, что я за птица?
  - Я еще тогда понял. Почти сразу.
  - Ну-ну. Я вот до сих пор нет.
  Город. Перекресток Пятой и Шестнадцатой. Полдень. (Продолжение)
Посреди зала зияла огромная дыра в полу, а над ней, в проломе купола,
голубело небо, и ползла тучка.
  - Где они? - спросил Вест.
  В глубине закашлялись и заругались в два голоса, потом Ларик - он был жив
- от окна сказал:
  - Я вижу один. Из-за угла хобот торчит.
  Вест отошел от края провала, побрел, спотыкаясь и припадая на обе ноги
сразу, сквозь неосевшую пыльную мглу к орудию. На станине сидел Дьюги,
горестно оглаживая отстегнутый протез. Ему его расщепило и раздробило низ.
Тоже по ногам, подумал Вест.
  - Во,- показал Дьюги протез.
  - Пять выстрелов имеем,- доложил угрюмый Литейщик, пнув оставленные ящики
- один нераспечатанный, и другой с двумя снарядными жирно поблескивающими
телами. Остальные ящики валялись на полу вперемешку с гильзами, и все было
щедро присыпано крошевом.
  - Что ж вы так,- сказал Вест. Он вспомнил, что, оказывается, не слышал
ответных выстрелов. - Экономить надо было. Так нам до вечера не
продержаться. - Он заметил, что Дьюги с Литейщиком переглянулись.
  - И два другие тоже там, - сообщил, подходя, Ларик. Он не был даже ранен.
  - Стоят себе.
  - Командуй, командир,- сказал Дьюги.
  - -Что ж командовать. Надо ждать,- сказал Вест.- И Наума найти. В какую
сторону он направлялся, к площади?
  - - К площади, к площади,- сказал Дьюги. Нехорошо как-то сказал.
  - Ну вот. Я попробую сходить...
  - Он сходит.- Дьюги кивнул на Литейщика. Тот поднялся и сразу ушел. Вест
почувствовал, что надо что-то сказать.
  - Странно они себя ведут, нет? - сказал он.
  - Лишь бы не убили,- отозвался Дьюги, не отводя тяжелого взгляда, Дьюги
пристегнул ногу и постучал ею.- Ежели Наум не отыщется, ты их, - мотнул в
сторону выбитого окна,- сделаешь. И отговариваться не пробуй, мы тебе не
твой дружок Пятьдесят четвертый. Он, я так думаю, давно уж дернул
подальше. Ты, это, значит, покудова во-он там сядь, не приведи случится
что-нибудь с тобой... Ларик, там же побудь...
  Веет сел в нишу. Надо же, до чего несуразно, подумал он. Как будет
несуразно, если все так... Ларик шумно завозился рядом.
  - Да чего ты,- сказал он, по обыкновению ухмыляясь, - чего тебе три танка?
И уйдем. И без Наума уйдем, обойдемся, он уж давно у нас на подозрении.
  - Чьи танки, а? - разлепляя губы, спросил Вест.
  - Гатовы, надо думать, а там, конечно, кто знает...
  Инсургенты, думал Вест, защитники баррикад. Нет, война - это когда народ
воюет, а так - это пауки в банке. Впрочем, народ можно вывести на
баррикады и там же, на баррикадах, для собственной надобности и положить,
и тогда, что Гату убрали, это благо, хотя кто мне сказал, что это Гата был
ближе всего к осуществлению не знаю уж чего - переворота, очередного
выступления, бучи, заварушки, провокации... Собственно, сказал мне Наум, а
я и самого Гату в лицо не знаю.
  - Скажи, Ларик,- повернулся Вест,- а зачем тебе на Ту сторону?
  - На Ту сторону? - хмыкнул Ларик.- Нужен я там больно. Мне из Города бы
только, я бы там сам...
  Это была новость. Вест очень удивился и спросил:
  - А ты знаешь, что там, за хребтом? Ты бывал?
  - Зачем бывал? - сказал Ларик.- Говорят.
  - Ах, говорят...
