случайном
распределении, - не совсем  внятно  выговорил  Джелликоу,  оттопыривая
верхнюю губу.
   - Ага, - подтвердил Голдвассер, разглядывая свое отражение в зерка-
ле. В общем и целом сомневаться нечего, он умен, даже чересчур умен на
добрую половину, а то и на три четверти умнее, чем надо.
   - Вы прочли, сэр? - спросил Джелликоу.
   - Нет, сказал Голдвассер. Газету, не говоря о  научной  статье,  он
мог читать только одним способом - от конца к началу, от низа полосы к
ее верху, от заключительной фразы к заголовку, постепенно распаляясь и
превращая каждый параграф в очередную головоломную задачу на сообрази-
тельность. В дни особой депрессии он сознательно увеличивал дозу мазо-
хистского удовольствия, которое извлекал из своего чудачества, и  про-
читывал от конца к началу каждую фразу.
   - Блистательная работа, - сказал Джелликоу. - Во всяком случае, мне
так думается.
   Обратным ходом Голдвассер разглядывал и серийные карикатуры, с  уд-
ручающей безошибочностью заранее предугадывая, что  увидит  на	первой
картинке, и изнывая от скуки из-за того, что  невозможно  смотреть  от
конца к началу каждую отдельную картинку.
   - Я узнал из верного источника, что к нам собирается королева, ска-
зал Джелликоу.
   - Вот как? - ответил Голдвассер.
   Книги он тоже прочитывал от конца к началу. Когда он брал  книгу  в
руки, ему претила мысль об унылой авторской презумпции, будто он ниче-
го не знает о героях и в первых главах надо его с ними знакомить.
   - Нанести институту официальный визит и открыть новый  корпус.  Что
вы об этом думаете, сэр?
   - Гм, - промычал Голдвассер.
   Не исключено, что он стерпел бы церемонию знакомства с героями кни-
ги, выяснив наперед, чем они кончили: умерли, переженились или	смири-
лись с судьбой. Но кому интересно узнать, что некий совершенно	незна-
комый тебе человек умер, женился или смирился с чем бы то ни было?
   - Лично я думаю, - сказал Джелликоу, - что в известном  смысле  это
знаменует начало эры исследований в области автоматики. Мы завоевываем
социальный престиж.
   В общем-то Голдвассер решил,  что  предпочитает  телевидение:  там,
предопределяя должный порядок, всем заправляет	некая  FORCE  MAJEURE,
там нет скидок на экстравагантные вкусы людей вроде него, слишком  ум-
ных, чтобы знать, что идет им на пользу.
   Он задумчиво высушил руки под пневмосушилкой.
   В коридоре у туалета, с ракеткой для сквоша под мышкой,  согнувшись
в три погибели, прижал ухо к замочной скважине	заместитель  директора
Нунн. Он не мог допустить, чтобы начальники отделов приглашали	низших
служащих в свой туалет. Так расшатывается дисциплина и создается почва
для гораздо более серьезных  проступков.  Опять  Голдвассер,  конечно.
Нунн заглянул в блокнот "энтузиаст регби". Нынче утром Голдвассер  по-
сетил туалет в четвертый раз. Джелликоу сегодня зашел сюда впервые, но
зато сидит уже минут двадцать.
   Нунн был как нельзя более доволен результатами  бдения  у  замочной
скважины. Они подтвердили его теорию, что повседневная слежка зачастую
приносит неожиданные плоды. Не подслушивал бы  на  предмет  выяснения,
почему Голдвассер общается с низшими служащими, - не разузнал бы,  что
в институте ожидают королеву. Для институтского начальства это	весьма
ценная информация. Он сделал пометку в блокноте в графе "размер перча-
ток". "Королева", записал он и вернулся к листку  "последние  поезда",
где регистрировал деятельность Голдвассера.  "Голдвассер",  -  записал
он.
   Голдвассер вышел из туалета. Нунн поспешно распрямился.
   - Очень здорово, - сказал он хмыкнув и сжал руку  Голдвассера.  За-
тем, обутый в кеды для бадминтона, бесшумно двинулся прочь по  коридо-
ру.


			   Г л а в а   3

   "Хью Роу, - отпечатал Хью Роу, - блистательная новая фигура на  ли-
тературной арене. "Р" - первый его роман, и  критики,  рецензировавшие
это произведение перед выходом в  свет,  провозгласили	автора	"самым
пленительным из новых голосов, что стали слышны после войны" и	"осле-
пительным новым талантом,  который  сногсшибательно  сочетает  в  себе
трезвую весомость Роб Грийе с размахом комических традиций  П.Г.Вудха-
уза" (подробно об этом см. задний отворот суперобложки)".
