Ну,  давай,
перекидывайся. И я за тобой следом.
   Бабкин азарт передался  мне. Но, пока  я перекидывалась, на  кухню вошла
Анна Анатольевна с пустыми тарелками.
   Увидев на подоконнике живую ворону, она от неожиданности попятилась.
   - Станислава Игнатьевна! - воскликнула она, глядя, как баба Стася  ведет
по себе руками и берется за плечи.
   -  Что  Станислава  Игнатьевна?  -осведомилась  баба  Стася. - Полетаем,
воздухом подышим, как раз к коронному блюду вернемся! Ты только, Аня,  окно
не запирай!
   Тут баба Стася живенько перекинулась, мы снялись и полетели.
   Сонькин дом мы облетели со всех сторон, заглянули во все окна, но  нигде
не нашлось искомой  старушки - видно,  они уже спали.  Баба Стася покружила
над двором,  над дорогими  ее сердцу  лавочками, и  на сей  раз безошибочно
вычислила,  где  может  обитать  приятельница  интересующей  нас помирающей
бабули. С первого захода мы опустились на нужный подоконник.
   Там, как в сказке, сидели за  столом дед да баба, только вместо  курочки
Рябы  верещал  и  кудахтал  телевизор.  Если  бы не видели своими глазами -
никогда  не  поверила  бы,  что  дед  да  баба могут наслаждаться концертом
рок-музыки, пусть и с приглушенным звуком.
   Говорили  они  при  этом  о  ценах  на картошку магазинную и рыночную, а
также анализировали причину разницы в этих ценах.
   К  нашему  счастью,  окно  было  открыто  и  на  улицу  ускользнул  край
занавески. За нее мы и спрятались.
   - Слушай,  мать, давно  я не  видал ту  твою подруженьку  ненаглядную из
дома  напротив,  -  вдруг  сказала  баба  Стася,  невзирая на птичий облик,
совершенно человеческим и своим голосом. - Жива еще, а? Что-то на  похороны
тебя вроде не звали. Болела она, что ли?
   - А вот  не знаю. Как  ее дочка с  внучкой забрали к  себе так я  и след
потеряла. А  болеть она  болела, -  согласилась почтенная  соседка, наливая
себе чаю.
   Дед, который спрашивал  совсем о других  событиях, ошалело уставился  на
супругу. Баба Стася воспользовалась его молчанием.
   - Я почему спросил - внука ее на днях встретил, - заявила баба Стася.  -
На улице, у ларька.
   - Нет у нее внука, - возразила соседка. - Две девочки были, трех  внучек
ей родили, а внука не было!
   -  Как  не  было?  -  продолжала  блефовать  баба Стася. - Высокий такой
мужчина, приходил к ней. Или не помнишь?
   В это  время дед  явственно сказал:  "Да ты  что, старая?  Какие еще,  к
бесу,  внуки?!"  Но  на  шевеление  его  губ  наложились  слова бабы Стаси,
которые соседка воспринимала, как  видно, в мужском грубоватом  и басовитом
исполнении.
   Я впервые видела, как отводят глаза, и просто любовалась уверенностью  и
артистизмом бабы Стаей. Это был совершенно очаровательный блеф.
   -  Так  это  не  внук!  -  обрадовалась  тому, что ситуация прояснилась,
соседка. - Это младшей сестры ее  сынок. Сестру бог наказал - с  сыном одно
горе. Когда не в  тюрьме, так в нее  собирается. С детства от  рук отбился.
Сестра его  и принимать  не хочет,  так он  к тетке  подлизался. Надеялся -
пропишет, а она, видать, не успела.
   -  И  как  же  она  его,  подлеца,  в дом не боялась пускать? - выразила
негодование баба Стася.
   Дед тоже выразил  негодование - хватил  кулаком по столу.  Думал, видно,
вывести спутницу жизни из транса. Но оба негодования замечательно совпали.
