Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Фантастика. Фэнтези
   Фэнтази
      Пелевин Виктор. Жизнь насекомых -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
и Марина вспомнила, что именно так в фильме и было. После этого она окончательно поверила в свою дочь, и когда Наташа засыпала рядом, Марина заботливо накрывала шторой беззащитную белую колбаску ее тельца, словно Наташа была еще яйцом. Иногда по вечерам они начинали мечтать, как Наташа станет известной артисткой и Марина придет к ней на концерт, сядет в первый ряд и даст наконец волю гордым материнским слезам. Наташа очень любила играть в такие концерты - она садилась перед матерью на фанерную коробку, прижимала баян к груди и исполняла то "Стражу на Зее", то "Подмосковные вечера"; Марина в самый неожиданный момент прерывала ее игру тоненьким криком "браво" и начинала истово бить друг о друга двумя последними действующими лапками. Тогда Наташа вставала и кланялась; выходило это у нее так, словно всю свою жизнь перед этим она ничего другого не делала, и Марине оставалось только клоком сена размазывать по лицу сладкие слезы. Она чувствовала, что живет уже не сама, а через Наташу, и все, что ей теперь нужно от жизни, - это счастья для дочери. Но шли дни, и Марина стала замечать в дочери странную вялость. Иногда Наташа замирала, баян в ее руках смолкал, и она надолго уставлялась в стену. - Что с тобой, девочка? - спрашивала Марина. - Ничего, - отвечала Наташа и принималась играть вновь. Иногда она бросала баян и уползала в ту часть камеры, которой Марина не могла видеть, и не отвечала на вопросы, занимаясь там непонятным. Иногда к ней приходили друзья и подруги, но Марина не видела их, а слышала только молодые самоуверенные голоса. Однажды Наташа спросила ее: - Мама, а кто лучше живет - муравьи или мухи? - Мухи-то лучше, - ответила Марина, - но до поры до времени. - А после поры да времени? - Ну как тебе сказать, - задумалась Марина. - Жизнь у них, конечно, неплохая, но очень неосновательная и, главное, без всякой уверенности в будущем. - А у тебя она есть? - У меня? Конечно. Куда я отсюда денусь. Наташа задумалась. - А в моем будущем у тебя уверенность есть? - спросила она. - Есть, - ответила Марина, - не волнуйся, милая. - А ты можешь так сделать, чтобы ее у тебя больше не было? - Что? - не поняла Марина. - Ну, можешь ты так сделать, чтобы не быть насчет меня ни в чем уверенной? - А почему ты этого хочешь? - Почему, почему. Да потому что пока у тебя будет уверенность в моем будущем, я отсюда тоже никуда не денусь. - Ах ты дрянь неблагодарная, - рассердилась Марина. - Я тебе все отдала, всю жизнь тебе посвятила, а ты... Она замахнулась на Наташу, но та быстро уползла в угол камеры, где Марина не могла ее даже видеть. - Наташа, - через некоторое время позвала Марина, - слышишь, Наташа! Но Наташа не отвечала. Марина решила, что дочь обиделась на нее, и решила больше ее не трогать. Опустив голову, она задремала. Утром на следующий день она очень удивилась, не нащупав рядом маленького упругого наташиного тельца. - Наташа! - позвала она. Никто не отозвался. - Наташа! - повторила Марина и беспокойно заерзала на месте. Наташа не отзывалась, и Марина испытала самую настоящую панику. Она попробовала повернуться, но огромное жирное тело совершенно ей не подчинялось. У Марины мелькнула мысль, что оно, может быть, еще в состоянии двигаться, но просто не понимает, чего Марина от него хочет, или не в состоянии расшифровать сигналы, идущие от мозга к его мышцам. Марина сделала колоссальное волевое усилие, но единственным ответом тела было раздавшееся в его недрах тихое урчание. Марина попыталась еще раз, и ее голова немного повернулась вбок. Стал виден другой угол камеры, и Марина, изо всех сил выворачивая