звуки той же музыки, и снова  в  коридоре  под
ногами уходящих завыли, зарыдали, застонали,  запищали,  завизжали  поющие
половицы. А потом обе створки двери торжественно закрылась.
   Джип сказал человеку в фартуке:
   - Значит, здесь будет обедать сам суперимператор? А ты что  тут  делал?
Сознавайся! Замышлял диверсию? Агрессию? Негодяй!
   - Сам негодяй! - пропищал человек в фартуке сквозь ладонь Пипа.
   -  Я?  -  сказал  Джип.  -  Да  ты  нахал,  любезный!  Ты  смеешь   так
разговаривать с королем Ньянаньенга?
   - И герцогом де ла Пипом? - добавил Пип.
   - Пустите! - заверещал человек в фартуке. - Суперимператор - это я!
   Он вырвался из ослабевших рук Пипа, задрал фартук. Это,  действительно,
был суперимператор: под фартуком был скрыт ослепительный мундир  со  всеми
регалиями. Цезарь-Адольф II собственной персоной!
   - Ва... ва... ве... Простите, пожалуйста, - бормотал Пип.
   - Как вы сюда попали? - сурово спросил суперимператор.
   - Э-э... - бормотал-Пип. - Это все  он,  мистер  суперимператор!  -  он
указал на Джипа.
   - Выпустите меня отсюда, - повелительно  произнес  суперимператор.  Пип
поспешно принялся отворять дверь.
   - Суперимператор! - сказал Джип, словно очнувшись. И  внезапно  схватил
Цезаря-Адольфа II за шиворот. -  Ты,  крыса!  Говори,  где  прячешь  моего
старого чудака! Ну?! - и он поднес к августейшему носу кулак.
   - Джип, Джип! - в ужасе завопил Пип.
   - Ва... Ваше величество... - заикаясь, произнес суперимператор. -  Ваша
светлость... Не надо! Я не знал, что он ваш друг! Если бы я знал...
   - Что ты с ним сделал? - глухим голосом, бледнея, спросил Джип.
   - Да ничего! Ничего! Я его пальцем не тронул, честно!
   - Где он? И где трактирщик?
   - Я вас немедленно... - заикался суперимператор, - сейчас  же  проведу!
Им там несколько...  неудобно...  тесновато,  знаете,  темновато...  но  я
мигом, мигом!
   - Веди!
   - Кастрюльку... можно взять?
   - Бери, - сказал Джип с ледяной свирепостью. - И - марш!
   Суперимператор поднял кастрюльку, и они вошли в столовую. Цезарь-Адольф
II снова поставил кастрюльку на плитку, включил ее.
   - Брось ты эти штучки, - сказал Джип, мрачно наблюдая  за  монархом.  -
Веди, куда ведено.
   - А мы... пришли!  -  пролепетал  суперимператор.  Достал  из  кармана,
пришитого под  подолом  фартука,  связку  ключей  и  направился  к  дверце
вделанного в стену сейфа. Открыл ее. За ней оказалась вторая  такая  же  -
бронированная. Цезарь-Адольф лязгал ключами и говорил заискивающе:
   - Они у меня за семью замками... в целях обеспечения безопасности... их
драгоценных  жизней...  Уф,  все!  -  он,  пятясь,  вылез  из  квадратного
отверстия в стене, шагнул в сторону. Джип крикнул в темноту:
   - Эй, старина, выходи! - но никто не  вышел.  Пип  посветил  фонариком.
Сказал:
   - Старикашка в книгу уткнулся. А трактирщик лежит без памяти.
   - Вынеси его, - сказал Джип. - А старикана за плечи  потряси,  легонько
этак. Иначе не дозовешься.
   - Тесновато, ч-черт! - ругнулся  Пип,  влезая  внутрь  сейфа  за  самой
диковинной добычей, которая только попадалась ему в течение долгой  жизни.
И оттуда послышалось:
   - Кончай, кончай, очкарик! Нашел читальню! Выкатывайся! Ах ты!..  Джип,
и он без памяти! Тут дышать нечем!
