ы понимаете меня?
     -- Да, я  понимаю. -- Голос, нейтральный и спокойный, возник, казалось,
рядом с ним прямо из воздуха, и Джиллиад вздрогнул.
     -- Вы знаете меня?
     --  Я знаю  тебя.  Ты Дэвид Джиллиад, восприимчиво-резистентный,  и как
таковой ответственный за восстание.
     -- Какую роль вы играете?
     -- Никакой. Я нейтрален.
     -- Вы прячете Вельта.
     -- Я сообщаю: Вельт искал убежища в этой местности. Я его не прятал.

ГЛАВА 26

     Вельт вскочил.
     -- Ты меня предал!
     --  Я  не  принимал  на  себя  обязанности  прятать тебя.  Ты  попросил
разрешения остаться здесь, и я тебе позволил.
     Вельт начал сыпать проклятиями. Лицо его заливал пот.
     Издалека донесся голос Джиллиада: -- Ты дал Машину Желаний.
     -- Это не совсем так.  Она была построена по указаниям, которые я давал
для менее глобальных целей.
     -- Но ты знал, что ее могут переделать?
     -- Техническая информация нейтральна. Она созидает  и разрушает не сама
по себе, а в соответствии с манипуляциями владельца.
     Джиллиад злобно уставился  на  микрофона руке,  когда  до его  сознания
медленно дошло, что он смог  это сделать со своим превосходящим человеческий
интеллектом.
     --  Я должен сделать  вывод,  что ты  давал техническую  информацию без
оглядки на то, кто ее требует?
     -- Правильно.
     --  Боже мой, ты мог бы дать иммунным оружие, которым они уничтожили бы
все человечество!
     -- Это предложение поступало, но с оговоркой, что тогда  погибнут и они
сами.
     Джиллиад тихо выругался.
     -- Какой именно цели ты служишь... что ты делаешь?
     -- Я  ничего  не  делаю.  Моя задача  в том,  чтобы давать  техническую
информацию вне зависимости от того, кто ее требует, и так же вне зависимости
от того, для какой цели будет использована эта информация.
     Джиллиад сдерживал желание расцарапать себе голову.  Он  знал,  что это
превосходит  возможности  его  разума.  Наконец -- почти  самому себе --  он
сказал: -- Этому должна быть причина.
     -- Конечно, причина есть.
     -- Тогда я охотно узнал бы ее.
     -- Хорошо, но тогда дай волю своей фантазии. Я  представляю разум такой
высокой ступени  развития,  что  было  бы бессмысленным  это  объяснять. Его
возраст по  вашим масштабам бесконечен;  для  него прошедшие миллионы лет --
как мгновение; он наблюдает рождение  и смерть звезд, исчезновение галактик,
как вы смену времен года. Но  превыше  всего стоит его абсолютное сочувствие
ко всякому живому  разуму. -- Голос сделал паузу и продолжал: --  Вселенная,
опять же по вашим масштабам, бесконечна. Я могу вас заверить, что вы с вашей
планеты даже с помощью сложивших приборов можете видеть лишь такую ничтожную
частичку ее, что она  почти  не существует,  если сравнивать ее  с  истинной
иеизмеримостыо всего остального.  Подумайте об этом, если  я вам скажу,  что
бесчисленные разумные существа возникают каждое мгновение,  и каждую секунду
цивилизации, подобные вашей, достигают критического периода своего развития.
Эти критические периоды  можно сравнить с  переходом из  состояния куколки в
бабочку, но  они  бесконечно  опаснее.  Как  только культура  достигает этой
стадии, она оказывается  между зрелостью и вечностью. Если  я вам скажу, что
до настоящего времени  из  двадцати  миллионов культур этой  стадии достигли
только две, вы получите представление о степени опасности. Вы сами встали на
край пропасти, угрожая себе войной,  смертельно опасным оружием и финансовым
крахом. Многие цивилизации в такие  критические мгновения исчезали навсегда.
Поэтому нужно было что-то делать, но не вмешиваясь  активно в свободный рост
культур,  и  после  множества  экспериментов этот метод  сочли  удачным.  Со
времени  его  применения  соотношение двадцать миллионов  к двум изменилось.