глаз, рассмотрела висящий под потолком небольшой серебристый кокон, состоящий, как ей показалось, из множества рядов тонких шелковых нитей. - Наташа, - опять позвала она. - Ну что, мам? - долетел из кокона тихий-тихий голос. - Ты что это? - спросила Марина. - Известно что, - ответила Наташа. - Окуклилась. Пора уже. - Окуклилась? - переспросила Марина и заплакала. - Что ж ты меня не позвала? Совсем уже взрослая стала, выходит? - Выходит так, - ответила Наташа. - Своим умом теперь жить буду. - И что ты делать хочешь, когда вылупишься? - спросила Марина. - А в мухи пойду, - ответила Наташа из-под потолка. - Шутишь? - И ничего не шучу. Не хочу так, как ты, жить, понятно? - Наташенька, - запричитала Марина, - цветик! Опомнись! В нашей семье такого позора отроду не было! - Значит, будет, - спокойно ответила Наташа. На следующее утро Марина проснулась от скрипа. Висящий под потолком кокон слегка покачивался, и Марина поняла, что Наташа готова вылупиться. - Наташа, - стараясь говорить спокойно, начала Марина, - пойми. Чтобы пробиться к свободе и солнечному свету, надо всю жизнь старательно работать. Иначе это просто невозможно. То, что ты собираешься сделать, - это прямая дорога на дно жизни, откуда уже нет спасенья. Понимаешь? Кокон треснул по всей длине, и из появившегося в его верхней части отверстия высунулась голова - это была Наташа, но совсем не та девочка, с которой Марина долгими вечерами играла в магаданские концерты. - А мы, по-твоему, где живем? На потолке, что ли? - грубо отозвалась она. - Смотри, - с угрозой сказала Марина, еле удерживая взгляд на коконе, - вернешься вся ободранная, яиц в подоле принесешь - на порог тебя не пущу. - Ну и не надо, - отвечала Наташа. Она уже разорвала стенку кокона, и вместо скромного муравьиного тельца с четырьмя длинными крыльями Марина увидела типичную молодую муху в блядском коротеньком платьице зеленого цвета с металлическими блестками. Наташа была, конечно, красива - но совсем не целомудренной и быстрорастворимой красотой муравьиной самки. Она выглядела крайне вульгарно, но в этой вульгарности было нечто завораживающее и притягательное, и Марина поняла, что мордастый мужчина из французского фильма, случись ему выбирать между Мариной, какой она была в молодости, и Наташей, выбрал бы, несомненно, Наташу. - Проститутка! - выпалила Марина, чувствуя, как к оскорбленным родительским чувствам примешивается женская ревность. - Сама проститутка, - не оборачиваясь, отозвалась Наташа, занятая своей прической. - Ты... Ах ты... - зашипела Марина, - на мать... Прочь из моего дома! Слышишь, прочь! - Сейчас сама уйду, - сказала, заканчивая туалет, Наташа. - Больно надо. - Немедленно! - закричала Марина. - Какими словами на мать! Прочь отсюда! - И баян мне твой надоел, старая дура, - бросила Наташа. - Сама на нем играй, пока не подохнешь. Марина уронила голову на сено и в голос зарыдала. Она ожидала, что через несколько минут Наташа опомнится и приползет извиняться, и даже решила не извинять ее сразу, а некоторое время помучить, но вдруг услышала звяканье врезающегося в землю совка. - Наташа, - закричала она, чудовищным усилием поворачивая голову, - что ты делаешь! - Ничего, - ответила Наташа, - наружу выбираюсь. - Так вон ведь выход! Ты что, хочешь все разрушить, что мы с отцом построили? Наташа не ответила - она продолжала сосредоточенно копать и, какие бы материнские проклятия ни обрушивала на ее голову Марина, даже не оборачивалась. Тогда Марина, как могла, приблизила голову к черной дыре в стене и завопила: - Помогите! Люди добрые! Милиция! Но ответом ей было только далекое завывание ледяного ветра. - Спасите! - опять заорала Марина. - Да чего ты орешь, - тихо сказала из-под потолка Наташа, - во-первых, добрых людей там