   - Тащи! - велел Джип.
   Пип одно за другим выволок из сейфа два неподвижных тела, поглядел с  с
сомнением:
   - Кончились, похоже?
   Джип кивнул на суперимператора.
   - Погляди за этим. Если они... уже, то... я его...
   - Туда же  и  засунем,  -  заявил  расхрабрившийся  Пип,  с  презрением
покосившись на худосочного монарха.
   Джип схватил лейку, обрызгал почерневшие лица. Цезарь-Адольф  опустился
рядом с ним на колени.
   -  Позволите?  -  сказал  он  робко.  -  Я  ведь  когда-то  начинал  на
медицинском факультете...
   - Давай, - сказал Джип. - Что с ним будет, то и с тобой.
   Суперимператор принялся довольно  ловко  делать  искусственное  дыхание
профессору, а Джип тут же повторял то же самое над трактирщиком.  Огромное
тело трактирщика дрогнуло, в  горле  послышался  хрип.  Но  старый  ученый
все-таки первым пришел в себя. Тощий, сухонький, он не  так  пострадал  от
недостатка воздуха.  Открыв  покрасневшие  глаза,  профессор  уставился  в
потолок. Потом сказал слабым голосом:
   - Ага, светло! - и потянулся за своей книгой. Он разозлился:
   - Да ты хоть поздоровайся... интеллигенция!
   Профессор приподнялся.
   - Да, - сказал он, - верно. Я несколько... -  и  тут  он  заметил,  что
перед ним стоит суперимператор. - Адольф?!
   - Хе-хе! - суперимператор щедро улыбался. - Да, это я. Как поживаешь?
   - Адольф? - повторил Пип, пораженный тоном разговора.
   - Хе-хе! - снова хихикнул суперимператор. - А вы,  ваша  светлость,  не
знали? Мы же старые друзья. На одной парте сидели... и потом  -  в  бывшем
университете...
   - Друзья?! - повторил профессор.
   - Да, -  настаивал  суперимператор.  -  Правда...  позднее  между  нами
возникли некоторые недоразумения, но... они теперь разъяснились. Мир, мир,
старина! Вот моя рука!
   - Какой же ты негодяй. Издеваешься перед допросом? Все равно ведь  зря.
Сам знаешь, ничего я тебе не скажу.
   - Что ты, что ты! - забормотал суперимператор. - Зачем так?
   - А, пытать будешь, - сказал профессор.
   Цезарь-Адольф обиделся.
   - Странное у тебя мнение обо мне... А что с моим другом трактирщиком? -
он наклонился.
   - Не тронь его! - сказал профессор с тревогой. - Он чуть не задохнулся,
но скоро сам очнется... к сожалению.
   В это время  трактирщик,  наконец,  пришел  в  себя  и  шумно,  взахлеб
задышал.
   - Воздуху... - бормотал он. - Воздух... Ох!  Ох!  Хорошо-то  как!  -  и
заметил Цезаря-Адольфа. - А-а... Ваше величество...
   - Да, - сказал суперимператор. - Какой радостный для меня день! Сколько
встреч! Вы помните, - сказал он трактирщику игриво,  -  эх,  бывало!..  За
мной, кажется, остался должок?
   - Сорок семь монет, - угрюмо отвечал трактирщик.
   -   Верну,   верну   с   процентами!   Забывал,   знаете,   как-то   за
государственными делами.
   - На могилку мне положите, - шумно выдохнул трактирщик.
   - Ах, трактирщик, - сказал суперимператор, - к чему этот грустный тон!
   - Не морочь, ваше величество, мне уже все равно, - сказал трактирщик  в
смертной тоске. - Кто в твои лапы попал... - тут он заметил Пипа и  Джипа,
приподнялся. - Вот только этих мне задавить бы!
   - Вы это про кого? - спросил профессор.
