следнее кресло занимал сухоньким тельцем Мася-Ткач. Мася еще не отошел
от пребывания в Джутовом квартале и потому был глубоко ультрамариновым и
до судорог боялся состоявших в "Колесе" Стражей, а также продолжительно и
охотно спал. Он и сейчас спал. Мася был символом демократизма, и многого
от него не требовали. Прошлое Председателя представлялось туманным.
  Вест еще разочек пошевелился, устраиваясь, и стал наблюдать публику.
Знакомые все лица. Ближайше стояла группа Литейщиков, народ все больше
сурьезный, без трепотни, то и дело выходящий с планами захвата либо самого
Управления, либо хотя бы машинного парка Управления, либо арсенала, либо
части автоматов Пояса. Планы были точными, дерзкими, предполагавшими
массовый героизм и самопожертвование. Председатель говорил: ага,
наконец-то настоящее дело, укладовал листки с корявыми строчками в бювар,
лично просматривал в порядке первоочередности, выявлял недостатки и
возвращал на доработку. На недолгой памяти Веста так было уже раза
четыре... Далее, тоже по заведенному обычаю, стоял и размахивал пухлыми
ручками Бублик. Вообще-то у него было звучное имя Борн, но все называли
его Бублик, и Вест про себя тоже звал его Бублик. Он был окружен своими и
размахивал ручками. Ему что-то отвечали и согласно кивали лысинками.
Группа паучников была самой многочисленной на "Колесе". При всем своем
восторге от Экстремистских идей Литейщиков основные надежды Председатель
дальновидно возлагал на интеллектуальные силы. Паучники были либералы.
Отчасти воинствующие, но очень умеренные. Они жили в отдельном маленьком
поселке под Западным отрогом и средний уровень жизни у них там превосходил
уровень Десятых по меньшей мере на порядок. Они были очень умеренные -
даже те, кто здесь, на "Колесе"... Последней, у той стены, располагалась
фракция Ткачей, радовавшая глаз всеми оттенками индиго. Здесь попадались
еще совершенно неполинявшие экземпляры, вроде Маси, - один или двое;
белесые - большинство; и нормального (Вест еще не отучился говорить -
человеческого) цвета. Таких, как и изначально синих, было мало.
Выбравшись, в подавляющем большинстве случаев нелегально, из Квартала,
будучи приведены за руку или пробравшись сами "с приветом от того-то и
того-то", они как один горели жаждой мщения, выкрикивали кучу слов и по
мере побледнения стихали и стихали. Затем, пообтершись, "понюхав Города",
исчезали. Этих тоже можно было понять... И, наконец, сновали по собранию
неопределенные личности, произносили по паре веских слов возле каждой
группки, - если давнишние члены, - или слушая в четыре уха, а всего больше
таращась на Веста,- если новички... Сиреневые, числом пять, один даже с
номером (в Страже называется - индекс), правда, спившийся и выгнанный, но
по старой привычке щеголявший затертой нашивкой, всегда выходили перед
самой церемонией, внося смятение в ряды Ткачей, отжимая последних в самый
угол. Пэла среди них не было, но зато третьим всегда выходил белокурый
гигант, которого Наум отметил Весту особо и назвал имя - Ален. Вест
приглядывался к нему.

  ...Гонг.

  Вест снова задвигался и замер. Двери на противоположном конце растворились
- массивные двери, с огромными шляпками огромных гвоздей - и ввели
посвящаемого с завязанными глазами. Щуплый и кадыкастый, посвящаемый был
ведом сиреневыми, числом пять. Ткачи шарахнулись. В обнаженную грудь
должно было вонзиться острие, и политая кровь должна была смешаться с
кровью общины. Повязка должна была упасть, символизируя прозрение. "И
спадет пелена, и освободится сердце, и сольются соки..." Председатель
закряхтел, выбираясь из кресла. Путаясь в накидке, перекроенной из
командирского плаща, понес к посвящаемому - того уже поставили на колени -
старую шпагу со следами спрямлений на клинке. Председатель сегодня был не
в духе и потел больше обычного: разыгралась язва.
  Слава те, не Ткач, думал Вест, наблюдая, как Председатель оцарапывает
посвящаемому грудь и бормочет брюзжащим голосом положенное. Опротивело
видеть синие их шкуры и дрожащие клубки псевдий. Дрянь Усвоение, ничего
оно ко мне не липнет, уж даже жалко. Как мутило ведь, так и мутит, и черта
с-два я привыкну. Что-то последнее время много беглых. Бегут и бегут, и
все сюда. ...Ты куда? - Да обрыдло все, подамся в колесники. - Чш-ш!
