колько зубов в уголках
рта.
     Лицо  ее,  как  и  у  половины  туземцев,  было  обезображено  оспой.
Массивные вислые груди, никогда не прикрывавшиеся одеждой, говорили о том,
что в молодости у Амаги была довольно стройная фигура. Женой  Дубхаба  она
стала в то далекое время, когда за живость ума и эрудицию люди считали его
подходящей фигурой для будущего вождя. Позже Дубхаб  дискредитировал  себя
пустой болтовней и торгашескими замашками,  и  Амаге  выпала  сомнительная
честь стать спутницей жизни посредственного охотника, отличительной чертой
которого была способность переговорить любую женщину.
     Делиться своими  печалями  с  мужем  и  упрекать  его  в  загубленной
молодости она не рисковала, тем более в присутствии посторонних, поскольку
именно в этом случае Дубхаб не стал бы  тратить  слова,  а  перешел  бы  к
немедленному рукоприкладству. Жена должна безоговорочно повиноваться мужу,
и Дубхаб заботился о своей репутации главы  семьи.  Но  за  стенами  шатра
Амага не стеснялась в выражениях по адресу супруга. Абинал,  их  сын,  был
вполне нормальным ребенком. В своих мечтах он  часто  видел  себя  великим
охотником, может быть, даже вождем, что  и  находило  проявление  в  играх
мальчика.
     Обязанностью его было изучать приемы  первобытной  охоты  и  собирать
коренья к столу. Обычно он играл в стойбище, приглядываясь заодно к работе
взрослых. В двадцать один год ему предстояло  пройти  обряд  посвящения  в
охотники, а до тех пор он должен был помогать женщинам.
     Ламинак должна была заниматься вместе с матерью хозяйством и поменьше
попадаться на глаза посторонним  мужчинам.  Девушкам  племени  запрещалось
становиться женщинами, не получив на то общественного одобрения.
     Когда Грибердсон был в стойбище, она ходила  за  ним  по  пятам,  как
привязанная, тактично отворачиваясь, если  ему  нужно  было  с  кем-нибудь
поговорить.
     Англичанин на нее не сердился.
     В тот вечер Дубхаб упорно выклянчивал у Грибердсона рог носорога  или
бивни мамонта. К утру предстояла большая охота, и  ученые  -  "шашимги"  -
собирались принять  в  ней  участие.  Дубхаб  ничуть  не  сомневался,  что
гремящая палка Грибердсона уложит какого-нибудь крупного зверя,  и  жаждал
подарков. Рог носорога, висевший у входа в шатер воина, считался  символом
силы, отваги и респектабельности.
     Грибердсон тактично и терпеливо напоминал  Дубхабу,  что  по  обычаям
племени Медведя рог или бивни принадлежат тому, кто их  добудет.  В  ответ
коротышка уверял, что могучий охотник Грибердсон убьет много  носорогов  и
мамонтов - неужели ему жалко поделиться  одним  рогом  или  парой  бивней?
Наконец, Грибердсон, устав, заявил, что больше не желает об этом слышать.
     Прежде всего он не намерен применять на  охоте  гремящую  палку.  Фон
Биллман будет страховать его с ружьем, но выстрелит лишь в крайнем случае.
Он, Грибердсон, будет охотиться с оружием племени.
     Дубхаб выслушал и недоверчиво улыбнулся. Грибердсон - или Курик,  как
его называли  в  племени  -  властелин  Гремучей  Смерти,  и  вдруг  будет
охотиться с простым копьем?
     - Но и тогда, - заныл Дубхаб, - он останется великим охотником, самым
могучим и самым сильным, он  убьет  копьем  дюжину  огромных  зверей,  так
почему бы ему не подарить один рог или одну пару...
     Дубхаб успел  смертельно  надоесть  англичанину,  но  оборвать  поток
льстивой и алчной болтовни тот не  мог,  опасаясь  испортить  отношения  с
отцом Ламинак. Все же он не выдержал,  резко  поднялся,  пожелал  хозяевам
спокойной ночи и вышел. Остальные удивились, но последовали за ним.
     Вокруг костра, к которому они подошли выйдя из шатра Дубхаба,  сидели
Таммаш, певец Везвим, Гламуг и Ангрогрим.
     Жители стойбища каждый вечер  желали  вождю  доброй  ночи,  и  ученые
старались во всем следовать  обычаям  туземцев.  Когда  Грибердсон  и  его
спутники подошли, сидевшие встали.  Гламуг  поднялся  последним.  Причиной
тому была не гордость, а застарелый ревматизм.