   - Не смотри туда, старик! - грубо сказал трактирщик. - Не на  что  тебе
там смотреть. -  И  он  попробовал  помешать  профессору  поглядеть  в  ту
сторону, где стоял Джип. Но для этого он оказался слишком слаб.
   - Мой друг, я вас не понимаю, - сказал профессор и все-таки обернулся и
увидел Джипа. - Здравствуй, мальчик!
   - Мальчик! - обрушился на него трактирщик  с  бессильной,  но  все  еще
грозной яростью. - Эх ты, голова! Вчера они ходили, вынюхивали. Я-то сразу
смекнул, что к чему! Королевским золотишком платили, а уж это... У-у...  -
проревел он. - Эй ты! Все про тебя думал: и что мошенником ты  станешь,  и
головорезом, но чтобы ты в полицию подался и _такое_ сделал...
   - А что он сделал? - спросил профессор.
   - Жандармы-то ко мне с адресом приехали,  -  сказал  трактирщик,  -  на
бумажке адрес был написан!
   - Это еще  ровно  ничего  не  значит,  -  сказал  профессор,  с  трудом
поднимаясь с ковра.
   -  Вы  в  самом  деле  из  полиции?  -  с  проблеском  надежды  спросил
суперимператор. Он сразу подтянулся, построжал.
   - Дожидайся, - бросил ему Джип, помогая профессору встать.
   - Как ты долго! - сказал  ему  профессор.  -  Как  вырос!  У  тебя  был
отличный,  попросту  первоклассный  мозг.  Ты  хорошо   использовал   свои
способности? Преуспел?
   - Да вот, - смущенно сказал Джип, - стал королем, - он показал  корону.
- Но...
   - Всегда  говорил,  что  малый  пойдет  по  дурной  дорожке!  -  заорал
трактирщик.
   - В самом деле... - растерянно проговорил профессор. - Зачем это ты, а?
   - Да пустяки все... - выкручивался Джип. - Жениться,  понимаешь,  хочу,
ну и... для конспирации. Слушай, старик, не донимай.  Потом  объясню,  тут
неловко.
   - Еще бы! - сказал трактирщик, глядя с ненавистью.  -  Ты  за  крендель
этот золотой каким товаром заплатил? Кого живьем продал, шаромыжник?
   - Послушай, - сказал профессор Джипу, - то, что он говорит, это...
   Об суперимператоре за разговором забыли. Поняв  это,  он  со  всех  ног
кинулся к двери. Джип настиг его одним прыжком.
   Колотясь у него в руках, Цезарь-Адольф II непослушным языком закричал:
   - Помогите!
   - Ого! - сказал трактирщик. - Это что-то новенькое!
   - Простите... но в чем дело? - сказал профессор.
   Пип, наконец, взорвался.
   - А в том, - заорал он, - что мы вдвоем захватили  эту  берлогу,  чтобы
вытащить двух старых хрычей. А они... они...
   - Пип, возьми ключи и запри все двери, - прервал его Джип.
   - Раз плюнуть и без ключей, -  буркнул  Пип.  Запер  двери,  подошел  к
накрытому столу, поднял графинчик, поглядел на свет и через секунду у него
в горле что-то забулькало.
   - Совесть! - сказал Пип трактирщику, промочив горло. - У тебя она есть,
а у других нету. А сдачи  кто  нам  вчера  не  дал?  Или  ты  нас  здорово
накормил?
   - А правда, - весело сказал Джип, - давайте-ка все за стол. И поговорим
заодно, никто не помешает, - он усадил профессора в кресло, потом  уселись
остальные, Пип пристроился к своему графинчику, уже на треть пустому.
   - Можно мне тоже поесть? - жалобно спросил суперимператор.  -  Я  очень
голодный.
   - Садись, тут на всех хватит, - великодушно сказал Джип.
   - Нет, у меня свое, - сказал суперимператор. Снял с плитки  кастрюльку,
устроился на уголке и стал быстро и жадно пожирать горячую дымящуюся репу,
вытаскивая ее из кипятка прямо пальцами.