Теперь шанс на выживание составляет девяносто процентов. -- Голос умолк.
     Джиллиад сглотнул и беспомощно посмотрел на своих спутников.
     -- Но как? -- наконец спросил он бесцветным голосом.
     --   Введение   прогрессивных   технологий  дает   растущим   культурам
направляющую линию. Как используются эти технологии -- безразлично. Культура
в этой стадии интровертирует, она должна отвлечься сама от себя.
     -- Но...  Боже, мы почти  триста лет были порабощены.  Погибли миллионы
людей.
     -- Это правда, но это могло случиться со всем человечеством. Абсолютное
сочувствие  должно  --  чтобы  быть  успешным  --  сочетаться  с  абсолютной
безжалостностью  или,  во  всяком  случае,  создавать  впечатление, что  оно
безжалостно. Вы не можете принимать во внимание каждую личную трагедию, если
на карту поставлена жизнь всей культуры.
     К микрофону наклонился Остерли.
     -- Но даже невзирая на это, мы не слишком много выиграли, верно?
     -- В тебе говорят чувства, а не разум. Вы уже открыли  совершенно новые
области психиатрии и вступили на неисследованные земли  в отношении изучения
человеческой души. Вы без моей помощи создали телепатический прибор, который
навеки  устранит  недоразумения между расами  и индивидуумами.  У  вас  есть
механизм,  который вы  называете  "субджо"  и  функции которого я  могу  вам
объяснить. Этот механизм,  если довести его до завершения, станет для вас не
только почти даровым транспортом, но и даст вам звезды.
     -- Но у нас еще свыше миллиона иммунных, -- гневно  сказал Джиллиад. --
Миллионы врагов человечества.
     --  Я  сообщаю:  у вас  1280605  душевнобольных, за  которых вы  несете
ответственность.
     Джиллиада это глубоко поразило. Это была  совершенно новая точка зрения
на  проблему, и он,  несмотря  на  свой  гнев,  сумел почувствовать  правду.
Содержащееся в объяснении неодобрение усиливало ощущение правдивости.
     -- Они излечимы?
     -- Да,  их  можно вылечить, но с  точки зрения  вашего уровня развития,
может  быть,  даже хорошо,  что лечение неприятно. Поэтому  оно  может  быть
приведено в согласие с точки зрения  как правосудия, так и наказания.  Вашим
пациентам  с  помощью проекций будет внушено, что  они восприимчивые.  Нужно
убедить их в том, что они одержимые, и их власть все эти столетия была  лишь
субъективной. Только тогда они будут поддаваться лечению, которое вы знаете,
и выйдут из него душевно здоровыми и полноправными существами.
     Джиллиад слепо уставился на кажущийся пустым  ландшафт -- растерянный и
опустошенный.
     -- Что ты такое?
     -- Я  прибор. Один  из  многих. Мы придерживаемся опробованного метода,
безразлично,  какая  бы  форма  жизни  ни достигла  критического уровня.  Мы
приземляемся ненаблюдаемыми и незамеченными  -- конечно, у нас есть развитая
техника  для обмана следящих систем.  После посадки мы включаемся  в системы
коммуникации культуры и изучаем языки. Мы осваиваемся с политикой, историей,
привычками,  традициями  и составляем всеобъемлющий  психологический профиль
всей культуры.
     После  этого мы готовы к  первому контакту,  и мы  приспосабливаем наше
внешнее проявление к психическому  развитию соответствующего жителя планеты,
которого мы себе выискиваем.
     -- Все звучит очень красиво, -- мрачно сказал Гримм.-- Но если так, как
мне все это видится, вы можете, выдавая любую  требуемую информацию,  дать и
инструмент  для уничтожения  планеты.  Вы  можете  сунуть  в руки  безумному
атомную бомбу.
     --  Могу  вас заверить, что  наши расчеты дают  однозначные результаты.
Если  культура  уничтожит себя с помощью выданной нами  информации,  то  это
случилось бы, без сомнения, и без нашего вмешательства.
     -- Как нам приблизиться к тебе? -- спросил Остерли.