     Гламуг был талантливым шаманом, весьма сведущим в своей профессии. Он
хорошо танцевал и, если бы не  ревматизм,  делал  бы  это  еще  эффектнее.
Грибердсон в течение нескольких вечеров  листал  медицинские  справочники,
разыскивая методику лечения ревматизма. Он помнил, что в  дни  его  юности
ревматизм еще существовал. Но  экспедиция  обеспечивалась  самой  новейшей
литературой, и эта болезнь, от которой человечество двадцать первого  века
надежно отгородилось  генным  иммунитетом,  проскользнула  между  пальцами
медицинских консультантов, привлеченных к работе  над  проектом.  Впрочем,
составители справочников упустили лишь немногие болезни,  распространенные
в эпоху палеолита.
     Кроме того, руководители проекта не ставили целью экспедиции исцелять
каждого встречного.
     Старейшины попрощались и ушли.
     Ученые зажгли фонари и отправились к себе. Лагерь встретил их  визгом
и хохотом гиен, бродивших вокруг  берлоги.  Когда  ночи  стояли  холодные,
гиены  прятались  в  пещерах.  С  потеплением   поселение   исследователей
привлекло к себе всех окрестных хищников, в том числе и  гиен.  Звери  эти
были достаточно опасны, потому что нападали стаями, отличались хитростью и
нахальством и имели челюсти, не  уступающие  по  силе  челюстям  пещерного
льва.
     Найдя медвежат невредимыми, а их пищу нетронутой, люди успокоились и,
распрощавшись до утра, отправились спать. В три часа  ночи  Грибердсона  и
фон  Биллмана  разбудил  сигнал  будильника.  Они  быстро  позавтракали  и
оделись. Фон Биллман надел комбинезон цвета хаки и сапоги, а Грибердсон  -
набедренную повязку, пояс  и  сделанную  из  куска  шкуры  накидку.  Через
несколько минут вышли и Силверстейны.
     В центре стойбища пылал  огромный  костер,  вокруг  него  сидели  все
охотники племени - взрослые мужчины и юноши.  Женщины  и  дети  образовали
молчаливый  круг  в  радиусе  двадцати  ярдов  от  костра.  Фон   Биллман,
Грибердсон и Драммонд сели рядом с охотниками, Речел,  хоть  и  собиралась
принять участие в охоте, не осмелилась нарушить правила проведения обряда.
Гламуг, как всегда, выглядел импозантно. На нем была набедренная  повязка,
голову  украшал  череп  носорога.  Тело  было  разрисовано   таинственными
разноцветными  знаками,   среди   которых   присутствовала   и   свастика,
считавшаяся в племени символом удачи. Речел навела на колдуна видеокамеру.
     Грибердсон записал в дневнике,  что  они  обнаружили  один  из  самых
древних знаков.
     В одной руке Гламуг держал  хвост  носорога,  в  другой  -  статуэтки
носорога и мамонта, вылепленные из глины, смешанной с  древесной  мукой  и
медвежьим жиром. Танцуя, он размахивал хвостом и время от  времени  стегал
им охотников по лицам. Он  исполнил  песню,  которую  ученые  поняли  лишь
местами. По прошествии времени они догадались, что столкнулись с  языковым
реликтом, законсервированным  родоначальником  языка  племени.  Грибердсон
взглянул на  фон  Биллмана.  Тот  шевелил  губами,  пытаясь  воспроизвести
отдельные выражения.
     Наконец, колдун  бросил  статуэтки  в  огонь,  произнеся  над  каждой
короткую,  но  страстную  молитву.  Все  мужчины  племени  поддержали  его
громкими воплями.
     Этой ночью охотники спали у костра, согревая друг друга теплом тел.
     Предыдущую ночь они все провели, не прикасаясь к женщинам.  Этого  не
дозволялось даже после окончания охоты, до тех пор, пока шаман не проведет
обряд успокоения духов убитых зверей. Было удивительно, что ни  шаман,  ни
вождь, ни великий охотник Шивкет не взяли на себя главенство в охоте.  Эта
роль выпала юному Тримку, посвященному в охотники  лишь  два  года  назад.
Прошлой ночью Тримку приснился сон. В узкой долине, выходившей на равнину,
он встретил семейство носорогов и убил самца. Этого оказалось  достаточно,
чтобы на время охоты Тримк стал вождем.
     Отряд безмолвно вышел на край равнины и разделился  на  три  колонны,
каждую из которых возглавлял  опытный  охотник.  Колонны  перестроились  в
полукруг, и Грибердсон занял место впереди на правом фланге. Фон  Биллман,
вооружившись скорострельной винтовкой, стоял в  стороне  и  снимал  фильм.
