ыл  буквально  расплющен  о   землю   хоботом
разъяренного и отчаявшегося животного.
     Мужчина зверски избил свою жену, застав ее с другим. Она  выжила,  но
лишилась глаза и многих зубов.
     Подобные случаи и раньше были нередки, но этим  летом  их  количество
привело туземцев  в  ужас.  В  бедах,  обрушившихся  на  них,  они  винили
отсутствующего Грибердсона. По  прошествии  тридцати  дней,  Речел  и  фон
Биллман стали беспокоиться, они часто всматривались вдаль, надеясь увидеть
на горизонте высокую фигуру своего начальника. Прошло еще две недели.  Они
понимали, что  Грибердсону  трудно  выдержать  самим  же  им  составленный
график, в  пути  могли  встретиться  любые  интересные  явления.  Но  Джон
Грибердсон был человеком слова, и  если  он  сказал,  что  вернется  через
месяц, то должен был ориентироваться на этот срок.
     В последний день седьмой недели Речел и Драммонд  находились  в  пяти
милях от лагеря и изучали змей.
     Речел снимала с большого расстояния. Сделав  удачный  снимок  гадюки,
пожиравшей  молодого  лемминга,   она   подошла   ближе,   чтобы   поймать
новоиспеченную фотомодель, но та не желая  более  близкого  знакомства  со
своим фотографом уже скрылась в норе. Речел, не пожелав с  этим  мириться,
позвала на помощь Драммонда и вместе с ним начала откапывать беглянку.
     Через пятнадцать минут они добрались до уже спавшей змеи. В  середине
ее туловища было довольно заметное  утолщение.  Бедный  лемминг,  подумала
Речел, поднимая сонную змею  и  бросая  ее  в  мешок,  который  тут  же  и
выронила. Позади нее орал Драммонд. Резко повернувшись, она  увидела,  что
тот стоит, застыв от ужаса, и показывает на большую гадюку, изогнувшуюся в
футе от его ног.
     - Стой! - сказала она, стараясь говорить как можно  спокойней.  -  Не
двигайся! Я...
     Она выхватила из кобуры пистолет и в этот момент  змея  бросилась  на
Драммонда.  Тот  с  воплем  отскочил,  заставив   Речел   вздрогнуть.   Ей
показалось, что гадюка укусила беднягу.
     Первые две пули цели не достигли, третья  перебила  змее  позвоночник
чуть ниже головы.
     Драммонд стоял, серый от ужаса. Его трясло.
     - Укусила? - Речел задала вопрос, раскрывая сумку на поясе и доставая
противоядие, помогающее при укусе гадюки. Действовать надо было быстро.
     - Не думаю, - выговорил он наконец и посмотрел на  ногу.  -  Кажется,
змея лишь ударила меня кончиком носа. Мне удалось отскочить  в  момент  ее
броска.
     Неожиданно Драммонд сел и закрыл лицо руками.
     Речел опустилась на колени рядом с ним и внимательно осмотрела  ногу.
Следов укуса было не видно.
     - С тобой все в порядке? - спросила она.
     - Где я?
     Драммонд смотрел на нее сквозь прижатые к лицу пальцы. И вдруг  Речел
поняла, что произошло.
     - Я помню, что стрелял в тебя, - сказал он. - О, Боже, что случилось?
Где мы?
     К тому времени, когда они вернулись в лагерь, Драммонд уже знал  все.
Но он ничего не помнил с того момента, когда стрелял в жену.
     - Нападение старой змеи вернуло мне рассудок и память. Хоти, лучше бы
этого не было. Впрочем, оставаться ребенком тоже занятие не  из  приятных.
Интересно, почему я вернулся именно в этот возраст? Но с этим я постараюсь
разобраться позже, дома. Если мы когда-нибудь... - Он всхлипнул и  жалобно
добавил: - О, Боже, что я наделал! Что со мной случилось? С нами?
     Некоторое время Речел молчала:
     - Это произошло с нами потому, что мы оказались вне  своего  времени.
Иначе не объяснишь.
     -  Я  не  верю,  что  психические  изменения   могут   быть   вызваны
темпоральным шоком, - сказал Драммонд. - Боюсь, что  все  не  так  просто.
Возможно, это вызвано нарушением электрохимического равновесия. Послушаем,
что скажут медики, когда мы вернемся.
     - Джон ушел, - сказала Речел, вновь ненадолго замолчав.
     - Может быть, он  ушел  навсегда.  Я  никак  не  могу  избавиться  от
чувства, что с ним что-то случилось. Но если он вернется, что  тогда?  Все
сначала? И мне вновь придется ждать твоего выстрела?