   - Чего же  бояться? - даже  удивилась соседка. -  Он же к  ней с добром.
Дров однажды машину  пригнал. Денег давал.  Он у нее  и ночевать оставался.
Она его жалела.
   - Жалеть  его, гада!  - проворчала  баба Стася.  - Стрелять  таких надо!
Подлей-ка в заварочник кипяточку.
   С этими словами она спорхнула с подоконника. Я полетела следом.
   Военный совет мы устроили на ближайшем заборе.
   - То  же самое  узнал бы  любой салага-лейтенант,  если бы  ему поручили
взять  показания  у  жильцов   Сониного  дома  насчет  прежних   обитателей
квартиры, - со злостью констатировала я. - Это же элементарно!
   - Элементарно, Ватсон! - согласилась лукавая баба Стася.
   - Ну, я не сообразила, что в это дело замешана бывшая хозяйка  квартиры,
но  они-то  должны  были  докумекать,  почему  эта  сволочь так старательно
пытается туда забраться! - продолжала бушевать я.
   -  А  почему  она  старается  туда  забраться?  -  задала  баба Стася, в
сущности,  мной  же  поставленный  вопрос.  -  Что  он там ищет? Что он там
забыл?
   - Или спрятал!
   -  Или  спрятал,  -  согласилась  баба  Стася. - Ну, милиция-то могла бы
узнать,  когда  его  в  последний  раз  посадили  и когда выпустили, ей это
легче, чем нам с тобой. Но я  так понимаю, что когда его сажали, тетка  еще
жила  в  квартире,  а  когда  он  вышел,  ее  уже  забрали родственники. Он
приходит - а там чужой человек. Что тут станешь делать?
   - Мог бы ключи подобрать и залезть, пока Соня на работе, - предложила  я
самый гуманный вариант.
   - Если  ключи старые,  то их  не так  просто подобрать,  - заметила баба
Стася. - А выбить эту дверь, сама говорила, невозможно. На века сделана.
   - Но душить  ни в чем  не виноватого человека?..  - все-таки это  до сих
пор у меня не укладывалось в голове.
   - Из-за связки ключей на полчаса? Ох, милая ты моя, из-за буханки  хлеба
убивали, из-за махорки пачки... Видно, спрятанное того стоило.
   Я  отшатнулась.  Со  стороны  выглядело,  наверное,  забавно - ворона на
заборе ни с того ни с сего  шарахается от другой вороны, да еще и  машет на
нее крылом. И все это - в то время, когда вороны давно спят.
   - Опять  же, -  продолжала баба  Стася, -  люди есть  разные. Вот  ты, к
примеру, в  таком положении  вежливо бы  днем явилась  - так,  мол, и  так,
бывшая хозяйка прислала, пакетик в  тайничке позабыла. А если человек  весь
век по тюрьмам, то  он иначе просить не  умеет, как кулаком. Он  уже не так
устроен, как мы с тобой. Может, сам по себе он еще и не так уж был плох,  -
а тюрьма всякого погубит. Еще никто оттуда лучше, чем был, не  возвращался.
Хуже - это да, это бывало.
   Баба Стася говорила общеизвестные вещи.  При нужде я и сама  кому угодно
наговорила бы таких  прописных истин. Да,  люди от природы  разные - истина
первая.  Да,  для  уголовника  лучший,  если  не  единственный  способ  без
затруднений побывать в  квартире - придушить  на полчасика хозяйку  и взять
ключи. На  то он  и уголовник.  Абстрактно все  эти истины  я знала.  Когда
увидела их в конкретном применении - не желала верить собственным глазам.
   - А дальше все совсем просто. Ты ладошками тепло и холод чуешь? -  вдруг
спросила баба Стася.
   Не знаю, как насчет тепла  и холода, но какие-то странные  способности у
меня есть.  Мне приходится  иногда массировать  бегемотиц -  так, на скорую
руку,  когда  они  чего-нибудь  потянут  или  остеохондроз даст себя знать.
