чувство, что он должен узнать  или вспомнить этот
звук.
     Тут он  услышал и другие звуки,  пронзительные свистки, быстрые шаги на
улице внизу.
     --  Поторапливайтесь! --  крикнул  мужской  голос. -- Сажайте  детей  в
грузовики и слаззены.
     Послышался  плач  младенца,  грубые  голоса, мимо  прогрохотала длинная
колонна грузовиков, похоже, спешно покидающих город.
     Завывание постепенно стихало, и стали отчетливее другие звуки.
     -- Встаньте там!
     -- Без паники! Эвакотранспорт уже в пути...
     Где-то пронзительно и истерически завизжала женщина: -- Хильда! Хильда!
Я потеряла свою малышку! Хильда! О, Боже, Хильда, дорогая, где ты?
     И вдруг он  понял, что это был за вой,  и  вскочил с кровати. Воздушная
тревога! Все, казалось, обрело  очертания -- разговор несколько часов назад,
"десять  тысяч  диктатур, которые  ищут  козла отпущения", "кое-кто  нанесет
визит в Канаду". Но миновали не месяцы, а часы -- эти люди крупно ошиблись.
     Он растерянно начал одеваться и полуодетым подскочил к двери.
     Она была заперта. Джиллиад  подбежал к окну. Окно  не открывалось, и он
бешено заколотил по нему кулаками.
     -- Выпустите меня! Выпустите меня!
     На улице загремел голос из мегафона.
     --  Последний  транспорт!  Последний   транспорт!   Погрузиться  группе
эвакуации!  Старт   через  минуту   сорок   секунд.  Отправляется  последний
транспорт!
     Джиллиад ударил  стулом.  Стекло глухо звякнуло,  и стул разлетелся. За
окном удалялись последние машины.

ГЛАВА 5

     Джиллиад  в  отчаянии  привалился  к  стене, уже почти  смирившись. Они
забыли его. В панике эвакуации они забыли, что в  одном из зданий разместили
единственного арестованного, которому не выйти без посторонней помощи.
     Он устало подошел к окну и посмотрел в  темно-синее небо.  Оно казалось
мирным -- покрывало из звезд, несколько облачков.
     Вдруг  пол под его  ногами  качнулся, где-то сверкнула голубовато-белая
вспышка, и  здание на противоположной стороне  улицы вспыхнуло  белым огнем,
закачалось, застонало. А его барабанные  перепонки едва  не порвала взрывная
волна.
     Он прижался к стене, чтобы не упасть, и почувствовал в желудке какое-то
странное  кружение,  когда гигантские  куски  стен начали падать на  крышу и
рушиться на улицу.
     Теперь  вспышки  сверкали постоянно, слепя его; на другом конце  города
пламя  охватило  разом  около  сорока  зданий,  как  будто они  были  облиты
бензином.
     Джиллиад  покрылся  холодным потом;  он  всегда  испытывал  ужас  перед
пожарами. Он разломал кровать и ножкой от нее попытался разбить стекло. Окно
зазвенело, спружинило,  и удар больно  отозвался в  запястье. Джиллиад снова
попытался  выбить дверь, но с  еще меньшим успехом. Во время  его  отчаянных
попыток здание на противоположной стороне улицы  вдруг  запылало, и по улице
потянулся язык горящей жидкости.
     Джиллиад  взобрался на  стул  и  попытался  пробить потолок. В  комнате
мерцали красные отсветы огня.
     Потолок был  так же прочен, его отчаянные удары оставили лишь несколько
вмятин и царапин.
     Вдруг  послышался  странный хруст,  на  стекле  появились  бесчисленные
трещины, стекло начало изгибаться и, наконец, потекло, как желе.
     Джиллиад бросился к окну, но бушующий жар отбросил его назад. Он сгорит
там -- о, Боже мой, Боже мой!
     В комнату ворвался едкий дым и обжег легкие. Джиллиад завертелся, хрипя
и кашляя.
     Он  погибнет...  сгорит...  на  помощь... бессмысленно,  все  уехали...
ничего не видно... где он?.. Как жжет, как невыносимо жжет... Воды, холодной
воды... сгорю... на помощь, ради Бога, на помощь!
     Голоса...  но  здесь же не может  быть  никаких голосов...  все ушли...
"Держите  его!"...  Больно!  У  него обожжены  все конечности...  "Так,  уже
лучше..."
     -- Шприц, быстро!
