кесаревом  сечении  и  иногда
делали его, но мать при этом неизбежно умирала, а  дитя  выживало  лишь  в
самых редких случаях.
     Грибердсон взял это на заметку, но его вопросы о том, когда впервые в
истории применяли кесарево сечение дикари  оставили  без  ответа  -  более
далекое прошлое было для них закрыто.
     - Получается, что вы оказали физическое  воздействие  на  будущее,  -
сказала Речел. - Может быть, из-за вас многие люди двадцать  первого  века
отныне не существуют. Не исключено, что вас тоже нет.
     - Я ровным счетом ничего не изменил. Все, что я сделал в прошлом, уже
было сделано.
     - Не будем изрекать  парадоксы.  У  меня  ухудшается  самочувствие  и
возникает  дурнота  в  желудке  каждый  раз,  когда  я  пытаюсь  разгадать
метафизику и супермеханику времени.
     - Время - это то, что человеку никогда не  будет  дано  осмыслить,  -
сказал Грибердсон. - Отчасти потому, что время существует вне человека, но
его в то же время обступают элементы времени, которые он не  может  видеть
ни в телескоп, ни в микроскоп, не может  обнаружить  с  помощью  приборов,
чувствительных к излучению.
     Грибердсон и Речел спускались в ущелье по  склону  холма.  Грибердсон
нес на плече три бухты веревки. Они шли к ловушке,  поставленной  два  дня
назад. Снег покрыл землю почти на два  фута,  не  обойдя  своим  вниманием
высокие зеленые сосны и ели.
     Неожиданно они вышли на открытое пространство.
     Когда-то с вершины скатилось несколько огромных валунов,  повалив  на
этом участке лес. В небе парил орел,  его  тень  с  распахнутыми  крыльями
скользила по земле.
     Грибердсон оказался с Речел наедине не по своей воле,  она  попросила
разрешения сопровождать его, и он не мог найти  убедительной  причины  для
отказа. Все же эти несколько месяцев она обращалась к нему официально, как
к коллеге ученому. Но холод  в  отношениях  между  супругами  стал  ощутим
настолько, что Речел теперь была гораздо ближе  к  Грибердсону,  нежели  к
собственному мужу.
     - От времени, насколько это возможно, нужно получать удовольствие,  -
говорил Грибердсон. - Ничего иного  не  остается.  Надо  жить,  как  живут
звери, день за днем, а когда ваше время выключается, это означает,  что  с
вашей смертью уходит частица общего времени, и ничего с этим не поделаешь,
так что незачем понапрасну терзать себя.
     - Но вы - исключение, - сказала Речел,  прервав  себя  на  полуслове.
Глаза ее широко раскрылись и губы дрогнули. Она прижала  к  горлу  ладони,
стараясь помешать словам вырваться.
     - Я? Почему? - спросил он.
     - Я имела в виду, - сказала она, - что вы или кто-то другой могли  бы
быть исключением. Если бы кому-нибудь удалось продлить свой жизненный цикл
на очень долгое время, а потом...
     - И что потом? - спросил Грибердсон.
     Он остановился и посмотрел на нее  сверху  вниз  большими  и  чистыми
серыми глазами.
     Речел дрожала, но не от холода, солнце  отдавало  миру  в  этот  день
достаточно тепла, к тому же она была хорошо одета.
     - Я только рассуждаю, - сказала она. - Может  быть,  за  всю  историю
человечества кто-то создал эликсир, позволяющий  сохранять  молодость.  По
вашему, это возможно?
     - Возможно, - ответил он и улыбнулся. Речел опять вздрогнула.
     - В молодости  мне  приходилось  слышать  легенды  дикарей  Африки  о
чародее, нашедшем эликсир юности. Предполагалось, что он  давал  иммунитет
ко всем болезням. Но человечество давно мечтает о таком эликсире, так  что
скорее всего легенда  о  его  существовании  -  не  более  чем  плод  этих
мечтаний.
     - Хорошо, - сказала Речел.  -  Но  предположим,  что  такая  личность
все-таки существует. Не считаете ли вы, что этот человек очень одинок?  Он
видит, как те, кого он любит, старятся, теряют красоту и умирают. Он будет
много раз влюбляться и растить детей, зная, что переживет каждого из них.
     Речел замолчала, проведя языком по пересохшим губам, и подвинулась  к
Грибердсону. Она была очень серьезна сейчас и, задавая  вопрос,  старалась
смотреть прямо в глаза.