  Но Ларик завелся с полоборота и принялся рассказывать и расписывать чудеса
и прелести, которые скрыты за южными горами и южной степью, теплынь и
завались настоящей жратвы, и это снова были сказки про луну из
швейцарского сыра и землю из земляничного торта, каких Вест уже наслушался
от таких же вот безномерных и неприкаянных, откопавших, трясясь от
бессознательного ужаса, на Пустоши ржавый автомат и вообразивших себе, что
теперь они - что хочу, то и ворочу. На деле всего-то они могли легко
перебарывать или совсем не ощущали заложенный в вокерах вообще понуждающий
импульс к работе, и к работе именно коллективной, а никак не
индивидуальной, и посему записаны были в безномерные, как диктовалось то
Уложениями, ни малейших отклонений не признающими. Но все равно оставались
они вокерами в сути своей, сами не подозревая, отчего Пустошь внушает им
такой страх. А между тем причина состояла в физиологической невозможности
существования отделенной от других особи. Вест долго вспоминал и наконец
вспомнил слово - экстравертность. Насаждаемая экстравертность,
экстравертность обязательная, как воздух, как сама жизнь, подмена
социологии физиологией, физиология как общественная наука... У Веста язык
чесался назвать все это муравейником, но это значило бы погрешить против
истины. Нет, все-таки общество. Нет, все-таки не особи, а индивидуумы.
Может быть, именно они, безномерные, которые здесь становятся бандитами,
которым уготовано быть бандитами, потому что, изуродовав в них
Человеческое, их не сделали даже полноценными вокерами,- они-то и несут
еще в себе какие-то крохи, еще что-то способное повернуть вспять, к
Человеку. Но почему-то совсем не воодушевляет, что, оказалось,
человеческое в человеке не истребить даже таким страшным способом. Потому,
наверное, что им это уже не надо, они уже забыли, забыли, не создав
своего, и значит, нет здесь народа, и никто не пойдет на баррикады...
  И значит, Гату Наум ликвидировал зря? - подумал Вест и невесело засмеялся.
Нет, Наум ничего не делает зря...
  Город. Заброшенный особняк
Еще через один поворот впереди завиднелся свет, и Вест почувствовал, как
Пэл придержал его руку. Ловкие пальцы надели на запястье электрический
браслет, голос бестелесно прошептал в ухо: таймер, Вест покивал. Как
договорились, шепнул голос, будь осторожнее, мало ли что. А вообще-то не
беспокойся, здесь вряд ли чего есть. Вест опять покивал, пошел один,
нащупывая ногой дорогу.
  Значит, не думать о белой обезьяне? Не думать о белой обезьяне, не думать
о белой, о белой... о, это мысль, начнем думать именно о белой обезьяне.
Вот она вся шерстяная, белоснежная, с красными альбиносьими глазами...
гиббон. Н-да, господа мои Стража! Нет, не пресловутое чтение мыслей, это
все легенды, не бывает, но что одна из разновидностей психоволновой
слежки, это точно. Названьице-то какое - "гадюка", а и впрямь на змейку
смахивает, не разглядел я тогда у Наума... Быть может, и управление
психикой? Быть может, быть может, продолжительностью жизни же управляете,
хотя я и не понимаю, как это вообще возможно, да и никто не понимает, и не
должен, по идее,- тайна тайн. Просто - живут. Кто поплоше и не
задумываются, кто поухватистей готовы из собственной кожи вылезти, лишь бы
накинули пару добавочных годков, чего, кстати, сравнительно несложно
добиться. Или какие опасные работы, или сунуть кому надо, а то - в агенты
Управления.
  Он остановился за стенкой с амбразурой, из которой и проникал в коридор
узкий, как лезвие, и плоский пучок беловатого света. В ладонь с этой
стороны, в соседнем помещении амбразура расширялась, и видно было много.
Видно было, что это зал, вернее, бункер, бетонный, как коридор, по
которому его провел Пэл, длинный и довольно узкий, равномерно освещенный.
Вест видел его весь, находясь на середине длинной стороны. На что-то это
похоже. Справа, у торцевой глухой стены - Вест приглядывался,
приглядывался,- стоял пулемет на треноге. Ну правильно! - подумал Вест, и
в эту минуту на другом конце стукнула дверь. Вошедшие сгрудились тесной
кучкой, и некоторое время он ничего не мог различить. Потом там закричали,
и он вздрогнул. Кричали без слов, но надрывно, не жалея связок. Вмиг кучка
распалась, все куда-то делись, кроме одного, огромного, широкого, сразу
видно - из Стражи, и Вест услыхал, как справа лязгнуло - кто-то тронул
пулемет, подумал он, - и Страж побежал...