Однажды прямо на  тренировке у одной  бегемотицы отнялась левая  рука. Шуму
было! Единственное во всей медицине,  в чем я ориентируюсь,- это  массаж. Я
прикрикнула  на  свое  стадо,  чтобы  не  кудахтали - мол, это все минутное
дело.  И  стала  массировать  бесчувственную  руку. Результата, конечно, не
было никакого. Я вспомнила старое  правило - массаж при травме  нужно вести
выше места поражения. Определила границу чувствительности и принялась  мять
плечо и спину. Тут  оно и случилось. Где-то  под лопаткой я ощутила  как бы
бугорок. Он вырос и  приник верхушечкой к кончику  моего пальца. Я с  силой
нажала на него, загоняя обратно в  спину, и тут моя пациентка заверещала  -
по  руке  мурашки  побежали,  да  еще  какие  свирепые!  Так и должно быть,
ответила  я,  продолжая  растирать  ее  левую  лопатку  и  жать на бугорок.
Мурашки  -  это  было  замечательно!  Через  минуту чувствительность в руку
вернулась  полностью,  а  бегемотицы  уставились  на  меня  с   религиозным
почтением. Вообще они удивились меньше,  чем я сама. Потом я  не поленилась
и проконсультировалась у знакомого  врача. Оказывается, я набрела  на точку
с  китайским  названием,  отвечающую  за  остеохондроз.  Потом  я  таким же
методом тыка  нашла на  бегемотицах еще  несколько точек  - в общем, что-то
мои пальцы чуяли.
   Эту историю я рассказала бабе Стасе, и она успокоилась.
   - Значит, и  без меня найдешь  спрятанное, - сказала  она. - Могла  бы я
тебе помочь, да только лучше привыкай сама.
   - А ты, бабушка, научишь меня глаза отводить?
   - Этому  обучу. Невелика  наука. А  теперь лети-ка  ты к подружке своей,
разбирайся. А я вернусь к Ане. Нужно там до конца досидеть.
   - Зачем, бабушка? Скучно же тебе с ними!
   - А  ты не  понимаешь? Все  мы одним  грехом повязаны,  все душу дьяволу
продали, хоть и с добрым намерением. Вот  сидим мы вместе - и вроде не  так
нам страшно.  А отколется  кто-нибудь одна  - других  сомнение возьмет,  не
нашла ли она ход  к спасению да не  спаслась ли тайком от  всех? Нет, лучше
уж честно сидеть с этими бедолагами.
   - А ты сама - разве не боишься?
   -  Ну,  побаиваюсь...  Так  ведь  я  хитрая! Я ведьмовской дар получила,
чтобы зерно из колхозного амбара  незаметно украсть, а потом его  на добрые
дела пустила. И опять  же - я по  справедливости это зерно взяла,  не может
быть, чтобы  человек всю  весну и  все лето  спину горбил,  а ему  за это -
горсточку на трудодень.  Все зачтется! Я  же не сижу  за пирогами и  не жду
околеванца! Помяни мое слово  - выручит нас всех  Зелиал. А то еще,  может,
своего ангела справедливости найдет. Совсем ладно будет.
   Она вздохнула.
   - Встретились  мы тогда  - я  молодая, он  вроде бы  тоже. Запал в душу!
Никому не говорила, засмеют,  а тебе скажу. Ты  не больно смешливая. И  вот
сколько лет прошло - я седая, старая, а он - все такой же. Погляжу на  него
- словно и лет этих не бывало.
   Баба Стася замолчала.
   - Всякое у  меня в жизни  было. И мужу  верности не соблюла,  не то, что
другие.  Полсела  у  нас  вдов  было.  Иная  так  до  смерти и блюла, это я
доподлинно знаю. А  я - нет.  И вот теперь  могу тебе сказать,  одна у меня
была думка - уж если не он, нечистая сила, бес треклятый, так пропадай  моя
телега, все четыре колеса! Диковинно, правда? Ну, ладно уж, лети! Лети!..