   - Вы, мистер суперимператор, на диете? -  сказал  Пип,  с  любопытством
наблюдая за ним. - Репу-то даже не посолили!
   Суперимператор, давясь, ответил:
   - Соль тоже может быть отравлена.
   - И вы ни-че-гошеньки больше не едите? -  спросил  ошарашенный  Пип.  -
Одну репу? Без соли?
   - Одну репу, - обжигаясь, с полным ртом, проговорил монарх.
   - Противно же!
   - Зато безопасно. Я ее сам посадил. Когда репа кончается... я  голодаю,
иногда даже грызу семена, но мало остается на посадку, понимаете?
   - Нич-чего себе! - Пип даже присвистнул. -  А  мне  всегда  охота  было
поглядеть, как эти короли да императоры питаются. И чем.  Вот  уж,  думал,
кто жрет так жрет. Нет уж... Был бы я  императором...  -  он  окинул  стол
победоносным взглядом. И, подумав, придвинул себе другой графин.
   - А чего ты так боишься, Адольф? - сказал профессор.
   Суперимператор даже поперхнулся горячей водой из кастрюльки  -  он  как
раз пил через край.
   - Как - чего? Врагов своих...
   - Где они, твои враги? Врагов тебе и на год не хватило. А после...
   - Ты о казнях? - торопливо перебил Цезарь-Адольф. - Я казнил для  блага
империи!  -  он  обвел  взглядом  лица.  -  Не  верите...  Подумай:  чтобы
остановить этот ненужный вредоносный прогресс, надо было истребить  науку.
Как же с ней покончишь, пока живы ученые? Ты вон в камере задыхался,  а  в
книжку глядел. Чтобы твоя голова перестала думать, ее надо отрубить! Да, я
рубил ваши головы, и правильно делал: вы довели бы мир до сумасшествия, до
вырождения. Человек как биологический вид катился по наклонной...
   - Старая чушь, - сказал профессор. - Если бы не мешали,  человек  давно
стал бы совершеннее всех  созданий  природы.  Человек  только  начинается!
Разум бога, сила и ловкость тигра объединятся  в  одном  теле  -  вот  его
будущее. А такие, как ты, не хотят этого, потому что боятся. В  том  мире,
который  придет,  суперимператору  Цезарю-Адольфу  много  чести  стать   и
швейцаром. Вот почему, когда  человек  открывает  глаза,  вам  хочется  их
выколоть! Покончить с цивилизацией. Но  захочет  ли  человек  стать  голой
бесхвостой обезьяной?
   - Стать ровесником планеты, - сказал суперимператор. - Сыном  солнца...
Братом травы и деревьев. Вернуться к золотой весне, к  детству...  На  что
нам, людям, твой черный космос, твое всемогущество в пустоте? Допустим, мы
уже стали всемогущими.  И  что?  Пресыщение,  а  дальше?  Мировая  апатия.
Смерть.
   - Жаль, что это не пришло в  голову  той  обезьяне,  которая  слезла  с
дерева и пошла на двух ногах, чтобы положить  начало  вашему  царствующему
дому, - сказал Джип, зевнув. Трактирщик фыркнул.
   - Нам невозможно вообразить, какова будет эта всемогущая раса, - сказал
профессор. - Не стоит  судить  по  себе,  говорить  о  ее  пресыщении,  об
угасании творящей силы. Те  люди  будут  нам  так  же  непонятны,  как  мы
непонятны обезьяне. Может быть, это и грустно. Но лучше  честно  послужить
ступенькой эволюции, чем ямой на ее дороге.
   -  Вот  каково  с  вами  спорить,  -  сказал  суперимператор.  -  Можно
проговорить всю жизнь и ровно ничего  не  сделать  ради  идеи,  великой  и
единственной идеи,  в  которую  я  верю...  по-прежнему!  Ради  нее  стоит
пожертвовать кое-чем, нет, правда! Когда я отдал приказ  относительно  вас
всех... у меня было такое  чувство,  что  я  решился  вырубить  прекрасный
старый плодовый сад, но... Вы - или я, иначе решать было невозможно. И  не
мой эгоизм решил этот выбор, а убеждение: я полезней, нужней, моя дорога -
правильнее! - он помолчал. -  Да  и  народ...  поверил  уже,  что  вы  все
колдуны... Буря, разве ее остановишь? Ты ведь помнишь  собственную  казнь,
это было... Кстати, как ты ухитрился воскреснуть?