нет, а во-вторых, все равно никто не услышит. Марина поняла, что дочь права, и впала в оцепенение. Под потолком мерно позвякивал совок, так продолжалось час или два, а потом в камеру упал солнечный луч и ворвался полный забытых запахов свежий воздух; Марина вдохнула его и неожиданно поняла, что тот мир, который она считала навсегда ушедшим в прошлое вместе с собственной юностью, на самом деле совсем рядом и там началась осень, но еще долго будет тепло и сухо. - Пока, мама, - сказала Наташа. "Улетает", - поняла наконец Марина и закричала: - Наташа! Сумку хоть возьми! - Спасибо! - крикнула сверху Наташа, - я взяла! Она чем-то прикрыла прорытую наверх дыру, и в камере опять стало темно и холодно, но тех нескольких секунд, пока светило солнце, хватило Марине, чтобы вспомнить, как все было на самом деле в тот далекий полдень, когда она шла по набережной и жизнь тысячью тихих голосов, доносящихся от моря, из шуршащей листвы, с неба и из-за горизонта, обещала ей что-то чудесное. Марина поглядела на стопку газет и с грустью поняла, что это все, что у нее осталось, - точнее, все, что осталось для нее у жизни. Ее обида на дочь прошла, и единственное, чего она хотела, - это чтобы Наташе повезло на набережной больше, чем ей. Марина знала, что дочь еще вернется, но знала и то, что теперь, как бы близко к ней ни оказалась Наташа, между ними всегда будет тонкая, но непрозрачная стена - словно то пространство, где они когда-то играли в магаданские концерты, вдруг разделила доходящая до потолка комнаты глухая желтая ширма. 14. ВТОРОЙ МИР - ...избавиться от ощущения, - говорил Митя, стоя с закрытыми глазами в центре площадки под шестом маяка, - что он копает крыльями пустоту, и из последних сил удерживая себя от догадки, что всю предшествовавшую жизнь он занимался именно этим. Пока вместе с сотнями других цикад он летел к далекой горе, второй раз в жизни видя мир таким, как он есть, вокруг стемнело и ему стало казаться, что он потерял дорогу - хотя куда именно он летит, он твердо не знал, - но тут он вспомнил, что стоит между черными кустами терновника и торчащими из земли выветренными скалами причудливой формы, которые с того места, где он находился, казались просто участками неба без звезд... Он несколько раз моргнул и слегка надавил на веки пальцами. За ними разлилось слабое голубоватое сияние, но яркой точки, которая сияла там несколько минут назад, уже не было. - Все. Больше ничего не вижу, - сказал он. - И сколько все это продолжалось? Дима пожал плечами. - Хотя да, - сказал Митя. - Конечно. - Цикады - наши близкие родственники, - сказал Дима. - Но они живут в совершенно другом мире. Я бы сказал, что это подземные мотыльки. Там все так же, как у нас, но совсем нет света. Он повернулся и пошел вверх по тропинке. Митя пошел следом, и через минуту или две они вышли на плоскую площадку между скалами, один край которой обрывался в пустоту. Отсюда было видно море с широкой лунной дорогой - даже не дорогой, а целой взлетно-посадочной полосой - и еще были видно дрожащее сияние на берегу. - Странно, - сказал Митя. - Как будто все то, к чему мы с таким трудом пытаемся всю жизнь вернуться, на самом деле никуда и не исчезало. Как будто кто-то завязывает нам глаза, и мы перестаем это видеть. - Хочешь узнать, кто? - Хочу, - сказал Митя. - Это хорошо, что ты хочешь, - сказал Дима, - потому что в любом случае придется. Митя вздрогнул. - Что значит придется? - Видишь ли, - печально сказал Дима, - своими недавними действиями ты растревожил одно очень могущественное существо. Ему все это ужасно не понравилось. И сейчас оно явится за тобой. - А какое ему до меня дело? - спросил Митя. - Оно считает, что ты находишься в его полной власти. Принадлежишь ему. А то, что ты пытаешься делать, этой