   Каждую ночь  это повторяется  - из-под  земли вырастают  белые тени, вся
радость которых отныне - полет и справедливость.
   Давным-давно  умерли  и  Теофиль  Готье  -  поэт, и Карлотта Гризи - его
синеглазая  подруга,  танцовщица,  и  Жюль  Перро - танцовщик, которого она
тоже когда-то  любила и  который сочинил  ей танцы.  Те трое,  тот извечный
треугольник... Они и не знали, что угадали правду.
   А я это знаю. И до  них каждую ночь, виллисы во главе  с повелительницей
Миртой неслись над землей. И после них несутся. Они лишь развели в  стороны
пару дев  с гипсовыми  лицами и  в неживых  веночках, чтобы поставить между
ними еще  одну -  Жизель. И  все изменилось  - милосердие стало расшатывать
изнутри непоколебимую справедливость виллис. Правда, Жизели удалось  спасти
лишь одного человека  - именно того,  кто, на мой  взгляд, и не  заслуживал
спасения из ее рук. Только одного...
   Но она  летит вместе  с ними,  она среди  них -  воплощенное сомнение. А
вдруг белая справедливость не безупречна?
   И потому их танец  прост, а ее танец  - загадка даже для  нее самой. Она
никогда не  знает, как  станцуется будущей  ночью. Потому  что неизвестно -
кто встретится на пути.

   Это оказался пистолет.
   Я нашла его на кухне.
   Когда здесь  установили газовую  плиту, то  обычную дровяную  не убрали.
Решили - если хозяйка захочет,  вызовет мастеров, они разберут это  чудище,
заодно и целый  угол на кухне  высвободится. А хозяйке  было не до  того. И
плита ей не мешала. Так она и достояла до появления Сони. А у Сони тоже  до
нее руки не дошли.
   Коробка  с  пистолетом  и  патронами  была  засунута  глубоко  в топку -
точнее,  даже  не  в  саму  топку,  а  в  пространство под ней, куда сквозь
решетку проваливается зола. С меня семь потов сошло, я квартиру раз  десять
обошла, по периметру, растопырив пальцы и скользя ладонями по всем  стенам,
на всякой высоте. О  печке я подумала в  последнюю очередь - еще  и потому,
что,  как   положено  комфортальбельной   горожанке,  не   представляла  ее
внутреннего  устройства.  К  тому  же  я   не  знала,  что  искала.  И   не
подозревала, что туда можно затолкать такую большую коробку.
   Когда мои руки ощутили  холод, я подумала, что  это холод от кирпичей  и
от тяжелых чугунных колец, обнаруженных под клеенкой. Вот что сбило меня  с
толку. Ведь в первый раз я прошлась только по верхней поверхности плиты.  И
лишь к концу поисков додумалась обследовать ее бока.
   Струя холода оказалась настолько  сильной, что я сразу  полезла отворять
топку. Ну и перемазалась, конечно, как черт.
   Это был, мне кажется, "макаров". Мы еще в школе стреляли из  "макарова",
и я выбивала не меньше восьмидесяти пяти. Заряжать его я тоже умела.
