е.
       - Как?
       - Как? - Мой раб усмехнулся. - А компартия у трудящего
человека на что? Да я и взносы им заплатил за полгода вперед...

       * * *

       В тот день, когда Мурзик получил вавилонское гражданство,
неожиданно началась весна.
       Стоял мокрый, скучный месяц нисану. То и дело принимался
идти дождь, иной раз в воздухе снова появлялись сырые хлопья
снега, тающие на асфальте. Так тянулось уже почти две седмицы
без всякого просвета.
       Когда мы вдвоем направились в Литамское управление
регистрации актов гражданского состояния, небо было затянуто
толщей облаков. Я шел впереди. В одном кармане у меня лежала
коробочка с серьгой, в другом - деньги. Мурзик шагал следом. Он
тащил увесистую сумку с документами. Таблички глухо
позвякивали.
       Я повернулся к Мурзику.
       - Ты бы их хоть в планшет положил.
       У меня был специальный фирменный планшет с карманами
для табличек. Ицхак позаботился обеспечить сотрудников своей
фирмы.
       Мурзик сказал, что он их положил. В планшет. Какие влезли.
Мурзик был непривычно бледен.
       - Что с тобой? - спросил я резким тоном. Потому что и сам
почему-то нервничал.
       - Ну... боязно как-то, - сказал мой раб, отводя глаза.
       Я остановился.
       - Месяц нисану еще не истлеет, как мы перестанем
существовать. Сольемся, блин, в едином герое Энкиду.
       Мурзик нехотя подтвердил: ну да, сольемся.
       - Так что ты ерзаешь? Отклонения сказываются...
непатологического характера?
       Он пожал плечами.
       - Я не нарочно... Да и нужно ли это - ну, освобождать меня?
Может, оставить нам эту затею, господин? И так вон сколько сил
да денег угрохали...
       - Ты что, Мурзик, с ума сошел? Хочешь влиться в нашего
общего предка, пребывая в рабском состоянии?
       - Ну и что? Мало ли куда я вливался в этом состоянии - ни от
кого еще не убыло...
       Я наорал на него, и разговор заглох.


       Процедура превращения моего раба в вавилонского
гражданина заняла ровно четверть клепсидры. Два полуголых
вышколенных холуя с электрическими факелами в руках
пригласили нас в церемониальный зал.
       Зал был довольно убого разрисован по стенам масляными
красками: круглые белые цветы на синем фоне. Грубая имитация
узоров с ворот Иштар. По углам стояли гипсовые быки Мардука,
покрашенные золотой краской, и искусственные фикусы в кадках.
       Хорошо кормленая тетя в одеянии, имитирующем одежды царя
Хаммурапи, поднялась нам навстречу из-за стола и для начала
сурово спросила меня, уверен ли я в своем решении отпустить
этого раба Хашту на свободу.
       Я кашлянул и сказал, что да, уверен.
       Тогда она обратила взоры на Мурзика. Тот аж присел и
оглянулся на меня, будто ища поддержки. Я погрозил ему кулаком
- исподтишка, конечно.
       - Освобождаемый раб Хашта, - проговорила тетя, - полон ли
ты решимости, став вавилонским гражданином, жить, трудиться и
умереть на славу и ради пользы Великого Города?
       - Да, - сказал Мурзик. Я знал, что он говорит правду.
       Мы все - мы, Энкиду, - были полны решимости.
       Тетя выдержала небольшую паузу и разразилась речью о
правах и обязанностях Вавилонского Гражданина. Речь была
скучная. Скучно было тете, скучно было и мне. Один только
Мурзик внимал, приоткрыв рот, но не думаю, чтобы он много
понимал.
       Наконец тетя угомонилась и торжественно провозгласила
Мурзика Вавилонским Гражданином, прозвонив при том в
колокольчик. Нам с гражданином Хаштой было велено зажечь две
свечи. Мы повиновались. Тетя воззвала к Бэл-Мардуку, приняла от
нас документы, ввела данные в компьютер и выдала Мурзику
удостоверение личности.
       После этого она загасила свечи пальцами и величаво указала
нам на дверь.
       Мы вышли.
       - Что? - спросил меня Мурзик, растерянно вертя в руке
глиняную табличку и две бумажных копии. - И это все?
       - А тебе мало? - огрызнулся я. - Хотелось боя быков и
человеческих жертвоприношений?
       Мурзик помолчал немного. Пожал плечами. Поглядел на себя
в зеркало, висевшее в вестибюле. Видимо, никаких перемен в себе
не обнаружил и растерялся окончательно.
       Я вытолкнул его из дверей управления, и тут мы увидели, что
облака над Городом разошлись и проступило солнце.
       И тотчас же все заиграло. Небо наполнилось лазоревым
сиянием. Далеко за Рекой вспыхнула золотом башня Этеменанки.
Глубокой синевой заиграли изразцы у храма Иштар.
       По Евфрату медленно шел лед. Ослепительно-белые льдины
проплывали по черной, будто маслянистой воде, с легким шорохом
касались берегов, потрескивали и шумели, налетая на быки мостов.
       - Ух ты!.. - прошептал Мурзик.
       Я потащил его в косметический салон - прокалывать ухо.
Мурзик не сразу догадался, куда мы идем, а сообразив - замялся.
       - Что? - сурово спросил я.
       - Ну... - пробубнил он. - В общем, там... это... А зачем это, а?
       Я вытащил из кармана золотую серьгу в форме полумесяца и
покачал у него перед носом.
       - Помнишь, Хашта?
       - Это... мне, что ли?
       - Разве ты не такую носил?
       - Ну... - не стал отпираться Мурзик.
       - Идем, надо ухо проколоть.
       Я почти силой приволок его в косметический салон и
заплатил за нехитрую операцию. Сам зашел в бордель-бистро,
открытый для клиентов, вынужденных коротать время в ожидании.
Мурзик вернулся ко мне через полстражи, довольный. Серьга
покачивалась у него в ухе. Я заметил, что даже выражение лица
моего бывшего раба изменилось.
       - Хочешь? - спросил я, кивая на бистро.
       Мурзик честно сказал, что проголодался, а в бистро ему
сегодня не хочется.
       Я натянул штаны, заплатил девчонке пять сиклей сверх
положенного по прейскуранту и вышел вместе с Мурзиком из
салона.