Ти-ха! Очумел? Не приведи услышат, а то "гадюка" где-нито... Вот именно.
Тайное общество. Центр борьбы. Конспирация. Подготовка к... к чему? И одна
половина Города давно и прочно знает, а другая сильно догадывается, хотя
знать пока боится.
  А ведь как все начиналось! По историям и слухам, ходящим внутри "Колеса",
можно понять, что организация появилась чуть не в самое Разделение или во
всяком случае сразу после. Почти .. по всем Городам в Крае было брошено ее
семя, выросшее в мощные филиалы. Беспощадно подавляемая Стражей, она
уходила все дальше и дальше в подполье, погибала, вырезанная до последнего
и возрождалась вновь. Знала своих героев, отдавших жизни во имя
благородных идеалов освобождения от страшного удела вокерства и
воссоединения с той стороной, и обретения духовных ценностей и свобод. Не
мы, так дети наши! - за этот призыв шли на лютую смерть, кого еще не
покорежило до конца Усвоение, шли лучшие из лучших. Бунтари, такие как Цыж
Погорелец или Айени Сипатый-младший, или Собачка, о котором вообще ничего
не известно, кроме того, что он был, и что в каком-то из северных Городов
сумел-таки поднять инертную вокерскую массу и пройти, теряя армию, по всей
тундровой области. Просветители и врачеватели - Старик Восьмиглазый,
Деревянные Зубы, Гоп, Зирст-Человек, - шедшие в среду вркеров с идеями
добра и справедливости или, как Зирст, с вывезенными с Той стороны
какими-то чудодейственными препаратами, и даже будучи пытуемы Стражей,
смотревшие на своих мучителей как на обманутых или больных. Великолепные
организаторы - тот же Великий Глоб, наладивший нелегальную связь между
Городами с помощью отбитых у Стражи генераторов переброски (Глоб был
современником Погорельца, они встречались на склоне лет). Глоб предложил и
почти в полном объеме осуществил самый принцип "Колеса" - связей наподобие
обода и втулки в колесе - спицами. На одной из "спиц" находилась и
Занавесная долина.
  Так начиналось. К нынешнему времени спицы, образно говоря, повылетали из
гнезд, обод - восьмеркой, а где была "втулка", центр, ось, никто вообще не
знает. Осиротевшие дочерние организации выдвинули вместо "Освобождения и
Слияния" новый руководящий принцип - "Возрождение и Воздавание", и
окончательно потеряли друг с другом связь... Детки, ради которых не щадили
живота своего, полюбили носиться на мотоциклах и стрелять в пап и мам.
Сменилось одно или два поколения. Но "Колесо" жило. Неизвестно, как в
других Городах, а здесь оно даже ненамного потеряло влияние былое и
оставалось таинственным и внушающим неопределенные надежды. Впрочем,
причину того увидеть было несложно: внешне, для народа, оставаясь цепным
псом, Стража помаленьку начала прикармливать "оппозицию ее величества".
Весьма разумный и совсем не новый прием. На "Колесе" говорились и делались
вещи в принципе запретные - больше говорились. Сюда собирались
недовольные. В свое время через "Колесо" прошли все некоронованные короли
Города - и Гата, и Фарфор, и незастанный Вестом ныне покойный (чем-то не
потрафил Страже) Литейщик Оун. Сейчас, кстати,, Управление лихорадочно
ищет ему замену не оставшиеся без головы унылые Сороковые. При полной
отключенности населения от обмена информацией, при невозможности поэтому
контролировать и вовремя пресекать веяния и поползновения, ничего Страже
не оставалось делать, как, скрепя сердце, пожертвовать буквой, дабы убить
дух. И это, между прочим, там недавние гибкости, Ткач говорил, какой-то
новый начальник в Страже завелся. Крот, что ли, или как его прозвище,
потеснил твердолобых стариков...
  Церемония продолжалась. Гонг. Все перешли во Второй зал, Зал Клятвы. С
новенького повязка была уже снята, он вовсю стрелял глазами направо и
налево, увидел Веста - раскрыл рот. как перед диковиной. Вест подумал,
злясь, чем же все-таки он отличается, да еще настолько, что распознают с
первого взгляда. Даже шваль любая, даже этот дурачок.