     - Это в том случае, - сказала  она,  -  если  ему  неизвестен  секрет
эликсира. Иначе он мог бы сохранить молодость своей жене и детям. Конечно,
ему пришлось бы открыть им  тайну,  и  это  было  бы  очень  опасно.  Ведь
согласитесь, что очень немногие способны хранить подобные секреты.
     - И вы тоже к ним относитесь? - спросил он улыбаясь.
     - Да, - ответила она.
     - Желаю вам найти обладателя эликсира, - сказал Грибердсон,  -  если,
конечно, он существует. А если это и так, то вряд ли обитает именно в этой
эпохе. Хотя, кто знает, может быть, существуют растения, которые в будущем
станут редкостью, способные стать основой для эликсира.  Быть  может,  его
следует принять лишь однажды, и действие его будет вечно.
     - Мне, наверное, не следует этого говорить, - сказала она, - но когда
вы ушли к вотаграбам, мы - Роберт, Драммонд и я - долго спорили о вас.  Мы
пришли к выводу, что обстоятельства вашего назначения в экспедицию  весьма
необычны. Кроме того, с  прошлым  вашим  тоже  не  все  ясно.  Однажды  вы
обронили странную фразу, которая может свидетельствовать лишь о  том,  что
вы прожили долгую, очень долгую жизнь, намного больше...
     Грибердсон не переставал улыбаться.
     Он сказал:
     -  Боюсь,  что  перемещение   во   времени   подействовало   на   вас
неблагоприятно. Назовем это темпоральным шоком или темпоральным синдромом.
Не следует катапультировать человеческое существо во время, столь  далекое
от его эпохи. Человек оказывается в обстановке, органически чуждой ему,  и
как следствие - возникают неврозы, а может быть, даже психозы.
     - В таком случае на  вас  шок  должен  был  подействовать  в  той  же
степени, что и на нас...
     Она замерла. Грибердсон смотрел поверх ее плеча  куда-то  на  холм  и
явно был встревожен.
     - Что случилось? - спросила она.
     Обернувшись, Речел посмотрела на  верхушку  холма,  но  увидела  лишь
снег, блестевший на солнце, сосны и ели, орла в  небе  и  несколько  серых
теней справа от вершины, но внимание Грибердсона привлекло нечто другое.
     - Кажется, там что-то шевелится, - сказал он. - Среди деревьев.
     Ни о чем не думая, она  сделала  шаг  вперед  и  обвила  его  руками.
Желание, долго скрываемое в глубине души, теперь вырвалось, и он понял это
так же, как и она сама, но было уже поздно.
     Речел не отпрянула, а поднялась на носках и поцеловала  его.  В  этот
момент пуля просвистела в дюйме от ее головы, положив конец беседе.  Затем
донесся звук выстрела.
     Грибердсон повалил ее в снег и  упал  рядом.  Речел  подняла  голову.
Теперь она стала похожа на снеговика, снежная пудра залепила лицо сплошной
маской, на которой были лишь большие голубые глаза.
     - Это Драммонд, - сказала она. - Но как он  решился?  Это  совсем  на
него не похоже. Он же не убийца.
     Но Грибердсон знал, что кто-кто, а ее  муж  способен  на  многое,  но
только произнес:
     - Не будем пока никого обвинять. Сначала нужно убедиться.
     Вторая пуля легла совсем рядом, взметнув снежное  облако.  Грибердсон
откатился в сторону.
     - Отличная стрельба. Или ему просто везет. Спрячься за валун.
     Речел  бросилась  к  указанному  валуну,  и  пуля  взметнула  снег  в
нескольких дюймах от ее ноги.
     Стараясь не угодить под пулю, Грибердсон крикнул:
     - Судя по разнице времени между звуком выстрела и падением  пули,  он
от нас в четырехстах ярдах.
     - Но зачем Драммонду это понадобилось? - застонала Речел. - Мы же  не
виноваты.
     - Зачем? - спросил Грибердсон. Больше он ничем не  сказал,  но  Речел
поняла.
     Гораздо чаще люди совершают нелогичные поступки, чем логичные.
     Грибердсон дождался, когда в валун ударила следующая  пуля,  осмотрел
пистолет, чтобы убедиться, что ствол не забит  снегом,  и  приказал  Речел
оставаться на месте.
     Он прыгнул в снег, моментально перекатился  и  оказался  за  деревом.
Речел услышала два выстрела. Справиться с искушением и не выглянуть - было
выше ее сил.