       Мы поели гамбургеров на площади Наву. Уютный ресторан
был построен пять лет назад, на месте рабских бараков. Во время
мятежа мар-бани здесь погибли десятки вавилонских граждан,
отброшенных толпой на колючую проволоку под током.
       Потом поели еще мяса из открытой жаровни в квартале
Литаму. Взяли пива.
       И еще пива.
       И еще...


       К вечеру мы набрались. Бездумно бродили по весеннему
Вавилону, обнявшись и передавая из рук в руки бутылку,
немузыкально горланили песни времен мурзикова сотника,
пытались снимать девочек, озорничали и в конце концов чуть не
утонули в Евфрате.
       Потом Мурзик сказал, что знает одно чудесное место, где
можно отдохнуть, и мы пошли в скверик с памятником пророку
Даниилу. Я улегся на скамью, а Мурзик направил взор на
задумчивого чугунного пророка и с вызовом продекламировал:
       - Когда рабочий класс освободится, то сдохнет вавилонская
блудница!
       - Хашта... - сказал я, простертый на лавке. - А я не хочу...
чтоб блудница... сдохла.
       - Сдохнет! - упрямо сказал Мурзик. И ногой топнул. -
Непременно сдохнет!
       - А я не хочу! - выкрикнул я со слезой. - Кого я ебать буду,
если она... сдохнет?.. Я дохлую... не буду...
       - Другая народится, - утешил меня Мурзик. И плюхнулся
рядом со мной на скамейку.
       Я сел, хватаясь за него. Повис у него на плечах тяжелой
тряпкой. И мы снова запели, раскачиваясь в такт:
       - Ах, Анна-Лиза, Анна-Лиза, кому вы, блядь, теперь сдалися...

       * * *

       Я проснулся в своей постели. Голова у меня болела. Рядом со
мной на столике стоял стакан с апельсиновым соком. Плохо
соображая, я схватил стакан и жадно приник к нему.
       На кухне заворочались. Донесся тихий смех.
       - Анна-Лиза? - крикнул я.
       - И эти две потаскушки тоже, - отозвался голос Мурзика.
       Женский голос захихикал.
       - Одна! - крикнула женщина из кухни. - И не Анна. И не
Лиза.
       - Цира!
       Ну конечно, она. Тискалась с Мурзиком на его неудобной
складной кровати.
       Я сел на диване, подтянул трусы и взялся за свои джинсы.
       - Мурзик, - сказал я укоризненно, - у тебя когда-нибудь
бывает похмелье?
       - Не, - сказал Мурзик, появляясь в комнате. Цира,
приплясывая сзади, висла у него на плечах. - Ну как, полегчало?
       Я застегнул последнюю пуговицу на ширинке.
       - Принеси еще сока, а?
       Мурзик повернулся к Цире. Та отлепилась от его спины и
упорхнула на кухню.
       - Открой ставни, - сказал я.
       Мурзик подошел к окну и снял ставни. Хлынул веселый
весенний свет. Золотая серьга блеснула в ухе моего бывшего раба.
       - Это ты меня домой донес? - спросил я хмуро. И поднял с
пола рубашку.
       - А кто еще?
       Цира уселась рядом со мной на диване и подала мне стакан с
холодным соком. Стакан запотел. Я начал пить, из-за холода почти
не разбирая вкуса. У меня сразу заломило зубы.
       Цира погладила меня по спине и удобно устроила голову у
меня на плече.
       - Что надо? - спросил я.
       - А просто так... - сказала Цира и вздохнула.
       Так началось утро нашего последнего дня.