  Рядом, посапывая и вззвевывая спросонок, ковылял Мася. Председатель придал
ему стоящее положение, разбудил и перепоручил Весту. Со стороны это
выглядело, конечно, очень пристойно - они чинно покинули свои кресла и
повели собрание за собой. Нет, все-таки хорошо, что хоть не Ткач на этот
раз.
  ...Джутовый Квартал - это тоже тема для размышлений. Фабрика была как
фабрика, то же самое производила, что и сейчас, и жили Ткачи в Городе, но
взошло в голову чью-то многодумную в Управлении идея поселить их вместе,
оборудовать централизованно снабжение, а равно и утилизацию - холм Чертова
Щель не что иное, как огромный могильник-поглотитель, один на весь
Квартал, и перед сменой там выстраиваются очереди торопящихся по утренней
нужде Ткачей (в других местах под страхом кар Ткачам пачкать запрещено
специальным Уложением: забота о чистоте и пристойности). И даже женским
телом снабжаются с большей ли, меньшей регулярностью, но централизованно.
Есть, оказывается, вид сонника, производящего этаких квазиживых фантомов
кукольной наружности, и Поле служит для своевременного от них избавления,
недолговечных, быстроразрушающихся... И все это придумано и прислано
оттуда, с Той стороны, из сокровищницы духа, культуры и всякого такого
прочего... Для Квартала такой сонник один, огромный, стационарный, есть и
портативный. И ведь что интересно, с этим "женским" каналом в них сопряжен
тот, что создает два вида стрелкового оружия и боеприпасы к ним, создает,
по до сих пор сохранившемуся Вестову разумению, из ничего, из воздуха,
чудом, и вот он, идеальный сонник, и не ходить тебе на Пустошь, и не лезть
под патрульные пули. Ан нет. Не тратятся ни в коем случае. Сонник - штука
одноразовая, или-или. Хотя это-то ладно, это понятно. Но ведь уже сама
идея Квартала разваливается, уже протоптаны на насыпном откосе тропы и
вырублены ступени, и в Город таскаются все, кому не лень, а удерживает
Ткачей в их халупах одно - та самая ежедневная доза синего, как это ни
странно... Оч-чень характерно, к кому первому я в Городе попал. Кто меня
"достал". Меня, который был нужен всем, как воздух. Неважно, как там
узнали, утечка и утечка, но вот кто первый редкость умыкнул? Не боевики из
банд и не фанатики с "Колеса". И не Стража. Кудесник. Купец. Никто не смог
- он смог... И ведь будут бить себя в грудь и кричать, что они из народа.
Что плоть от плоти. А по ночам втирать смягчающие препараты, чтобы хоть
рожей не походить, чтобы отринуть народ, и в самом деле, как это ни
чудовищно, породивший их плоть от плоти своей.
  Народ пока не окончательно, не до крайности последней забитый и
затираненный. Народ, не позапиравшийся по своим - своего у "условного"
вокера только куртка да штаны, да нары, нет, нары тоже не свои, - амбарам
и лабазам. Народ, как выяснилось, не настолько уж погрязший во тьме
евгенического безумия. Народ, пока только замерший от гигантского обмана...
  ...Новенький все еще стоял на коленях перед разложенным на низком
пюпитрике бюваром. В бюваре отсвечивал потускневшим золотом текст Клятвы.
Текст отличался напыщенностью и глупостью, думать о нем не хотелось. Читал
новенький с запинками, проглатывая слоги, и когда перевирал особо трудное,
Председатель, стоявший у него за плечом и водивший указочкой по тексту,
пихал новенького коленом в лопатку. Наконец Клятва была прочитана. Третий
гонг. Все загалдели. Вест, не дожидаясь, пока новенький поднимется с
колен, пошел к небольшой дверце в углу, на ходу стаскивая с себя такую же,
как Председателя, мантию. Ему было душно и жарко под ней.

  - Э-э... голубчик, передайте, не сочтите за труд... Председатель, весь
сморщившись, протягивал руку за широкогорлым кувшином. Вест передал.
  - Проклятье, - сказал Председатель. Он шумно глотнул прохладного и наложил
ладони на вздувшийся живот.