     Но людей она  не  увидела.  Вершина  холма  казалась  пустой.  Где-то
неподалеку у его подножия прятался за деревьями Грибердсон.
     Неожиданно она услышала голос Джона.
     Она вновь осторожно выглянула  и  заметила  возле  вершины  крошечную
человеческую фигурку.
     Грибердсон махал рукой, приглашая ее подняться.  Затем  он  поднес  к
губам мегафон, и голос его, словно голос бога, загремел у нее в ушах.
     На подъем ушло полчаса. Пологий склон горы весь был занесен  глубоким
снегом. Наконец, задыхаясь, как астматик, она остановилась.
     Смотреть в ту сторону, куда указывал Грибердсон, она  не  хотела,  но
понимала, что рано или поздно придется. И ничуть не меньше ей не  хотелось
показывать Джону свою слабость. Она очень дорожила его уважением, которого
никогда не чувствовала.
     У  снежной  полосы,  закрыв  ладонями  лицо  и  раскачиваясь,   сидел
Драммонд. Откинутый капюшон позволял видеть кровавую  ссадину  у  него  на
затылке. Ружья рядом с ним не было.
     Грибердсон показывал на следы, которые вели вниз, на  другую  сторону
гряды.
     - Драммонд следил за нами, - сказал Грибердсон, - но  он  утверждает,
что стрелять не собирался, и я ему верю. Пока он шпионил, кто-то подкрался
сзади, ударил его по голове, обстрелял нас из его ружья и убежал, когда  я
стал приближаться.
     - Это ведь не Роберт, - сказала Речел.
     - Я тоже так думаю, - сказал англичанин. - Но если это  абориген,  то
значит, кто-то из нашего племени. Только они знают, как стрелять из ружья.
Из них стрелял один Дубхаб, но едва ли он мог быть так меток.
     - Возможно... - заговорила Речел и замолчала на полуслове.
     - Может быть, стрелял Драммонд, а тот, второй, затем  оглушил  его  и
отобрал ружье, - закончил за нее Грибердсон.
     - Это ложь, - сказал Драммонд.
     - Скорее - логическое  построение,  -  ответил  англичанин.  -  И  не
вздумайте еще раз обвинить меня во лжи. Вы сейчас в таком  положении,  что
оправдаться будет трудно.
     - Вы хорошо себя чувствуете, Драммонд? - спросила Речел.
     В голосе ее звучало участие, но она не сделала ни шагу в его сторону.
     - Такое чувство, будто голову разнесли на куски.
     С помощью фотокамеры Грибердсон обследовал его  череп.  Спустя  шесть
секунд он извлек пленку из  кассеты,  проглядел  ее  через  увеличительное
стекло и сказал:
     - Трещин нет, но вы получили легкое сотрясение мозга.
     - Легкое? - возмутился Драммонд.
     - Скажите спасибо, что остались в живых. Вы дважды избежали смерти.
     - Вы что, издеваетесь надо мной?
     - Не будьте ослом, - сказал англичанин. Он помог Драммонду подняться.
     - Я знаю,  что  вы  видели,  как  мы  целовались.  Это  было  вызвано
стечением обстоятельств. Но я обещаю, что это не повториться, если  вы  не
будете продолжать строить из себя олуха.
     - Что? - спросил Драммонд.
     - Это древнее выражение, - сказал Грибердсон. - Еще одна  пуговица  в
копилку ваших абсурдных подозрений. Вы забыли, что я не только врач, физик
и антрополог, но еще и лингвист.
     Они  стали  спускаться,  Грибердсон  шел  впереди,  за   ним   Речел,
поддерживая Драммонда. Глубокие следы нападавшего вели к лагерю. Один  раз
Грибердсон остановился и приказал спутникам укрыться за сугробами. Тревога
оказалась ложной, и он махнул рукой, показывая, что можно идти  дальше.  В
четверти мили от лагеря следы исчезли. Здесь  повсюду  выглядывали  из-под
снега валуны, и человек стал прыгать с одного камня  на  другой.  Каменная
осыпь простиралась далеко, к тому  же  вокруг  было  много  следов  других
дикарей, и ему удалось скрыться.
     Разумеется, ему пришлось прятать ружье  и  подсумок  с  боеприпасами.
Разобрав ружье на части, его  легко  можно  было  пронести  в  лагерь  под
просторной меховой одеждой. Но если вор рассчитывал спрятать его  в  своем
жилище, то он очень рисковал. В лагере, а тем более в шатре, слишком  мало
укромных мест.