   Профессор с досадой протер очки.
   - Что вы все твердите о моей казни? Никто меня не казнил.
   - Нет, вы поглядите только! - угрюмо сказал трактирщик. - Он  взаправду
все позабыл. Но я же собственными глазами...
   - Постойте... - сказал профессор.  Он  снял  очки  и  сидел,  близоруко
помаргивая. - Что это значит? - очки снова очутились на носу. - Боже,  где
зеркало? - профессор вскочил,  озираясь.  Хотя...  прошло  столько  лет  и
тогда... Значит,  это  он  под  меня  загримировался!  -  все  в  волнении
приподнялись, силясь понять эти мучительно бессвязные речи.
   - И его... вместо меня! - задыхаясь от  слез,  от  волнения,  профессор
повернулся к Джипу, закричал:
   - Мальчик, зачем ты это сделал?
   Джип с досадой дернул плечом.
   - Ну, откуда я знал, что тебя уже спрятали? Откуда? Вспомни-ка: я  дома
не ночевал, а потом на улице меня встретил Грогут, сказал... Ну и...
   - Так это тебя... тридцатого? - сказал трактирщик.
   - У вас в тот день был скверный кофе, - поддразнил его Джип.
   - Пригорел, - угрюмо сказал трактирщик. - Я всегда  говорил,  что  этот
парень что-нибудь да выкинет.
   Профессор перевел дух и закричал на Джипа!
   - А кто тебе разрешил это сделать, а? Ты почему, а?
   - Вечно раскричится, - пробормотал Джип. - Отстань, ладно?
   - Ну, не буду, - сказал профессор, - не буду, не  сердись.  На  чем  мы
остановились?
   - Да, - сказал суперимператор задумчиво, - сперва это было  необходимо.
А потом... стал я бояться. Подумай: у  каждого  родственники,  друзья.  По
ночам спать перестал. Одно думаю: кто-нибудь  да  отомстит.  Утром  отдашь
приказ насчет этих... родственников и прочих... А у них свои друзья,  свои
родственники. Значит, начинай сначала, - он сделал безнадежный жест рукой.
- И кому верить? - суперимператор говорил будто сам с собой. -  Уж  личная
охрана через какое сито проходила... Глядит на тебя преданными глазами.  А
может, проморгал какой-нибудь чиновник, недопроверил... и у  него,  может,
брат казнен или отец... только и  ждет,  когда  отвернешься...  -  гримаса
ужаса исказила его морщинистое лицо. - Не знаете вы, как я живу. Все  меня
боятся, а я, - он прокричал  это,  -  я-то  как  боюсь!  Такого  страху...
никто... никто!
   Пип следил за ним с  прищуром,  громко  посапывая.  Достал  из  кармана
портсигар, вынул сигарету, почиркал спичкой, шумно затянулся.
   Трактирщик угрюмо сказал:
   - Во-от оно как... А я все думал: зачем зря губит людей?
   У Цезаря-Адольфа вырвался сдавленный смешок.
   - Ничего себе - зря! Думаете, вы один такой догадливый? Один  понимали,
что я их... зря? - он  махнул  рукой.  -  Пожалели  бы  вы  меня...  увели
отсюда... спрятали! - это вырвалось у него искренне, в  какой-то  смертной
собачьей тоске. Пип громко вздохнул и выпустил огромный клуб синего  дыма.
- Послушайте, - просительно сказал суперимператор, - а можно мне закурить?
Двенадцать лет мечтал о папиросочке!
   Пип протянул ему портсигар с русалкой. Суперимператор трясущейся  рукой
взял сигарету, но не донес ее до рта, спросил боязливо:
   - А они у вас... не отравленные?