  Пулемет работал без остановки, уши заложило от грохота, а Страж - Вест
теперь увидел - с огромным мясницким тесаком в руке бежал и бежал
навстречу пулям, которые все до единой шли в цель, и точечки на широкой
груди в сиреневом, множась, плеснули красным, и сиреневое почернело, а он
все бежал, летел, как пущенный из пращи, по прямой, и натыкался на
хлещущий прут из пуль, гильзы сыплют дождем, и проскочил, оскаленный,
спина его, разлетающаяся в клочья, уже одна огромная дыра, из которой
летят лохмотья и брызги, а он все бежит, и господи, до чего же это
страшно, этот жуткий тир, а по бункеру визжат, сталкиваясь, пули, визжат,
сталкиваясь, бетонные осколки, как же он не падает, ему и бежать-то уж
некуда, и руку отрезало, ужас какой...
  Вест отпрянул. И грохот смолк. Из амбразуры в коридор потянулась ленточка
сизой гари. Да что же это, подумал Вест, да что же. Он заглянул. Из-за
пулемета вылезал и никак не мог вылезти Страж в плаще. Плащ был белый с
изнанки. Ему удалось отойти, шатаясь, только предварительно повалив
треногу, глухо громыхнувшую о пол. Куча дымящегося тряпья лежала там же,
совсем рядом с треногой, за расстоянием было видно плохо. Вновь стукнула
дверь, и в бункер ввалилась целая куча маленьких и лысеньких, ярко
напомнивших вдруг покойного Пузыря. Они принялись размахивать руками, двое
сразу потянули от того конца к куче тряпья узкую матерчатую ленту. Лента
была вся перекручена, первый часто останавливался и поправлял. Веста
кольнуло в запястье и он, не досмотрев, попятился назад, пока не наткнулся
на твердое плечо Пэла.
  И снова были коридоры, где Пэл находил дорогу в полной, чернильной тьме, и
вышли они совсем не там, где входили, и уже начинался день.

  - Пэ-эл! - заорал Вест.
  Он лег на спину и уставился в потолок. Потолок когда-то был замечательный
- лепной бордюр из полуузнаваемых-полуирреальных цветов и фантастических
звериных морд когда-то не был посбит, и глазуровка когда-то отсвечивала
новым блеском, и не виднелась в дырах чернота, не висели крупные ломти
штукатурки. Вест ждал несколько времени, потом закинул руки назад и,
нащупав здоровенную, неясного назначения - для вазона что ли? - деревянную
тумбу, со страшным громом повалил ее.
  Пэл затмил собою косяк через четверть минуты. Он швырнул к подножию дивана
сковородку, которую принес, и также без единого слова затопал обратно
вниз. Сковородка брякнула. Там была обширная яичница вперемежку со
штукатуркой. Вест еще какое-то время полежал на продавленных пружинах, изо
всех сил зажмурив глаза, но понял, что это бесполезно, и отправился вслед
за Пэлом. Внизу они оборудовали еще одну комнатку, там даже было некое
подобие примуса. Сковородку Вест взял с собой.
  Пэл сидел на расшатанном табурете и невозмутимо откусывал от коричневого
брикета. Коричневый - значит, синтет-бифштекс. Серый - чуть кислящая
хлебная мякоть, желтовато-белый - наподобие печеной мерлузы, оранжевый -
неизвестный фрукт, сочный, с запахом корицы. И так далее. Все просто. И
шифры простые, запоминающиеся. Вест набрал три-двадцать один, уселся
напротив. Пэл подвигал своим носом вместе с очками и сказал, уставившись в
потолок:
  - Значит, иду это я, иду, горя себе не знаю, рядом, значит, плетется
хнычущее создание, которому все, значит, надоело, ничего оно, создание, не
понимает и хочется ему, созданию, например, хотя бы скушать разок нечто,
чтобы с души не воротило...
  - Ладно тебе,- сказал Вест.
  - Затем,- продолжал Пэл, не отрываясь от какой-то точки на потолке,- я же,
вообразив,, что у создания и вправду трудности с Усвоением, и привыкает
оно, создание, медленно и плохо и, значит, тоскливо ему, шлепаю на
Тридцатую, в самую собачью свадьбу, бью морду Ежику, бью морду Сопатому -
а Сопатый, между прочим, Фарфора правая рука, а морды я им бью, потому что
сменять-то мне не на что, и занять не подо что,- и чуть было не набив
морду и Фарфору за компанию, вымажживаю из личного Фарфорова ресурса три
четверти дюжины яичек, а ресурс ему расходовать на жратву ой, не хочется,
сонник-то у Фарфора с одиннадцатым каналом, редкость превеликая, всего два
у него было таких, да один, сломанный, правда, Проказник за тебя в Квартал
снес... во-от, а ты, создание то есть, ведешь себя совершенно...
  - Ну извини, ну не знал, ну честное слово!
  - Да ты выбрасывай, выбрасывай,- ласково сказал Пэл, опуская нос с очками.
