Кейслер  посмотрел на него  и сердито схватил  свою сигару. Неужели ему
нечего делать? Конечно, наука. Медицина и секретная служба  понятным образом
дружно работали  вместе,  но все  же...  Он  невольно посмотрел  на записи и
затянулся --  и  вдруг  в  голове  шевельнулась  мысль: может,  она принесет
успех...
     Он ненадолго прикрыл глаза и отложил сигару.
     -- Бен, мне кажется, у меня идея.
     -- Мы сможем ею воспользоваться? -- заинтересованно спросил Остерли.
     -- Не знаю, но  мне представляется, что Джиллиад обнаружил совсем новый
путь, как мне кажется,  с очень  многими  оригинальными отклонениями. --  Он
опять затянулся. -- Если говорить откровенно, многое из того, что он сделал,
и еще больше то, что он собирается сделать, меня пугает.
     -- Есть какая-нибудь взаимосвязь с нашей проблемой?
     --  Понятия  не  имею.  Я  его  еще не  спрашивал,  но,  возможно,  ему
что-нибудь придет в голову.
     Остерли вынул трубку изо рта и выдохнул облако дыма.
     -- Давайте его сюда.
     -- Все в свое время. Сначала лучше послушайте, что он сделал. И все без
посторонней  помощи  и подсказки. --  Он мгновение помолчал,  потом  схватил
записи.  --  В ходе  двадцати  заседаний  Джиллиад  подверг  себя  программе
самоанализа.   Когда   потом   он   попросил    специалистов   проверить   и
проанализировать  его  результаты,  они  нашли  их   не  только   совершенно
правильными.  Они  были  намного правильнее, глубже  и точнее всего,  что на
сегодняшний день дали наши анализы чужака.
     -- С Машиной? -- Остерли встал и уставился на Кейслера. -- Как же, черт
возьми, он это сделал?
     -- Он объединил основу всех религий и великих философий. "Познай себя".
С  помощью Машины  он ставил  себя  в самые  различные  трудные  ситуации  и
фиксировал время, когда он начинал проигрывать.
     -- А как он это определял? -- заинтересованно спросил Остерли.
     -- Сначала он ставил  себя  в ситуацию, скажем  так, большой опасности,
и...
     -- Но он же в любое время и любым способом мог выйти из нее.
     -- Пожалуйста, не перебивайте  меня. Джиллиад  приказывал своему разуму
забыть этот  путь  бегства  и, что  еще  удивительнее,  сам себе  приказывал
отключать Машину  в  последнее мгновение. Короче  говоря,  он сконструировал
душевный вентиль безопасности, а потом снова приказывал своему разуму забыть
о  нем. Поэтому, в принципе, из ситуации, в которую он себя помещал, не было
никаког