     - Между нами, как я понимаю, все кончено, независимо от того,  как  я
буду себя вести с этой минуты? - спросил он.
     - Да. Я не стану лгать, несмотря на то, что боюсь за тебя, -  сказала
она. - Сразу же после окончания карантина я подам на развод.
     - А потом выйдешь замуж за Грибердсона?
     Она засмеялась:
     - О, да! Почему бы этого не сделать прямо сейчас! Ты - болван. Он  не
любит меня. Он сказал - нет!
     - А это точно  не  розыгрыш?  Ты  не  пытаешься  обмануть  меня  ради
всеобщего спокойствия?
     - Сейчас двадцать первый век, - сказала Речел.
     - Нет. Сейчас двенадцатитысячный год до нашей эры. Ты не ответила.
     - Нет, мы тебя не обманываем. Ты же знаешь, я никогда ничего от  тебя
не скрывала. Джон тоже не способен лгать.  Тебе  бы  следовало  знать  его
лучше. Ты когда-нибудь видел, чтобы он поступал подло или трусливо?
     - Благородный Джон! Подлинный аристократ!
     Они замолчали. Драммонд вновь направился к лагерю, но через несколько
шагов остановился.
     - Я поклялся, что буду  молчать  об  этом  до  возвращения.  Но  тебе
сказать я должен, если ты, конечно,  дашь  слово,  что  не  расскажешь  ни
Роберту, ни Грибердсону.
     - Как я могу дать слово, не зная, какие последствия им будут вызваны?
     Силверстейн пожал плечами.
     - Нет, так нет.
     Речел пристально посмотрела  на  него,  словно  пытаясь  пробиться  к
мыслям, спрятанным в его черепной коробке:
     - Ладно. Даю слово.
     - И сдержишь его?
     - Разве я тебе когда-нибудь лгала?
     - Наверное, нет, - ответил он и облизал губы. - Слушай.  За  день  до
карантина де Лонгорс позвонил мне и спросил, может  ли  он  поговорить  со
мной наедине. Тебя рядом не было, и я согласился. Через  десять  минут  он
пришел к нам в комнату, проверил, не прослушивается ли  она,  и  рассказал
мне все, что знал о Грибердсоне.
     - Разумеется, он был зол на Джона.
     - Более того. Видишь ли, он разговаривал с  Мойше  незадолго  до  его
смерти, и тот рассказал ему странную историю, поверить которой де  Лонгорс
не хотел. Мойше сообщил, что тридцать лет  назад,  когда  он  работал  над
теорией механики времени, его посетил Грибердсон. В ту  пору  почти  никто
еще не знал,  над  чем  работает  Мойше,  а  те,  кто  знал,  считали  его
помешанным.  Действительно,   он   тогда   едва   не   потерял   должность
физика-инструктора в Университете Великой Европы. Но давление  со  стороны
администрации Университета неожиданно исчезло, и он был  выдвинут  вперед.
Более того, ему позволили читать лекции  и  выделили  много  компьютерного
времени.  Мойше  сказал,  что  все  это  произошло   после   разговора   с
Грибердсоном. Очевидно, Грибердсон поверил в его теорию, в отличие от всех
прочих. По мнению  Мойше,  случилось  это  не  потому,  что  Грибердсон  -
математический гений, просто у него великолепное  интуитивное  восприятие,
кроме того, он говорил  и  думал  на  языке,  имеющем  общую  структуру  с
математическими построениями Мойше, который так и не смог толком объяснить
своих впечатлений от Грибердсона. Он утверждал, что  в  этом  таинственном
человеке чувствовалась огромная сдерживаемая сила, скорее надчеловеческая,
чем нечеловеческая. Ладно, кем бы ни был Грибердсон, но  он  хотел,  чтобы
Мойше полным ходом шел вперед. Ученый получил все,  о  чем  просил.  В  то
время он еще не  мог  связать  визиты  англичанина  с  тем,  что  за  ними
последовало. Грибердсон ничего не обещал, но позже Мойше попытался кое-что
выяснить. Он подозревал, что Грибердсон организовал Проект,  сумев  нажать
на некие рычаги. Все это  произошло  за  тридцать  лет  до  начала  сборки
корабля и  за  двадцать  четыре  года  до  того,  как  Проект  был  принят
окончательно. Мойше всю  жизнь  был  очень  занят,  но,  заинтересовавшись
Грибердсоном, нашел все-таки время, чтобы установить контакт с  людьми  из
Международного Криминалистического Агентства! Они  очень  долго  искали  и
очень мало нашли. Но то, что они нашли было очень и очень интересно,  хотя
с юридической точки зрения ценности не представляло. В Агентстве пришли  к
выводу, что дела обстоят  не  совсем  благополучно,  пусть  не  в  Датском
королевстве, но зато в Англии и во времени. И в  Африке.  Воспользовавшись
услугами Всемирного Справочного Банка, они узнали, что наш Джон Грибердсон
родился в Девоншире в 2020 году, и на сегодняшний день ему пятьдесят  лет,
точнее пятьдесят  один.  Выглядит  он  на  тридцать.  В  этом  нет  ничего
необычного, если принять во внимание современную фармакологию. Отец Джона,
похожий на него, как две капли воды, родился в 1980 году и исчез во  время
плавания в районе кенийского побережья, едва успев отойти от берега. О нем
известно немногое. Будучи английским  герцогом,  он  большую  часть  жизни
прожил в Восточной Африке, родился при неясных обстоятельствах в  Западной
Африке и при столь же неясных обстоятельствах вырос. Дед Джона  родился  в
1872 году, также прожил в Африке почти всю свою жизнь и затем исчез в 1980
году. Его внук унаследовал титул герцога Пемберли.