Драммонд был рядом с ним, хотя ранее утверждал, что слишком  занят,  чтобы
сопровождать их. Очевидно, решение его изменилось.
     Грибердсон мельком подумал, что Драммонд хочет его  смерти.  Он  один
лишь не возражал, когда Грибердсон  заявил  о  своем  намерении  охотиться
оружием туземцев.
     "Все же, - думал он, - Драммонд ничего не выиграет, если  я  погибну.
Ему некуда будет уйти от своей совести. Если же  мне  будет  сопутствовать
удача, Речел влюбится в меня еще сильней,  а  ненависть  ее  мужа  ко  мне
станет видна невооруженным глазом."
     Юный Тримк привел их в долину своего сна.
     Оставалось удивляться яркости его сновидений -  долина  находилась  в
шести милях от деревни, на земле вотаграбов - похитителей медведей. В  эти
места охотники заглядывали редко.
     Со времени инцидента  отношения  между  племенами  резко  изменились.
Теперь вотаграбы спасались  бегством,  едва  завидев  хотя  бы  одного  из
соседей. Впрочем, однажды неподалеку отсюда Тримк был сбит  с  ног  ударом
тяжелого  бумеранга.  Тримк  долго  и  безрезультатно  прыгал  по  камням,
разыскивая нападавшего. Вожди  настойчиво  убеждали  Грибердсона  прогнать
вотаграбов.  Они  говорили,  что,  во-первых,  у  племени  слишком  тесные
охотничья угодья, а во-вторых, вотаграбы недостаточно наказаны за недавнее
воровство. Грибердсон отказался.
     Он ничего не имел против вотаграбов, которые,  если  вдуматься,  были
ничем не лучше и не хуже дикарей племени Медведя. Кроме того, он подумывал
и о том, чтобы заняться изучением быта соседей.
     Таммаш поднял руку, приказывая людям остановиться. Он кивнул  Тримку,
и тот на мгновение  застыл  на  месте.  Затем,  взмахнув  копьем,  высокий
светловолосый юноша рысью  бросился  вперед.  Тримк  был  сыном  Кемграма,
лучшего в деревне оружейника. Они с отцом всегда были рядом, и на охоте, и
в стойбище, где мастерили топоры и копья.
     Через минуту следом за Тримком помчались несколько лучших  охотников,
в том числе и Кемграм. Он и сейчас  старался  держаться  поближе  к  сыну.
Грибердсон тоже побежал с ними. Фон Биллман и Силверстейн  с  видеокамерой
поднялись на вершину одного из холмов. Узкое дно долины  заросло  высоким,
не ниже шести футов, кустарником, и  Грибердсон  заметил,  что  его  ветки
шевелятся. Вскоре из кустов высунулась голова Тримка, а неподалеку от него
появился и медленно поплыл над зарослями рог зверя.
     Послышался  глухой  топот,  треск  ломаемых  ветвей,  и  из  зарослей
появился огромный носорог.
     Тримку следовало держаться осторожнее с раздраженным  зверем,  но  он
верил в сон и хотел доказать сородичам свою храбрость. Поэтому он совершил
фатальную ошибку, не заметив, как сзади него из кустов  высунулась  голова
менее крупного носорога. Раздался страшный крик,  тело  юноши  взлетело  в
воздух и исчезло в зарослях. Животные скрылись.
     Охотники  с  воплями  бросились  вперед,  бросая  копья   туда,   где
шевелились и трещали кусты. Грибердсон поглядел вверх, туда, где на обрыве
стоял фон Биллман.
     Сейчас  англичанин  пожалел,  что  они   не   запаслись   для   охоты
портативными рациями. Но лингвист понял его и показал семь  пальцев:  семь
носорогов.
     Вновь из зарослей выбежал носорог, более крупный, чем  прежние.  Кожа
его обросла длинной коричневой шерстью, как днище корабля водорослями.  Он
остановился, свирепо взглянул на людей и помчался обратно.
     Кроме него, видимо,  вожака  стада,  по  кустам  носились  два  самца
поменьше, две самки и двое детенышей. У одного из самцов рог и  ноги  были
окрашены кровью.
     Завидев этого зверя, Кемграм с воплем рванулся вперед и метнул копье.