   И  вот  я  зарядила  этот  пистолет  и  стала  расхаживать  по Сонькиной
квартире, играя то ли в ковбоя, то ли в гангстера. Я воображала, что  сзади
раздался шорох, и мгновенно оборачивалась уже со вскинутым пистолетом.  Мне
безумно хотелось сделать хоть один выстрел - у нашего школьного  "макарова"
был  изумительно  плавный  спуск,  пуля   вылетала  от  одного  намека   на
прикосновение,  и  я  научилась  этим  пользоваться.  Пистолет был все-таки
тяжеловат для  моей руки,  и я  слегка его  качала вверх-вниз,  стреляя при
мгновенном  совмещении  мушки  с  центром  мишени.  Но  тут  я  угодила   в
собственную ловушку. В Сонькину квартиру-то я попала через окно и  убраться
отсюда могла  только в  вороньем виде.  А как  унести пистолет  с коробками
патронов? В клюве? Даже если хватит  силенок - меня же собьет камнем  любой
мальчишка,  увидевший  это  странное  зрелище.  Так что оставалось спрятать
находку  на  прежнее  место,  дождаться  во  дворе Соню и умудриться вынуть
оружие незаметно и спрятать уже в ее присутствии.
   Мы договорились,  что она  придет к  пяти. Без  трех пять  я вылетела из
окна, в пустой подворотне перекинулась и кротко села ее ждать.
   Прождала до шести.
   Сонька пришла совершенно невменяемая.
   - Ну, что еще случилось? - спросила я.
   - Таня Бочкун пропала. Уже третий день дома не ночевала, -  взволнованно
сказала Соня. - Я бы таких родителей стреляла! Собственными руками!
   Оказалось - мать  сгоряча выгнала из  дому двенадцатилетнюю дочку  из-за
какой-то ерунды - то ли немытого  пола, то ли немытой посуды, вспомнив  при
этом и прошлые грехи, вроде  двойки по литературе и потерянного  кошелька с
десятью рублями.  Девочка, видно,  была упрямая,  и мать  с этим упрямством
уже сталкивалась, потому и сорвалась на скандал.
   Она подняла тревогу только на  следующий день - была уверена,  что дочка
ушла ночевать к  бабушке. Но у  бабушки Таня не  появлялась. Тогда начались
бестолковые  поиски  -  у  подружек,  давным-давно  проживающих на дачах, у
дальних родственников, к которым  девчонку приходилось затаскивать в  гости
под  страхом  репрессий.  Наконец,  обессилевшая  мать оставила заявление в
милиции  и  побрела  в  школу  -  искать  классного руководителя. Как будто
Сонька могла хоть чем-то помочь!
   И вот тут я ошиблась.
   У  Соньки  оказалась   знакомая  на  телевидении,   в  "Новостях".   Она
пообещала,  что  фотографию  девочки  покажут  в вечерней программе. Сонька
потому и опоздала, что возила туда эту фотографию,
   Мы наскоро перекусили вместе, и я потащила Соньку на тренировку.  Насчет
желудочных  колик  у  Соньки  я  не  беспокоилась - не такой человек, чтобы
перетрудиться  в  зале!  Кое-каких  результатов  она,  конечно, достигла, а
потом немедленно дала себе послабление.
   Мы  шли  по  городу  -  слева  у  меня  находилась  Сонька,  а  справа -
спортивная сумка.  Наверху в  ней лежала  коробка с  патронами и заряженным
пистолетом.  И  я  мечтала  -  ну,  появись  только, маньячок! Ну, появись!
Посреди  улицы  я  срежу  тебе  клок  волос  метким выстрелом! Или ухо. Ну,
появись только - не обрадуешься!
   После  тренировки  я  планировала  забрать  Соньку к себе ночевать. Даже
ужин заранее приготовила  - начистила картошки  и оставила ее  в кастрюле с
холодной  водой,  чтобы  прийти  -  и  сразу  поставить  на  огонь. Вареная
картошка с творогом и сметаной - это замечательно.
   Но домой мы попали довольно поздно. Одновременно с нами в соседнем  зале
качаются атлеты - ну, так их тренер сдуру запер моих коровищ в душе, а  сам
ушел с ключом домой. Пришлось преследовать.
   Покормив  и  уложив  Соньку,  я  пошла  принять  ванну. Без ванны на сон
грядущий я - не человек.
   Тут и появился Зелиал.