     - К чему ворошить всю эту генеалогию? - спросила Речел.
     - Начиная с  Джона  Грибердсона,  родившегося  в  1872  году,  каждый
последующий герцог Пемберли большую часть жизни провел в Африке. Во  время
войн они служили Родине, но  никакого  участия  в  общественной  жизни  не
принимали. Кроме того, очень  подозрителен  источник  их  доходов.  Ходили
слухи, что они нашли где-то в Африке золотую жилу, и  первому  герцогу,  а
затем и его потомкам немало досаждали  преступники,  пытавшиеся  разыскать
шахту. А если ты считаешь все это  волшебной  сказкой,  позволь  напомнить
тебе, что следы каждого золотого бума на  черном  рынке  всегда  следовало
искать в Африке. Но прямиком к  дверям  Грибердсонов  эти  следы  не  вели
никогда.  В  начале  двадцатых,  как  ты,  наверное,  помнишь,  от   денег
отказались во всем мире. Примерно в ту же пору в Британии было  упразднено
дворянство. Грибердсоны одновременно лишились и титула,  и  богатства.  Но
наш  Джон  не  растерялся  и  приобрел  профессию.   Он   был   врачом   и
администратором Всемирного Справочного Банка и, как врач  и  руководитель,
имел доступ  к  хранилищам  информации.  Необычная  двойная  карьера,  как
думаешь? Особенно если учесть, что уже в те годы любой  человек,  если  не
хотел, то мог и не работать. А  когда  Грибердсон  уходил  в  отпуск,  что
случалось довольно часто, то проводил его в  заповеднике  в  Кении  или  в
Уганде. Именно там он начал заниматься  физической  антропологией.  Именно
оттуда, если верить сведениям МКА, расползались странные легенды  о  Джоне
Грибердсоне, о его силе, способности к выживанию в джунглях, умении  жить,
как животные. Ходили слухи, что у него нет возраста. Это утверждали дикари
заповедника. Они говорили, что ему несколько сот лет,  и  в  молодости  он
получил от туземного колдуна волшебное зелье. Но все это слухи, а люди  из
МКА не привыкли на них полагаться. Они порылись  во  Всемирном  Справочном
Банке, в результате чего и возникло подозрение, недоказуемое,  разумеется,
что сведения о Джоне Грибердсоне и его предках были подменены.
     - К чему же, собственно, ты клонишь? - спросила Речел. Глаза ее  были
широко раскрыты, она заметно волновалась.
     - Слушай дальше. Те люди из МКА были аккуратны и хорошо натасканы, но
воображением не обладали. Естественно, они сличили отпечатки пальцев Джона
Грибердсона, родившегося в 1872 году, и каждого из потомков, сделав это  в
обычном рутинном порядке, но вряд ли могли тогда объяснить друг другу, что
ищут. Однако у потомков, очень похожих на  него,  отпечатки  пальцев  были
разные.  И  хотя  прежде  не  фотографировали  сетчатку  и  не  записывали
энцефалограмм,  потомки  подвергались  этим  процедурам,  и   каждый   раз
результаты не совпадали.  А  биография  последнего  Грибердсона,  которая,
казалось, должна была быть известна в деталях, не менее загадочна, как и у
того, что родился в 1872  году.  Грибердсоны  даже  общественных  школ  не
посещали: все учились у частных преподавателей.