  - Выбрасывай, чего уж теперь-то.
  Вест с сожалением и досадой посмотрел в яичницу. Он отчего-то решил
сперва, что мусора там гораздо меньше.
  - Да,- сказал он убитым голосом,- пожалуй, что так. Ты извини, старина, -
повторил он.
  Он поискал глазами поглотитель (с самого особняка Кудесника он недоумевал,
встречая повсеместно эти дверцы и лючки с черно-красным кругом посредине),
но вспомнив, что его здесь быть не может, просто свалил остатки яичницы в
приспособленную под это дело квадратную банку... Да, старые особняки
оборудованы не были, но Кудесник на то и Кудесник, чтобы иметь то, чего ни
у кого нет. Вест все-таки глянул на потолок. Как раз над примусом
штукатурка обрушилась вся, на полу тоже белели раскрошенные кусочки. Вест
вздохнул.
  - Не соображаю уже ничего,- сказал он.
  - Поспи, - коротко предложил Пэл и замолчал.
  - Не, - Вест помотал головой.- Устал слишком,- знаешь, бывает?
  Пэл ничего не сказал. Вест зажмурился, как наверху, сильно-сильно, но
ощущение песка под веками не пропало. Собственно, он не спал третьи сутки
подряд. Ничего, попытался утешиться он, третьи не четвертые, четвертые не
десятые.
  - Впечатлений,- сказал он,- много.
  Пэл и на это промолчал.

  Объявился Пэл, как и пропал тогда, неожиданно. На следующий или через
день, как Вест поселился здесь, утром, выйдя на роскошные развалины
роскошного крыльца, Вест увидел фланирующую мимо знакомой развинченной
походочкой фигуру и еле догнал аж на соседней улице. При входе Пэл уселся
на обломанную колонну и заявил: ага, это хорошо, что ты мне встретился, а
то как раз приткнуться негде. В самом доме, критически попинав кучи разной
рухляди и мусора, сказал, что в остальные комнаты не пойдет, да и Весту не
советует, знает он эти особняки, провалиться - раз плюнуть, до того сгнило
все. Вест, конечно, начал приставать с вопросами и напомнил о давнем
обещании. Это пожалуйста, это сколько угодно, сказал Пэл.
  Позавчера они ходили на Комбинат. Комбинат только при первом рассмотрении
казался близко. Это все из-за труб, подумалось Весту, когда начался второй
час пути. С Двадцатых, из квартала особняков, большей частью разрушенных и
смятых Городом, пустующих, с летучими мышами на чердаках и кошками в
подвалах, либо занятых кем-то подо что-то (но никак не под жилье),
светящихся плотно занавешенными окнами или черных, как выброшенные на
берег корабли, Пэл провел его сразу на Сороковые, заселенные вокерами
попроще, но уже почти поголовно работающими на Комбинате. Они стояли у
своих подъездов, старухи жались к завалинкам у стен, женщины с маленькими
лицами непроизвольно подтягивали к себе детей, взрослые мужики, все как
один, поворачивались к ним с Пэлом и провожали взглядами.
  А безномерный Страж, вышагивая себе по середине улицы, по сторонам не
глядел, поплевывал и тешил Веста историями из Городского бытия. Он,
например, рассказал о случае во времена того же Инцидента, когда один
старшина вскрыл самовольно лазер-автомат из тех, что составляют Пояс
Города, отразил атаку, уничтожив всю первую волну, а затем там же
застрелился.
  - Еще один наш великий идиотизм,- разглагольствовал Пэл, - тревога
ноль-два, а старички в Управлении сидят зады оглаживают, ждут, когда
сработает автоматика. О нижних чинах и разговору нет, они сам ключ
"внешняя опасность" только через час и расчухали. Ну-с, автоматика не
срабатывает. Полчаса не срабатывает, час не срабатывает, старички начинают
ерзать. Зовут техэксперта. Тот им: так и так, заклинило шестеренки,
зациклилась программа, сблындила машина, короче, снимай колпаки, крути
вручную. Старички переглядываются, молчат. А соль в том, что по
соответствующему Уложению ни под каким видом в колпак ручонками лазить
нельзя. Хоть ты будь кто. Уложениям же тыща лет, Пояс в них проходит как
новейшая, как секретнейшая и прочие страсти. В общем, карается смертной
казнью. А уж полтора часа на исходе, головные отряды вот-вот в долине
покажутся, хочешь, не хочешь, надо шевелиться. Вдруг на пульте сигнал -
семнадцатая точка, колпак снят, тревога ноль-девять - "диверсия на
секретном объекте". Тут они клювы совсем поразевали...