       * * *

       К полудню я окончательно пришел в себя. Мурзик скормил
мне две противопохмельные таблетки, на всякий случай принял
одну сам (я настоял). Пока мы собирались, Цира сидела, поджав
ноги, на диване - в пушистом свитерке, в голубеньких джинсиках -
и играла с котятами.
       Наконец все было готово. Я остановил клепсидру, чтоб зря не
капала, выпустил кошку с потомством на лестницу, написал маме
записку, и мы трое вышли на улицу.
       Цира шла посередине, цепко держа под руки Мурзика и
меня. Мы добрались до офиса фирмы "Энкиду прорицейшн",
поднялись на второй этаж. Сегодня у нас был выходной - день
Шамаша. Поэтому никого из посторонних в здании не было.
       Нас встретил Ицхак. Он был немного бледен и дергался
больше обычного - нервничал.
       - Проходите наверх, ребята, - сказал он. - В лабораторию.
Луринду готовит там кофе.
       - Что с шестым Энкиду?
       - Мы с Булькой вчера нажрались, - сообщил Ицхак. - Я
притащил его в офис.
       - Как он?
       - Пока спит.
       - Пора будить.
       - Рано, - сказал Ицхак. - Перед трансом разбудим. Не то
сбежит или гадости говорить начнет. И без него на душе херово.
       - Ну-ну, Иська. Ты нашу душу не трогай. Это не только твоя
душа. Это душа великого героя...
       Изя посмотрел на меня с отвращением и отвернулся.
       Мурзик отцепил от своего локтя Циру и тихонько сказал:
       - Это... господин, я за своей кривоногой пошел. Ждет ведь. Да
и время не терпит.
       - Иди, Хашта, - сказал я.
       А Цира только поглядела тоскливо.
       И мы с Цирой поднялись в лабораторию. В лаборатории стоял
крепкий кофейный дух. На диванчике, среди сорванных со стены
схем и графиков, вычерченных самописцем, дрых Буллит.
       Луринду, до глаз налитая кофе, повернулась в нашу сторону
и улыбнулась.
       - Как настроение, братья Энкиду? - спросила она.
       Цира ответила ей кислым взглядом. Плюхнула на диван, рядом
с Буллитом, свою сумочку. Не спросясь, налила себе кофе.
Сморщилась: горький.
       - И мне, - попросил я.
       Цира налила и мне.
       Буллит вдруг громко всхрапнул и взметнул руками. Цирина
сумочка повалилась на пол. Цира метнулась к сумочке, прижала ее
к груди.
       - Что там у тебя? - спросил я. - Яйца?
       - Индикатор.
       - Зачем ты его взяла, Цира?
       - На всякий случай.
       Мы помолчали. Цира допила кофе, вытащила рамку и
поднесла ее к спящему Буллиту. Рамка уверенно завертелась.
       - Да, все сходится... - сказала Луринду. И вздохнула.
       Внизу раздался грохот. Мы переглянулись. Несколько
мужских голосов загомонили, перебивая друг друга. Голоса были
незнакомые. И недружественные.
       Я оставил девушек наедине с Буллитом и сбежал по лестнице
в офис.
       Два дюжих молодца в заломленных на затылок кожаных
кепках втащили в офис большой мешок. В мешке что-то яростно
дергалось и рычало.
       Молодцы, кроме кепок, имели на себе стеганые ватные штаны
синего цвета и такого же цвета ватники. У одного ватник был
перепоясан солдатским ремнем. Он пнул мешок ногой в кирзовом
сапоге с обрезанным голенищем.
       - Цыть, сука!.. - прикрикнул молодец.
       Ицхак смотрел на них, не вставая с дивана. Мешок покачался
немного, завалился набок и затрясся.
       - Что здесь происхо... - начал было я.
       Другой молодец обрезал:
       - А ты, кровосос, молчи!
       - Вот, - произнес с дивана Ицхак, - товарищи доставили нам
учителя Бэлшуну. По заданию партии.
       - Ну, - с удовольствием подтвердил молодец с ремнем на
брюхе. - Партия сказала: "Надо!" Лично товарищ Хафиза
распорядилась. А что, ошибка какая?
       - Нет, - сказал я, глядя на мешок. - Ошибки, товарищи, нет.