     - Все интересней и интересней, -  сказала  Речел.  Казалось,  она  не
верит Драммонду.
     - Следствие по делу нашего Джона не дало ничего, что  могло  бы  быть
использовано против него, поэтому оно прекратилось. Затем начались  первые
эксперименты с путешествиями во времени, и был  обнаружен  тот  непонятный
блок с 1872 по 2070 год. Его существование пытались  объяснить  с  помощью
нескольких  гипотез,  в  том  числе  и  сумасшедших.  Самая   сумасшедшая,
по-моему, была самой верной. Помнишь, я рассказывал тебе в прошлом году об
обсуждении  ранних  экспериментов?  Пермаунт  предположил,   что   кто-то,
родившийся в семидесятых годах,  жив  до  сих  пор,  а  структура  времени
такова, что ни человек, ни предмет не могут быть отправлены в  год,  когда
был жив кто-либо из живущих ныне. Пермаунт говорил это почти в шутку, будь
эта гипотеза верна, она означала бы,  что  на  свете  существует  человек,
которому двести лет.
     Речел кивнула.
     - Понимаю. Но нынешний уровень развития техники и медицины говорит  о
том, что когда-нибудь люди будут жить, сколько захотят, и не  стареть  при
этом.
     - Да. Но разве такое было возможно в девятнадцатом и двадцатом веках?
     - А почему нет? Например,  у  какого-нибудь  шамана  в  джунглях  мог
оказаться эликсир бессмертия. Это не так уж маловероятно.
     Драммонд покачал головой.
     - Мойше был единственным ученым, который  не  посмеялся  над  теорией
Пермаунта. Во всяком случае, он не стал приводить контраргументы. 1872 год
ударил в его сознании колоколом. Он все чаще вспоминал о  Грибердсоне.  Не
то чтобы Мойше хотел  разоблачить  этого  человека.  Он  был  уверен,  что
Грибердсон многое сделал для того,  чтобы  путешествия  во  времени  стали
реальностью. Герцог Пемберли не разрабатывал теорий, не изобретал техники,
но, не будь его, Мойше никогда не добился бы признания. В этом  ученый  не
сомневался,  хотя  и  здесь,  разумеется,  ничего  не  мог  доказать.  Что
послужило мотивом для Грибердсона? Если он получил эликсир  на  сто-двести
лет прежде других, какая выгода  ему  от  путешествия  во  времени?  Зачем
тратить столько энергии? Тем более, если он, как  казалось,  не  собирался
воспользоваться плодами своего труда. Он был шестым  в  очереди.  Впрочем,
как это случилось, тоже совершенно  необъяснимо.  И  вдруг  он  становится
вторым. С теми, кто стоит  впереди,  происходит  то  одно,  то  другое.  У
кого-то развивается болезнь,  вызванная  утратой  интереса  к  работе  или
смелости. Один из претендентов вообще отказался объяснить  причину  своего
отказа от участия в экспедиции и отбыл на Таити. Очень странно. Мойше в ту
пору был тяжело болен. Он...
     - Ты считаешь, что его отравил Грибердсон?
     - Нет. Мойше не стремился попасть в прошлое.  Он  был  слишком  стар,
болен и не имел нужных специальностей. У него был рак в одной из  немногих
неизлечимых форм. Вскоре, как тебе известно, он  умер.  Он  надеялся,  что
доживет до возвращения экспедиции. Это была его самая  заветная  мечта,  и
она не осуществилась.
     - "Моисей перед землей обетованной", -  шутил  он,  когда  чувствовал
себя сносно. Это случалось не часто. Но Грибердсон его тревожил. Он не мог
понять, какие цели преследует этот человек. Вскоре  исчез  де  Лонгорс,  и
Мойше был убежден, что Грибердсон и  здесь  приложил  руку.  Но  жить  ему
оставалось недолго, а потому он не стал принимать мер,  которые  могли  бы
задержать экспедицию. Для него  несколько  дней  отсрочки  могли  означать
смерть перед стартом. Впрочем,  так  и  случилось,  он  умер  перед  самым
отправлением. Итак, де Лонгорс рассказал мне эту  историю  и  просил  меня
никому не  говорить  о  ней.  Я  сдержал  слово,  но  не  спускаю  глаз  с
Грибердсона, и после возвращения расскажу обо всем. Конечно, я  обещал  де
Лонгорсу  молчать,  но  при  этом  чувствовал  себя  идиотом.  Слишком  уж
фантастично все выглядело. Или так мне тогда казалось. Но теперь  я  думаю
по другому. И когда я вернусь...