  - Ну и? - не выдержал Вест.
  - Ну и все. Его там на колпаке и нашли. Потом, после всего. В общем,
правильно он, я полагаю, хрен их, чего бы старички те с ним после
уделали...
  Комбинат был обнесен глухим забором, и в заборе была дыра. Тропинка вела
прямо в дыру. Или выходила оттуда. У дыры Пэл остановился и обернулся.
  - Ну подумай,- сказал он добродушно,- чего ты там забыл? Червей не видел,
как копошатся?
  - Я должен посмотреть,- упрямо сказал Вест, он и сам не знал, что хочет
найти здесь.
  - Ну, посмотри, посмотри,- усмехнулся Пэл.
  И были пылающие зевы и клубы дыма и пара, и узкоколейка с чумазеньким,
непривычного вида локомотивчиком, и алая струя свирепого расплавленного
жара, и отвалы коварного шлака, затвердевшего сверху, но лавово-красного
под коркой... Нет, они не копошились. Они стояли перед пастями печей,
приложив руку-козырек. Они шуровали в топках, и их чуть не облизывали
языки огня. Они раскрывали рты и трещали, перекрывая грохот, непонятное,
не похожее на речь, но сейчас же случалось что-нибудь - правильное и,
вероятно, нужное в этот самый момент. Вест прошел много разных помещений,
больших и малых, с непонятными машинами и инструментами, грохочущих и
тихих, и везде все шло раза в три быстрее нормального темпа, напоминая
невероятную кинопленку, пущенную ускоренно. Всюда, всюду, всюду, всюду,
всюду...
  Когда у Веста зарябило перед глазами, потекли слезы, а в голове забил
набат, он взмолился, и Пэл вывел его к большой грязно-белой стене, из
которой на высоте трех этажей выходили ржавые трубы и, перебрасываясь
через ограду, уходили прочь.
  - Дьявольщина,- приговаривал Вест, вытряхивая из ушей рабочую скороговорку
Литейщиков,- вот дьявольщина.
  - Убедился теперь? - сказал Пэл.- Пойдем посидим... э, да тут занято.
  У стены, под самым выходом труб, росли худосочные кусты с будто рубленными
листьями, покрытыми копотью. Они окружали вытоптанную площадку, а вдоль
стены были выстроены ящики, и на них сидело пятеро или шестеро вокеров,
все в серых робах, один в куртке поприличней. В троих Вест сразу узнал
Литейщиков, остальные - неопределенные. Побелка была стерта с бетона до
уровня плеч. Один из Литейщиков был пьян. Они все были хорошо, но этот
особенно.
  - Да я чтоб ребятам своим пожалел, да когда это было,- сказала синяя
куртка. Вест сейчас же подумал, что где-то этого типа уже видел. - Чтоб я
один там чего-то где-то... верно, мужики?
  - Вер-рна,- соглашались двое, которых он приобнял за плечи"
  - Свои ребята, ну.
  Вест точно его уже видел. Он придержал Пэла, вознамерившегося, по
обыкновению своему, устранить помеху кулаками. Пэл пренебрежительно
хмыкнул, но остался на месте. Куртка бубнил:
  - Ща идем еще, у меня там есть, два дня гуляем, три дня гуляем. За папаню
моего.- Он вдруг зарыдал.- Новопреставленного...
  - Ланно-ланнс-ланно,- зачастил Литейщик, что справа,- будет, будет,
господин старшой, будет...
  Куртка утерся, мызганул лапой по лицу.
  - Я. мужики, завсегда с вами, с народом то есть,- заявил он.- И то: папаня
тут, папанин папаня, корень, понимаешь, нашенский отсюда,- он постучал по
ящику,- отсюдо-ва, вот...
  - Эта... труба, значит, так? - встрял пьяный.- Тут, эта, конус, понял?
Труба ид... идет на конус, налезает, так? Диаметр уве... увеличивается, а
толщина стенок,- он хлопнул кулаком о ладонь,- не меняется! Это как тебе,
а?
  Все посмотрели на него. Вест тоже посмотрел на него.
  - Чего? - спросил Куртка.
  - Ве... увеличивается,- сказал пьяный,- а толщина стенок... не меняется!
  - Трубы?
  - Не., не меняется! - сказал пьяный и уронил голову. Куртка некоторое
время ждал продолжения, а потом завел свое:
  - А скажи, теперь что? Теперь, понимаешь, чуть чего, кто решает? Во-о! У
кого то, понимаешь, у того, там... Нет, и прав