   Роу остановился и покрутил пальцем в ухе. Писать роман - дело пора-
зительно трудное. До этого места Роу доходил  раз  десять,  не	меньше
(пол и письменный стол были завалены отвергнутыми вариантами), но  не-
изменно убеждался, что никак не может сдвинуться с мертвой  точки.  Он
попробовал сызнова.
   ""Р" - история пьяного попа, которого замучили  угрызения  совести,
ибо он совершал все грехи, от богохульства до убийства; его пугает то,
с какой легкостью он вновь и вновь возвращается (и сам	с  глубочайшей
внутренней убежденностью сознает это) к состоянию благодати".
   Роу поморщился, вынул лист из пишущей машинки. И начал сызнова.
   ""Р" - повествование о четырех лицах: беглом диктаторе, корректоре,
спившемся герое войны и профсоюзном деятеле с ярко выраженным  классо-
вым сознанием; все они очутились под палящим зноем на заброшенном  ос-
тровке близ пролива Торрес. С ними молодая и красивая  светская  дама,
которая собирается в монастырь..."
   Роу заложил в машинку новый лист.
   ""Р" - одиссея разочарованного писателя, который сквозь  цепь  фан-
тастических приключений (каждое из них - безжалостная сатира  на  раз-
личные стороны нашей действительности) стремится к "Р" туманной  цели;
порой это город, порой наркотик, порой женщина..."
   Роу вздохнул и стал глядеть во двор. Голдвассер уже не торчал у ок-
на. А ведь довольно долго было видно, как он ковыряет в ухе.  До  чего
неаппетитные привычки у иных субъектов. Роу опять вздохнул,  энергично
повертел пальцем в ухе и вложил в машинку чистый лист.
   ""Р" - повесть о юноше, который делает  карьеру  и  твердо  намерен
уничтожить все преграды, отделяющие его  от  блондинки	с  собственным
"ягуаром" модели Е..."
   Роу застонал. Боже правый, может, действительно, легче сперва напи-
сать книгу, а потом уж рекламу для суперобложки?  Интересно,  в  каком
порядке делают это другие писатели?
   А все же первый абзац удался на славу. "Самый пленительный из новых
голосов" - фраза довольно броская. Роу испытывал блаженство и в то  же
время странное смирение при мысли о том, как  аккуратно  разложены  по
полочкам его достоинства и таланты, с  какой  прямодушной  готовностью
хвалит он все, что заслуживает похвалы.
   Книга, несомненно, подвигается. Это главное. Он бережно спрятал все
черновики, чтобы грядущему критику легче было проследить эволюцию  ав-
торского замысла, и для разнообразия принялся за автоматизацию спорта.


			    Г л а в а	4

   В старом здании отдела этики по стенам плясали яркие, зыбкие блики;
легкие, почти неразличимые звуки, сказочно преобразившись,  отдавались
гулким эхом. Дверь за Голдвассером захлопнулась с таким грохотом, точ-
но выстрелили из гаубицы. Голдвассер нервно дернулся. Мак-Интош  обер-
нулся к нему и кивнул. Он занимал свою излюбленную позицию при	иссле-
дованиях этических проблем. Терпеливый и  бесстрастный,  он  стоял  на
портале подъемного крана, подобно капитану на мостике,	облокотясь  на
поручни, и ни единый мускул его большого багрового лица не шевелился.
   - Поднимайтесь сюда, - пригласил он Голдвассера, и его слова внуши-
тельно повисли в воздухе, как напечатанные.
   Голдвассер вскарабкался по металлической  лесенке.  Портал  высился
над испытательным резервуаром Мак-Интоша. МакИнтош очистил свой  отдел
от всего лишнего - мебели, стен, полов и все это заменил испытательным
резервуаром для этических автоматов. Целеустремленный был мужчина.
   - Мы как раз проводим последний серийный опыт, - сказал  Мак-Интош.
Голдвассер ничего не ответил. При виде испытательного  резервуара  ему
всегда становилось как-то не по себе. Резервуар напоминал ему бассейны
для плавания и заставлял стыдиться своих дряблых бицепсов.  Голдвассер
все время ждал, что банда  богатырски  сложенных  плебеев  без	всяких
признаков духовной жизни накинется на него и сбросит в воду. На  даль-
нем краю резервуара тихонько хихикнула	девушка;  эхо  заулюлюкало  по
всему зданию, словно некое божество гомерически расхохоталось над ним,
Голдвассером.