  Комнатка, куда они удалились после церемоний, была личными апартаментами
Председателя. Апартаменты были низкие и узкие, как пенал. Стены бесстыдно
обнажали точеные жучком доски и паклю в пазах. Всю середину занимал
Председатель, так что Весту пришлось положить ноги в холодный и черный
камин.
  - У Кудесника вчера пировали? - безразлично спросил Вест.
  - Ум-гум, - Председатель опять глотнул.
  - Купечество лихое, - сказал Вест. - Чем они там еще занимаются, кроме как
жрут и пьют?
  Председатель выпучил на Веста глаза, хохотнул, булькая, но тут же
скривился. Потом сказал - чем.
  - Это я и без вас знаю, - сказал Вест.
  - А знаете, так чего спрашиваете, - буркнул Председатель. Розовая рыба
вчера была - о-о! Слушайте, а пойдемте завтра вместе. Мне все уши
прожужжали, есть там одна...
  Вест переложил ноги из камина на стопу каких-то перекоробленных листов.
  - Завтра намечалось экстренное заседание, очнитесь, Председатель.
  - Заседание! Провалились бы эти заседания, одно заседание за другим.
  - Завтра обсуждение вашей записки, - так же безразлично сказал Вест.
  - А, да. Надо быть. Надо быть, надо быть. - Председатель еще приложился.
Прохладительное питье составлялось им лично и вряд ли было особенно
целебным, тем более при язве, но, судя по виду, Председателю полегчало. -
Слушайте, чего вы все время ворчите? - сказал Председатель. - Вы и сейчас
ворчите. И завтра на заседание не явитесь. Ведь не явитесь же? То-то. А
мы, между прочим, провели вас особым порядком, сразу в Комитет и в
Триумвират.
  - Не вы меня провели, а Наум.
  - Ну... Наум. Так что же? Ну, Наум - это Наум, я ваших дел с ним не
касаюсь, но у вас есть определенные... э-э... обязанности, которыми вы,
откровенно говоря, последнее время манкируете.
  Вест взглянул на Председателя. Председатель любовно облапил кувшин и был
исполнен отеческой укоризны. Настоящее Председателя тоже туманно, подумал
Вест.
  - Что-то вы много мычите, Председатель, - сказал Вест. Он поднялся, и
стопа пластин с шумом разъехалась и рассыпалась по полу. Вест узнал их,
ноздреватые и размалеванные. Это был декор, составляющий видимость
каменных стен.
  - Обустраиваемся, - сказал Вест. Председатель тупо поглядел на пластины.
  - А, да. Потихоньку.
  Вест покачивался с пятки на носок.
  - Председатель, это же дерьмо. Это вранье, Председатель. Так нельзя. - Ему
было даже любопытно наблюдать Председателя. Кроме того, он получал большое
удовольствие от собственных слов.
  - Ну, знаете ли, вы... напрасно вы. Что такого? Народ имеет какие-то
представления, не обязательно, разумеется, верные, может быть, кажущиеся
вам нелепыми, но... э-э... Надо делать скидку. Надо понимать... э-э...
народ. Что? Нет, нет, вы зря, Отличная облицовка, огнеупорная, на днях
только и получил. Что вы сказали?
  Получил, подумал Вест. Он сказал:
  - Ничего я не говорил, отдыхайте, Председатель, лечите язву, - и вышел, не
оглянувшись.
  Он спустился по лестнице обратно в зал. Повестка дня на сегодня
ограничивалась церемонией, и теперь полагалось покидать зал по одному
через длинные промежутки времени. В общем, собрание еще не рассосалось.
Самыми последними уйдут Ткачи, уйдут за полночь, и добираться им еще часа
два до Квартала. А вот первыми - как раз сиреневые, которым спешить совсем
некуда. Спасибо хоть нормально уйдут, пешком, без этих своих штучек с
переброской. Борьба с тиранией, еще раз подумал Вест. Отбросим кастовую
спесь. Ну-ну.
  Он уже нацелился на выход и мысленно проложил маршрут, чтобы проскочить
без помех, но в который раз не учел всеобщего кругового движения и угодил
в самую середину. К Весту подскочил Бублик, отделившись от приблизившейся
группки. Бублик был румян и посверкивал лысиной.
  - Очень удачно, очень, - заворковал он, ухватывая Веста за рукав.
  - Д-да. Здравствуйте, Б... кгхм... Борн.