   - Я же курю, мистер суперимператор, - сказал Пип с упреком.
   - А спичку? - сказал Цезарь-Адольф.
   Пип тряхнул коробком.
   - Спички кончились, прикуривайте так, - он покосился на сигарету. -  Э,
погасла...
   - Да вот вам вместо спичек, -  сказал  Джип,  протянув  суперимператору
зажигалку. Увидев перед носом пистолет, тот коротко, жалобно вскрикнул:
   - О-о! - и упал в кресло.
   Через минуту, осмотрев тело, профессор сказал:
   - Он умер, - и уронил руку, в которой больше не бился пульс.  -  Бедный
глупый человек!
   - Можешь оживить его, если хочется, - сказал Джип, пожав плечами.
   - Не успею. Разрыв сердца.
   - Джип, Джип! - сказал Пип. - А что теперь с ним делать?
   - Давай засунем его в камеру, - сказал Джип.
   (Здесь в точности записаны все те слова, которые были  произнесены  над
телом владыки последней империи на планете Земля). Затем Пип и Джип внесли
останки в камеру и положили их там, накрыв черным фартуком. Одна за другой
хлопали, защелкиваясь, бронированные двери. Джип сказал Пипу:
   - А теперь смоемся.
   Но Пип возразил:
   - А это все кому? -  он  указал  на  стол,  уставленный  едва  початыми
яствами и графинчиками. - Собакам, что ли?
   - Пип, мы уходим, - сказал Джип.
   - Валяйте, - нахально ответил Пип.
   - У меня дел по горло, - сказал Джип. - Слышишь?
   - Слышу, - спокойно ответил Пип.
   - Я не стану тебя отсюда вытаскивать, так и знай, - сказал Джип.
   - Не нуждаюсь, - невозмутимо ответил Пип и позвенел отмычками.
   - Остаешься? - с угрозой спросил Джип.
   - Остаюсь, - лениво ответил Пип.  И  тогда  Джип  сказал  профессору  и
трактирщику:
   - Пойдемте.



ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. ЕЩЕ ОДНО ПРИКЛЮЧЕНИЕ

   Радио молчало. И снова стали слышны звуки, от которых горожане отвыкли:
шарканье шагов по мостовой, шорох, с которым  ветер  гнал  обрывки  газет,
проспекты несостоявшегося празднества, разноцветные обрывки  серпантиновых
лент, выметенных с трибун суперимператорского цирка.  Пронзительный  ветер
хозяйничал в столице, заключенной в стенах из монолитного  железобетона  с
зубцами,  обмотанными  колючей   проволокой.   Ветер   свистал   на   всем
пространстве от харчевни "Дядюшка Мирбо" до  оптового  склада  "Токсима  и
сыновья. Рогожа и кожи". Ветер громыхал жестяными  вывесками,  обрывал  со
стен правительственные распоряжения, а с губ  -  шепотки,  шепотки...  Был
слышен шум и свист ветра, а радио молчало. И это было страшно.  Среди  дня
закрылись ставни домов и улицы опустели. Редкие прохожие шли  не  в  ногу,
пугливо оглядываясь: видно, уж  самая  крайняя  необходимость  выгнала  из
дому, хотя день был вовсе не плохой, только дул ветер, но  солнце  светило
ярко.
   Джип один стоял на Королевской улице и,  чему-то  усмехаясь,  рассуждал
сам с собой:
   - Согласится или  не  согласится?  Вот  ведь  не  думал...  Забавно!  А
городишко-то притих. Сидят по  норам,  съежились,  ждут,  какие  последуют
указания из мозга империи. А там вместо мозга - Пип. Налакался и  дрыхнет.
И мне еще за ним идти, вытаскивать, если сам  не  объявится...  Согласится
или не согласится?
   В то время из окна послышался голос короля Людовика XXIV.
   - Филипп! Проводите послов его величества короля Ньянаньенга!
   Дверь особняка отворилась. Вышли