Хотя атлатл придал большую скорость  полету,  острие  лишь  на  два  дюйма
вонзилось в плечо животного.  Боль  разозлила  зверя,  и  он  погнался  за
Кемграмом. Копье Ангрогрима вонзилось на глубину трех дюймов  в  основание
передней ноги, но носорог не обратил  внимания  и  на  это.  Копья  других
охотников пролетели мимо или отскочили от толстой шкуры животного, и  люди
бросились наутек. Зверь уже настигал  Кемграма,  точно  выбрав  его  среди
остальных врагов. Смерть, сидящая на  кончике  рога  разъяренного  вожака,
настигала  человека   с   ужасной   неотвратимостью.   Считанные   секунды
понадобились Грибердсону для того, чтобы вырвать копье из  рук  удиравшего
туземца и броситься наперерез.
     Приблизившись почти вплотную к носорогу, он метнул  копье,  целясь  в
глаз.
     Животное дико взревело, закрутилось на месте, срывая дерн  неуклюжими
ногами, и рухнуло на землю.
     Грохнул  выстрел,  автоматическая  винтовка  в  руках  фон  Биллмана,
поддаваясь отдаче, рванулась вверх, и  второй  носорог,  направлявшийся  к
Грибердсону, споткнулся на бегу. Но  одной  пули  для  животного  подобных
размеров было явно недостаточно. Носорог выпрямился и неуверенными  шагами
продолжал идти, пока не упал, добитый следующими двумя  выстрелами.  Кровь
текла изо рта и трех ран на его боку.
     Первый носорог уже был мертв, копье Грибердсона проникло ему в  мозг.
Уцелевшие животные скрылись в  зарослях  и  больше  не  показывались.  Фон
Биллман с обрыва жестами объяснил, что они удирают по равнине.
     Грибердсон поднял с земли копье и вошел в заросли кустов.
     Тело Тримка долго искать не пришлось.
     Кемграм с жалобными воплями трижды обошел вокруг тела мертвого  сына,
вонзая копье в землю, затем  вернувшись  к  его  убийце,  он  долго  лупил
мертвое животное по голове древком копья, сопровождая удары причитаниями и
плачем.
     Потом он точно  так  же  обошел  вокруг  носорога  и  огромным  ножом
отхватил ему хвост, который передал Грибердсону, тот принял его.
     Охотники собрались вокруг погибшего юноши и разом,  как  по  команде,
принялись выть и причитать. Впрочем, те из  них,  кому  удалось  во  время
охоты повредить  копьями  шкуры  зверей,  в  "отпевании"  не  участвовали.
Заливаясь веселым смехом, они мазали друг другу лбы  кровью  животных.  Не
избежал этой процедуры и Грибердсон. Фон Биллман, спустившись с холма, был
очень удивлен, когда подбежавший туземец хлопнул его по лбу  окровавленной
ладонью.
     - Отличная стрельба, Роберт, - сказал Грибердсон.
     - Когда-то я охотился, - ответил лингвист. - Но ты  был  неподражаем.
Точно в  глаз,  да  еще  когда  он  был  совсем  рядом.  Стоило  ему  лишь
повернуться...
     - Он до этого не додумался, уж слишком увлекся погоней за  Кемграмом.
Хотя, кто  знает,  мог  бы,  пожалуй,  и  повернуться.  Поступки  животных
совершенно непредсказуемы. О своей удаче Грибердсон говорить не хотел, но,
казалось, был счастлив.
     Подошел Драммонд.
     - Я сделал несколько прекрасных кадров, - сказал он. - Но боюсь,  что
нам все равно не поверят. К Грибердсону приблизился Таммаш.
     - Теперь у нас много мяса, - сказал он, - хватило бы  на  неделю,  но
скоро похороны Тримка, и понадобится много еды. День только начался, может
быть, продолжим охоту?
     До этой минуты старейшины относились  к  Грибердсону  с  подчеркнутой
вежливостью и предупредительностью, но никогда не  обращались  к  нему  за
советом. Охота же, подлинным героем которой стал вождь шашимгов, способный
убивать ужасных зверей не только гремящей палкой, но  и  туземным  копьем,
сильно подняла его авторитет. Фон Биллман с кровавым пятном на лбу  внушал
им теперь не меньшее уважение.
     Грибердсон ответил, что согласен продолжить охоту.
     Возле тела Тримка, покоившегося на медвежьей шкуре,  оставили  караул
из шестерых мужчин, обязанных, кроме того, стеречь и добычу. Такое деление
ослабляло отряд охотников, но  нельзя  было  не  учитывать  многочисленных
волков,  гиен,  львов  и  медведей,  которые  могли  бродить   поблизости,
привлеченные запахом свежей крови.