     -- Самым простым и быстрым решением было бы взорвать  все минные  поля.
Взрыв  не  только  уничтожит   все  автоматическое  оружие,  но  и  устранит
преломляющее  поле.  Я  могу  предложить простой  прибор,  который  заставит
сдетонировать все мины одновременно и может быть собран прямо здесь.
     -- Но ведь ты сам находишься внутри,-- сказал Гримм.
     --  Я достаточно  прочен, чтобы  выдержать  атомное  нападение. Поэтому
совершенно невероятно, чтобы химическая взрывчатка как-то коснулась меня.
     -- Так  как ты сам обратил внимание  на нашу ответственность, то у меня
появился вопрос, -- грубо сказал  Джиллиад. -- Что с  Вельтом? Мы  не  имеем
права взорвать его, как бы мы ни желали этого.
     Я защищу вашего пациента. Сейчас он спит.
     Давайте взорвем, наконец, дурацкие минные поля. -- воскликнул Гримм. --
Мне хочется поскорее все увидеть. Дайте, пожалуйста, информацию.
     --  Хорошо.  Сначала тебе понадобится трубка  Лома, что в твоем  правом
кармане.
     Пока Гримм собирал свой прибор и делал записи, Джиллиад вызвал Центр.
     -- Ты все знаешь, дорогая?
     -- Все и более того. Кейслер уже в пути.
     -- Кейслер?
     -- Кейслер  и один  из проекционных техников.  Вельт будет нашим первым
пациентом.
     Вдруг Джиллиаду показалось, будто ее мягкие руки обняли его за шею.
     "Скорее возвращайся, родной".
     Джиллиад опять покраснел.
     --  Готово,  --  сказал  Гримм.  --  А  теперь  отойдем  на  безопасное
расстояние. Хотя наш друг  и может пренебрежительно  говорить  о  химической
взрывчатке, но  многие тысячи  тонн  фосодиолина наделают шума побольше, чем
горсть кукурузных хлопьев.
     Но еще до того, как они  отошли на безопасное  расстояние, рядом с ними
приземлился самолет, принадлежавший раньше, очевидно, иммунным.
     Из него  вылез Кейслер в  сопровождении техника, несущего  приборы. Оба
залезли в джип, а самолет снова улетел.
     -- Доброе утро, доктор, -- ворчливо сказал Остерли.
     Кейслер выглядел подавленным.
     -- Ну, ладно, у нас есть социальная совесть. Вы это знаете, я это знаю,
каждый это знает.
     На нас  взвалили ответственность,  и мы каким-то образом --  Бог  знает
когда -- выросли настолько, что будто бы можем ее вынести.
     Остерли медленно набил трубку.
     -- Миллион с четвертью больных иммунных, и мы должны их  вылечить. Наша
совесть   --  единственное  напоминание,  но  я,  как  и  вы,  не  собираюсь
отказываться от этого.
     --   По   крайней   мере,   мы  будем   придерживаться   медицинских  и
психиатрических методов, --  грубовато сказал Кейслер  и похлопал по прибору
рядом с собой.  --  Собственно, мне должно  быть их жаль, так как  мы должны
будем  устроить  им жаркое  пекло,  и им придется  глотать свое  собственное
лекарство,  но мне их вовсе  не  жаль. Напротив, я буду  наслаждаться этим и
говорить  себе,  что  все  им  только  на  пользу.  В  связи  с  теперешними
обстоятельствами о преследованиях и казнях  нечего и думать, но -- если быть
совсем честным  -- это доставит мне удовольствие. Я думаю, вы согласитесь со
мной: другого они они не заслужили.

ГЛАВА 27

     Подъехав к низинке за небольшим холмом, они остановились.
     -- Здесь  мы  должны быть  за пределами опасной зоны,  я надеюсь. --  И
Гримм лег на землю. -- Все готовы?
     Остальные уже лежали рядом с ним и лишь молча кивнули.
     -- Хорошо. Втянуть головы! -- И он нажал кнопку.
     Блеснула  ослепительная   красная  вспышка;  земля  подпрыгнула  вверх,
опустилась и вскинулась  снова. У них  перехватило  дыхание;  не успели  они
прийти  в себя,  как над ними пронесся  ураган,  все заволокло черным  едким
дымом, и на них посыпался дождь комьев земли.
     -- Не шевелиться! -- крикнул Гримм.
     Совет  был   своевременным.  Мгновение  спустя   рядом  с  ними  рухнул
гигантский ствол дерева,  сопровождаемый камнями, сучьями,  комьями  земли и
обломками дерева.
     Через несколько минут Гримм осторожно сел.
     -- Все нормально.
     Они отряхнули землю и мусор  и  встали.  Никто не  обращал внимания  на
опустошенную землю. Никто  не разглядывал долину,  которой до этого не было,
черную долину, засыпанную еще дымящейся землей. Все с почти суеверным ужасом
смотрели на штуку в центре долины.
     -- Боже мой! -- прошептал техник. -- Что это?
     Ему  никто  не ответил.  У Джиллиада было странное ощущение, будто  его
глаза крепко ввинтили в голову. Внутренне он  повторил слова техника, и если
у него раньше и были какие-то сомнения, сейчас они улетучились.
     Он старался понять, почему они так странно себя вели,  так  как то, что
он там увидел, не было необычным ни по цвету, ни по форме.
     Оно было темно-зеленым,  но со  странно переживающимся блеском.  Формой
оно напоминало вертикально поставленный  гроб,  расширяющийся кверху. "Гроб"
был высотой около пятидесяти метров и возвышался над всем ландшафтом.
     В нем  не  было ни  углов, ни острых  граней,  ни  антенн.  Может,  это
космический корабль?
     Джиллиад все еще искал причину своего страха и вдруг понял. Она была не
в высоте. В  бесчисленных городах были  здания  высотой  более  250  метров.
Причина была даже не в цвете. Но эта штука каким-то образом,  массированно и
пугающе, излучала власть. Ему  хорошо было понятно, почему это скрывалось за
невинным фасадом. Взгляд на реальную внешность, и все вооруженные  силы мира
попытались бы уничтожить его.
     Джиллиад чувствовал  себя не только испуганным, но  и  подавленным. Это
излучение  чудовищной власти  побуждало  его  заползти  в нору,  спрятаться.
Неудивительно, что Вельт назвал его Наивысшим.
     Трясущимися  руками  он  поднес  к губам  микрофон.  --  Как  долго  ты
собираешься оставаться здесь? -- Он просто не хотел жить в одном мире с этой
штукой.
     -- Мое задание почти выполнено. Самое большее -- неделю.
     --  Дайте сюда! --  Гримм  вырвал  микрофон из руки  Джиллиада  и резко
спросил: -- Кто ты, черт побери?
     -- Я уже говорил -- прибор.
     -- А нельзя точнее?
     -- Ну... -- Нейтральный  голос звучал почти успокаивающе.  -- Ну, чтобы
не слишком утомлять вашу фантазию, можно назвать меня, например, роботом...

     Вельт проснулся, не подозревая,  что положение за  это время совершенно
изменилось. Он протер глаза и спросил себя, почему он сидит на стуле. И свет
уже не был таким ярким.
     Он  еще  раз недоверчиво огляделся. Небольшая комната, почти ячейка,  с
серыми, нераскрашенными стенами,  пластмассовый стул,  стол.  Он  уже  видел
такие ячейки -- в подземных туннелях больших городов. Это была жилая ячейка,
это... он  застыл.  На  пластиковом столе, прямо перед  ним,  стояла  Машина
Желаний.
     Хотя призматическая  трубка уже  не была раскалена, все  же было видно,
что Машина совсем недавно была в употреблении.
     Вельт  почувствовал,  как  напряглись  мышцы,  почувствовал  пустоту  и
панику. Куда подевались свет и Наивысший? Как он попал сюда? Где...
     В это  мгновение дверь распахнулась, и в ячейку  вошли двое мужчин.  На
них была знакомая ярко-алая униформа, а лица казались пугающими.
     Один из них взял Машину и схватил его за плечо.
     -- Идем с нами!
     Вельт отрешенно уставился на него.