  Бублик потянул Веста по кругу. В зале, имевшем форму ромба, прохаживаться
таким манером было затруднительно, но это был обычай. .Тоже - традиция,
подумал Вест, "колесо"...
  - Ну, как там? - жадно спросил Бублик, и Вест сморщился: он обещал, но
совсем забыл.
  - Простите, Борн. Совершенно из головы вылетело. Румяное личико
вытянулось, но сейчас же обрело прежний вид.
  - Ну и ладно, ну и ладно, я же понимаю...
  - Нет, простите, я вернусь, - Вест сделал движение.
  - Ни-ни-ни, - Бублик вцепился в рукав еще сильней, - не надо, не надо. Я
ведь и сам спрашивал, потому что хотел забрать свою записку. Кое-что
подправить, дополнить. Новые соображения, скруглить углы...
  Бублик был горячим сторонником реформистских преобразований. Кроме того,
он ревностно следил за активностью фракции Литейщиков и на каждую их
петицию выдвигал две собственных, вываливая на Триумвират тонны своей
макулатуры. Председатель делал оттуда выписки.
  - А вы приходите завтра, - предложил Вест. - Обсуждение сходной темы.
  - Да-да, наш уважаемый Председатель...
  Памятуя о беседах с Крейном, Вест очень обрадовался возможности поближе
сойтись с научниками. Край, конечно, есть Край, и научники - те же вокеры,
хотя и с иными функциями и специализацией, но - Вест не забыл -
"неподчиненность самому Управлению" кое-чего стоит. И он знакомился с ними
здесь, на "Колесе", и отправлял в их поселок, и говорил, и смотрел, и
разузнавал. И все снова оказалось фикцией. Немногие ведущиеся разработки и
исследования относились в основном к биологии в смысле прикладной евгеники
и носили характер лабораторной работы школьников "О некоторых особенностях
вырожденного вокера". (Тема, учрежденная во времена Инцидента, к
настоящему моменту усохшая до систематики результатов тогдашних, часто
инквизиторских опытов с лесовиками.) "Эмпирика в исследовании термической
стойкости Литейщика и его последующей способности к продолжению рода".
(Паразитическая мазня уже не о самих, не будем говорить каких
экспериментах с живыми Литейщиками, но попытка "осмыслить" и
покритиковать, де, малый разброс точек, методику, примененную
давным-давно, и, кажется, уж забывши кем.) Что касается оборудования и
приборов - они пылились. Те, что были производства Края - о южных областях
за экватором имелись сведения, что Города там отданы точному
машиностроению и электронике,- никуда не годились, а на присланных с Той
стороны никто работать не умел. Да и сама пресловутая "неподчиненность"
была фактически мертвой буквой. Тематика согласовывалась с Управлением в
хотя и неписаном, но обязательном порядке. Новые темы приходили оттуда же
и очень редко. По аккуратным улочкам поселка паучников так же ходили
патрули, неизмеримо более корректные, правда, и благожелательные, так что
и впрямь складывалось впечатление об охране "порядка, имущества и самой
жизни граждан" - такова была официальная формулировка задач Управления.
  Вообще, все это враки, что научной мысли нужен простор. Что нужна свобода.
Нужно указание. Об этом думать не моги, а об этом изволь и плодотворно.
Сделать столько-то шагов по пути познания вон в ту сторону.
  Но ведь действительно есть! Абсолютно фантастическая техника и грязный
вокер, ковыряющийся в паху и сморкающийся в два пальца. Может, в том дело,
что не их? Не ими придумано и создано, и обрушено в болото Края. Но как,
как произошло, что Край стал тем, что он есть? Или же такова сама суть
этого мира, невозможного для понимания, но тогда чем успокоится здесь
Человек? Если он не хочет отстраниться, если даже в минуту слабости он не
может этого, если не дают ему?.. Если он - безвыходно в этом мире?
  Вот и давай, иди в Стражу, произноси слова, бей и жги, если придется, и
неси в себе свою цель, и находи в ней свое оправдание и очищение. Нет
желания?
  Нет. У меня нет такого желания. Мне все почему-то приписывают его здесь,
но у меня нет такого желания, клянусь, и никогда не было, хоть я и тычусь
во все стороны. Я хочу просто правды.
  А зачем тебе эта правда? Что ты с ней сделаешь? Или она нужна тебе только
как факт? Как утешение комплекса неполноценности? Ты разве укроешь