рий. На очень высоком  сводчатом  потолке  стеклом  и
жестью поблескивали далекие звезды, включенные примерно  в  треть  накала.
Метрах в сорока от меня стоял старый рельсовый кран; на его стреле, метрах
в четырех от пола, парил похожий очертаниями на огромную  бутылку  корабль
"Салют" с  пристыкованным  к  нему  космическим  грузовиком  "Агдам  Т-3";
корабль был надет на стрелу, как пластмассовая модель самолета - на  ножку
подставки. Видимо, вся конструкция была слишком тяжелой для одного  крана,
потому что корму космического грузовика поддерживали два или три упертых в
пол длинных бревна; они были различимы в полутьме, но когда  совсем  рядом
со мной зажглись два прожектора, они стали  практически  невидимы,  потому
что, как и стена за  ними,  были  выкрашены  черной  краской  и  облеплены
мерцающими в электрических лучах кусочками фольги.
     Прожектора были закрыты  светофильтрами,  и  их  свет  был  странным,
белесо-мертвенным.  Кроме  космического  корабля,   который   сразу   стал
выглядеть очень правдоподобно, они осветили телекамеру с большой  надписью
"Samsung", возле которой покуривали два  автоматчика,  и  длинный  стол  с
микрофонами, едой и призрачно-прозрачными водочными бутылками, похожими на
вбитые в стол сосульки; за ним сидели два генерала, каждый из которых  был
чем-то похож на Генриха Боровика.
     Рядом стоял маленький столик с микрофоном, за которым сидел человек в
штатском. За его спиной был фанерный щит с  надписью  "Время"  и  рисунком
земного шара, над  которым  косо  взлетала  пятиконечная  звезда  с  очень
длинными  боковыми  лучами.  Склонившись  над  столом,  с   человеком   за
микрофоном о чем-то говорил другой штатский.
     - Дубль три!
     Кто это сказал,  я  не  видел.  Второй  штатский  быстро  подбежал  к
телекамере и развернул ее в сторону столика. Раздался звонок, и человек за
микрофоном четко и медленно заговорил:
     - Сейчас мы находимся на переднем крае советской космической науки, в
одном из филиалов ЦУПа. Седьмой год  несут  орбитальную  вахту  космонавты
Армен Везиров и Джамбул Межелайтис. Этот полет - длиннейший  в  истории  -
сделал нашу страну лидером мировой  космонавтики.  Символично,  что  мы  с
оператором Николаем Гордиенко оказались здесь  в  день,  когда  космонавты
выполняют важную научную задачу -  ровно  через  полминуты  они  выйдут  в
открытый космос с целью установки астрофизического модуля "Квант".
     Весь бокс озарился нежным и  неясным  светом  -  я  поднял  голову  и
увидел, что лампочки  на  потолке  вспыхнули  в  полный  накал.  Открылась
величественная панорама звездного неба, к которому столько веков стремился
человек, складывая полные красоты, но такие наивные  легенды  о  вбитых  в
небесную твердь серебряных гвоздях.
     Со стороны "Салюта" послышались  приглушенные  удары  -  так  бывает,
когда плечом несильно толкают задубевшую от сырости дверь в погреб, боясь,
что от слишком сильного удара она опрокинет стоящие сразу за ней крынки со
сметаной. Наконец, я увидел чуть приподнявшуюся над  поверхностью  корпуса
космического корабля крышку люка, и сразу же от стола,  за  которым  сидел
человек с микрофоном, донеслось:
     - Внимание! Включаем прямой эфир!