Все правильно.
       - А коли правильно, - сурово молвил мне молодец, - то
извольте расписочку... Не надейтесь, мы тут поголовно грамотные.
Читать-писать научены. Партия позаботилась, чтоб кровососы-
рабовладельцы не пользовались нашей, значит, рабской
угнетенностью...
       - В чем расписочку? - поинтересовался я.
       - А что доставлен, значит, означенный супостат в означенное
место. И подпись с печатью. Партии для отчетности. Чтоб не
говорили потом, что мы народ обманываем. Лживыми посулами,
значит, заманиваем. Если коммунист сказал, что сделает, значит -
сделает, и точка. И говорить не о чем.
       Мешок перестал трястись.
       - Так поглядеть сперва, наверное, надо, кого вы там
принесли? - спокойно сказал Ицхак.
       Я прямо-таки дивился его равнодушию. Эксперимент был под
угрозой срыва. После такого акта варварского насилия, какое было
учинено над учителем Бэлшуну, вряд ли он согласится
сотрудничать с нами.
       Однако Ицхак уже кивал своим носом, чтобы громилы
развязали мешок. Те нехотя распутали завязки. Из мешка выкатился
учитель Бэлшуну. Он был растрепан и помят. Яростно стуча
головой об пол и изрыгая проклятия, он засучил ногами и задергал
связанными за спиной руками.
       - Этот? - повторил громила.
       Ицхак повернулся ко мне. Вопросительно изогнул бровь.
       Я кивнул.
       - Этот...
       Громила постучал по столу корявым пальцем.
       - Расписочку... Входящий-исходящий...
       Ицхак написал: "По просьбе товарища Хафизы и товарища
Хашты кровосос Бэлшуну кровососам Ицхак-иддину и Аххе-Даяну
доставлен. Вавилон, 18 нисану 57 года от Завоевания." И
расписался. Прижал печать. Вручил бумажку громиле.
       Тот повертел ее перед глазами, потом удовлетворенно кивнул,
свернул и сунул в карман под ватник.
       - Другое дело. Хоть и кровосос, а с понятием. Будем вашего
брата резать, тебя обойдем...
       Он хохотнул, и они с другим товарищем покинули офис.
       Ицхак наклонился над учителем Бэлшуну и развязал ему
руки. Потом помог перебраться на диван и крикнул, задирая голову
вверх:
       - Луринду, ягодка! Кофе господину учителю!
       Луринду спустилась с дымящейся чашкой на белом
пластмассовом подносике.
       - Прошу вас, - сказала она тихо.
       Бэлшуну взял чашку трясущейся рукой, поднес к губам.
       - Что все это значит? - спросил он наконец. - Вы, надеюсь,
не в сговоре с этими головорезами?
       - А что произошло? - в свою очередь спросил Ицхак.
       - Они ворвались в мой дом на рассвете. - Учитель Бэлшуну
содрогнулся. - Перебили у меня посуду. Опрокинули аквариум...
Зачем-то... Сперли несколько книг - где на обложке голые
женщины... Это были книги по магическим практикам...
       Ицхак покусывал губу и мрачнел все больше и больше. Потом
облизал кончик носа.
       Учитель Бэлшуну смотрел на ицхаков нос, как завороженный.
Наверное, никогда не видел таких носов.
       - Рассказывайте, - подбодрил его Ицхак. И положил руку ему
на плечо.
       Учитель Бэлшуну отдал пустую чашку Луринду и попросил ее
сварить еще. Луринду ушла. Она была недовольна - ей хотелось
послушать.
       - Потом стали мне угрожать. Правда, я не понял, из-за чего.
Так, бессвязные выкрики приматов... Затем... - Он потер скулу.
       - Что, побили? - спросил я.
       - В общем... - Он перевел взгляд на меня. Узнал. - Вы были у
меня на двух, кажется, сеансах?
       - Да.
       Он помолчал немного.
       - Так это ваша месть? - спросил он наконец.
       - Месть?
       - Да. За эту потаскуху, за Циру. Я наказал ее, а она
сбежала, безответственно бросив ученичество...
       - Кстати, за что вы избили ее?