     -- Десять кубиков коллатолина.
     -- Боже мой, с рук облезает кожа...
     -- Включить экранирование.
     -- Слава Богу, еще минута -- и было бы поздно!
     Джиллиад медленно, еще не веря себе, от крыл глаза; кто-то лил на  него
воду; на лбу лежала чья-то прохладная ладонь.
     -- Вы... вы вытащили меня?
     --  Нет...  нет,  не  вытащили  --  произнес женский  голос, нежный, но
какой-то безличный.
     Он  несколько  раз  моргнул,  чтобы  четче  видеть. Над ним  склонилась
темноволосая женщина в белом халате и смотрела ему в лицо.
     -- Я не понимаю.
     Выражение лица ее не изменилось.
     -- Вам все объяснят... Сначала оглядитесь.
     Он послушался. Люди в белых халатах что-то делали с его руками и ногами
-- красными и покрытыми пузырями.
     -- Но вы должны были вытащить меня.
     -- Осмотритесь вокруг.
     Он  огляделся и застыл. Это  была та же  самая комната; сквозь широкое,
неповрежденное окно можно было видать поблекшие в утренних сумерках  звезды.
Напротив виднелось знакомое здание; нигде никакого огня или дыма.
     Но сама комната  выглядела опустошенной;  кровать,  разломана, ее ножки
вырваны,  на  полу  разбросали  обломки  разбитого  стула, а  потолок  усеян
царапинами.
     Он нахмурил брови, пытаясь сообразить.
     -- Значит, мне все приснилось?
     -- Можете назвать это  пока так. Вы  должны рассказать нам, что  с вами
было...
     -- Рассказать...  да...  я  услышал  сирену. Она  меня  разбудила.  Мне
кажется...-- И он, медленно и запинаясь, рассказал все.
     Они  кивали  и  многозначительно  поглядывали   друг  на  друга.  Врачи
закончили трудиться над его руками и ногами, боль прошла, и он почувствовал,
что хочет спать.
     В комнату, что-то держа в руках, вошел мужчина.
     -- Уже нашли. Было укреплено на стене дома напротив.
     -- Какие результаты?
     --  Ну,  я успел  осмотреть  лишь  поверхностно,  но  считаю,  что  это
эмоциональная  запись с наслоенными  историческими отпечатками картин, чтобы
добиться расчетного действия.  Непрофессиональная, гадкая работа, должен вам
сказать, но достаточно хороша, чтобы добиться результата. -- Он посмотрел на
Джиллиада. -- Кто-то любой ценой хотел отправить вас на тот свет.
     -- Меня?
     -- Да, вас. Кто-то, кто разбирается  в Машине, построил одну специально
для вас, установил на вашу длину волны и отправил разрушительный импульс.
     Джиллиад  безучастно  смотрел  на  него. Ему  так  хотелось спать,  так
невероятно хотелось спать.

     Проснувшись,  он увидел сидящего у  постели седого мужчину с квадратным
подбородком.
     -- Вам  лучше? -- спросил мужчина и, не дожидаясь ответа, продолжал: --
Меня зовут Кейслер.  Для  краткости можно "доктор", хотя,  строго  говоря, в
медицинском  смысле  это  совсем  не  так.  Это  обозначает  профессию --  я
специалист по Машинам  Мечты. Конечно,  я вынужден был  изучать психиатрию и
неврологию, но  не это  моя  специальность,  если  вы внимательно следите за
моими мыслями.  --  Он  замолчал,  и  уголки его рта приподнялись, будто  он
улыбался  какой-то шутке,  известной  ему  одному.  --  Вы не так  уж  плохо
выглядите, а?  Рваная рана под левым глазом, руки  и ноги  неработоспособны,
ожоги третьей степени -- как же так получилось?
     -- Я... -- Джиллиад замялся. -- Я сам не знаю.
     -- Очень мудро, -- опять улыбнулся Кейслер. -- Вы знаете и не знаете. Я
здесь, чтобы  объяснить вам  это. -- Он  взял лежавший  у  него  на  коленях
предмет, и Джиллиад в ужасе отодвинулся.