     На краю плато удалось обнаружить стадо пасущихся мамонтов. Могучие  и
приземистые, они также были очень близоруки,  как  и  слоны  в  эпоху  фон
Биллмана и Грибердсона, но приближение большого количества  людей  все  же
почуяли и обратились в бегство. Несколько крупных самцов преградили  людям
дорогу.
     Их кривые бивни были  фантастической  длины,  на  загривках  высились
горбы жира, почти до земли свисала длинная  рыжеватая  шерсть  -  все  это
выглядело очень внушительно.
     Охотники стали  охватывать  мамонтов  полукольцом.  Пока  центр  каре
отвлекал внимание животных, фланги продвигались  вперед.  Один  мамонт  не
выдержал и бросился догонять стадо. Двое других стояли  боком  к  людям  и
напряженно смотрели то на них, то на убегавших сородичей.
     Самый рослый самец решился атаковать.
     Но едва лишь он сдвинулся с места, охотники в центре  каре  бросились
наутек.
     Они отнюдь не пытались имитировать панику,  чтобы  привлечь  зверя  -
мамонт, хотя и весил более четырех тонн, бегал быстрее иного охотника.
     Один лишь Грибердсон стоял на месте, лихорадочно присоединяя атлатл к
древку копья. Мамонт бежал как раз на него, и, чтобы не быть  раздавленным
ногами-колоннами, Грибердсону пришлось отбежать в сторону.
     Мамонт разгадал этот  маневр  и  стал  сворачивать,  но  недостаточно
быстро.
     Когда  он  все  же  развернулся  и  стал  набирать  скорость,  копье,
брошенное с нечеловеческой силой, до середины древка вошло ему в  переднюю
ногу. Ломая ребра, исполин рухнул на землю.  Подоспевшие  со  всех  сторон
охотники мгновенно вспороли ему брюхо.
     В этот миг на них бросился второй мамонт. До этого он стоял на  месте
и разжигал в себе бешенство, взрывая бивнями землю и пронзительно трубя.
     Копье Грибердсона сломалось, когда рухнул первый мамонт, и  теперь  у
него оставался лишь кремниевый топор на  поясе,  в  данном  случае  оружие
совершенно бесполезное. Все же англичанин  метнул  его,  как  томагавк,  и
топор случайно  угодил  в  открытую  пасть  зверя.  От  неожиданности  тот
подпрыгнул, а затем помчался за обидчиком.
     Грибердсон был отличным спортсменом, но мамонт бежал намного быстрее.
Слыша за спиной приближающийся  топот,  он  решился  на  отчаянный  шаг  -
повернулся и бросился навстречу животному.
     К счастью, мамонт от неожиданности  замедлил  бег.  Грибердсон  сумел
проскочить между его передними ногами и отпрыгнуть в сторону.
     Ангрогрим оглушительно закричал и метнул копье. Оно  попало  зверю  в
пасть и вылетело наружу, щелкнув острием о зубы. Джон воспользовался этим,
чтобы отбежать подальше, но мамонт вновь направился в его сторону.
     От погони зверя не отвлекло даже копье Шивкета,  глубоко  вонзившееся
ему в бок.  Грибердсон,  не  останавливаясь,  посмотрел  вправо:  охотники
бежали наперерез,  безуспешно  стараясь  попасть  копьями  в  животное,  а
Драммонд стоял в стороне и снимал, не отрываясь  от  видоискателя  камеры,
сенсационные кадры. За спиной у  него  висела  винтовка  тридцать  второго
калибра.
     Одно неудачно брошенное копье  оцарапало  Грибердсону  плечо,  другое
ударило в землю прямо перед ним, заставив споткнуться и  на  миг  потерять
равновесие и скорость.
     Спасло его то, что из десятка копий, попавших в мамонта, одно угодило
зверю в переднюю ногу. Затем трижды грохнула винтовка лингвиста, и  мамонт
упал, истекая кровью. Люди столпились вокруг, некоторые забрались на  тушу
гиганта. Драммонд с винтовкой, оттягивающей плечо, тоже был здесь и снимал
видеокамерой.
     Подбежал испуганный фон Биллман:
     - Джон, простите, я, кажется, опоздал. Я потерял  в  камнях  очки,  а
пока искал, поскользнулся и ударился головой. Я задержался на  минуту  или
около того...
     Силверстейн молчал.
     Грибердсон громко произнес:
     - Драммонд, я знаю, что съемка  -  очень  увлекательное  занятие,  но
неужели вы не понимали, что я был на грани смерти?
     - Представьте себе, нет, - Драммонд покачал головой. - Я  дум