       - За вольномыслие, - отрезал Бэлшуну. - Ученик не имеет
права на вольномыслие. Он должен только впитывать знания.
Только!
       - К сожалению, - сказал Изя, - Цира действительно мыслящая
девушка. А мыслие, друг мой, бывает либо вольно-, либо недо-.
Третьего не дано.
       Учитель Бэлшуну сердито посмотрел на него и не ответил.
Луринду явилась со второй чашкой кофе. Цира бесшумно
отсиживалась наверху, в лаборатории. Наверняка злобилась. Еще
немного - и по лестнице потечет концентрированная уксусная
кислота.
       - Нет, - сказал я, отвечая на первый вопрос учителя Бэлшуну.
- Это не месть, поверьте. Конечно, не помешало бы проучить вас за
гнусное поведение с нашей девушкой. Но в этом сейчас нет
необходимости. Мы хотели просить вас об одолжении...
       На лице Бэлшуну появилось такое глупое и растерянное
выражение, что я едва не рассмеялся.
       - Что? - вымолвил он наконец. - Попросить? Да вы... наглец...
вы понимаете хоть, что после того, что вы... когда вы... натравить
этих приматов... и после этого...
       - Да, - сказал Ицхак твердо.
       Бэлшуну опять замолчал.
       Допил кофе. Уселся поудобнее. Пригладил волосы. Напустил
на себя строгость. А что еще ему оставалось?..
       - Я вас слушаю, - произнес он сухо.
       - Обстоятельства складываются таким образом, - начал Изя, -
что вынуждают нас забыть о личных обидах и амбициях. Не без
помощи Циры и ее связей в храме Эрешкигаль...
       Бэлшуну застонал.
       - Еще и это! Я должен был догадаться... Нет, увольте. Я не
стану сотрудничать с темными силами. Нет. Мое посвящение не
позволяет мне даже приближаться...
       Он дернулся, чтобы встать. При его упитанности выбраться из
засасывающей трясины нашего дивана оказалось не так-то просто.
       Ицхак вжал его обратно в диван.
       - Сидеть, - властно сказал мой шеф. - Мы еще не закончили.
       Учитель Бэлшуну затих. Выслушал все об Энкиду. Не поверил.
Выслушал еще раз. Опять не поверил.
       - Цира! - крикнул Ицхак.
       Наверху не пошевелились. Ицхак повернулся к Луринду.
       - Смоковка, позови Циру.
       Луринду безмолвно повиновалась.
       Цира спустилась по лестнице. Более кислого лица я у нее
никогда не видел. Глядя в сторону, молвила:
       - Ну.
       - Покажи учителю Бэлшуну магический прибор.
       - Сейчас.
       И неторопливо повернулась обратно к лестнице. Поднялась.
Цок-цок-цок. Мы ждали. Повозилась там, наверху. Снова
спустилась, на этот раз с ящичком в руках. Протянула ящичек
Ицхаку.
       Полстражи ушло на ознакомление учителя Бэлшуну с
магическим прибором. Изя не торопил его. Усердно пичкал кофе и
комплиментами. Уговаривал. Ворковал.
       Луринду под шумок незаметно убрала мешок и веревки, чтобы
не травмировать психику нашего будущего провожатого.
       Несмотря на уксусный вид, Цира торжествовала. Учитель
Бэлшуну - это просто учитель Бэлшуну. Ну, царь Хаммурапи в
одном из воплощений. Подумаешь! А она, Цира, - великий Энкиду!
Вот так-то. Другой раз будет думать, прежде чем руку на учеников
поднимать.
       Бэлшуну был растерян. Потом он попросил принести ему
гамбургер. Сказал, что хочет обдумать все случившееся.

       * * *

       К середине четвертой стражи в офис явился Мурзик с
кривоногой коммунисткой.
       - А, товарищ Хашта, - приветствовал я его. - И товарищ
Хафиза с вами, я не ошибся?
       - Вы не ошиблись, - сказала товарищ Хафиза. И уставилась
мне прямо в глаза открытым, ненавидящим взором.
       - Должен вам сказать, товарищ Хафиза, что ваши головорезы
проявили изрядное партийное усердие, - сказал я. - Восхищен.
       Мурзик заметно обеспокоился.