     Люк  медленно  открылся,  и  над  поверхностью  космического  корабля
появился круглый серебристый шлем  с  короткой  антенной.  Все  за  столом
зааплодировали; вслед за шлемом появились плечи и серебристые руки  -  они
первым делом прицепили страховочный фал к специальной  штанге  на  корпусе
корабля; движения их были очень медленными и  плавными,  отработанными  за
время долгих тренировок в бассейне.  Наконец,  первый  космонавт  вылез  в
открытый космос и остановился в нескольких шагах от люка - я подумал,  что
требовалось немалое мужество, чтобы стоять на четырехметровой высоте.  Мне
показалось, что один из генералов за столом смотрит в  мою  сторону,  и  я
втянул голову за шкаф, а когда  я  решился  опять  ее  высунуть,  уже  оба
космонавта стояли на поверхности космического корабля,  ослепительно-белые
на фоне  чернильных  космических  далей,  усыпанных  крошечными  точечками
звезд. У одного из них в руках был небольшой ящик. Это и был, как я понял,
астрофизический модуль "Квант".  Космонавты  медленно  и  как-то  подводно
прошли по корпусу корабля, остановились у высокой мачты и довольно  быстро
привинтили к ней ящик. Потом они повернулись в сторону телекамеры,  плавно
помахали руками, и такими  же  водолазными  шагами  вернулись  к  люку,  в
котором по очереди исчезли.
     Люк закрылся, но я еще долго глядел на мерцающие в невообразимой дали
звезды -  туда,  где  раскинуло  длинные  тонкие  руки  созвездие  Лебедя,
колеблясь, кому открыть объятья: огромному ли - в полнеба  -  Пегасу,  или
маленькой, но такой трогательно яркой и чистой Лире.
     Человек в гражданском тем временем быстро и радостно говорил  в  свой
микрофон:
     - На время операции в центре  управления  полетом  наступила  тишина.
Признаться, и у меня захватило дух,  но  все  прошло  успешно.  Нельзя  не
поразиться четкости и слаженности действий космонавтов  -  видно,  не  зря
прошли для них годы тренировок и орбитальной вахты. Установленное  сегодня
научное оборудование...
     Я отполз  за  шкаф.  Мною  овладело  очень  странное  состояние  -  я
чувствовал апатию и безразличие  ко  всему  происходящему.  Если  бы  меня
сейчас стали хватать, я вряд ли попытался бы  бежать  или  сопротивляться;
единственное, чего мне хотелось, так это спать. По лунной привычке положил
голову на скрещенные руки и заснул. Сквозь сон до меня донеслось:
     - Телевизионная передача о работе в открытом космосе велась с помощью
камеры, установленной бортинженером на панели одной из  солнечных  батарей
базового блока.


     Спал я долго - наверно, часов пять. Несколько раз возле меня начинали
что-то двигать и материться, потом тонкий женский голос требовал  заменить
диван, но я даже не пошевелился; может быть, мне  это  снилось.  Когда  я,
наконец, пришел в себя, вокруг было тихо. Я осторожно поднялся и  выглянул
из-за шкафа. Стол с микрофоном был пуст, а телекамера  накрыта  брезентом.
Освещая космические корабли, горел один прожектор. Людей вокруг  видно  не
было. Я вышел из-за шкафа и огляделся: все было так же,  как  и  во  время
телепередачи, только сейчас я заметил на полу под  космическими  кораблями
довольно большую кучу нечистот, мерзко белеющую бумажками и банками из-под
"Великой Стены"; на моих глазах туда что-то тихо шлепнулось. Я  подошел  к
столу, на котором осталась недопитая  водка  и  тарелки  с  закуской;  мне
сильно хотелось выпить. Когда я сел, моя  спина  автоматически  согнулась,
приняв велосипедную позу; с некоторым усилием я разогнулся,  слил  остатки
водки - ее хватило на два полных стакана - и по  очереди  опрокинул  их  в
рот. Несколько секунд я колебался, не закусить ли одним из  оставшихся  на
тарелке маринованных грибов, но когда я увидел испачканную в слизи  вилку,
победила брезгливость.