     --  Не волнуйтесь,  это  только макет.  --  Он открыл ящичек  сбоку. --
Смотрите -- пусто. Я принес его, чтобы ввести вас в курс дела. -- Он положил
ящичек на  постель, где Джиллиад  мог его видеть. -- Как видите,  это только
маленький ящичек с антенной, чтобы он выглядел, как настоящий.  Если бы  это
был  полный прибор,  я мог  бы включить  маленький выключатель  сбоку,  и он
послал  бы электрический  импульс,  который подействовал бы  на определенные
участки  вашего мозга.  Это все, что  делает Машина Мечты, поэтому теперь мы
займемся  деталями  проявления  последствий этого.  -- Он  откинулся назад и
сложил руки на груди. -- Вы когда-нибудь напивались, мистер Джиллиад?
     -- Один или два раза. Я не любитель спиртного.
     -- Это  неважно,  главное -- вы  знаете  его действие. Несомненно,  вам
также известно, как  действует пьянство в течение  длительного времени.  Оно
приводит  к дегенерации, галлюцинациям, белой горячке. Что  же касается нас,
то решающим фактором являются  галлюцинации, древняя шутка  о  белых  мышах,
которых  видят  галлюцинирующие.  -- Он  вдруг наклонился  к  Джиллиаду.  --
Подумайте о белой мыши.
     Джиллиад наморщил лоб.
     -- Ну, хорошо, я думаю о ней.
     -- Ладно,  вы представляете себе ее, но вы знаете,  что она  -- продукт
вашей фантазии,  а алкоголик этого  не  знает. Интересно  то, что обе группы
белых мышей субъективны, а разница в том, что вы об этом знаете, а алкоголик
-- нет. Для него эти мыши реальны -- субъективное становится объективным, то
есть, животные  превращаются  в живой факт. -- Он снова  откинулся назад. --
Именно этого  и добивается Машина. Она раздражает определенные участки мозга
таким  образом,  что  субъективный  или  воображаемый  продукт сознания  для
пользователя становится  объективным.  Мужчина  желает  красивую женщину; он
представляет  ее  себе,  и для  него  она  мгновенно  появляется. Я  не могу
достаточно  уверенно  утверждать, что она  по-прежнему лишь  субъективна; ее
никто  не  может  видеть, но для одержимого она существует. Он может  с  ней
разговаривать, касаться  ее и, если это соответствующий тип,  даже  обладать
ею. Его телесные реакции, ощущения  и сексуальное удовлетворение будут точно
такими же, как если бы это было в  действительности. Если он захочет летать,
как птица, то -- с субъективной точки зрения -- он полетит.  Никто не увидит
его летящим, но поскольку это касается  его самого,  то он  будет парить над
крышами. -- Кейслер сделал паузу и рассеянно  глядел перед собой. -- Но этот
опыт еще не представляет, как вы можете видеть, одержимого. Вам, может быть,
будет  интересно  узнать,  что  из   каждых  пяти  пользователей  лишь  один
становится одержимым, и у нас достаточно опыта, чтобы выявлять потенциальных
одержимых.  Склонны  к одержимости люди, живущие не  по  средствам, мужчины,
имеющие  неверных  жен,  или те, кто  чем-то  чересчур озабочен,  неутомимые
любовники -- короче говоря, те, у кого есть достаточно  причин бежать или от
самого себя, или от своих проблем.
     В субъективном мире, созданном действующей на его фантазию Машиной, все
проблемы решены.  Само собой,  что  настоящие проблемы  мира громоздятся еще
выше,  и он снова  ищет убежища у Машины --  и  как  только  это  становится
обыденностью, он -- одержимый второй степени.
     Для  перехода от  второй степени к третьей не требуется  много времени,
причем одержимый убежден,  или  сам  себя уговаривает, что субъективный мир,
созданный  для него Машиной, является реальным, а тот, из которого он  бежит
-- продукт его воображения. С этого момента все  катится, как снежный ком  с
горы; он бросает свою работу, прекращает мыться и  бриться и всю свою  жизнь
посвящает иллюзорному миру.  Он лишь ненадолго выныривает из своих фантазий,
чтобы  поесть  и  справить  телесные  надобности, а  в  последней стадии  он
пренебрегает даже этим. Вы следите за моими рассуждениями?
     Джидлиад поспешно кивнул. Он полностью погрузился в тему.
     --  Одержимый  становится   полным  кататоникоми   доходит   до  полной
бесконтактности.
     Кейслер немного нахмурил брови, но был  заметно доволен. -- Спасибо,  я
не знал, что вы знакомы с основами психологии.
     -- Да я и незнаком, но я много и с  удовольствием читал. Художественное
чтение  не поощрялось,  но  технической информации  в библиотеках можно было
получить предостаточно.
     -- Почему же нежелательно чтение художественных книг?
     -- Официального объяснения этому  не было,  но  я пришел  к выводу, что
иметь  увлечения  -- уже  достаточно плохо, не говоря  уже о  художественной
литературе. Вообще-то, вы должны мне кое-что объяснить. Как же получается --
я имею в виду ваше утверждение, будто мир мечты субъективен, -- что от этого
страдает так много невиновных?
     Кейслер усмехнулся.
     --  А  вы не слишком торопитесь?  Я перейду к этому, как только объясню
историю развития. Потерпите, мы займемся и этим, но лучше все по порядку.

ГЛАВА 6

     Кейслер откинулся назад и соединил кончики пальцев.
     --  Машина Мечты была изобретена, можно сказать,  в самое  неподходящее
время. Большие власти с  их устаревшей хозяйственной структурой стояли перед
инфляцией. Нации не были объединены, и, кроме того, кто-то изобрел стеконит,
и все страны, как сумасшедшие, начали его накапливать.
     На тот случай, если вы  не знаете: стеконит в огнестрельном  оружии был
тем же самым,  чем ядерная физика для взрывчатого оружия.  Один-единственный
сосуд  стеконита -- не больше ручной гранаты --  мог создать  так называемое
поле радикального  выгорания.  Это  поле выжигало все до земли  в окружности
семидесяти миль. Четырьмя такими сосудами можно было бы стереть с лица земли
весь Объединенный Лондон. Но что  еще хуже, это  вещество можно было легко и
просто производить.
     В этом  кошмаре  внезапного  уничтожения  и финансовой разрухи, в  этом
ведьмином  котле  неуверенности и  нервозности и возникла Машина. И  надо ли
считать  чудом, что  масса  людей  устремилась к  ней, чтобы хоть  ненадолго
убежать из  действительности? Ведь они  так и так должны были погибнуть  или
умереть с голоду, так что же еще было раздумывать?
     Сам изобретатель -- известный доктор Мельхец -- будто бы сделал  прибор
в экспериментах  с новой  неврологической техникой.  Но правда  такова,  что
Машина в течение немногих  месяцев  была создана в различных частях мира. --
Кейслер сделал паузу, разглядывая ногти. -- Нет нужды уточнять, что Машина и
ее  действие  были  немедленно   объявлены  "совершенно  секретными",  но  в
тогдашнем  мире  ничто  не   могло   быть  секретным.   Существовал  шпионаж
Международного  уровня,   промышленный  шпионаж  --   большие  концерны   не
останавливались ни перед  чем  -- и,  что самое  страшное,  шпионаж  черного
рынка.
     Сведения об  устройстве Машины,  конечно же,  просочились, и подпольные
дельцы  занялись торговлей.  Поначалу  Машины продавались  по фантастическим
ценам лишь богатым людям, но цены  быстро упали, так как все больше и больше
дельцов черного рынка получали в свои руки схему ее устройства.
     Уже через полгода даже средний служащий мог окольными путями приобрести
такой  прибор.  Была  даже  организация  черных  дельцов с  хитрой  и  очень
действенной торговлей  в рассрочку.  -- Кейслер  скорбно покачал головой. --
Когда  правительства  осознали  опасность, было  уже  поздно,  а  когда  они
попытались принять решительные меры, разразилась катастрофа.
     После того,  как  угроза  уже  стала  заметной,  одержимые,  ополоумев,
отчаянно пытались  сохранить  свои  Машины. Они баррикадировались в  домах и
оказывали  сопротивление, как только  власти  пытались  отнять у них Машины.
Только этот фактор всего  за одну неделю был ответственен за семьдесят тысяч
смертей в мире. Тем  временем поставщики, увидев, что  цены на  их продукцию
снова растут,  начали войну  на два фронта.  Во-первых, они  боролись друг с
другом  за  приносящий  доход рынок,  а во-вторых, против  правительственных
служащих и полиции, угрожавших  их доходам. Уличные бои вспыхивали не только
между соперничавшими бандами,  но  и  между вооруженными силами государств и
гангстерами.