   Самое интересное  - я  нисколько не  смутилась. Возможно,  еще и потому,
что была по уши в пенке. Ванна с пенкой - одна из немногих моих радостей.
   - Добрый  вечер, -  сказал Зелиал.  - Я  проститься пришел.  Теперь меня
долгое время, возможно, не будет.
   - Куда же вы собрались?
   Он присел на край ванны.
   -Трудно объяснить. Намекнули мне, что  один маг вроде бы умеет  вызывать
ангела справедливости! Вот,  лечу искать мага.  Правда, неизвестно, что  из
этого  получится.  С  магами  держи  ухо  востро.  Поэтому  я вот что решил
сделать...
   Из-под плаща он достал  стопку разноформатных листков. Сверху  лежал мой
договор.
   - Гори они синим  пламенем! - стараясь казаться  беззаботным, воскликнул
Зелиал. - Семь бед - один ответ!
   И  пламя  действительно  было  синим.  Пепел  он  аккуратно  стряхнул  в
раковину и залил водой.
   - А я пистолет нашла,  - похвасталась я. - Руками  почувствовала! Потом,
когда коробку в руки взяла, сквозь промасленную бумагу увидела.
   - Руками - это  баба Стася научила? -  спросил он. - Хорошая  бабушка. Я
ее еще  молодой помню.  Обязательно ей  скажите, что  я договор сжег. Пусть
вздохнет спокойно! И еще скажите такие слова - она свое уже получила.  Если
по справедливости - то уже получила, и пусть больше ни о чем не волнуется.
   - Что-то  мне ваш  голос не  нравится, -  забеспокоилась и.  - Вы что-то
такое затеяли...
   - Да, - честно сказал он. -  Я не знаю, что из этого получится.  Поэтому
всех отпускаю на свободу. Так будет лучше всего. Они отстрадали. А если  за
кем-то и  остался еще  маленький долг  - жизнь  взыщет. Вот  только за  вас
обидно. Не успел помочь. Даже не придумал еще, как помочь.
   - Я сама справлюсь, - гордо  ответила я. - Теперь у меня  есть пистолет!
Я найду его и так припугну, что не обрадуется!
   -  Вообще-то  огнестрельное  оружие  следовало  бы  сдать  в милицию...-
неуверенно заметил Зелиал.
   - Вот когда  моя милиция будет  меня беречь и  защищать, и пойду  и сдам
пистолет, - пообещала я. - Честное слово!
   И он понял, что это будет еще не скоро.
   - Поосторожнее с ним все-таки, - попросил демон.
   - Ничего, я умею. И ни один патрон даром не истрачу.
   Зелиал улыбнулся,  протянул тонкую,  голубоватой бледности  руку и вынул
из моего узла свое черное перышко.
   - Забираете? - растерялась я.
   - Да в нем теперь, пожалуй,  уже никакой колдовской силы не осталось,  -
усмехнулся демон. - Разве что оставить на память?
   - Оставьте, - попросила я его. - Хоть такая память...
   - Если вам угодно... - Он сунул перо обратно в узел и установил его  там
торчком,  как  у  индейского  вождя.  Это  прощальное  веселье  и баловство
грустного  демона  очень  мне  не  понравились.  А когда он провел холодной
ладонью по  моему лбу  и щеке,  стало совсем  странно. Как  будто эта ласка
разбудила меня спящую,  и оборвался сонный  бред, и вокруг  был мой хороший
утренний мир, и вообще все стало хорошо.
   - Вот так, - непонятно  почему удовлетворенным голосом сказал Зелиал.  -
А  теперь  я  лечу.  Мне  нужно  в  строго  определенную минуту уйти в иное
пространство.  Там  все  построено  на  игре  совмещений, видите ли. Если я
пропущу совмещение этой ночи, то другое долго рассчитывать придется.  Удачи
вам!
   - И  вам удачи!  - воскликнула  я, приподнимаясь  по грудь  из ванны.  Я
поняла, что если