     Я вспомнил своих товарищей по экипажу и представил себе такой же, или
похожий, зал, на полу которого еще стоят, наверно, цинковые гробы - четыре
запаянных и один пустой. Наверно, в чем-то ребята были счастливей меня, но
все же я испытал печаль. Потом я подумал о Митьке. Скоро в голове  у  меня
зашумело, и появилась способность думать о сегодняшних событиях. Но вместо
того, чтобы думать о  них,  я  вспомнил  свой  последний  день  на  Земле,
темнеющую от дождя брусчатку Красной площади, коляску товарища Урчагина  и
случайное прикосновение его теплых губ, шепчущих в мое ухо:
     "Омон. Я знаю, как тяжело тебе было потерять друга и  узнать,  что  с
самого детства ты шел к мигу бессмертия бок  о  бок  с  хитрым  и  опытным
врагом - не хочу даже произносить его имени вслух. Но все же вспомни  один
разговор, при котором присутствовали ты, я и он. Он сказал тогда -  "Какая
разница, с какой мыслью умрет человек? Ведь мы материалисты." Ты помнишь -
я сказал тогда, что после смерти человек живет в плодах своих дел. Но я не
сказал тогда другой вещи, самой важной. Запомни, Омон, хоть никакой  души,
конечно, у человека нет, каждая душа - это вселенная. В этом диалектика. И
пока есть хоть одна душа, где наше дело живет и  побеждает,  это  дело  не
погибнет. Ибо будет существовать целая вселенная, центром  которой  станет
вот это..."
     Он обвел рукой площадь, булыжник которой уже грозно и черно блестел.
     "А теперь - главное, что ты должен  запомнить,  Омон.  Сейчас  ты  не
поймешь моих слов, но я и говорю их для момента, который  наступит  позже,
когда меня не будет рядом. Слушай. Достаточно даже одной чистой и  честной
души, чтобы наша страна вышла на первое место в мире по освоению  космоса;
достаточно одной такой души, чтобы на далекой Луне взвилось красное  знамя
победившего социализма.  Но  одна  такая  душа  хотя  бы  на  один  миг  -
необходима, потому что именно в ней взовьется это знамя..."
     Я вдруг почувствовал сильный запах пота, обернулся и сразу же полетел
на пол,  сбитый  со  стула  сильным  ударом  кулака  в  толстой  резиновой
перчатке.
     Надо мной стоял космонавт в заношенном войлочном скафандре и шлеме  с
красной надписью "СССР". Он схватил пустую бутылку, разбил ее о край стола
и  с  розочкой  в  занесенной  руке  наклонился  надо  мной,  но  я  успел
откатиться; вскочив на ноги, я побежал. Он кинулся за мной  -  перемещался
он медленными движениями, но почему-то очень быстро, и это  было  страшно.
Краем глаза я увидел второго - он торопливо слезал по подпиравшему  корпус
"Агдама Т-3" черному полену,  обдирая  звезды  из  фольги.  Я  добежал  до
дверей, ударил в них плечом, но они были заперты. Тогда я  кинулся  назад,
увернулся от первого и столкнулся со вторым, который с размаху ударил меня
ногой в ботинке с тяжелой магнитной подошвой - целился он в пах, но  попал
в ногу - а потом попытался боднуть острой  антенной  в  живот.  Мне  опять
удалось увернуться. Я вдруг понял, что выпил  водку,  которой  они  ждали,
может быть,  несколько  лет,  и  испугался  по-настоящему.  Оглядев  стены
вокруг,  я  заметил  небольшую  решетчатую  дверь  с  красной  молнией   в
треугольнике и надписью "Опасно!" и побежал к ней.
     За ней начинался очень узкий  коридор  с  гулким  железным  полом.  Я
пробежал по нему от силы метров пять и услышал  за  спиной  тяжело-звонкое
звяканье магнитных пластин. Это придало мне скорости и сил; я повернул  за
угол и увидел короткий коридор, кончающийся круглым вентиляционным окном с
порванной проволочной сеткой, за которой  была  видна  неподвижная  ржавая
лопасть. Я дернулся было назад, но вдруг оказался  так  близко  от  своего
преследователя, что  даже  не  ощутил  его  как  нечто  целое,  а  как  бы
зафиксировал набор не связанных друг с другом восприятий: шар  с  забралом
из бутылочного плексигласа и красным словом "СССР", черный резиновый кулак
с торчащим над ним маленьким прозрачным трезубцем, сильнейший запах пота и
майорские погоны на крашеном серебрянкой войлоке. В следующий  миг  я  уже
извивался в вентиляционной шахте за люком. Я довольно  быстро  протиснулся
между лопастями огромного вентилятора, похожего на  корабельный  винт,  но
когда я пополз по уходящему  куда-то  далеко  вверх  колодцу,  мой  ватник
сбился в ком, и я застрял и скорчился, как  плод  в  утробе.  Потом  снизу
зашуршало, что-то коснулось моей лодыжки, и я с криком рванулся  вверх,  в
считанные секунды вскарабкался метра на два и протиснулся в горизонтальное
ответвление. Оно кончалось круглым окошком, за которым виднелся земной шар
в мутной дымке облаков; я всхлипнул и пополз ему навстречу.