     Эти столкновения привели еще к сотне тысяч смертей за тот же период. --
Кейслер мгновение  помолчал, а потом начал перечислять по пальцам  отдельные
пункты: -- Только для вашего сведения и лишь оценочные  цифры: четыре тысячи
одержимых дошли до того, что умерли с голоду, еще восемь тысяч сошли с ума и
впали в буйство. Двадцать четыре тысячи стали одержимыми третьей  степени, и
для   них  уже  ничего  нельзя  было  сделать.  Низвергались  правительства,
разрушалась экономика, и в волнениях,  возникших вследствие  этого,  погибло
еще тридцать тысяч  человек. В течение года население мира сократилось ровно
на четверть.
     Тем временем возникали Объединенные Города -- ряд компактных крепостей,
правивших опустошенной  местностью, которая ранее была  населена. Правивших,
но не  контролировавших. Это были сотрясаемые страхом города, прятавшиеся за
бесконечными  минными полями  и  автоматическими артиллерийскими  позициями.
Радиоуправляемые  самолеты  патрулировали   небо,  а  их  радары  непрерывно
осматривали горизонт в поисках агрессора. И теперь за  этими оборонительными
линиями города  начали очистку.  Администрация  действовала  с  жестокостью,
обусловленной   отчаянием.  Поставщики   черного  рынка,   их   персонал   и
соучаствовавшие  преступные   банды   массами  уничтожались.  Точно  так  же
устраняли всех  обнаруженных  владельцев  Машин,  их  родственников, близких
друзей и знакомых.
     Это привело к таким  потерям,  которые  превышали суммарные потери двух
мировых войн.
     Такие методы должны  были  бы совершенно  устранить  опасность, но  они
послужили лишь тому, чтобы  держать потери ниже уровня выживаемости. Кое-кто
все  еще  продавал  Машины  или  поставлял простые  технические описания, по
которым  их легко можно  было изготовить.  Даже сегодня потери  всех городов
составляют  около   тысячу   человек   в   неделю,  несмотря   на   растущую
безжалостность и старания некоторых служб. Лишь в  немногих случаях  местные
цифры  рождаемости  выше  среднего  уровня.  Общая  картина  показывает, что
человечество будет медленно, но неудержимо вымирать.  --  Кейслер  замолчал,
посмотрел на Джиллиада и улыбнулся. -- Только в  нашей провинции рождаемость
растет; только за счет нее человечество выравнивает свои потери и показывает
прирост. Здесь одержимых проверяют,  классифицируют и ставят на обеспечение,
как раньше регистрировали наркоманов и лечили их. И только здесь разработана
техника, которая в сорока процентах случаев приводит к стойкому излечению.
     Мы разрешили Машину  законодательно  -- с  определенными медицинскими и
психиатрическими  ограничениями.  Мы  изучили  ее  воздействие  и используем
Машину  во  многих  случаях  как  инструмент для восстановления здоровья. --
Кейслер прищелкнул языком. -- Мне жаль,  что я сделал такой  широкий обзор и
частично уклонился от темы вашего вопроса.
     Машины  проявили  неприятные  побочные  действия, когда  города  начали
программу очистки.  Как я вам уже объяснял, субъективный  мир для одержимого
является объективным, но, говоря в общем, он не совсем слеп и по отношению к
реальному  миру.  Поскольку  одержимость   стала  наказуемым  преступлением,
одержимый  начал  принимать  защитные  меры  -- воображаемые защитные  меры,
конечно, но все же именно защитные меры.  Он создает целую массу  защитников
-- и Машина позволяет ему считать  их реальными. Некоторые выдумывают  целые
армии, другие -- многочисленные ловушки, ужасных чудовищ, смертельные газы и
так  далее,  на  тот случай,  если  реальный мир  попытается  вторгнуться  в
иллюзорный  мир одержимого и  утащите его  самого на  допрос. В каждом таком
случае одержимый  серьезно верит  в  то, что его  защитники ему  помогут. --
Кейслер откашлялся и встал. -- Только когда целый ряд хороших  людей погибли
ужасной смертью,  власти начали задумываться, и  когда это случилось, правда
оказалась   слишком  ясной.  Во  многих   случаях   воображаемые   защитники
действительно помогали одержимому.
     -- Нет!  -- Кейслер порывисто поднял руку. -- Вы не должны задавать мне
этот вопрос, мистер Джиллиад, потому что если быть откровенным, то мы до сих
пор не нашли на него  удовлетворительного ответа. Некоторые красноречиво, но
несколько неопределенно рассуждают об охранительном гипнотическом  мысленном
отпечатке,  в  то   время  как   сторонни