     Если спрятать оружие под шкурами, оно будет обнаружено  тут  же,  как
только кто-то из семейства сядет на них. Скорее  всего,  ружье  находилось
где-то здесь, в россыпи каменных обломков.
     Грибердсон отвел Драммонда в его пластиковую хижину и вновь  осмотрел
местность. Затем он прямиком отправился  в  шатер  Дубхаба.  Ламинак,  как
всегда, встретила его с нескрываемой радостью. Грибердсон не  подал  виду,
что ищет ее отца. Несколько минут он поболтал с  девочкой,  затем  сказал,
что не хочет отрывать ее от работы - Ламинак шила парку, и спросил, где ее
отец.
     Ламинак ответила, что отец, разумеется,  пошел  на  охоту.  Глядя  на
зайцев, все еще висевших у него на плече, она добавила, что надеется,  что
отец принесет домой столько же мяса.
     Грибердсон видел, что девочка не лжет.
     Он верил, даже в мыслях она не стала бы поступать так, чтобы  вызвать
его неудовольствие. Она любила его  больше  отца.  Грибердсон  подарил  ей
зайца и вышел, хотя она попыталась удержать его, засыпав лавиной вопросов.
Он обещал поговорить с ней позже, отстранил  ее  и  пошел  к  выходу.  Тут
Грибердсон заметил Дубхаба, несущего к хижине дрова. Дубхаб  также  увидел
его, но ничем  себя  не  выдал.  Подойдя  ближе,  он  улыбнулся  и  громко
поприветствовал англичанина.
     Грибердсон понял, что если Дубхаб и украл ружье,  то  уже  успел  его
спрятать. О своих  подозрениях  он  решил  ничего  не  говорить  охотнику.
Туземцу он задал лишь несколько вопросов  об  охоте  и,  узнав,  что  тому
сегодня очень не повезло, сказал, что оставил Ламинак  зайца,  после  чего
простился с Дубхабом и ушел.
     В тот вечер, когда  закончился  ужин,  Грибердсон  объявил  у  костра
старейшин, что завтра племя вновь отправится в путь. Путь  этот  продлится
много дней и будет трудным. Но пройти на юг нужно как можно дальше.
     Остановятся они не раньше, чем придут в теплые земли. Весь  следующий
день англичанин старался держаться поближе к  Дубхабу,  но  тот  занимался
обычными делами и был спокоен, как всегда.



                                    5

     Через несколько часов  после  восхода  солнца  Драммонд  выбрался  из
белого конуса.
     Он выглядел так, будто очень постарел за  эту  ночь  или  словно  был
измучен сильной болью. Однако помнил лишь о том, что у него немного  болит
голова. Но мысли о непричастности к  нападению  на  Грибердсона  и  Речел,
которые, по всей видимости, и  совершили  метаморфозы  с  его  внешностью,
никак  не  хотели  остаться  внутри  своего  хозяина.   Драммонду   просто
необходимо было выговориться.
     - Забот у меня с Речел хватает, этого отрицать нельзя, - начал он,  -
слишком уж она увлеклась вами. Не знаю, что тому виной - любовь к вам  или
неприязнь ко мне. Даже я понимаю, что она имеет в виду,  когда  говорит  о
вашем животном магнетизме. Да, в этом мире вы стали  очень  притягательны.
Черт возьми, почему вам было не  родиться  сейчас?  Не  буду  отрицать,  я
ревновал. Но, будь я проклят, я не  убийца!  Я  ученый!  Я  всегда  владею
собой. Это не в моей натуре - убивать, но даже если  бы  у  меня  возникло
вдруг такое желание, то я нашел бы в себе силы сдержаться.
     Грибердсон дал ему выговориться, а потом сказал:
     - Все эти разговоры ни к чему. Когда  я  поймаю  человека,  укравшего
ружье, я сумею вытянуть из него правду, а пока лучше оставим эту тему.
     - Но я не хочу, чтобы вы меня подозревали, - сказал  Драммонд.  -  Вы
мне не верите.
     - В душе я  не  верю  никому,  -  сказал  Грибердсон.  -  Сейчас  все
автоматически оказались под подозрением.
     Он ушел. Сборы через час были закончены, и люди  стали  спускаться  с
гор на просторные  равнины  Испании.  Это  не  были  знакомые  Грибердсону
полупустыни. Равнины в ту пору прекрасно снабжались водой и  были  покрыты
густой травой и деревьями. Вокруг вновь было огромное количество животных,
кругом бродили крупные стада лошадей и бизонов, часто  можно  было  видеть
зубров, мамонтов и носорогов.