     Сквозь тонкую пленку слез  Земля  виделась  нечеткой  и  размытой,  и
словно висела в желтоватой пустоте; из этой  пустоты  я  и  глядел  на  ее
приближающуюся поверхность, протискиваясь к ней навстречу, пока  вдруг  не
расступились сжавшие меня стены и коричневый кафель пола  не  полетел  мне
навстречу.


     - Эй! Мужчина!
     Я открыл глаза. Надо мной склонялась женщина в грязном синем  халате;
на полу рядом с ней стояло ведро, а в ее руке была швабра.
     - Тебе плохо, что ли? Тебе чего надо здесь?
     Я перевел взгляд - прямо напротив меня в стене была коричневая  дверь
с  надписью  "проверить  до  14.VII".  Рядом  висел  календарь  с  большой
фотографией Земли и словами  "За  мирный  Космос!".  Я  лежал  в  коротком
коридоре с синими крашеными стенами; вокруг было три или четыре  двери.  Я
поглядел  вверх  и  увидал  в  стене  напротив   календаря   черную   дыру
вентиляционного люка.
     - А? - спросил я.
     - Пьяный, что ли, говорю?
     Держась за стену, я встал на ноги и побрел по коридору.
     - Куда, - сказала женщина и резким движением развернула меня. Я пошел
в другую сторону. За углом начиналась крутая и довольно  высокая  лестница
вверх, упиравшаяся в деревянную дверь; из-за двери доносился неясный шум.
     - Давай, - подтолкнула меня в спину женщина в спину.
     Я поднялся по лестнице, оглянулся - она настороженно смотрела на меня
снизу - толкнул дверь и оказался в полутемной нише, где  стояло  несколько
человек в гражданском. Они не обратили на меня особого внимания.  Издалека
послышался нарастающий гул, я поглядел вбок  и  прочел  бронзовую  надпись
"БИБЛИОТЕКА ИМ. В.И. ЛЕНИНА".
     Земля, вдруг понял я.
     Я вышел из закутка под лестницей и медленно  побрел  по  платформе  к
большому зеркалу в ее конце. Над зеркалом мигали грозные  оранжевые  знаки
времени, сообщавшие, что еще не вечер, но времени уже  довольно  много,  а
последний поезд прошел чуть больше четырех минут назад. Из зеркала на меня
посмотрел молодой человек с очень давно не бритой щетиной; его глаза  были
воспалены, а волосы сильно всклокочены.  Одет  он  был  в  грязный  черный
ватник, в нескольких местах вымазанный побелкой, и имел такой вид,  словно
спал последней ночью черт знает где.
     Впрочем,  именно  так  оно  и  было.  На  меня  начинал  посматривать
прохаживающийся по залу милиционер с маленькими  темными  усами,  и  когда
подошел поезд, я без особых колебаний шагнул  в  раскрывшуюся  дверь.  Она
закрылась, и поезд повез меня в новую жизнь. Полет  продолжается,  подумал
я. Половина лампочек в  луноходе  не  горела,  и  свет  от  этого  казался
каким-то прокисшим. Я уселся на лавку; сидевшая рядом женщина  рефлекторно
сжала  ноги,  отодвинулась  и  поставила  в  освободившееся   между   нами
пространство сетку с продуктами - там было несколько пачек риса,  упаковка
макаронных звездочек и мороженая курица в целлофановом мешке.


     Однако надо  было  решать,  куда  ехать.  Я  поднял  глаза  на  схему
маршрутов, висящую на стене рядом со стоп-краном,  и  стал  смотреть,  где
именно на красной линии я нахожусь.