   Порой и самому Мак-Интошу испытательный резервуар напоминал бассейн
для плавания. Летом Мак-Интош изредка нырял туда с  портала,  прямо  в
одежде, и плавал допотопными саженками взад и вперед под  уважительные
шуточки подчиненных. Делал он это, чтобы доказать  собственную	непос-
редственность и легкомысленное пренебрежение условностями, и еще пото-
му, что в гардеробной у него висел запасной комплект одежды; да  кроме
того, вислое брюхо меньше угнетает, когда ты в костюме.
   - Майна, - распорядился Мак-Интош. Подъемный кран развернул над во-
дой плот и начал его опускать. На плоту, угрюмо пялясь друг на	друга,
сидели старший научный сотрудник Синсон в желтом спасательном поясе  и
этический автомат "Самаритянин-2".  Резервуар  окутала	величественная
гулкая тишина.
   Все усилия своего отдела Мак-Интош  сосредоточил  на  самаритянской
программе. Этическая проблема в ее чистом виде, как он себе  представ-
лял - это двое на плоту, выдерживающем только одного, и он все старал-
ся построить автомат, который разработал бы четкий  алгоритм  этичного
поведения для таких  обстоятельств.  Первая  модель,  "Самаритянин-1",
прыгала за борт с величайшей охотой, но прыгала ради  спасения	любого
предмета, оказавшегося рядом с ней на плоту, от чугунной  болванки  до
мешка мокрых водорослей. После	многонедельных	жарких	препирательств
Мак-Интош согласился, что недескриминированная реакция - явление неже-
лательное, забросил  "Самаритянина-1"  и  сконструировал  "Самаритяни-
на-2", который жертвовал собою ради организма  хотя  бы  уж  не  менее
сложного, чем он сам.
   Плот замер, медленно раскручиваясь в нескольких метрах над водой.
   - Пошел! - крикнул Мак-Интош.
   Плот ударился о воду с отрывистым всплеском,  похожим  на  выстрел.
Синсон и "Самаритянин" не дрогнули. Постепенно	плот  выровнялся,  его
начали захлестывать небольшие волны. Вдруг "Самаритянин" подался  впе-
ред и ухватил Синсона за голову. Четырьмя экономными движениями он из-
мерил габариты синсонова черепа, затем	помедлил,  вычисляя.  Наконец,
после заключительного щелчка, автомат боком скатился с	края  плота  и
без колебаний затонул на дне резервуара.
   - Спаси его, Господи! -  приказал  Мак-Интош  молодому  человеку  в
плавках, стоявшему наготове возле самой воды. Господи нырнул и обвязал
затонувшего "Самаритянина" канатом.
   - Отчего бы не привязывать к нему канат до того, как он кувыркнется
за борт? - спросил Голдвассер.
   - Он не должен знать, что его спасут.  Иначе  решимости  жертвовать
собой грош цена.
   - А как же он узнает?
   - Да ведь "Самаритяне-2" - хитрюги. Иногда мне чудится,  будто  они
понимают каждое наше слово.
   - Они слишком низкоорганизованны, Мак-Интош...
   - Нет-нет, они проникаются доверием к людям. Поэтому время от  вре-
мени я кого-нибудь не выуживаю, оставляю на дне. Надо же показать  ос-
тальным, что я не расположен шутки шутить. Двоих уже  списал  на  этой
неделе.
   "Самаритянина" отбуксировали к краю резервуара и перевернули  вверх
тормашками, чтобы вылить воду. Время от времени он испускал едва слыш-
ное тиканье и содрогался.
   - Слыхали новость о новом корпусе, а? - спросил Голдвассер.
   - А что такое?
   - Насчет королевы.
   - Нет.
   - Она приезжает на открытие.
   - Неужели?
   Он перегнулся через поручень и проорал:
   - Эй, Господи! Все в порядке? Тогда готовь его к следующему рейсу.
   - А теперь что будет? - спросил Голдвассер.
   - Начинаем новую серию опытов - поведение относительно менее  слож-
ных организмов.
   Подъемный кран опять водрузил "Самаритянина-2" на портал. На  инди-
каторах и градуированных дисках автомата появилось нечто новое,  пора-
зившее Голдвассера.
   - Вам не кажется, что у него ханжеский вид? - спросил он у  Мак-Ин-
тоша.