     Львы равнины  уступали  в  размерах  пещерным,  они  были  похожи  на
африканских львов, уцелевших в заповедниках двадцать первого столетия.
     - Даже теперь я не могу привыкнуть к мысли, что львов можно встретить
в снегах, - Грибердсон сказал, что в его сознании  гигантские  кошки  были
прочно связаны с тропиками. А между тем, сибирский тигр и снежный  леопард
двадцать первого века - к двадцать  третьему  оба  исчезли  -  в  холодных
климатических зонах чувствовали себя неплохо.
     Грибердсон решил сделать привал на несколько недель. Место для лагеря
было выбрано примерно там, где  через  одиннадцать  тысяч  лет  предстояло
вырасти Мадриду. Англичанин  не  обратил  внимания  на  протесты  дикарей,
заявлявших, что он  противоречит  самому  себе,  так  как  обещал  сделать
остановку только в теплых краях.
     Но объяснить племени, что остановка сделана с целью изучить охотничьи
повадки львов в снегах и льдах, все же пришлось.
     Кроме того, в шести милях  от  лагеря  расположилось  племя,  которое
могло дать фон Биллману возможность изучить новый язык.
     В те дни Лрагбад, подросток, прошел обряд посвящения кровью. Он вышел
против  самца  льва,  пожиравшего   свежезадранную   лошадь,   вооруженный
атлатлом, двумя копьями, каменным топором  и  ножом.  Лев  вел  себя  так,
словно  не  мог   прийти   в   себя,   потрясенный   глупостью   человека.
Действительно, кто еще мог быть столь неразумным, чтобы отважиться напасть
на льва во время обеда.
     Но Лрагбад отважился. Он выглядел достаточно смелым юношей, хотя и не
говорил никому, какие чувства испытывал в действительности. В конце концов
лев решил отделаться от приплясывавшего и потрясавшего оружием идиота.  Он
атаковал, а юноша, не желающий быть очередной добычей  хищника,  всадил  с
помощью атлатла копье в плечо  гигантской  кошки.  Лев  запрыгал  на  трех
лапах, и Лрагбад метнул второе копье, которое глубоко  вонзилось  в  грудь
зверя. Все же лев сумел добраться до него и вышибить каменный топор ударом
могучей лапы. Лрагбад ухватился за древко, торчащее из груди животного,  и
уперся из всех сил. Лев тащил его некоторое время, затем рухнул. Из  пасти
зверя хлынула кровь, и глаза его потускнели. Лрагбаду достались в  награду
его голова и накидка из шкуры.
     Все были счастливы, и воины в  тот  вечер  угощались  львиным  мясом.
Грибердсон съел свою порцию сырой. С того дня он редко ел мясо,  прошедшее
кулинарную обработку. Фон Биллман не упускал случая, чтобы  подшутить  над
этой  новой  странностью  шефа,  но  Грибердсон  отвечал,  что  и   раньше
предпочитал сырое мясо.
     - Но ведь это небезопасно, - заметил лингвист, - сырое мясо  зачастую
содержит паразитов.
     Грибердсон лишь улыбнулся, но жевать не прекратил.
     - Поймите, ведь дело не в том, что в Риме  надо  быть  римлянином,  -
сказала Речел. - Даже эти дикари тщательно готовят мясо, и  их  беспокоит,
что вы едите его кровавым.
     Грибердсон слизывал кровь с уголков рта.
     Пламя осветило его красивое, резко очерченное  лицо  и  отразилось  в
глубине серых глаз.
     Речел повернулась и отошла к пировавшим женщинам. По пути она подошла
к столику вождя, задала вопрос и оказалась втянутой в беседу.
     Драммонд со странным выражением глядел на  Грибердсона.  Увидев,  что
англичанин заметил его взгляд, он опустил глаза. Через три дня они снялись
с места и ушли. Попытки войти в контакт с  соседним  племенем  закончились
неудачей. Племя тут же откочевало к северу.
     На четвертую ночь после того, как они покинули будущий Мадрид, кто-то
просунул ствол ружья в шатер Грибердсона и фон Биллмана и  начал  стрелять
не целясь. После пятого выстрела ствол исчез и стрелявший убежал.
     Если бы этот человек провел стволом  по  окружности,  находившиеся  в
шатре не уцелели бы. Тяжесть и скорость полета этих пуль столь велики, что
любое попадание было бы смертельным.
     Но нападавш