     - Тебе по-прежнему будет нечего  рассказать,  -  договорила  за  него
Речел. - Более того,  ты  был  психически  болен,  и  рассказ  твой  может
повредить тебе даже больше, чем Грибердсону.
     - Ты считаешь это чепухой?
     - Нет, не считаю. То, о чем догадывались Мойше и Лонгорс, скорее всем
правда. Но что мы должны сделать? Кроме того, я не верю, что Джон способен
совершить что-то плохое.
     - Это потому, что ты все еще влюблена в него.
     - Может быть.
     Драммонд побледнел и сжал кулаки.
     Сквозь его стиснутые зубы вырвались непонятные звуки.
     - Драммонд! - закричала Речел. - Не надо! Я  не  смогу  тебе  помочь!
Прошу тебя, не впадай в безумие! Имей смелость смотреть правде в глаза!
     Казалось слова Речел подействовали на Силверстейна отрезвляюще.
     Он разжал кулаки, расслабился и тяжело выдохнул:
     - Хорошо. Я попытаюсь. Но я хочу...
     - Там Роберт, - сказал  она,  глядя  поверх  плеча  Драммонда.  -  Он
встревожен. Боюсь, что с Джоном что-то случилось.
     Она бросилась навстречу фон Биллману.
     - Мне нужна ваша помощь, - сказал тот. - Ламинак заболела.
     Девочка лежала в шатре на шкурах. Амага и Абинал сидели на  корточках
рядом. Раскрашенного Гламуга с погремушками  возле  больной  не  было.  Он
охотился, может быть, всего лишь в нескольких милях от стойбища. Дичь в те
дни часто бродила неподалеку от жилья.
     У Ламинак была сухая, горячая кожа, девочка вся горела. Она  оглядела
мутным взором ученых, склонившихся над ней, и прошептала:
     - Курик?
     - Его еще нет, но он скоро вернется, - сказала Речел.
     Она подержала в руках ладонь девочки, затем приподняла  ей  голову  и
дала напиться из фляги.
     Фон Биллман и Речел взяли  на  анализ  слюну  и  кровь  больной.  Фон
Биллман  вместе  с  данными  осмотра  поместил  все  это   в   портативный
анализатор, способный обнаружить любую бактерию  или  вирус,  известные  в
двадцать первом веке, и интерпретировать симптомы любой болезни.
     Через пятнадцать минут анализатор выдал на ленте ответ:
     "БОЛЕЗНЬ НЕИЗВЕСТНА. ВЕРОЯТНО ПСИХОСОМАТИЧЕСКОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ".
     Вскоре температура у девочки поднялась еще выше. Воду она пила, но  к
еде не прикасалась. Вечером началась горячка, Ламинак бредила и стонала.
     Тем, кто дежурил около нее, удалось разобрать  только  одно  слово  -
Курик.
     - С тех пор, как ушел Курик, дочь стала чахнуть, - сказала  Амага,  -
но когда ему пришло время  возвращаться,  снова  ожила.  Шли  дни,  он  не
появился, и она заболела. Прошлой ночью  начался  жар,  и  если  Курик  не
вернется, она умрет. Ему надо спешить.
     - Не могу поверить,  что  лишь  тоска  по  Джону  стала  причиной  ее
болезни, - сказала Речел.
     - Это племя знает легенды о женщинах и мужчинах, которые убивали себя
тоской по своим утраченным или слишком долго  отсутствовавшим  любимым,  -
возразил фон Биллман. - Механизм этого  явления,  верно,  психический,  но
действует он уж слишком эффективно.
     - Нам неизвестна причина болезни, - сказала Речел.
     - Да. Но я предпочту это объяснение, покуда мы не найдем другого.
     Речел осталась с Ламинак даже тогда, когда вернулся Гламуг и принялся
за лечение, наполнив стойбище воплями, песнопениями, грохотом  погремушек,
ревом бычьего рога и неожиданными взвизгами.  Она  делала  все  возможное,
чтобы помочь девочке и не оказаться у Шамана  на  пути.  Кроме  того,  она
следила за развитием болезни.
     Утром  третьего  дня,  после  восхода  солнца,  Ламинак  вздохнула  в
последний раз.
     Гламуг перестал прыгать и петь, опустился на колени и  окрасил  охрой
лоб и грудь девочки.
     Затем он встал, снял маску и усталыми глазами посмотрел на Речел.
     - Вчера ночью я заснул очень ненадолго, - сказал он,  -  и