   - Да уж так всегда, стоит ему только окунуться. Мелкий конструктив-
ный недостаток. Устраним при доводке.
   - Но, Мак-Интош, если  самопожертвование  доставляет  ему  удоволь-
ствие, это ведь нельзя считать решением этической проблемы, правда?
   - Не понимаю, почему бы ему не получать удовольствия  от  праведных
поступков.
   - Какая же это жертва, если приносишь ее с удовольствием?
   - Да вы истый пуританин, Голдвассер! Что праведно, то  праведно,  а
если извлекаешь удовольствие из праведного поступка, то тем лучше.
   - Поступок, может, и праведный. Но, согласитесь, МакИнтош, этически
он не интересен!
   Доведенные до белого каления, они пронзали  друг  друга  взглядами.
Голдвассера бесила мысль, что этот упрямый жирный тугодум в чем-то не-
маловажном, может быть, умнее его самого. Но, наверное,  и  Мак-Интоша
бесила мысль о том, что в конечном итоге его  здравый,	неповоротливый
мозг не выдерживает конкуренции с блистательным  умственным  аппаратом
Голдвассера.
   - Как бы там ни было, - сказал он, - на открытие вашего нового кор-
пуса приедет королева.
   - Надо полагать, Нунн снова нажал кнопки?
   - Надо полагать, так.
   - Еще раз запрягли элиту.
   - Надо полагать, это значит, что вам волей-неволей придется	поста-
вить там хоть какие-то опыты.
   - Ничего подобного.
   - Все равно намерены бойкотировать?
   - Безусловно. Я же вам говорил. И Нунну говорил. Не желаю  иметь  с
новым корпусом ничего общего. Нечего мне там делать. Я достаточно заг-
ружен самаритянской программой.. Твердишь,твердишь одно и тоже с  утра
до вечера.
   - Будут неприятности.
   - Ну и пусть.
   На помост подняли увесистый мешок с песком и уложили на плоту бок о
бок с "Самаритянином".
   - Майна! - рявкнул Мак-Интош.
   Плот взметнулся над водой и стал без рывков опускаться.. Снова нас-
тупила гулкая тишина.
   - А здесь ведь логическая неувязка, - ни с того ни  с  сего	заявил
Голдвассер, и голос его загудел под самой крышей.
   - Вира! - Рявкнул Мак-Интош.
   Всплеск воды слился с отголосками слов "неувязка" и "вира", их пош-
ло бросать от стены к стене, от резервуара к потолку. Пока  плот  вос-
станавливал равновесие, "самаритянин" и  мешок	бесстрастно  созерцали
друг друга. Когда плот стало захлестывать, "самаритянин" ухватил мешок
и попытался измерить объем его черепа. Он сделал было свои четыре эко-
номных движения, но, сбитый с толку не похожей на череп формой	мешка,
помедлил, принял какое-то решение, задумчиво пожужжал и замер в непод-
вижности.
   - Умница, - тихонько выдохнул Мак-Интош.
   Плот погрузился лишь частично. Но постепенно вода покрывала	"Сама-
ритянина" и мешок, а те стоически смирялись с  судьбой.  Первым  исчез
под водой мешок. За ним, напоследок окинув  мир  безропотным  взглядом
мученика, исчез и "Самаритянин". Набухший, съежившийся, темный,  иска-
женный в воде предмет неотвратимо опускался на дно.
   - Ну вот, надеюсь, теперь у вас нет возражений против  "Самаритяни-
на-2", сказал Мак-Интош. - Видите, он даже не пытается жертвовать  со-
бой ради мешка.
   - Вижу, - ответил Голдвассер, - но,	Мак-Интош,  вы	ведь  добились
только того, что ко дну пошли оба.
   - Эх, Голдвассер, - сказал Мак-Интош, - какой же вы закоренелый ци-
ник.

			   Г л а в а   5

   Нунн положил на письменный стол ракетку для сквоша, которую не  вы-
пускал из рук. Заодно, раз уж он оказался у письменного стола,	стоило
уточнить по календарю дату Хенлея. Затем выбрал  клюшку  в  сумке  для
гольфа (она лежала в углу кабинета) и начал практиковаться в подаче  с
метки - колышка, поставленного среди ковра.
   Он был человек благоразумный. Знал, что ответственный  руководитель
должен лелеять свои способности руководителя. И потому всю текучку пе-
рекладывал на плечи секретарши, мисс Фрам, а сам целиком посвящал  ра-
бочий день тому, чтобы сохранять  форму.  Он  придерживался  тщательно
составленного расписания игр, готовился к играм, смывал с  себя  уста-
лость после игр, следил, как играют другие, разговаривал  об  играх  и
продумывал разговоры об играх. Пока мисс Фрам вкалывала в  приемной  -
проверяла выплату денег служащим, нанимала новых лаборантов,  препира-
лась с представителями профсоюза, боровшимися за равноправие в	столо-
вой, - Нунн у себя в  кабинете	смазывал  крикетную  биту,  отвлекаясь
лишь, чтобы послать мисс Фрам за билетами на полицейский чемпионат  по
боксу или в магазин спорттоваров за очередной дюжиной воланов. Так  он
сохранял бодрость духа до той поры, когда придется вершить дела,  дос-
тойные его ответственного руководства.
   Кроме того, игры - дело важное еще и по другой  причине.  Они  дают
тему для разговоров с подчиненными. Нунн, как  он  часто  подчеркивал,
сам-то не был кибернетиком. Большую часть жизни он подвизался  на  ин-
теллектуальной	службе	офицера  армейской  контрразведки,  оттаптывал
пальцы ног безвестным смутьянам в безвестных колониях занятие, привив-
шее ему здравые практические навыки командования людьми  и  подхода  к
ним. В качестве руководителя он обнаружил, что игры - тема, на которую
можно поговорить со всяким. Об играх он разговаривал со своими	подчи-
ненными-рядовыми. Об играх он разговаривал со смутьянами при  допросе,
чтобы разрядить обстановку, прежде чем оттаптывать им пальцы  ног.  Об
играх он разговаривал со всеми начальниками отделов в институте.  Сол-
даты, черномазые, долгогривые интеллигенты - вы из одного теста сдела-
ны. Заговори с ними об играх сразу беспомощно умолкают.
   Об играх он разговаривал и с директором - привычка, ставшая главным
стержнем в жизни Нунна. Нунн положил на место клюшку для гольфа  и  на
цыпочках прокрался по ковру к двери, сообщающейся с директорским каби-
нетом. Он наклонился, заглянул в замочную скважину. Директор  восседал
за столом - крупный неуклюжий мужчина за письменным столом с зеркально
отполированной и совершенно голой крышкой. Нунн всматривался в	дирек-
тора с благоговейным ужасом. Массивное тело абсолютно неподвижно. Лок-
ти покоятся на столе, ладони сцеплены, большие пальцы плотно прижаты к
губам, словно директор вот-вот издаст разбойничий  посвист.  Маленькие
блекло-голубые глазки на широком лице устремлены в одну точку стола  -
туда, где обычно стоит держатель для авторучки. Невозможно догадаться,
какие чудеса автоматизационной, философской, кибернетической, семанти-
ческой, организационной и поистине космологической мысли свершаются  в
этой массивной голове. Человек явно героических  качеств,  хотя  каких
именно - неизвестно, ибо по отдельности они терялись в бескрайней воз-
вышенности целого. Собственно, одним из немногих его доподлинно  инди-
видуальных качеств (а вспомнить, что таковые у	него  имеются,	стоило
превеликого труда) была фамилия, а именно Чиддингфолд.
   Нунн питал глубочайшее уважение к Чиддингфолду. В разговорах с  на-
чальниками отделов называл его	"герр  директор"  или  "большой  белый
вождь" - так крайне религиозные люди  покровительственно  упоминают  о
боге и его окружении, желая показать, что они с этой компанией на  са-
мой короткой ноге и им нет нужды заботиться о показной почтительности.
По той же причине Нунн держался с Чиддингфолдом более или менее как  с
ровней. Его жизнерадостную болтовню о свернутых шеях, разбитых	колен-
ках и выколотых глазах Чиддингфолд неизменно выслушивал с вежливой на-
тянутой улыбкой. Точно так же выслушивал он и веселые служебные сплет-
ни, которыми Нунн тоже развлекал директора: предположения, что Ребус -
на самом деле мужчина, Голдвассер - женщина, а Хоу - существо среднего
пола. Но директор только улыбался натянутой улыбкой, и его  бледно-го-
лубые глаза кротко таращились на солнечное сплетение Нунна.
   Нунн не впадал в еретическое заблуждение и не ждал, что Чиддингфолд
как-нибудь проявит свое могущество. Человеком, который на деле заправ-
ляет институтом, на деле выносит решения, он считал себя. Но в глубине
души он осознавал: власть его