власти угрожает. И это существо нападет на тебя с минуты на минуту. - Кто это? - Труп, - сказал Дима как нечто само собой разумеющееся. - Чей труп? - Твой, - сказал Дима, - чей же еще. - Ты хочешь сказать, что я умру? - В каком-то смысле, - ответил Дима. - Когда я говорю "труп", я имею в виду, что тебя ждет тот, кто сейчас живет вместо тебя. На мой взгляд, самое худшее, что с тобой может произойти, - это то, что он и дальше будет жить вместо тебя. А если умрет он, вместо него будешь жить ты. - Кто это живет вместо меня? - спросил Митя. - И как труп может умереть? - Хорошо, - сказал Дима, - не живет, а мертвеет. Это все слова. Неважно. Все равно бесполезно говорить. Иди и сам все увидишь. - А ты? - спросил Митя. - С ним можешь встретиться только ты сам, - сказал Дима. - И все, что случится дальше, тоже зависит только от тебя. - Опять в кусты идти? - спросил Митя. - Сколько можно. - Я не знаю, где он тебя найдет. Но он уже здесь. Совсем рядом. - Где? - испуганно спросил Митя. Дима засмеялся и не ответил. Он подошел к краю площадки, почти к самому обрыву в море, и отвернулся, словно не желая иметь никакого отношения к тому, что происходит за его спиной. Митя огляделся по сторонам. Вокруг были скалы самых разных форм; на некоторых из них росли пучки травы, которую шевелил ветер, из-за чего казалось, что шевелятся сами камни. Митя посмотрел на Диму. Его застывшая фигура казалась со спины темным каменным выступом, словно он превратился в одну из скал. Больше на площадке ничего не было. Митя подошел к началу тропинки, по которой они только что прошли, и, цепляясь за кусты и камни, стал спускаться вниз. Прошлый раз он шел за Димой и даже не заметил, насколько трудно здесь идти - словно тогда вокруг было светлее. Теперь, когда Луну закрыл каменный гребень, приходилось нашаривать ногой следующий камень и ощупью находить ветки, чтобы схватиться за них. Через несколько метров Мите показалось, что он завис в темной пустоте, держась за несколько непонятно откуда взявшихся в ней каменных выступов, и нет никакой гарантии, что впереди окажется хоть какая-то опора. Он замер на месте. "А куда я иду? - подумал он. - И зачем?" Он закрыл глаза и попытался прислушаться к своим ощущениям и мыслям, но их не было. Было просто темно, прохладно и тихо. Можно было продолжить спуск вниз, а можно было вернуться на площадку, где остался Дима; казалось, что между этими двумя действиями нет никакой разницы. Митя попытался сделать еще один шаг, и из под его подошвы вывернулся камень - он чуть не покатился вслед за этим камнем, но в последний момент успел схватиться за усеянную шипами ветку, которая глубоко расцарапала ему кожу на ладони. Камень несколько раз стукнулся о скалы, с шорохом врезался в листву, и опять стало тихо. "Что же со мной происходит? - подумал Митя, облизывая кровоточащую ладонь. - Как это оказалось, что я стою в полной темноте, в непонятном месте, и дожидаюсь собственного трупа? Это что, я к свету летел, а прилетел вот сюда? Ведь я же совсем другого искал. Может, я и сам не знаю, чего, но никак не этого, точно." Подул ветер, и внизу зашуршали невидимые листья. "А может, он на мне опыты ставит. Сейчас пойду и скажу ему, что с меня хватит... Кто он такой вообще и откуда он взялся? С другой стороны, конечно, бессмысленный вопрос... Оттуда же, откуда и я. И говорит он тоже правильно. Но ведь я это и без него всегда знал. И еще много другого знал, кстати... Куда только это делось..." Митя попытался вспомнить это другое, и перед ним, почти как в колодце, промелькнуло несколько отрывистых картин, вместе похожих на фильм, склеенный из разных слайдов. Оказалось, что лучшее связано с очень простым, таким, о чем никому и не расскажешь. Это были моменты, когда жизнь неожиданно приобретала