     -- Как?
     -- Не представляйся дураком, дружище, ты знаешь наказание за Машину. Ты
ведь уже часто видел М-полицию. Ты арестован, -- Они выволокли его из ячейки
к поджидающему автомобилю. Машина тронулась так резко, что он едва не упал и
выругался:
     -- Вы с ума сошли? Я иммунный. Я величайший иммунный -- Я Джин Вельт.
     Они непонимающе и с некоторым отвращением посмотрели на него.
     -- Тихо!
     Вельт  почувствовал, как в висках  застучала  кровь. И  он погрозил  им
кулаком.
     -- Вас сожгут за это, идиоты!
     Один из полицейских дал ему оплеуху.
     Вельт пошатнулся и закричал:
     --  Вы  меня  совсем  не поняли!  Я  иммунный.  Я  Вельт,  руководитель
иммунных!
     Они поглядели на него, пожимая плечами.
     -- Кто такой Вельт?
     -- И для меня это новость. Всякий раз что-то новенькое, верно?
     Вельт больше не проронил ни слова и сжал кулаки.
     -- Вы еще поплатитесь за это! -- выпалил он наконец.
     -- Оставь это для суда, дружок.
     Потом автомобиль остановился, и его повели к большому зданию. Его ввели
в длинную, ярко освещенную  комнату,  где за полированным столом сидели трое
мужчин в белых халатах.
     Один из полицейских что-то им передал.
     -- Его бумаги, доктор Стид.
     Стид  коротко взглянул на них и отложил.  -- Принесите ему  стул. -- Он
подождал, пока принесут стул, а потом добавил: -- Садитесь.
     Кровь бросилась Вельту в лицо.
     -- А теперь послушайте меня. Я советую вам...
     -- Доктор сказал, садитесь. -- Кто-то вдавил его в стул.
     -- Прежде чем мы начнем,  надо устранить  недоразумения. -- Доктор Стид
неприятно улыбнулся.  -- Возможно,  позднее мы  займемся  вашей  историей  и
вашими  утверждениями. Но  сейчас  вам  лучше ответить на  вопросы,  которые
задаст  трибунал.  Я не собираюсь  долго ходить вокруг да около. Если вы  не
сделаете этого, получите взбучку. Вы меня поняли?
     --  Я...  --  Вельт  вдруг замолк, заметив,  как один  из полицейских в
красном встал  рядом  с ним.  В руках  у  него была резиновая дубинка,  и он
угрожающе ею помахивал.
     -- Да, сэр, -- сказал Вельт скромно.
     -- Хорошо... Ваше имя?
     -- Вельт... Джин Вельт.
     Доктор взял бумаги.
     -- Это ваш почерк?
     -- Да, сэр.
     -- Может быть, вы посмотрите на подпись?
     Вельт открыл рот и, казалось, задохнулся. Как они это нашли?
     -- НУ?
     -- Дж... Джордж Меррис... сэр.
     -- Вы не отрицаете, что это ваше настоящее имя?
     -- Н-нет, сэр.
     -- Вы изменили его?
     -- Да.
     -- Джордж Меррис,  вы были пойманы на  том,  Что  пользовались  Машиной
Желаний. Вы можете к этому что-то добавить?
     -- Я не могу пользоваться Машиной, сэр. Я иммунный.
     Доктор Стид вздохнул.
     -- Меррис, вы могли бы  от счастья сказать,  что смертная казнь недавно
отменена, но и теперь  перед вами долгое и утомительное лечение. Какое у нас
сегодня число?
     -- Число? -- Вельт подумал и назвал.
     -- Позади вас  висит  календарь. Взгляните на  него.  Как вы  объясните
разницу  в  год,  два  месяца  и  три дня?  И вы  все  еще оспариваете,  что
использовали Машину?
     -- Я... я... -- Вельт почти задушил в себе ответ.  Где же он был больше
четырнадцати месяцев?
     Остерли в своем бюро курил трубку. Джиллиад был у Ванессы в ее бунгало,
но  Вельт  ничего  об  этом не  знал  --  он уже  начинал  спрашивать  себя,
существовали ли они вообще...