смысл и становилось ясно, что она на самом деле никогда его не теряла, а терял его Митя. Но причина того, что этот смысл становился виден опять, была непонятна, а картинки на сменяющихся в его памяти слайдах были самыми обычными - например, проходящие по ночному потолку полосы света, похожие на лучи зенитных прожекторов, которые никак не могут поймать люстру, или вид из поезда на длинное вечернее небо, уходящее в просеку за пыльным окном, или несколько неотшлифованных бутылочных изумрудов на ладони. Но странное и невыразимое знание, связанное со всем этим, давно исчезло, а то, что осталось в памяти, было больше всего похоже на сохранившиеся фантики от конфет, съеденных каким-то существом, уже давно живущим в нем, постоянно и незаметно присутствующим в любой мысли (кажется, среди мыслей оно и жило), но все время прячущимся от прямого взгляда. А сейчас, сразу же понял Митя, это существо, незаметно жевавшее его почти всю жизнь и сожравшее его почти целиком, просто не успело отпрыгнуть. Это и был труп. Но с ним ничего нельзя было сделать - разве что подобрать камень побольше и ударить самого себя по голове. Митя еще раз ощупал ногой темную пустоту внизу, повернулся и стал карабкаться назад. Лезть вверх было проще, и через минуту он уже был на ярко освещенной лунным светом площадке. Дима стоял там же, в той же позе и так же неподвижно, и Митя с раздражением подумал, что в его поведении, пожалуй, слишком много мистического пафоса. - Я все понял, - сказал он. - Понял, о чем ты говорил. Эй. Он похлопал Диму по плечу, и тот медленно обернулся. Это был не Дима. Это было то самое существо, мысль о существовании которого за минуту перед этим мелькнула в митином сознании. Ошибиться было невозможно, хотя Митя не мог сказать, откуда у него возникла эта уверенность. Но в тот же момент, когда он увидел перед собой собственное лицо, только синее и усталое, он вспомнил место из старой японской книги, где человеку снится кошмар, в котором он бежит вдоль берега моря от самого себя, вставшего из гроба. С ним сейчас происходило то же самое, только не было гроба, берег моря находился далеко внизу, и просыпаться было некуда. Митя попятился, и труп шагнул за ним. Митя кинулся к ведущей вниз тропинке, но, представив себе, как он снова повиснет на ветках, а сверху на него обрушится собственный труп, он затормозил, развернулся, чуть помешкал, решая, куда бежать, и почувствовал, как за левое плечо его схватила собственная ладонь. То есть ладонь принадлежала тому, кто преследовал его, но одновременно он почувствовал, что сам взял кого-то рукой за плечо. И этот кто-то тоже был он сам. Митя завыл от ужаса, неловко ударил кулаком в ничего не выражающее лицо с закрытыми глазами и тотчас почувствовал косой удар по собственной скуле. Труп медленно и немного карикатурно, в духе гигиеничных американских ужасов, поднял руки, схватил Митю за горло, и Митя почувствовал, что тоже кого-то душит. Он изо всех сил сжал пальцы и понял, что еще секунда - и он задохнется. Тогда он чуть ослабил хватку и почувствовал, что может сделать вдох. Он убрал руки, и одновременно разжались пальцы на его горле. "Понятно", - подумал Митя, повернулся, поднял ногу, чтобы шагнуть, и почувствовал, что его за левое плечо опять схватила собственная ладонь. Он испытал мгновенный приступ ярости, лягнул труп ногой и, придя в себя, обнаружил, что стоит на четвереньках. Он встал, со свистом втягивая воздух в непослушные легкие. Это было тяжело не только потому, что от удара перехватило дыхание, а еще и потому, что пальцы трупа опять с тупым усердием сомкнулись на его шее, и чтобы сделать вдох, ему пришлось ослабить собственную хватку на холодном синем горле. Митя сдела

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору